Полная версия
Сборник рассказов. Избранное. Они действительно начинают воплощаться
Сборник рассказов. Избранное
Они действительно начинают воплощаться
Денис Запиркин
© Денис Запиркин, 2016
ISBN 978-5-4483-0777-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вводное слово
Всем привет!
Меня зовут Денис Запиркин.
У меня с детства была мечта написать художественную книгу. И вот, я сделал это несколько лет назад.
Перед вами сборник моих избранных рассказов, созданных в 2012—2016 годах, взятых из двух книг: «Осторожно, Эмоции!» и «Второй Сборник Рассказов». Эти рассказы были выбраны моими читателями и друзьями в ходе голосования в соцсетях и в моем блоге (http://dennis_cool.livejournal.com).
Пусть что-то здесь покажется вам странным, вызывающим или неинтересным, я готов к этому. Творческая сила и желание поделиться превыше сомнений.
Публикуя в разное время отдельные рассказы, я получал множество откликов, как позитивных, так и критических. И, тем не менее, я верю, что эти тексты найдут своего читателя и, возможно, почитателя, для которых произведения окажутся интересными, ценными, поучительными или даже помогут в жизни, в отношении к ней, в понимании ее, в новом восприятии.
Надеюсь, мне удастся своими текстами разбудить в вас то, что поможет почувствовать жизнь ярче, сильнее и задуматься о чем-то новом.
Но еще раз сразу хочу предупредить:
1) 18+, только для взрослых,
2) рассказы очень разные,
3) осторожно: много эмоций.
Уверен, к вам придет много мыслей, и вы испытаете много чувств, поэтому пишите мне ваши отзывы и предложения в фейсбуке (меня легко найти) или на адрес denis.zapirkin@gmail.com
Удачи!
Благодарности
Хочу выразить особую благодарность за поддержку и вдохновение
1) Ксении Смоленко, которая с самого начала больше всех верила,
2) Ольге Вереск, Наталии и Елене Лебедковым, Ксении Коленковой, которые больше всех помогали, и
3) моей маме, которая больше всех критиковала…
Отзывы
Как первый, так и второй сборники моих рассказов, из которых получилась эта книга, нашли массу отзывов. вот некоторые из них.
«Должна сказать, что эта книга нравится мне больше предыдущей. Как нотки свежего весеннего ветра звучат темы и „подтекстовые“ намеки на лучшую жизнь, на развитие, счастье..»
«Мне кошмары всю ночь снились…»
«Кинговщина!»
«Пишите, ваш талант переживет.. мои придирки;)»
«Знаешь, Денис, что самое замечательное? То что.. рассказы очень разнообразные, всех мыслимых жанров. Это очень здорово))»
«Почти сразу прочел Вашу книгу, но никак не решался написать Вам. Казалось, что мой отзыв может быть похож на лесть. Понравилось. Мистично и чувственно. Поздравляю Вас с художественной книгой! Успехов Вам! Вы очень креативный человек!»
«Я восхищен сюжетом про Иуду. Люблю Мастера и Маргариту и Ваше произведение как раз в точку!! Тысячи писателей и сказателей одинаково обыгрывали библейский сюжет с однозначно навешенными ярлыками и ролями на каждого – и тут вдруг все по другому – предназначение!»
«Это круто и незабываемо!»
«Касательно остальных, особенно любовно-грустных, как мне показалось, произведений – мне многое было близко…»
«Пишу поделиться впечатлениями о книге. В целом мне понравилось! Интересно, что собраны разные по стилю рассказы. Понравился рассказ Исповедь Иуды – не обычное видение, хотя мне кажется часть беседы с Господом немного затянута. Рассказ про Степана Белова тоже понравился, своей развязкой и описанием быта. Тронул рассказ „О спасении“. Из серии женских рассказов в памяти отложился рассказ Джейн. Ну и в номинации „Интересные по содержанию“ побеждают „Любитель насекомых“ и „abort, retry, ignore“.»
«Не все, но наверно процентов 30 рассказов меня заставили задуматься или дали что-то новое.»
