Позвони мне

Могут возразить: а что плохого в том, когда люди, и молодёжь в особенности, предпочитают Православной Церкви, скажем так, иные конфессии? Отвечаю: плохого в этом, разумеется, нет ничего, ибо всякое прославление Царствия Божия весьма желанно и благоприятно во всех отношениях. Но вот в чём я убежден бесповоротно – полноту религиозного чувства, его высшую ипостась, славянская душа может испытать только в лоне Православной Церкви.

У каждого человека, окромя памяти интеллектуальной, есть ещё очень цепкая наследственная память, память генетическая. В недрах этой памяти, у любого из моих соотечественников, сокрыто несметное религиозно-нравственное богатство, накопленное предшествующими поколениями людей. Жизнь наших предков всегда нераздельно переплеталась с церковными таинствами, с культурой православного богослужения. Все значительные события в жизни каждого человека и, следовательно, все наиболее яркие переживания человеческих скорбей и радостей были освящены и сопровождались церковными обрядами. Сами эти обряды, их порядок и внешнее оформление за долгие годы трансформировались в лучшие этнические и нравственно-эстетические особенности нашего народа. Поэтому, когда в молитве верующего человека происходит слияние переживаемого духовного восторга с памятью прошлых поколений, возникает абсолютная гармония торжествующей души с окружающим миром. Вот почему, при всём уважении к иным христианским исповеданиям, я утверждаю, что их молитвы, даже самые высокие и искренние, не могут претендовать в славянской душе на религиозную полноту, ибо они не подкрепляются наследственной, генетической памятью человека.

Наши далёкие предки за право исповедовать православие заплатили огромную цену, включая триста лет монголо-татарского ига. Поэтому понятия «Родина» и «вера» в сознании наших людей существуют нераздельно. Православная Церковь является носителем и хранителем колоссального патриотического пафоса. Понимание этого обстоятельства имеет первостепенное значение в наше смутное время. Сегодня, как никогда ранее, светская власть должна быть кровно заинтересована в возрождении сильной духом, нравственно чистой Православной Церкви. Ведь самая главная проблема независимой Украины, например, заключается не в отсутствии энергоносителей или недостаточности инвалютных вливаний. Самой жгучей болью нашей страны остается катастрофический дефицит порядочных людей, выступающих носителями духовно-нравственных ценностей.

Что можно ожидать от общества, миллионы якобы лучших граждан которого на протяжении многих лет цинично провозглашали себя «умом, честью и совестью всей эпохи», а потом в мгновение ока открестились от своих идеалов и пустились в такое воровство, что у нас, беспартийцев, не являющихся «умом, честью и совестью», до сих пор голова кругом идет.

В ряду различных легенд о нашем народе бытует наивная байка о его набожности. Ничуть не бывало, скажу я вам. Все эти бабушки в платочках, упрямо посещающие наши храмы, никогда не были, да и не могут быть носителями высокого религиозного духа. Они ходят в церковь и несут батюшкам свои последние гроши только ради обыкновенного человеческого общения с себе подобными. Ведь в наших городах и весях это порой единственное место, где они могут чувствовать себя хоть как-то комфортно. Где их никто не оттолкнет, не оскорбит, не обидит, где они просто никому не мешают. А все эти свадебные и крестильные кортежи, под брызги шампанского у церковной ограды, есть примитивный кураж и к подлинно религиозным нуждам никакого отношения не имеют.

Очень удручает то обстоятельство, что наши храмы практически не посещает молодёжь и не желают знать люди среднего возраста. То есть не посещает самая активная, крепкая умом и духом часть населения. А всё дело в том, что с современным человеком можно разговаривать только на равных. Наши пастыри, в своих тяжёлых, боярских облачениях, никак не могут примириться с этим. Они никак не могу взять в толк, что сегодня негоже, да и незачем заставлять человека часами стоять по стойке «смирно» и творить за завесой богослужение, сопровождая его малопонятными возгласами и жестами.

Современный человек имеет огромное желание сам творить богослужение, желает сам говорить слово и обращаться непосредственно к Богу, что, кстати, широко практиковалось в ранние христианские времена. Не приняв нового человека, человека третьего тысячелетия, наша церковь обречена на деградацию. И этому нельзя помочь никакими восстановлениями прежде поруганных святынь.

