Дух Альбертины и тайна древней книги. Трилогия

Учёба давалась Иоганну на удивление легко. Сказались его любознательность и увлечение медициной, как наукой, природная сообразительность и тот основательный задел знаний, который он приобрёл в стенах школы. Лекции в университете читались на латыни, а в ней новоявленный студент был уже не новичок. Умение схватывать мысль «на лету», трудолюбие и аккуратность приносили свои плоды: к окончанию первого года обучения он считался одним из лучших студентов, чем страшно гордились его отец и мать.

Однажды за ужином в семье зашел разговор о светилах медицинской науки.

– …Как ты сказал, Гиппократ? – переспросил Гюнтер сына. – Кто же он, немец? – отец считал, что все великие люди родом из Германии. – Фамилия наша – немецкая. Похоже, из швабов… Говоришь, грек, великий врач… Вот и старайся быть похожим на него!

Немного позже, когда Иоганн самостоятельно изготовил микстуру, которая хорошо снимала проявления простуды, довольный отец обратился к матери:

– Видишь, Эльза, теперь у нас есть собственный врач! Незачем ходить к еврею Лаппе с Аптекарской улицы, чтобы платить большие деньги за его бесполезные снадобья, от которых ничего кроме расстройства желудка не получишь!

На что получил ответ:

– Одеваться надо теплее! Тогда не простудишься.… А сынок наш и впрямь молодец!

Спустя некоторое время в доме появилась ещё одно новое лекарство – настойка на янтарных крошках, которую отец и мать принимали как средство от усталости и старческих недугов.

– Я от неё молодею! – радовался Гюнтер и в его глазах вспыхивали задорные искорки. – И недорогая, зараза, а как бодрит и сил прибавляет!

– Да, – счастливо улыбалась Эльза. – Наш Иоганн скоро станет настоящим врачом.

Гюнтер Майбах был не просто каменщиком с золотыми руками, он обладал незаурядным умом и рассудительностью, перемешанной с хитростью, так характерной для немца. Перед тем, как расстаться со своими трудовыми деньгами, он сумел встретиться с деканом медицинского факультета, и даже пытался добиться аудиенции у самого ректора Альбертины, правда, ему это не удалось. Зато теперь он достаточно много знал о традициях, сложившихся в университете, о жизни студенчества и тех неожиданностях, которые могли возникнуть на пути молодого Майбаха.

– Сынок, – сказал он Иоганну, когда тот впервые собирался в храм науки. – Я должен тебя предостеречь насчёт одного скверного мероприятия, которое очень скоро ожидает тебя. – Юноша насторожился. – Не волнуйся, местные шалопаи, посвящая молодёжь в бурши, придумали одну… дурацкую процедуру, которую тебе предстоит пройти… Не беда, если тебе отхватят топором прядь волос на голове, отполируют физиономию на шлифовальном круге… или оттяпают кусок ткани от штанов с задницы… Плохо то, что за этот кусок тебе еще придётся заплатить. Можно, конечно, возмутиться и призвать к порядку, но университетские бакалавры уверяют, что лучше подчиниться традиции, и тогда всё будет хорошо. Затем тебя примут в братство… И для этого тоже потребуется взнос… Что ж, вот тебе несколько талеров. Но теперь нам всю неделю придётся есть одну капусту…

Землячество, в которое был принят Иоганн, носило название «Пруссия». В него входили как местные студенты, жители Кёнигсберга, так и выходцы с западных земель. Братство имело свой герб и флаг, постоянную штаб-квартиру, расположенную вблизи Замкового пруда, и «свои» трактирчики, где молодые люди отдыхали от занятий и веселились в компании с кислым кёнигсбергским вином. Кроме «Пруссии», были и другие братства: «Мазовия», «Венгрия» и «Трансильвания», «Литва» и «Ганза».

– Теперь ты член нашего братства, – вдохновенно говорил Иоганну его старший товарищ, студент юридического факультета (будущий известный кёнигсбергский нотариус) Вольфганг Шёнебург. – Держись нас, братишка. Если тебя кто тронет, только дай нам знать! Мы своих в беде не бросаем. Ну, а если понадобится, приди на помощь своим братьям-буршам! Раз ты местный, из Альтштадта, то сегодня же мы покажем тебе нашу квартиру и посидим в трактире «Усы сома». Это – наш трактир, да и находится он в Альтштадте, совсем недалеко от твоего дома. Не робей, теперь у тебя есть много друзей!