«Впечатления неоднозначные, прямо скажу. Фантазия у тебя, конечно, это что-то)) Связать наводнение с инопланетянами – это не каждому дано) Но, кстати, в том рассказе отлично передано настроение. Если говорить в целом о всем сборнике – сырость, жара, духота, лето, осень, воздух, свет, тишина, белый цвет – однозначно удались)) К тому же ты очень наблюдателен (надеюсь, твоих знакомых это не пугает), а точность изображения, узнаваемость ситуаций – это то, что находит отклик у читателя: „А, да-да, точно-точно“, – говорит он, и в его голове всплывают всякие воспоминания.»
«Юмор… Это классно)))»
«Неожиданные концовки. Чисто твои стилистические приемы, речевые обороты. Короткие рассказы понравились. Все четко, емко и необычно. тут есть о чем подумать.»
«ну накрыл меня твой рассказ))) Была удивлена, я не думала об этом, но всё кажется таким реальным)»
«Люди такой стадии зрелости – большая редкость в нашей стране и каждый из них на вес золота. Мне наблюдать за ростом этих побегов – огромное внутреннее удовольствие и практическая польза. Ведь похожие процессы идут и у меня внутри. Рассказы увлекают… Трагические развязки – прелесть))»
«Во многих рассказах часто попадаешь в точку) много моментов, где и я так думаю, и у меня такое было)»
«Огонь, местами Пожар!»
«Это не литература, это жизнь»
«абсолютный пожар в стиле современного апокалипсиса..»
«Огонь. Так оно и есть.»
«Читается на одном дыхании.»
«этот рассказ можно смело вкладывать в учебник психологии…»
«ужасает своей правдивой печальностью (»
«Это хит», «отличный детектив!»
«Захватывающий рассказ!»
«Вообще, очень классная тема поднята.»
и так далее.
Мастер: Тайное общество хранителей текстов
профессор сидел в темной комнате, склонившись у стола под лампой. картина выглядела зловеще.
легкий дымок поднимался из-под его рук, наматываясь клубами под абажуром и невидимо растворялся запахом в темноте.
он жестом показал на диван.
я сел на границе света и тьмы.
так же, как сидел он. черный халат и руки на свету. скрытое сумраком лицо.
он молча отложил дела, отодвинув от себя, и взял мой новый рассказ.
я пытался разглядеть эмоции на его лице.
а он красным карандашом черкал по моим буквам.
когда он закончил, он выдохнул и повернулся ко мне.
мы смотрели друг на друга, прикрытые сумраком ночной комнаты, но удавалось видеть лишь отблески сияния. искры блеска моего страстного интереса. и лучики его безумных слезящихся, желтых от спирта и никотина, глаз.
он сделал долгую паузу, откашлялся с мокротой, прикрывая рот большими усталыми пальцами, снова посмотрел на меня и начал говорить…
– что ты собираешься с этим делать дальше?
ну как, я собирался посмотреть на его правки, скорее всего, все учесть, а потом… просто запостить в блог, а что еще?
но я, как и всегда в общении с ним, чувствовал, что ожидается совсем другое.
большие напольные часы в соседней комнате пробили четверть часа бархатным приглушенным звоном.
– я буду писать дальше, – ответил я.
скорее интуитивно, чем явно, я почувствовал его пристальный взгляд. нужен другой ответ.
– да, это правда, – продолжил я. – я хочу творить. и, несмотря на критику, я буду это делать. я просто не могу иначе.
– ты уже получил массу критики на прошлые тексты? – он неотрывно смотрел на меня.
– да… да.
– и ты уже потерял друзей и понимаешь, сколько из них отвернулось от тебя?
он встал и начал ходить по комнате, сложив руки за спиной, полностью погрузившись в сумрак, иногда наступая на границу круга света и делая разворот.
я опустил голову. то ли от своих мыслей. то ли завороженно наблюдая за его шагами.
– да, я понимаю. мне, конечно, хотелось бы другого, но я уже принял, что это часть процесса. разве не вы говорили мне об этом в первый раз?
я не мог не быть искренним с ним.
иногда мне хотелось проговорить с ним всю ночь, но он не давал мне. то, в самый неподходящий момент, на самом пике моих эмоций, он прерывал разговор и отправлял меня домой. то ссылался на дела. то впадал в состояние, когда я понимал, что лучше будет откланяться.