Я, разумеется, не так наивен и очень далек от мысли, что наши церковные иерархи хоть на йоту поступятся своим небожительным положением во имя процветания православной веры. Однако на дворе «лето Господне – время благоприятное». К служению приступает очень много молодёжи, людей способных и обязанных быть ответственными за судьбу своей церкви. Они должны хорошо уяснить себе, что сроки бабушек в платочках канут в Лету, что грядут иные времена, иные прихожане, – если, конечно, грядут.

Каждому здравомыслящему человеку должно быть понятно, что на нас надвигается глобальная конкуренция, в том числе и та, которая коснется сферы предоставления религиозных услуг. Что, вообще говоря, уже имеет место быть. Наши церковные иерархи при этом принимают глупейшую страусиную позу. Подобно беспечной птахе, они прячут в песок встревоженную голову, в надежде, что резвые хищники не обратят внимание на торчащую в небо жирную задницу. Заметят обязательно, сожрут со всеми потрохами. Никто и не подавится.

Иногда в сердцах говорю себе: «Господи, как же хорошо, что в нашей стране есть целых три православных патриарха!» Очень хорошо, ибо это означает, что у нас вовсе нет патриарха и ещё сохраняется надежда на приход настоящего, всамделишного архипастыря. Очень верится, он обязательно выйдет на подворье Софии Киевской, опустится на колени перед всем миром и будет долго просить у своего народа прощения за всех предшественников своих, которые, облачившись в святые одежды, творили ложь и непотребство, чем нанесли колоссальный урон Православной Церкви и нравственному состоянию общества.

А народ, он добрый, он обязательно распознает и примет своего настоящего пастыря, подымет его с колен, и вместе мы примемся созидать великую Церковь Христову.

1960 год

Да, отшумели, отблистали веселые годы пятидесятые, как молодое игристое вино. Потому что впереди уже выстроились в нетерпении ещё более азартные, несравненные годы шестидесятые. Тут тебе и люди, и собачки наперегонки устремляются в космос, тут же экзистенциалисты, «битлы», кукуруза, а еще наши записные бунтари-поэты, так и не убедившие нас до конца: «то ли гении они, то ли нет ещё».

Удивительное дело: в годы горбачевского маразма в страну хлынула безудержным потоком всякая псевдокультурная муть. Такое впечатление, что где-то за вершиной Арарата было устроено огромное отхожее место, куда в течение всего двадцатого века собиралось дерьмо из-под всего сущего. Собиралось, чтобы однажды прорваться и выплеснуться на наше заплутавшее отечество, затопив его аж по самые кремлёвские флагштоки.

Не так было в шестидесятые. После долгих лет изоляции в страну ворвалась интеллектуальная стихия небывалого напора. Невозможно перечислить всех поэтов, писателей, художников, композиторов, о существовании которых мы имели лишь смутное представление. И вдруг всё это невообразимое богатство заполнило нашу жизнь. Запросто, идя в гости, мы брали с собой «Иностранку» с прозой писателя и философа экзистенциалиста Альбера Камю или новый альбом художника Анри Матисса, Ван Гога. Делали это не для форсу, нам не терпелось, нас переполняло желание поделиться с друзьями своим потрясением от знакомства с «Едоками картофеля». И мы до утра сокрушались по поводу отрезанного уха гениального художника. И уха было жалко, и Ван Гога, а самое главное – очень досадно, что происходят эти дерзания великих людей в безнадежно далёких, недоступных для нас цивилизациях.

Могут возразить, дескать, мир был иной. Неправда, мир всё тот же. Люди в стране были другие. Каждый получает то, что ищет. Красота шестидесятников оплачена кровью Второй мировой. Вспомните Галича, Окуджаву, Высоцкого. Кого из современных парней с гитарой в руках можно поставить вровень с ними? Есть несомненная связь между войной и шестидесятниками. Увы, такова дорогая цена всего положительного, что творится на нашей планете. Посмотрите, до чего лихо произрастает чертополох на земельных угодьях – и какого труда стоит человеку выпестовать полезную огородинку.

