Парень, который был.....

– Досадно. Я уже и не помню, что такое обычная простуда.

– Когда в последний раз ты болел?

– Давно. Уже и не вспомнить, – ответил он тише.

– Это твоя комната? Можно мне посмотреть? – спросил он, поднимаясь с кровати. Его голубые глаза горели любопытством, поэтому я включила светильник, чей свет озарил пол комнаты. Сначала, он направился к моему шкафу с разными безделушками и сувенирами.

– Конечно, только если ты не клептоман, – ответила я. Я словила себя на мысли, что эта фраза была до ужаса глупой.

– Ха-ха. Знаешь, а некоторых людей это задевает, – сказал Дилан, осматривая большую ракушку.

– Так ты клептоман? – ухмыльнулась я.

– Нет, но могу им стать прямо сейчас. У тебя такие забавные и интересные вещи.

– Да, когда папа был с нами, мы часто ездили в разные страны. Там я и собирала эти самые ракушки и красивые камушки.

– А сейчас?

– Сейчас… Мама не может ездить со мной одна.

Это была правда. Маме просто не хотелось путешествовать. Совсем. Сильно напоминало ей о папе. Дилан увидел, как изменилось мое лицо, и отложив маленькую фигурку водолаза из Санторини, подошел ко мне. Мне нравилось, что от него чувствовалась забота.

– Наверное устала?

Он сел прямо у кровати, прямо возле меня. Мне тут же стало немного неловко оттого, что на мне была розовая пижама.

– Расскажи мне какую-нибудь историю.

Дилан задумался и спустя несколько мгновений посмотрел на меня.

– Хорошо. Двигайся.

Пока я оставалась лежать под теплым одеялом, он лишь прилег рядом со мной. От мысли, что мы делили кровать на двоих, я слегка покраснела. Он не смотрел на меня, а лишь глядел в потолок. Я же в свою очередь не отрывала взгляд от его профиля в ожидании начала истории.

– Жил-был мальчик… Назовем его – Кристофер. У Кристофера была суперспособность. Он был невидимкой. Это круто, наверное, но не совсем. Его ведь толком никто не замечал. Все, к кому он обращался, его не видели и не слышали. А Кристоферу очень хотелось иметь друзей и жить нормальной жизнью. Оттого он постоянно грустил и много плакал по ночам. Ему лишь хотелось, чтобы его кто-то наконец увидел. Однажды, когда он сидел на лавочке и наблюдал за другими детьми, к нему подсела одна рыжеволосая девочка его возраста, – Дилан сглотнул, – Она повернулась к нему и поприветствовала его. Кристофер сначала не поверил своим глазам, ведь с ним впервые кто-то заговорил. Он спросил девочку: «Ты меня видишь?». А она лишь засмеялась. Девочку звали Кэсси, и почему-то она была единственной, кто на всем свете мог его видеть. Вскоре, они подружились и стали неразлучны. Из-за Кэсси, Кристофера стали вдруг замечать. Он словно рассеивала его чары невидимости. Но в день своего 15-ти-летия Кэсси улетела в другую страну, оставив Кристофера одного. Они писали друг другу письма, но им этого не хватало. Крис хотел полететь к ней на встречу, но отец ему категорически запретил. После этого, его связь с Кэсси оборвалась, и он снова стал невидимкой. Он очень скучал по ней и желал ей спокойной ночи каждый раз, когда ложился спать в надежде проснуться и увидеть перед собой ее ангельское лицо, – замолчал он и повернул голову ко мне, словно ожидал моей реакции.

– Дилан, а у тебя все истории такие грустные?

– Эй, не суди мои истории.

Он коснулся пальцем моего носа. Этот жест показался мне чересчур милым.

– К тому же, это не конец, – ответил он с улыбкой, дабы, развязывая интригу.

– А есть продолжение?

– Да. Скоро, – улыбнулся он, – А сейчас, засыпай.