Сам Вольфганг имел живописный синяк на левой стороне лица, от него резко пахло винным перегаром, но Иоганн с почтением вслушивался в слова «почти бакалавра», как Вольфганг сам себя величал.

С какой нежностью всю свою последующую жизнь вспоминал Иоганн годы, проведённые в стенах Альбертины! Какой важный и неожиданный поворот вскоре произошел в его судьбе, насколько захватывающе, интересно и колоритно завертелась жизнь! Тут было всё: и нескончаемые лекции, и практические занятия, и страх ошибиться… Порой посещало чувство неуверенности, но его все чаще сменяла гордость за себя. Вспоминались драки с горожанами и буршами из других братств, вечеринки в «Усах сома», пошловатые песни, переделанные местными вагантами7 из стихов Симона Даха8 и псалмов Валентина Тило9, известного поэта и бывшего профессора кёнигсбергского университета… А друзья-студенты! А наставники!..

Как большинство студентов, Иоганн Майбах внимательно слушал лекции и аккуратно записывал всё сказанное магистрами и профессорами. Но больше всего ему нравились диспуты: живое, шумное и полезное для ума обсуждение той или иной практической ситуации.

– К вам привезли больного! – Магистр Гуго Розенталь внимательно оглядел притихших студентов. – Больной в беспамятстве. – Ещё один долгий, изучающий взгляд… – Студент Иеронимус Штетлих! Каковы ваши действия? Потрудитесь поделиться с нами своими соображениями.

Поднявшийся со скамьи щуплый бурш одёрнул тёмную мантию и возвёл очи ввысь, подыскивая подходящие слова.

– Больной лежит на санях, – уточнил магистр. – На улице мороз. Если врач будет слишком долго размышлять, то несчастный просто замёрзнет! – среди буршей послышались редкие смешки. – Разумеется, тех, кто его привёз, вы тут же пригласите в дом и угостите глинтвейном, расспросите про погоду и цены на овёс… – смех усилился.

– Я немедленно подойду к больному… – выдавил из себя Иеронимус.

– Отлично! И о чём вы спросите человека в бесчувственном состоянии? Кто поможет?.. Вальденблюм!

– Больного надо отнести в дом и осмотреть!

– Отлично, Генрих. Вы убедились, что он тёплый и ещё дышит. Что дальше?

– Необходимо привести его в чувство! – послышались возгласы.

– Обтереть уксусом…

– Пустить кровь…

– Прочесть молитву…

Через несколько минут жаркой дискуссии становится ясно, что сначала следует попытаться определить, чем же болен пациент.

– Запомните! Правильно распознать болезнь – первая ступень к излечению страждущего человека! Bene dignoscitur, bene curatur!10 – И, хотя вопросами жизни или смерти, ведает непосредственно Господь, в силах врача помочь больному, ибо сам Бог даёт ему необходимые знания, опыт, интуицию и решимость!

Когда аудитория немного утихла, магистр Розенталь добавил:

– Есть множество способов для определения того, что же случилось с больным, но лучше всего осведомиться об этом у людей, которые его доставили. Человек мог отравиться, занедужить малокровием, получить удар ножом в пьяной драке, его могла сбить разбушевавшаяся лошадь… Цвет лица, наличие ран или язв на теле, сухость или влажность кожи, испражнения – всё это может рассказать вам о многом, и внимательный врач очень скоро составит правильное мнение о состоянии пациента….

Майбах улыбнулся, вспоминая минувшее. Именно тогда, в самом начале своего пути, он подумал: «Хорошо бы создать такую настойку или, скажем, микстуру, намочив которой лоб или щёки больного, можно было бы привести его в чувство, унять жар и боль… А ложкой-другой этого целебного снадобья можно было бы поднять на ноги любого больного…» Впоследствии эти мысли не давали ему покоя. Проучившись всего год, он пришёл к убеждению, что такое средство создать не только можно, но и необходимо. Нужно лишь правильно подобрать и тщательно выверить все его компоненты. Как рассказывали преподаватели, работа по созданию таких медикаментов велась издавна. Некоторые даже заявляли о том, что им удалось получить такой чудодейственный бальзам или эликсир, однако рецептуру и дозы своего лекарства держали в строжайшей тайне. И тогда Иоганн поставил перед собой великую цель – во что бы то ни стало создать такой универсальный препарат, пусть даже на это потребуется целая жизнь!