Я полагаю, именно с шестидесятого года началось моё всепоглощающее увлечение чтением книг. В нашем доме хранилась прекрасная библиотека, одна из лучших в городе. Отец всю жизнь приобретал книги, ещё до повального макулатурного бума, перечитал практически всю мировую классику. Любовь к книгам передалась и нам, детям. Я читал запоем, ненасытно, круглыми сутками. И за это тоже нижайший поклон моим драгоценным родителям.

В шестидесятые я жил как библейская птаха, нимало не беспокоясь о завтрашнем дне. Годами сиживал на родительском попечении, нигде не работал, не учился. Днём отлёживался, водил дружбу с такими же оболтусами, как сам, а по ночам погружался в книжное безбрежие. Зимой ли, летом любил кружить по спящему Луганску, часто сам, иногда с товарищем. Родители без лишних истерик и упрёков наблюдали мою беспечную жизнь.

Друг мой, Костя Боровков из нашего двора, тоже был большим любителем чтения книг, но и большим специалистом на всякого рода экстравагантные выдумки. Мог закупить дюжину бутылок вина и разнести в течение дня по всему городу, чтобы потом ночным гулянием кочевать от одного схрона к другому и по-детски радоваться очередной находке. Костя был врождённый интеллигент, очаровательно умён, высок, строен. Байроновский его портрет дополняли дорогие очки. Оскорблений не прощал, всегда призывал обидчиков к ответу, частенько не успевших разглядеть за элегантным пенсне взгляд твёрдый и непреклонный.

Обыкновенно Костюха одевал шикарный, сестрина мужа, костюм с вузовским поплавком и выходил на бульвар кадрить простушек. Он выдавал себя за секретного физика или удачливого кинорежиссёра, с непременным приглашением на кинопробы. Пробы проходили на старинном бабушкином диване, под бдительным присмотром мраморных слоников. Когда Костя проводил через двор очередную кинозвезду, все соседи вываливали на балконы, дабы не упустить очередного момента падения молодёжных нравов. Кое-кто втихаря завидовал не только самозваному режиссёру, но и незадачливой киноактрисе, в том смысле, что «были когда-то и мы рысаками».

Помню, глубокой осенью к Косте приехала из города Саратова милейшая студентка Ирина. Они познакомились летом, когда я с родителями отдыхал на побережье Чёрного моря, в гостеприимной Джубге. Мы прикупили ящик артёмовского шампанского и бражничали пару дней напролёт. Часа в три ночи Костя молча оделся и оставил нас вдвоём. Он явился под утро, свежий, чисто выбритый, с обескураживающей улыбкой и необъятным букетом оранжевых роз. Оказалось, что у Ирины наступил день рождения. До сих пор не представляю, где можно было по тем временам в Луганске, глухой ноябрьской ночью, раздобыть такие роскошные цветы.

Саратовская студентка натуральным образом неожиданно забеременела. Летом она приехала в Луганск и продемонстрировала фигуранту своё интересное положение. Костя без лишних разговоров принял возлюбленную и женился на ней. Молодые по всем правилам гражданского кодекса скрепили печатью счастливый брак. Прямо из ЗАГСа отправились к родителям супруги для персонального знакомства. Тёща ненавидела зятя загодя, поддавшись всевозможным городским сплетням. Он не обманул самые смелые её ожидания. Мой друг вручил тёще в середине июля скромный букет из тарахтящих пластмассовых тюльпанов, в качестве подтверждения своей непутевости, и был окончательно проклят.

Такого человека, как Костя, мне не пришлось больше повстречать на своём пути. Если мы выезжали на рыбалку, он брал с собой все туалетные принадлежности. Надо было видеть, каким гоголем выходил Костюха из палатки к вечернему костру. Обязательно выбритый, надушенный, с безупречной причёской, в наутюженных габардиновых брюках, в обуви, доведённой до состояния зеркального блеска. Так было всегда, в любом лесу, у любой речки, независимо от состава компании, будь то одних только мужчин. Костя никому не позволял строить с собой отношения, что называется, по-простецки. Дескать, мы люди простые, давайте без церемоний. Он был очень непростой человек, не терпел хамства и умел довести это до сведения окружающих.

Свою жизнь Костя оборвал жутким образом. Он вышел на балкон, облил себя бензином и закурил папиросу. Никто не вправе судить чужую жизнь, потому что она сама беспристрастно осудит всякого человека. Костя был из тех людей, которые не умеют и не желают приспосабливаться. У них слишком велико значение собственного достоинства, и если подобная самооценка не находит положительной реализации, то возникает непреодолимый конфликт с окружающим миром.