– А ты?

Мне не хотелось, чтобы Дилан уходил и оставлял меня одну. Я, наверняка, буду чувствовать себя Кристофером, если это случится.

– Я буду рядом, не бойся, – ответил он, и сжал мою руку.

Он лег боком ко мне, и я, решив воспользоваться моментом, подвинулась ближе и уткнулась лбом к его ключицам. Дилан был высоким, поэтому сейчас я чувствовала себя под защитой. Сначала он немного напрягся, но потом прижался чуточку ближе. Я знала, что мои щеки пылали, но это не имело значение, когда вокруг была кромешная тьма. Я начала засыпать, медленно проваливаясь в сон.

Я ненадолго уснула. Не почувствовав его тепла возле себя, я раскрыла глаза. Я начала искать его по комнате, и как оказалось, обнаружила на том же кресле возле кровати. Под покровом ночи, очертания его лица совсем не были видны.

– Думала, я ушел? – спросил он меня тихо.

– Да. Ты не спишь? – вздохнула я облегченно.

– Не хочется, – ответил он монотонно.

– Лиз?

– Да?

– Хочешь услышать продолжение истории?

Он продолжал говорить монотонно и еще тише, чем до этого. Мне вдруг становилось не по себе.

– Конечно…

– Кристофер опечалился тем, что его больше никогда никто кроме нее не увидит и ему не захотелось больше жить.

Дилан вышел из темноты – его лицо было напряжено.

– Знаешь, что он сделал?

– Дилан, ты меня пугаешь…

– Он перерезал себе вены, – ответил он, выходя полностью из темноты и протягивая свои ладони перед собой. Боже…Его руки… Они были полностью в крови. По запястьям, словно рекой, лилась кровь. Она стекала на пол, создавая под ним багровую лужу.

– Видишь, что ты сделала со мной?! Смотри! – кричал он, оголяя свои вены и забрызгивая меня кровью. Вся в ужасе, я начала кричать и отмахиваться. По всему моему телу бежала липкая, густая субстанция. Запахло железом. Дилан все повторял: “Смотри, что ты сделала со мной! ТЫ ВИНОВАТА!” Я закрыла уши и кричала; кричала, не переставая, потому что мне было страшно.

– Лиз, проснись! Лиз! – будила мама, дергая меня за плечи.

Очередной кошмар. Оказалось, я кричала и наяву, сильно напугав маму. По моим щекам шли слезы, и от страха я сильно задыхалась не в силах что-либо произнести. Мама начала меня успокаивать убаюкивающим голосом, гладя по волосам и обнимая. Когда я немного успокоилась, то осмотрела комнату вокруг. Его уже не было. Он ушел или то, как он пришел, мне тоже приснилось? Я уже не могла отличить сны от реальности.

– Ты вся горишь и бредишь. Лежи, я сейчас принесу жаро-утоляющее, – сказала мама и вышла в коридор.

Я посмотрела в окно, которое было лишь слегка приоткрыто. Возможно, Дилан и приходил наяву, но этой ночью, перед глазами у меня лишь запомниться его кровавый силуэт…

Глава 9

Моя простуда так и не прошла. Я пролежала дома свои последние летние деньки вплоть до начала школы. Время от времени, ко мне приходила Лин. Мы всегда с ней находили, чем заняться. Сидя перед телевизором, мы прокручивали разные ролики на YouTube; иногда смотрели разные фильмы. Линдси даже согласилась на один ужастик, сказав, что посмотрит только один фильм, не больше. После просмотра она боялась идти домой – все думала, что ее будет преследовать парень в маске. Линдси никогда не давала мне скучать одной. Она всегда находила какие-нибудь сенсационные сплетни или еще чего, чтобы развлечься. Как заботливо она выразилась: "Если я не буду приходить, то скорее всего, твой труп найдут прежде, чем начнется школа".