…Его путь лежал мимо пекарни, от которой всегда чудесно пахло свежим хлебом. Этот запах обычно разжигал чувство голода, но нынче молодой Майбах был слишком возбуждён, чтобы думать о еде. В складках одежды он прятал древний свиток с удивительным рецептом… Сегодня утром, едва пробежав глазами местами подпорченный временем текст, у Иоганна появилось радостное предчувствие: вот оно, наконец-то найдено! Одновременно с этим в душу проникла тревога: от написанного на старом свитке явно попахивало колдовством…

До дома оставалось совсем немного. Альтштадт располагался на возвышенности, которая начиналась от самой реки. Со временем холм оброс каменными и деревянными домами. Позже его кривые, узкие улочки были вымощены булыжником. В центре Альтштата находилась просторная четырехугольная площадь, городская ратуша и старинная кирха с высоким шпилем. На самой площади каждую субботу проводились торги мясом и другими съестными припасами. Вся она в один день застраивалась множеством аккуратных деревянных лавочек, которые уже под вечер разбирались, и площадь к воскресному дню тщательно убиралась от мусора. У Старого города и его ближайших соседей появились свои предместья: Трагхайм, своим обликом похожий на старого солдата, вернувшегося из дальнего похода; Лаак, славящийся увеселительными заведениями и напоминающий загулявшего бурша, Штайндамм и Росгартен, украшенные садами, тенистыми липовыми и каштановыми аллеями…

Иоганн толкнул дверь, шагнул через порог и по винтовой лестнице поднялся на второй этаж. Мать резала на столе овощи, в очаге весело потрескивал огонь. Отец, как было видно, уже ушёл на работу. Студент с удовольствие стянул с себя плащ. Эльза с укором взглянула на сына.

– Иоганн, дорогой, где ты пропадал всю эту ночь? – она сначала нахмурилась, затем улыбнулась, увидев сына живым, невредимым и в чистом облачении. – Столько слухов ходит по всему Кёнигсбергу о ваших, студенческих гулянках! То подрались со столярами в Лёбенихте, то устроили дуэль и проткнули кого-то шпагой на Канонен-аллее! Мы с отцом беспокоимся за тебя…

– Успокойся, матушка. Ты же видишь: шпагу я не ношу, а в наших кабацких «заседаниях» участвую крайне редко. Этой ночью я работал в Кнайпхофе. У помощника конюха было любовное свидание, и он попросил меня подменить его… в обмен на один ценный документ, – Иоганн достал заветный свиток. – Поэтому я всю ночь провёл на конюшне… Но слава богу, Томас не обманул и на рассвете принёс мне старинный рецепт! Взгляни, этому составу более ста лет!

– Ты помешался на своих рецептах и лекарствах! – с явным облегчением промолвила мать. – Омой руки и садись за стол, отведай рыбы с овощами. До начала занятий много ли времени?

– Да, мама, я успею отдохнуть. Повторительные лекции сегодня во второй половине дня. Но мне не терпится изучить эту пропись. Лекарство, приготовленное согласно ей, поможет от многих страшных болезней! Представляешь, у меня будет средство, против «черной смерти»11 и оспы!

– Господь с тобой, сынок, не произноси эти страшные слова в нашем доме. – Мать сходила с тазом на улицу и выплеснула помои в промёрзший за ночь сточный жёлоб. Грязная вода медленно поползла вниз, в Прегель.

– День сегодня будет солнечным, – отметила она, вернувшись. Заметив, что сын увлечён старинным свитком, пошла к плите. – Я пожарю тебе яичницу, учёный ты наш.

– Нет, мама, – отозвался Иоганн. – Я ещё не учёный. Вот наш профессор, Вильгельм Пильц, это – да!.. На его лекции приходит неимоверное количество слушателей. Кстати, он нам так и сказал: «Студенты, ищите старые рецепты и создавайте свои, новые. Но все эти поиски должны сопровождаться усиленным изучением самого предмета, не забывайте об этом, бездельники»! – сын и мать рассмеялись. – Вот я и нашёл. Правда, есть тут что-то, что меня несколько смущает…

– Вот и показал бы его этому профессору.

– Нет, мама. Это – необыкновенный человек… К нему трудно подступиться. Он… величественен. Он, как огромная скала… Я ко многим могу подойти за советом и с просьбой, а вот к профессору Пильцу… отчего-то робею.

– Наверное, ты чувствуешь недостаток знаний.

– Пожалуй… Поэтому и пытаюсь это наверстать.