Вот ведь представил вам Костю Боровкова эдаким суперменом, а может, рыцарем печального советского образа, и тут же вспомнил ещё про одного моего удивительного приятеля, Женю Лицоева. Женька – это немного уменьшенная копия артиста Сергея Филиппова. Он происходил от очень добропорядочных, интеллигентных корней. В связи с очевидной нестыковкой генетических установок на советскую действительность, прожил жизнь бестолковую, но чистую и безмятежную.

Однажды судьба улыбнулась Женьке по-крупному: ему достался в наследство капитальный каменный дом, который он тут же продал за пятнадцать тысяч полновесных советских рублей. Немалая по тем временам сумма, способная круто изменить человеку жизнь. Ни за что не угадаете, как распорядился наследством мой приятель. Он приобрёл в универмаге новенькое черниговское пианино, а на оставшиеся деньги закупил около пяти тысяч бутылок шампанского. Завёз грузовиками всё это хозяйство на подворье и складировал в собственном доме. За пару лет он, конечно, одолел с барышнями закупоренное в бутылках лето. Пустую тару аккуратно укладывал штабелями во дворе в форме египетской пирамиды и любил вечерами прохаживаться возле неё с победительной улыбкой фараона.

Я подозреваю, при этом он тешил своё самолюбие сладкими воспоминаниями о былых кутежах. Должен признать, тут было от чего прийти в умиление. Но и это не самое главное. Когда я поинтересовался, для чего приятелю понадобилось покупать пианино (к музыке Евгений имел точно такое же отношение, как к филиппинской медицине), он и секунды не помедлив ответил: «Ты знаешь, очень приятно – зайду в дом, а оно стоит». Вот и всё, обезоруживающе просто и содержательно.

Хотя в действительности не всё. В истории с приобретением моим товарищем новенького пианино есть одно весьма деликатное обстоятельство. Дело в том, что когда-то, ещё до рождения Евгения, в доме его дедушки регулярно звучал немецкий концертный рояль фирмы «Бехштейн». Вот это проявление верности памяти своих предков, фактически на генетическом уровне, как раз и является свидетельством высокой порядочности и благородства настоящего человека.

У обоих моих товарищей, при всей внешней непохожести, было много общего. Мне никогда не приходилось быть свидетелем какой-либо лжи, исходившей из их уст. Они всегда говорили только правду, невзирая ни на какие расклады. Эта нравственная чистота имела буквально физическое оформление. Общаясь с ними, ты кожей ощущал благородство и красоту этих людей. Могут, конечно, напомнить мне о Костиных кинопробах, но в этой части я пребываю в мужской солидарности, что первым делом самолеты, ну а у девушек нижайше прошу снисхождения.

Когда, бывая в гостях у сегодняшних друзей, я слышу, как запросто они говорят своим домашним в ответ на телефонный звонок: «Скажи, меня нет дома», хочется подняться и немедленно откланяться. Что и делаю порой, неизменно вызывая недоумение у гостеприимных хозяев.

Оба моих товарища очень деликатно обращались с едой, даже представить не могу, чтобы Костя или Евгений позволили себе слопать что-нибудь без разбора, от нечего делать или просто за компанию. На их столах всегда присутствовали чистые, здоровые, органично сочетающиеся, аппетитно дополняющие друг друга продукты. Это проистекало от хорошего воспитания, передалось в генетическом коде. Они никогда не сквернословили всуе, не опускались до выяснения отношений на подзаборном жаргоне, хотя могли и умели постоять за истину.

Костину маму величали Эльвира Викторовна. Обратите внимание, девочку, родившуюся в гремучие двадцатые, когда выбор для многих сурово колебался между Клавой и Октябриной, нарекли чудесным именем Эля. Этим благородным актом сразу же был очерчен непреступный рубеж между подлинным женским достоинством и совковой быдлятиной. Костина мама удивительно красиво готовила и подавала чай, курила очень дорогие папиросы, одевала роскошные шёлковые халаты, распространяя за собой по квартире тончайшие ароматы дамских духов в сочетании с лёгким табачным дурнопьяном. Эта женщина не могла не волновать любого мужчину загадочностью, тайной своей неприступности и очень глубоко затаившейся лукавинкой, вплоть до готовности очертя голову ринуться в самую авантюрную житейскую ситуацию, с одним лишь непременным условием – только без подлости, только без хамства.