Дилан тоже меня пару раз навещал. В основном, это было поздно вечером или когда мама была на работе. Я всегда, почему-то, ждала его. Часто смотрела в окно, в надежде увидеть его силуэт. Я не пыталась заговорить с ним о той ночи или рассказывать ему о снах с его кровавым участием. Возможно, я боялась его реакции; или какой-то правды.

Я выздоровела как раз к началу нового учебного года. Лето закончилось, и начались осенние, учебные будни. Я была немного расстроена и в то же время рада возвращению в школу. Я не хотела приходить в первый день, но мама меня заставила. В течение моего долгосрочного пребывания дома, мама прикупила мне новых вещей в честь моего последнего года. Наши вкусы с мамой совсем разные, но по профессии она дизайнер, так что она знала, что мне понравится и что сейчас было в тренде. Поэтому, в покупке одежды, я могу полностью ей доверять. Я нашла две новые рубашки в пакете. Одна была белая с черным воротником, с мелким монохромным принтом, а другая рубашка была полностью покрыта узорами. Брюки – семь-восьмых и несколько джинсовых юбок. Еще я нашла красивое двубортное серое пальто с черной шляпой. Я так благодарила маму за все, в особенности за пальто.

Я долго думала над тем, что надеть в первый день, в итоге я выбрала темно-зеленую юбку и обычный свитер.

Лин попросила меня встретится с ней возле ее же дома, чтобы пойти вместе до автобуса. На дворе было ровно восемь часов утра – до начала занятий осталось сорок пять минут. На улице стояла абсолютная тишина, когда я вышла из дома; но постепенно город начинал оживляться, и дороги Сан-Франциско снова были забиты пробками, а по тротуарам, торопясь, шли люди. Погода была пасмурная; из-под облаков немного выходило солнце, прорезая тучи своими солнечными лучами. Температура осеннего Сан-Франциско достигала 64 градуса тепла4, что вполне являлась привычной температурой для осени. Ночью она понижалась всего на 4 градуса, отчего я и любила этот город: здесь всегда тепло.

464 градуса по Фаренгейту ~ 17 градусов тепла по Цельсию.

Линдси вышла спустя 5 минут после того, как я подошла к ее дому. Она же вовсе не была расстроена тому, что учебный год начался. Ей легко даются все предметы, и многие учителя ее хорошо знают. Я ей не завидую; напротив, я рада, что она старается быть лучше всех. Я же, в свою очередь, вкладываю меньше усилий на достижение лучшего из результатов. К тому же, я не считаю совсем важным предметы, что я изучаю в старшей школе и которые не понадобится мне в моей будущей профессии. Мне нравится литература, арт-курсы, а также иностранные языки. На них я стараюсь заострять свое внимание больше, чем на других.

По дороге в школу Линдси болтала о том, какие новые ученики могут прийти к нам в этом семестре.

– Кстати, после того вечера, ты пыталась заговорить с Аланом? – спросила я Линдси, перебивая ее болтовню. Она сначала замолчала, потом, посмотрев на меня, хотела что-то сказать, но тут же закрыла рот, и повернула голову к окну в автобусе.

– Нет… – протянула она тихо. Кажется, она что-то скрывала, потому что начала нервно перебирать пальцы на руках. Ее что-то беспокоило, но она явно не хотела об этом говорить.

– Лин, что случилось? Я вижу, тебя это тревожит.

– Я… – Лин осеклась. Ее глаза были все время устремлены в окно.

– Ну же?

Линдси не могла ничем ответить. Не вытерпев, я выпалила:

– Что случилось в коридоре после танца?

Ее глаза, широко раскрывшись, пристально посмотрели на меня, а на лице читалось удивление.

– Откуда ты узнала?

– Мне Хэйзел сказала. Я не могла тебя найти, и она сказала, что видела, как ты стояла с Аланом в коридоре.

Мы обе пристально смотрели на друг друга.

– Что же случилось?

– Не могу… – ответила она, снова отводя взгляд.