– Да, уж… Слишком стараешься: вся кладовая уже заставлена стеклянными пузырьками, баночками со странными жидкостями, связками каких-то пахучих трав…

– Это лечебные травы, мама. А в пузырьках тоже нет ничего опасного…

– Смотри, Иоганн, мне бы очень не хотелось, чтобы моего сына обвинили в колдовстве, – тихо произнесла набожная Эльза.

Наступил вечер. Иоганн вернулся из университета. Следом за ним в дом ввалился Гюнтер. Эльза была рада, что вся семья собралась в доме за вечерним столом. Впрочем, не преминула заметить:

– Эх, ты, кирпичных дел мастер! Не забыл-таки заглянуть в кабачок…

Гюнтер, сполоснув руки и лицо, ответил:

– Не ругайся, мать. Сегодня был тяжёлый день.

– Неужто закончили строительство? Выложили крепостную стену вокруг Кёнигсберга?

– Не в этом дело. Мы возвращались через Хаберберг и Кнайпхоф. Там, на окраине форштадта сгорел дом… Жуткое зрелище. Со времён войны ничего более печального не наблюдал…

– Вот беда… – произнесла Эльза. – Как это случилось?

– Никто толком не знает. Известно, что сгорела целая семья. Сегодня под утро… Стража оцепила пожарище, ведётся расследование… Эльза, есть ли у нас пиво? Давайте помянем души погибших людей. Ибо кто знает, что с нами случится завтра…

Иоганн поёжился. Вот он, знак свыше! Не зря, видно, именно сегодня ему удалось завладеть старинной рукописью.

– Что с тобой, Иоганн? – спросила мать.

– Ничего, мама.

В старом рецепте было ясно сказано: «Возьми пепел с пожарища, где сгорели живые люди…»

Форштадт, то есть пригород Кнайпхофа, – это Хаберберг. Место, где городские кварталы постепенно переходят в сельскую местность. Там часто что-нибудь происходит: то весеннее половодье превратится в наводнение, то случится очередная потасовка между городскими и сельскими жителями, то возникнет пожар, как сегодня, да ещё с жертвами…

«Возьми пепел с пожарища, где сгорели живые люди…».

Это означало, что ему надо немедленно бежать в Хаберберг.

Глава 3. Ночное происшествие

– Ещё не очень поздно, – оправдывался Иоганн перед родителями. – Мои товарищи—бурши ждут меня в «Усах сома», но я иду по делу. Думаю, за пару часов всё уладить.

– Куда же ты, сынок? – мать обеспокоилась неожиданной отлучкой сына.

– Оставь его, Эльза, – пробубнил отец. – Сама видишь, он не на гулянку спешит, а по какому-то важному делу. Пускай себе идёт. Он – взрослый, ему уже семнадцать. И мозги варят… не то, что у соседских баловней, у которых во рту каша, а в голове опилки. Наш сын уже почти врач. Скоро станет вторым… как там его?.. Гиппократом!

– Да поможет тебе Пресвятая Дева Мария, сынок… – вздохнула мать.

И вот Иоганн нырнул в колючую, промозглую тьму. Ранняя весна – пора оттепелей и заморозков. Поплотнее закутавшись в плащ, студент быстро зашагал вниз, к реке. Иногда с «рыси» приходилось переходить на лёгкий бег.

Бывает, на улицах Кёнигсберга так метет и кружит, что куда не поверни, а мелкий колючий снежок – все равно хлещет по щекам. Хоть разворачивайся да ступай обратно, но и тогда несносные вихри умудряются швырять иглы снежинок или дождинок в твои глаза. Точно так же многие наши нерешенные вопросы: как от них ни прячься, ни отворачивайся, ни закрывайся полой плаща и капюшоном, все равно – остаются, надоедают и упрямо ранят в сердце и душу, мешая дышать, лишая возможности сосредоточиться на главном…

Узкие улочки не везде были мощеными и освещались крайне плохо. Многие дома, выходя фасадами навстречу друг другу, своими террасами сужали их просветы еще больше. В нос студента впился стойкий запах гнили, мочи и фекалий, всех нечистот, что горожане выбросили на улицу в течение дня. Редкие масляные фонари, висевшие на стенах, да одиночные горящие факелы с большим трудом позволяли ориентироваться в ночном городе. Только Иоганн не обращал внимания ни на потоки помоев, ни на вонь от испражнений, ни на громкую ругань загулявших грузчиков Закхайма, слышавшуюся далеко впереди. Его путь лежал к Лавочному мосту – на остров, а с него – на другой берег Прегеля по Зелёному мосту.