но мне очень важно было хотя бы раз выложить ему все. все. все-все-все, что меня волнует, чего я хочу, о чем я мечтаю, что еще не готов и не могу высказать, – даже это.
ни с кем мне не хотелось вывернуть себя наизнанку и увидеть реакцию, услышать, что мне делать дальше и не бояться слов о том, куда это может привести.
он внезапно остановился, взял со стола трубку, обстучал, набил и, стоя, закурил.
до меня дошел приятный аромат, и кольца сизо-голубого дыма стали клубиться в свете лампы.
не понимаю почему, не понимаю, как это у него получается, но каждый раз он вгоняет меня в транс.
да, я слышу, я стараюсь запоминать, не могу записывать. потому что если оторвусь, то отвлекусь, и потеряю массу важного, а мне каждое его слово как книга древних мудрецов…
он, распаляясь, говорил мне, ссылаясь на Аристотеля и Еврипида, сверкая Пушкиным и Достоевским, кроя Диккенсом и Гюго.
дрожащий и накипающий волнами его тембр то скрипел, то хрипел сквозь кашель, то дребезжал несмазанными петлями потайных дверей глубокого подземелья первозданной мудрости, то опускался до низких вибраций всемирного океана, то отправлял меня в пустоту, полную звуков звезд и планет…
я видел людей, сцены, сценарии, конфликты, трагедии и пути к счастью, модели преодоления, взрывы воли и соскальзывания в пропасти безвозвратной трансформации, крушения гранитных замков, осязая хруст их стен, ломку стереотипов и треск непримиримых правд, звенящих колоколами логики и горящих в водопадах эмоций…
я набирался, поглощал, впитывал, становился, преображался, очищался и обновлялся, чувствуя, как где-то внутри стекает черная смола надуманных стереотипов и социально навязанного страха, как свет входит в мое еще мутное и полупрозрачное, но очищающееся естество…
неожиданно все стихло. щелкнул замок входной двери.
– дорогой, я дома.
в волшебный таинственный древний как мир дворец вплыла его жена.
он зажег свет в комнате.
витающая в воздухе магия замерла и одним махом обрушилась на пол. ее брызги разлетелись по всей мебели, попали на стопки книг, стоящие на полу, на пианино, залились лужами под стол и диван..
– как дела? – она заглянула из коридора в комнату, увидела меня и улыбнулась своей полной улыбкой, растянув третий подбородок, опутанный линиями цветных бус.
лужи мгновенно впитались в паркет.
я поздоровался.
повисла тишина.
– все хорошо, дорогая, – промямлил он, ссутулившись, как будто извиняясь за что-то. раздавил папиросу в хрустальной пепельнице. потер подбородок, припоминая, на чем остановился, поднял руку с указательным пальцем, посмотрел на меня, подошел к столу, двумя руками постучал по стопке моих бумаг, сравнял их, секунду посмотрел на них в раздумье, и протянул мне.
– дерзайте, коллега!
дом преобразился сильным сладким запахом ее духов. по квартире ярко загорелся электрический свет. ее большое тело настроило на распространяющийся по соседним квартирам аромат плотного сытного ужина. мир заполнился живой реальностью.
я откланялся, отказавшись от ужина и еще посидеть, вышел в коридор. зажав под мышкой рукопись, нагнувшись, натянул ботинки, помогая пальцем пятке, больно прищемил нежную кожу у ногтя, засунул палец между губ, зализывая кровь слюной. уронил бумаги на пол, бросился их поднимать, опережая ее желание подмести их шваброй в большой переносной совок с высокой ручкой, перемешал страницы, скомкав, чтобы снова не рассыпать.
за большой женщиной, занимавшей коридор, представлявшей всю стабильность и непоколебимость мира, стоял мой профессор. на его бледно-желтом лице с падающими на лоб редкими седыми волосами застыла покорная, сладковатая улыбка, будто он знал, что она даже затылком видит его.
– ну что же, – пробасила она, – проводи нашего гостя, раз он уходит… а, может, все-таки останетесь на ужин? – еще раз вежливо и радушно предложила она.