Меня вдруг осенило.

– Ты ему призналась?

Возможно, Лин была грустная оттого, что Алан не ответил на ее чувства. Она снова резко повернула голову ко мне.

– Ты что, с ума сошла? Конечно же, нет! С чего ты взяла? Значит, мои предположения оказались ошибочными. Конечно, Лин была слишком горда собой, чтобы кому-то признаться в своих чувствах. Тем более парню, что едва ее знал.

– Что же тебя так сильно беспокоит до сих пор? Я же никому не скажу.

Лин нервно перебирала пальцы, кладя один на другой, пока не повернулась ко мне снова и с отчаянием в голосе сказала:

– Понимаешь… Пока мы танцевали, он будто весь был отвлечен. Смотрел куда-то постоянно. Он хотел у меня что-то спросить, но из-за музыки, я совсем ничего не слышала. Поэтому, мы отошли туда, где было не так громко – в коридор. Я была так рада оказаться с ним наедине; думала, он захочет попросить мой номер или позвать на свидание. Ты ведь знаешь, как это бывает? Словно ты наперед знаешь, что будет дальше; сердце бьется от волнения, и ты не можешь вздохнуть, в ожидании его слов. Но…

– Но?

– Вместо этого, он почему-то спросил про тебя. Он сказал: “Ты пришла с Лиз?”, на что я удивленно ответила – да и спросила, зачем ему нужно было это знать. А он сказал: Не видела, куда она ушла?

Я завороженно слушала ее.

– Тут во мне будто что-то сломалось. Словно все ожидания разорвали на мелкие кусочки и смыли в унитаз. Мне стало так дурно, что я вдруг начала ненавидеть себя, его и даже тебя, – ответила она, указывая на меня.

– Мне всегда казалось, что на его лице маска, которую он надевает каждый день. Я думала, что именно мне удастся снять с него эту маску безразличия; но, когда он спрашивал о тебе, в его глазах будто пробежала какая-та искра, понимаешь? Оттого я так разозлилась, что ответила коротким "Не знаю" и ушла домой. Наверно, тогда во мне бушевала ревность, но, когда я пришла домой, успокоилась – была всего лишь расстроена.

Сейчас в лице Линдси читалась обида. Она заревновала меня к Алану. Это, наверное, ужасно, когда парня, который тебе нравится, волнуешь не ты, а твоя лучшая подруга.

– Лин, ты же не думаешь, что Алан питает ко мне какие-то чувства. Он же меня даже не знает, – ответила я, немного приободряя ее.

– Его я тоже почти не знаю, но меня это не слишком тормозит.

– Я знаю это немного странно… – начала я, – Ладно, не немного, а странно. Ведь он просто искал меня. Может он хотел у меня что-то спросить насчет школы, не знаю. Это даже еще ничего не значит.

– Ага, – ответила она вздохнув.

– А он нашел тебя? – спросила Лин, поворачиваясь ко мне. Теперь ее лицо выражало любопытство. Я не собиралась говорить о том, как мы сидели на балконе, и как он заговорил со мной про мою помаду.

– Нет, его я не видела, – ответила я, смотря на нее, чтобы не привлечь малейшего подозрения. Она пристально посмотрела на меня еще секунду, будто сканировала на ложь, и кивнула головой. Мы закрыли эту тему и, всю поездку до школы, ехали в тишине.

Школа была просто забита учениками. Все то что-то выкрикивали, то приветствующе улыбались. Парни, пожимая руки, хлопали друг другу по плечу и собирались кучками. Девушки бежали друг к другу, и обнимаясь, пищали от радости. По сравнению со мной, все были просто в восторге, что школа началась Линдси побежала встречать знакомых ей ребят, что неслись ей навстречу, а я тем временем прошлась по коридорам школы. По дороге я встретила несколько знакомых мне лиц. Люси, веснушатая, рыжеволосая девушка маленького роста, увидев меня, тут же подбежала ко мне и заобнимала. Отличница и умница школы, Люси всегда ходила с Лилиан, у которой были роскошные блондинистые волосы и длинные худые ноги. Та очень любила посвятится своей красотой. Мы немного поболтали, и пожелав им удачи, я направилась дальше.