Должен сказать, что в моей жизни нередко встречались удивительно красивые люди, о которых я просто не имею права забывать. Обо всех, к сожалению, в этой книге не вспомнишь, но так, навскидку, с превеликим удовольствием поведаю о знаменитом футбольном тренере луганской «Зари», Пестове Евгении Владимировиче.

Мне в годы андроповского чертополоха пришлось устроиться на работу дежурным слесарем в плавательный бассейн «Юность», общества «Трудовые резервы». Между прочим, когда я впервые увидел ворвавшихся в душевое помещение, как стая диких мустангов, мальчиков из ПТУ, с очень убедительными половыми аргументами, стало понятно, что будущего у страны победившего социализма не существует.

Однажды на подходе к плавательному бассейну меня подозвал к себе Евгений Владимирович, в то время руководитель всего спортивного комплекса «Трудовые резервы». Он вполне обыденно, без всякого пафоса, сообщил, что в прошлый выходной в бассейн приходили люди из органов, которые дотошно интересовались моей персоной. В довершение, эти ретивые парни удалили дежурных сотрудников с территории бассейна и чем-то долго там занимались. Скорее всего, по мнению Евгения Владимировича, ставили прослушку.

Я, конечно же, выразил глубокое недоумение, хотя доподлинно знал, что нахожусь под постоянным наблюдением. И, естественно, принёс слова искренней благодарности.

И вот представьте. Мы были далеко не близкими людьми, как это обыкновенно случается между директором и рядовым слесарем. У нас не было никаких личных отношений. Фактически, Евгений Владимирович рисковал из-за меня всем своим благополучием. И не только своим, поскольку в бассейне работала дежурным доктором его прекрасная супруга. Проведай каким-либо образом чекисты о его поступке, вся жизнь семьи Пестовых покатилась бы кувырком.

Что здесь можно сказать? Во-первых, поступок Евгения Владимировича – это суровый приговор для всей Советской власти. А во-вторых – это указующий перст на огромные нравственные силы нашего народа. Я бесконечно счастлив, что повстречал на своем пути такого прекрасного человека и что у меня появилась возможность познакомить вас с безупречно светлым образом бывшего наставника футболистов луганской «Зари».

Я, разумеется, рассказал вам о моих старых друзьях не без тайного умысла, так сказать, для контраста, потому что имею намерение посплетничать о нынешних временах, о сегодняшних наших соотечественниках. Лично для меня очень показательным для характеристики нравственного состояния киевского общества оказался так называемый «кассетный скандал» вокруг фекалий ясновельможного пана Кучмы. Много чего обнаружилось в результате этой странной кампании, разные люди нашли в ней ответы на свои собственные вопросы.

Никого не оставила равнодушным история с Гией Гонгадзе. Что тут скажешь? Гия был взрослым, весьма грамотным человеком, хорошо понимающим, в какую грязную борьбу ввязывается на избранном поприще. Хождение за правдой-маткой в те сферы, куда занесло увлёкшегося парня, – дело очень рискованное. К тому же, как любил повторять бывший президент Леонид Данилович, «по велыкому рахунку» сомнительное, на предмет положительных результатов. Наверное, Гия был хорошим человеком, но, как мужчина, как журналист, оказался профнепригоден, ибо проиграл свою борьбу, таковы факты. Комментировать действия властей, в силу их крайней бездарности и гнусности, для меня не представляется возможным.

Когда я впервые прочитал стенографию записей пана Мельниченко из-под светлейшего пана Кучмы, меня, например, больше всего поразило обилие ненормативной лексики в словарном запасе президента европейской страны. Не хочу прослыть ханжой, я вовсе не отношусь к людям, не умеющим крепко выразиться, но сквернословия Леонида Даниловича выглядели как-то уж очень подзаборно. Так матерятся люди крайне ничтожные, что-то абсолютно убогое читалось в этой брани. Фактически, все диалоги в кабинете президента построены на матерных словах, в самом дешёвом, низменном воплощении, от которого просто вянут уши.