– нет-нет, спасибо, мне и правда пора, – пролепетал я. так часто в ее присутствии у меня почему-то терялся и становился слабым голос.
– приходите еще, не забывайте нас, – она снова улыбнулась своей громадой и поплыла в сторону кухни.
в коридоре остались мы с профессором.
я щелкнул замком, открыл дверь и повернулся к нему с порога.
мы молча посмотрели друг другу в глаза.
он покорно вздохнул, опустил плечи, под желтыми белками глаз полукругами серели темные морщинистые мешки.
– я еще зайду, – сказал я.
и на секунду увидел сверкнувшие мне навстречу пару зарниц с громыхающими молниями.
я шагал по лестнице к себе. можно было сесть в лифт, но мне было нужно пройти сейчас пешком несколько этажей.
я думал о тысяче вещей одновременно. они шумели и грохотали в моей голове, как шторм с сотнями торнадо, поднимавших и перемалывавших на своем пути все, что плохо стояло, лежало или не было надежно закреплено, пылесося мой мозг, унося в далекие дали все лишнее, оставляя лишь пустую, готовую плодоносить почву моего мозга.
а еще я думал о критиках и неблагодарных комментаторах, о недобрых словах, явно и неявно призванных погасить мое творчество, о людях, подобных жене профессора, которым нужно совсем другое, чем мне…
и я знал.
я твердо знал, что я буду работать и творить. и что напишу еще. напишу много. не все это будет прекрасным.
но если мне удастся помочь хотя бы одному человеку, изменить к лучшему хотя бы одну судьбу, зацепив ее своими словами, я буду непременно счастлив…
– пусть даже и никогда не узнаю об этом, – зачем-то сказал я вслух, открывая свою дверь.
мне с силой бросился в лицо сырой холодный воздух от влажных камней стен, вдоль коридора капали смолой факелы, а там, в моей зале, сотней свечей сверкала люстра, придавая гобеленам легкое движение, будто изображенное на них было живым…
капнув воском, я поставил подсвечник на стол, с деревянным скрипом придвинул массивное кресло, поправил медвежью шкуру поудобней, разложил листы, обмакнул перо и принялся дальше за работу.
И дым отечества нам будет сладок
Живые
Степан Белов смотрел себе под ноги. Он шагал по свежей борозде, которую поднимал и закручивал плуг. Запах свежей земли пьянил его. Через пару проходов можно заканчивать. Он присвистнул лошади, и она, вся в мыле, сама чувствуя приближение перерыва, сделала новое усилие, потянув дальше.
Закончив пахоту, Степан похлопал лошадь по загривку, сказал ей несколько ободряющих слов.
Они вернулись в деревню под вечер, усталые, но довольные. Завтра можно начинать сев.
Проходя по улице, он чувствовал смесь сотен запахов. Никакие годы не вырабатывают привычку к ним. Здесь пахнет пирогами, которые пекут соседи по левой стороне. Тут другой сосед вышел покормить кур и уток, которые с шумом и кокотанием, помогая себе крыльями, кинулись к кормушке, расталкивая друг друга. Сквозь ворота справа Степан видел, как подростки разжигают самовар, и дым сухих лучин пробивался из-под сапога, которым они раздували щепки.
Пахло коровами, лошадьми, сеном и многим-многим другим. Таким родным и привычным.
Ему казалось, что так было всегда, по какому-то издревле заведенному правилу, так есть, и так будет, когда не станет ни его, ни его родных. Но деревня будет жить. Будут рождаться дети. Будут птицы, будет скот, молоко, сено, будет пашня и будет это всегда, по своему извечному кругу. Развиваться и существовать.
Просто, мирно, трудно, с усталостью до боли в спине и ногах, с потом и жарой. И с таким радостным чувством, что работа сделана, что тебя ждут дома, и что завтра снова, а потом опять, и так всю жизнь.
В конце улицы кто-то, устроившись на лавочке, затянул на гармошке.
Степан подходил к своим воротам. Сейчас он распряжет лошадь, отведет ее в стойло, огромными ручищами даст ей пару охапок сена, насыплет овса и нальет воды. Потом умоется и зайдет в дом, где его ждут жена и дети. Они сядут ужинать, и будут разговаривать о том, как завтра начнут сеять.