– Эй, привет Лиз, – подмигнул мне Эйден. Я лишь демонстративно закатила глаза и помахала ему в ответ. Возле него шел его брат Айзек и я, тут же вспомнив тот инцидент на вечеринке, залилась краской. Мне не хотелось на него смотреть, поэтому я мигом скрылась за поворотом. Мне было так стыдно и одновременно смешно, что я чуть ли не засмеялась. Многие, при виде меня, выкрикивали свои "Привет", и я не знала, с кем мне здороваться. Половины из них я вовсе не знала.

Наконец добравшись до своего шкафчика, я сложила туда все, что пока на данный момент мне было не нужно. Номер моего шкафчика был 307, а у Лин 300. Нас буквально отделяло расстояние из семи шкафчиков. Когда я закрыла дверь, возле меня вдруг появился Алан. Он пытался набрать комбинацию цифр на замке, которая, похоже, у него не выходила. В прошлом семестре мой сосед был Эштон – гик из био-хим-а – но так как он перевелся, видимо Алану теперь достался его шкафчик.

– Привет, – сказала я, смотря на него, хоть он меня и не заметил. Как можно быть настолько погруженным в себя? Казалось, в его голове столько мыслей; лишь через несколько секунд он повернулся, словно увидев меня впервые.

– А, привет, – ответил он, будто ему было все равно.

– Новый шкафчик? – пыталась я поддержать разговор. Алан наконец отворил дверцу и уже начал класть туда свои книги.

– Ага, – ответил он, после чего закрыл шкафчик, и ушел в противоположном направлении. Смотря ему вслед, я словила себя на мысли, что Алан в общении был довольно груб и черств. Хотя было довольно ясно, что он нарочно вел себя так. Мое любопытство снова возросло.

Звонок. Я не слышала этот звук больше двух месяцев и за успела даже немного соскучится по нему. Подростки заходили в класс и постепенно коридор стал пустеть, больше не было слышно ни возгласов учеников, ни громких звуков, закрывающихся шкафчиков. Мой первый урок был английский, поэтому я тут же поплелась в класс. Как оказалось, Линдси сидела уже там и махала мне рукой, предупреждая о том, что заняла мне место возле окна. Мистер Стоун в начале урока поприветствовал нас, спросил, как мы провели это лето и плавно перешел к литературной лекции. Половина класса успели заснуть, даже не прослушав середины лекции, а я, погруженная в мысли, глядела в окно. Отсюда был виден наш школьный флаг США и небольшая детская площадка для школьников. Небо постепенно начали закрывать тучи, и показались первые капельки дождя. Я любила дождь, но надеялась, чтобы он не продлится на весь день, ведь я даже не прихватила собой зонт. Школьные часы, как обычно, шли очень долго. Казалось, будто время здесь всегда замедлялось. Пять минут дома это целых два часа в школе. Вдруг я вспомнила Дилана. Он мне никогда не рассказывал о том, где он учился и куда поступает. Пусть и в Нью-Йорке, мне хотелось знать, какие были у него друзья или его любимый предмет. Любил ли он ходить в школу или вовсе ее не переваривал. Почему же он так мало об этом говорил.

Мои школьные воспоминания всегда были смутные. Я не помню, что было в младшей или средней школе. Даже первый год старшей мне не очень-то хорошо запомнился, чтобы серьезно рассуждать о прошлых. Воспоминания младшей школы будто просто обрезались у меня в голове. Из всего, я скорее, помню лишь четверть из них.