Черное, как плащ астролога, небо сверкало в разрывах туч россыпями звёзд. Свежий ветерок обдувал лицо студента. Иоганну даже показалось, что ветер спросил, почти неслышно, как будто вздохнул: «Куда спешишь, Иоганн? Куда торопишься? Не лучше ли остаться дома?» «Спешу по неотложному делу, – мысленно отвечал ему будущий врач. – Мне нужно добыть важный компонент для своего лекарства. Возможно, оно спасёт множество жизней».

Возле дома кожевенных дел мастера Шульца стояли две бочки. Старый скорняк держал в них мочу домашних животных. Острый аммиачный запах вонзился в ноздри, заставив Иоганна дёрнуть головой.

– Вот дьявол, – промолвил он, – ведь сам же нюхает эту мерзость, а плотно прикрыть крышками вонючие жерла, у старого бездельника не достают руки…

Далеко впереди маячили тени редких прохожих. Пожалуй, следует опасаться встречи с лихими людьми, мелькнула мысль. Эх, если бы днём…

Видимо, не зря пепел от пожарища входит в состав таинственного снадобья. Его частицы вбирают в себя не только жар огня, но и разнообразные человеческие чувства. Из которых самые сильные – это страх, боль, безысходность… Сделает ли это будущее лекарство сильнее? Несомненно, сделает. Для того, чтобы частички пепла с вкраплёнными в них человеческими эмоциями усилить и соединить воедино, требуется кровь летучей мыши… Почему именно её, этого Иоганн не знал, хотя догадывался. Но то, что пепел надо собрать немедленно, это ясно – сила, которую он приобрел во время пожара, чувства, которые он впитал, могут улетучиться, выветриться, быть смыты дождем…

Вот и река. На ее берегах, как и в любом ганзейском городе, стоят узкие прижавшиеся друг к другу островерхие склады-амбары, пакгаузы и судоверфи, а у самой воды сложены в штабеля бревна, бочки и ящики. У костра греется ночная стража. Лучше не попадаться на глаза этим людям, решил молодой Майбах, и свернул влево, к Лавочному мосту. На его удачу стражники остановили для осмотра телегу, которая собиралась проехать в Кнайпхоф. Воспользовавшись этим обстоятельством, Иоганн прошмыгнул на мост. Ещё немного, и он будет на острове.

Остров Кнайпхоф невелик, но густо застроен высокими домами. Наиболее величаво выглядит Кафедральный собор с колокольней из красного кирпича и ярко-вишневой двускатной черепичной крышей: у редкого прохожего, идущего мимо этого творения, не возникнет чувство восхищения перед талантом возводивших его мастеров. Изнутри он увешан древними знаменами и украшен военными трофеями, в нем погребены многие знатнейшие люди города, в числе которых и герцог Альбрехт. Поодаль разместилось здание Альбертины, вокруг которого располагались мастерские ремесленников, книжные и продуктовые лавки, жилые дома и дровяные склады.

У Иоганна, едва он оказался на острове, часто и громко застучало сердце. В душу закрались неуверенность и тревога. Непонятно отчего на память пришли рассказы горожан о наводнении, покрывшем водой весь Кнайпхоф12. Старые жители по сей день помнят то бедствие, принёсшее городу так много горя и убытков. Иоганн представил себе скрытые под речной водой улицы, людей, спасающихся на крышах домов, стремительные мутные потоки, смывающие всё на своем пути… И поёжился от холода.

Чтобы совсем не пасть духом, студент заставил себя подумать о чём-то более весёлом. И сразу вспомнились ежегодные праздники Длинной колбасы, которые в Альтштадте и на Кнайпхофе устраивались первого января. Вот с этой улицы мясники начинали своё гордое шествие друг за другом, демонстрируя народу свои славные изделия, обычно гигантских размеров. После этого горожане дружно выкатывали бочки с пивом, все желающие усаживались за длинные столы, и безудержное веселье частенько затягивалось до глубокой ночи…

Иоганн улыбнулся, вспоминая зимние увеселения горожан. Не отставали от колбасников и пекари, устраивавшие на Крещение праздник Батона с изюмом. Огромный батон из лучшей пшеничной муки с добавлением пряностей исторгал изумительный запах! Мастера и подмастерья украшали его звёздами, коронами, гербами и зазывали народ на большой пир.

– Да, – подумал Иоганн… – А праздник Ярмарочного быка! А всевозможные карнавалы! И откуда у людей столько выдумки?