А теперь припомните, слышали ли вы от кого-либо в нашей шляхетной стране, включая самых надутых небожителей, будь то академиков, писателей, народных артистов, а то и просто депутатов или министров, слова возмущения по этому хамскому поводу? Оскорбился ли кто-либо из них публично? Подверг ли кто-нибудь сомнению подлинность записей с точки зрения недопустимости их отвратительной лексики? Как справедливо говорил один мой знакомый, «А лупу вам синюю, синюю». Потому что рыбак рыбака чует издалека, стало быть, наш президент – и баста. А вот если бы, упаси господи, на плёнке пана Мельниченко обнаружилась какая-нибудь французская или латинская речь, да ещё с цитатами из Гегеля или Канта, тогда началось бы вавилонское столпотворение и наша карикатурная элита воистину потеряла бы голову. Это все равно как Лаврентия Берия взять да и нарядить в костюм Дюймовочки.

Если гражданское общество не желает, не умеет адекватно реагировать на паскудства, творимые в самых высоких его присутствиях, то дела у такого общества совсем плохи – это моё единственное личное наблюдение в связи с трескучим кассетным скандалом. Когда бы в президентском кресле волею судеб оказался один из моих вышеупомянутых товарищей, убеждён: на иных языках, иные проблемы обсуждались бы в кабинете главы государства.

Между прочим, Леонид Данилович, в бытность свою будучи секретарём парткома на «Южмаше», сподобился получить много стоящую Ленинскую премию именно как инженер-ракетостроитель. Не случайно молва утверждает, что основные премудрости передового ракетостроения тайно зашифрованы в манифесте коммунистической партии. До чего же парадоксальный человек, этот незаменимый член ЦК КПУ.

Потом будет в его роскошной биографии парадоксальный Гия Гонгадзе – он же талантливый журналист и «всадник без головы». Будет парадоксальный министр внутренних дел – он же преданный соратник и загадочный самострел с двумя пулевыми дырками в башке. Много чего ещё, весьма и весьма парадоксального, случится в жизни наследника великих ленинских идей. Не исключаю, что в гостиной одного из самых фешенебельных особняков Великобритании красуется огромный портрет Карла Маркса. Ведь этот особняк принадлежит не абы кому, но любимой дочурке ясновельможного пана Кучмы. Сердце вещает, что существует некая парадоксальная связь между изготовлением кухонных кастрюль на нынешнем «Южмаше» и обладанием семейством Кучмы самых дорогих апартаментов в старой Европе.

Страна, однако, не нашла в себе ни воли, ни мужества объясниться со своим президентом. Стало быть, к ответу будет призвана сама страна. Тяжёлые, очень недобрые времена поджидают впереди мою любимую Украину.

А недавно в нашем независимом государстве избрали нового президента, без всяких, правда, на то усилий с моей стороны. Я никого не собираюсь агитировать, но моё отношение к выборам продиктовано никем ещё не опровергнутой мудростью первого псалма Давида: «Блажен муж, ибо не идёт на совет нечестивых». Кстати сказать, когда перед апостолами возникла необходимость сопричислить к избранному кругу нового брата, вместо отпавшего от служения Иуды, они не отважились заручиться собственным изъявлением, дабы не впасть в лицеприятие, то есть не устроили демократического голосования. Но доверили это дело жребию, полностью положившись на волю Божию.

Говоря по совести, мои личные симпатии пребывали на стороне Виктора Андреевича Ющенко, хотя, с некоторых пор, в несколько укороченном виде. Всем памятна грязная история с попыткой физического устранения помаранчевого кандидата в пору предвыборной кампании. В прессе широко освещалась эта мрачная затея. В частности, по ходу освидетельствования приводился и перечень продуктов, которыми потчевался кандидат в тот злополучный день. Может, я чего и запамятовал, но вот список, за который ручаюсь ответственно. Виктор Андреевич выпивал в гостях водочку, коньячок и пиво. Кушал любезный арбузы, суши, раков и сало. Вот такой, знаете ли, изысканный букет гастрономических фантазий, мягко перетекающий из английского ланча в холопский ужин, после которого любой нормальный человек, без всякого диоксина, просто обязан оказаться в реанимации.