Первый год я ни с кем не разговаривала в то время, когда у всех на то время уже были свои друзья. Мальчики называли меня странной, а девочки просто не хотели дружить со мной. Я всегда сидела одна на третьей парте возле окна. Прямо как сейчас, я часто глядела в окошко и не понимала, почему была вынуждена ходить в это место. К середине, я отчаилась в поиске друзей и мечтала лишь о времени, когда перейду в среднюю школу. Я отсчитывала каждый день и желала, чтобы хоть там у меня появились друзья. Так проходило мое одиночество, пока ко мне не подошла девочка с черными короткими волосами и с большими голубыми глазами. Как сейчас вспомню, на ней красовалась яркая улыбка. Она была отличницей в нашей группе и всем нравилась. Ее звали Дайдзо. Все всегда считали ее китаянкой, хотя позже, я узнала, что она была наполовину японкой и наполовину белой американкой. Из-за своей смешанной крови, она была очень красивая. Ее черты лица сильно отличались от остальных: пухлые маленькие губы японки, большие голубые глаза, миниатюрный нос и белоснежная кожа. Она была очень общительной и дружелюбной, поэтому и подошла ко мне.

– Привет, – улыбнулась она.

– Привет, – ответила я, вздохнув.

– А почему ты одна?

Ее большие глаза смотрели на меня с горящим любопытством.

– Потому что у меня тут нет друзей… – ответила я, вздохнув еще сильнее. С таким вздохом я могла бы сокрушить целый карточный домик.

– Нет друзей?! – ужаснулась она, – Давай я тебя со всеми познакомлю!

Дайдзо резко потянула меня за руку, не успела я глазом моргнуть, как оказалась среди толпы девчонок. Они смотрели на меня так, будто я была каким-то не удачным экспериментом. В тот момент я хотела провалиться сквозь землю. Дайдзо спросила, как меня зовут, и я тихо ответила «Эллизабет».

– Это Лиззи. Теперь она наша подруга.

"Лиззи" меня называл только папа, и услышать это от нее было странно. Меня поразила эта девочка с самого начала нашего знакомства. Без всяких колебаний, она тут же перезнакомила меня со всеми девочками. Конечно, с этими девчонками я после не общалась, но Дайдзо меня не оставляла. Все ее подруги отговаривали дружить со мной, но она все равно брала меня собой везде. Она никогда не пыталась унизить меня или обидеть и всегда угощала японскими вкусностями, что готовила ее мама. Однажды, когда я заболела, она даже пришла ко мне домой, чтобы навестить и принесла все наготовленное собой. Я была счастлива, что у меня появилась такая замечательная подруга.

Спустя два года к нам перешла Лин, и после этого мы втроем были почти неразлучны. Наша дружба с ней длилась до самой средней школы, пока ее родители не развелись и Дайдзо пришлось уехать со своей матерью в Японию. Я помню тот день, потому что плакала. За эти годы я очень привыкла к Дайдзо. Она была расстроена не меньше, но тщательно скрывала это за ее родной улыбкой. Мы пытались поддерживать связь, но это было практически невозможно для того времени и тогда мы совсем перестали общаться.

Мне интересно было знать, какой она сейчас стала; где учиться; какие у нее друзья. Я бы хотела с ней встретится; хоть возможно и не сейчас, но когда-нибудь. Это тот человек – как Лин и Дилан – который изменил что-то в моей жизни. Этому я всегда буду ей благодарна.

– Идем к двору школы, – сказала Линдси, уводя меня в сторону зеленой лужайки посреди кампуса. Сейчас было время ланча, но во дворе никого не оказалось из-за дождя.

– Лин, за окном дождь. Не видела? – сказала я, указывая в окно в коридоре главного корпуса школы.

– Ой, и вправду, – остановилась она, отпуская мое запястье. У Лин была от природы сильная хватка, поэтому рука у меня стала слегка болеть.

– Ладно, тогда идем в кафетерий, – сказала Лин и снова, схватив меня за руку, потащила через весь коридор. Спустя несколько метров, она внезапно остановилась и повернулась, потащив меня совсем в другом направлении.