Вскоре он оказался возле старинного величавого сооружения. Здесь было гораздо светлее, чем в Альтштадте. Снаружи Кафедральный собор был освещён фонарями, к тому же, разноцветные струи света сочились сквозь его витражи. Многие жители ещё не легли спать, поэтому то тут, то там мерцали огоньки в окнах жилых домов. Иоганну это было на руку. Все закоулки Кнайпхофа были ему хорошо известны, а наличие освещённых участков улиц и прохожие, спешащие в этот поздний час по своим делам, создавали иллюзию безопасности.

Иоганн пересёк остров, перешёл по Зелёному мосту на другой берег и вскоре оказался в Хабербергском форштадте, славящемся, кроме описанных выше происшествий, ежегодными шумными ярмарками и увеселениями. С северной стороны пригород Кнайпхофа выглядел, как настоящий город, с высокими каменными домами, кирхой, большой площадью и аллеями. Но ближе к югу всё чаще появлялись признаки деревенских усадеб: деревянные, мазанные глиной лачуги, сараи, загоны для скота. Здесь было гораздо темнее, чем на острове, но все же ориентироваться было можно – редкие фонари не давали заблудиться. Иоганн чувствовал, что его цель уже близка.

«Пожар, ужас, смерть… Что это за лекарство, настоянное на пепле погибших в мучениях людей?.. Не колдовство ли все это?» – опять мелькнула тревожная мысль. Правда, в свитке было написано о создании именно лечебного снадобья! Хотя… Иоганну было известно, что колдуны и ведьмы любят посещать публичные казни, чтобы завладеть хотя бы кусочком окровавленной одежды, хотя бы прядью волос с головы преступника. Эти предметы крайне необходимы для обряда приготовления любого колдовского зелья. Как доказать, что Иоганн, собирающийся взять щепоть пепла в этом страшном месте, не собирается использовать его в своих дьявольских ритуалах? И опять застучало сердце, и вновь ему послышались едва уловимые слова: «Опомнись, Иоганн! Зачем ты пришёл сюда? Уходи…»

Запах гари вывел Иоганна к месту пожарища. Тут ещё вчера стоял добротный дом, рядом с которым ютились хозяйственные постройки, сарай, хлев… Вокруг росли плодовые деревья. От кучи золы веяло теплом и невыразимой печалью. Казалось, что над этим местом кружатся души погибших в огне людей. При слабом свете, который давало пламя горящего невдалеке костра, было видно, что от дома не осталось ничего, кроме обугленных брёвен. Что послужило причиной пожара, будут выяснять местные власти. Скорее всего, оставленная без присмотра печь… Иоганн стоял возле места недавней трагедии и размышлял. Ему оставалось сделать всего-то несколько шагов вперед, зачерпнуть ладонью горсть пепла и высыпать его в кожаный мешочек. Торопливо развязав тесьму своего кошелька, студент огляделся и прислушался. Шорохи, приглушенные стуки, звон цепи, невнятные голоса, – всё эти звуки издавали готовящиеся ко сну местные жители и загнанный в стойла скот. Иоганн перекрестился. «Пресвятая Дева Мария, – прошептал он. – Прости мне этот грех: не для себя я стараюсь, а для спасения людей…»

Ему вдруг вспомнились рассказы буршей о том, что иногда в аудиториях университета появляется призрак первого ректора Альбертины, Георга Сабинуса. Некоторые утверждали, что явственно видели, как во время лекции он поднимается на кафедру, постоит, послушает с минуту, и… растворяется в воздухе. Увидеть его считалось… а вот это точно не определено, – то ли к удаче, то ли к великой беде. Впрочем, многие не верят этим рассказам, и, наверное, правильно делают.

На всякий случай Иоганн прочитал про себя «Отче наш» и сделал первый шаг по пепелищу. Затем второй и третий… Он старался ступать предельно осторожно, высоко поднимая ноги, словно серая цапля на мелководье.

– Пожалуй, достаточно, – наконец решил он и наклонился, ощупывая рукой остывшие головешки. Тут в его ноздри ударил резкий неприятный запах, Иоганн невольно отшатнулся, сделав шаг в сторону. Под ногой что-то громко хрустнуло…

– Кто там? – костёр осветил поднимающуюся фигуру. – Эй, Курт, посмотри, кто там бродит!

– Никак, очередной колдун пожаловал! – раздался голос в нескольких шагах от Иоганна.

«Стража! – догадался Иоганн. – Выходит, место пожара тщательно охраняется».