– Ты куда? Кафетерий в той стороне… – говорила я ей, пока она мчалась со всех ног. Она мне не ответила, и словно на автомате неслась вперед, волоча меня за собой как привязную собачку.

– Лин, куда ты меня тащишь?! – отдернула я наконец руку. Лин остановилась. Она быстро повернулась ко мне и подошла так близко, что я видели лишь ее глаза, которые были чем-то сильно обеспокоены.

– Это Алан, и я не хочу с ним видеться, – ответила она шепотом.

– И вся причина лишь в этом?

– Вся причина – Алан, пойми, – повторила она снова.

– Я пойму, если ты перестанешь так на меня смотреть. Мы ведь далеко ушли, чтобы он тебя увидел.

– Я знаю.

– Так что?

– Ничего, ничего, – ответила Лин перебирая пальцы.

– Можем ли мы пойти в кафетерий?

Я знала уже ответ наперед, но мне хотелось услышать от нее нет, чтобы потом я одна могла пойти. Гнусно с моей стороны, но я с утра не завтракала.

– Конечно же, нет!

– Ну я ушла, – сказала я, и поплелась в направлении к кафетерию.

– Что? Ты меня отставляешь?

– Я не пропущу свой завтрак, прости! – крикнула я, заворачивая за угол в другой коридор и оставляя свою подругу стоять одну.

Все столики были уже заняты компаниями подростков, когда я вошла внутрь. Было видно, что на улице шел дождь, раз все сидели внутри. На завтрак был сэндвич с индейкой, йогурт и апельсиновый сок. Я села на ближайший пустой стол, и вместе с трапезой, я начала просматривать фотографии в инстаграме. Прокручивая ленту, я снова наткнулась на Алана. В этот раз на фотографии была изображена школа и шел дождь. Фото было сделано в тусклых и мрачных оттенках, отчего школа становилась словно чужой, более жуткой. Выложено полчаса назад, а на снимке было уже пятьсот отметок «нравится».

– Кажется, это моя фотография, – сказал Алан, присаживаясь возле меня. Я так засмотрелась, что не заметила, как он сел неподалеку. Почувствовав себя в неловком положении, я перелистнула ленту вниз, будто и не было никакой фотографии.

– Да, – ответила я, поворачиваясь к нему. Его волосы и рубашка были в каплях от дождя. Он не смотрел на меня, а лишь убирал крошки сэндвича со стола. Темно-каштановые волосы были взъерошены, а пряди свисали от воды. Я посмотрела на его руки, которые были такими же тонкими, словно играли на пианино.

–Что? – спросил он, не смотря на меня. Его голос был низок, но мелодичен.

–Что? – повторила я вопрос.

– Ты засмотрелась на меня, – ответил он, и я тут же залилась краской. Его лицо также оставалось неприкасаемым.

– Да, извини, – ответила я, и мы ненадолго погрузились в неловкое молчание,

– Ты не думал стать фотографом?

– Возможно, когда-нибудь, – ответил он, словно с неохотой.

– Я серьезно. У тебя это хорошо получается.

– Спасибо.

Разговор тянулся тягучей смолой. Мне хотелось чувствовать себя проще, как это бывает у Лин. Вместо этого, я перебираю в голове слова и мысли, которые можно высказать и которые нет. Алан уже закончил со своим завтраком и теперь обрабатывал свои фото на телефоне. Мне было интересно, о чем он думал. Ведь он всегда молчал, что делало его не больше, как закрытым, а загадочным. Я поняла, почему он нравился Лин. Да, Алан был симпатичным, но это было не все. Ее привлекало то, что он был не похож на других парней. Ему не нужно ничье внимание или репутация, которая всех в школе так сильно волновала. Он был собой; в нем не было никакой фальши. Все, чем он занимался, было лишь от его собственного желания. Это было важно.