Место
Это был пригорок. Местами росли отдельные деревья. В основном, березы и клены. Поодаль, в низине, протекала небольшая речка. Ветер шелестел в листве. Было тихо и спокойно. Покой распространялся на всю округу. Сюда редко приходили люди в последние годы. Так что начинали прорастать новые молодые деревца, шуршал сухостой от многолетней травы. Ковер неубранной запревшей листвы покрывал землю. С северной стороны полукругом рос лес, с другой стороны – заброшенные поля и одинокая ферма. Когда-то там была колхозная земля, но сейчас там никто ничего не делал.
А на пригорке стояли каменные плиты с нечитаемыми от старости фамилиями, именами и цифрами, местами – железные оградки с давно шелушащейся краской, проржавевшие кресты, на которых надписи стерлись от ветра и дождя.
Кладбищу была уже вторая сотня лет. Но здесь уже давно никого не хоронили. Потому что деревни вокруг вымерли. А родственники, те, что не спились в соседнем городе, уехали на заработки в Москву, осели там, обзавелись жильем и семьями, и им было некогда. А потом и совсем…
Мусорка
Иван вышел из квартиры на лестницу. Прикрыл за собой дверь, держа в руке помойное ведро. Прошел полпролета к мусоропроводу. Железная крышка открылась со скрипом, и на него пахнуло летней вонью снизу. Он зафиксировал крышку, приподнял ведро и начал вытягивать содержимое. Вниз полетел пластик, полиэтилен, потом пронеслись арбузные корки, в конце со дна потекла жижа, смешивая прелый арбузный сок с остатками кефира, разлившимися из пол-литрового бумажного пакета. Вся эта муть капала на крышку, а когда он потряс ведро, то и на кафельный пол. Кислый запах обдавал его, смешиваясь с духом из отверстия, вытягиваемым в открытую фрамугу.
Закончив дело, он отставил ведро, громко царапнув железом по кафелю пола. Пробурчав что-то себе под нос, он достал из кармана спортивных штанов смятую пачку, выковырял оттуда зубами за фильтр сигарету, и прикурил, выдувая дым в оконную щель.
Быстро и не задумываясь, сделал несколько затяжек, снова открыл крышку мусоропровода, бросил в темноту окурок, засверкавший рассыпающимися красными искрами, сочно плюнул туда же. Вытер с подбородка остатки, и, матерясь себе под нос, подхватил ведро с остатками жижи, стекавшей по стенкам, побрел, шурша тапочками по каждой ступеньке, вверх.
Его лицо с небритой щетиной выражало злобу и усталость.
Уже две недели он сидел без работы. По этому случаю регулярно пилила жена. А его друзья разъехались по деревням на строительные заказы.
Он открыл дверь квартиры, щелкнул пол-оборота замком, пронес пахучее ведро на кухню, поставил его между раковиной и женой, и молча прошел в комнату.
Кухня
– Эй, Белов, помыл бы хоть руки! – жена в переднике стояла у плиты, помешивая что-то сразу на трех конфорках, жарко шкворчащее и сильно испаряющееся к потолку.
Она взглянула в ведро, потом ему в след на тельняшку, и, накапливая злобу для крика, громко вздохнула. В таком настроении она часто называла его по фамилии, он уже привык.
Спиной чувствуя взгляд, он прошел в темный коридор. Потом сделал паузу на несколько секунд, щелкнул выключателем санузла, и быстро сполоснул большие мозолистые руки, вытерев их одним движением о мокрое старое полотенце.
Проходя через темный коридор в комнату, он мельком покосился в сторону кухни, убедившись, что жена его не видит.
Пользуясь возможностью, он направился в комнату, открыл шкаф для белья, глубоко порылся рукой, и достал початую «путинку». Быстро, озираясь в проем двери, он сделал пару теплых глотков, на втором поперхнулся, часть пошла в нос, часть прыснула сквозь губы, он задержал дыхание, и заставил себя закончить глоток.
Одной рукой он убрал бутылку обратно, другой вытер рот. В животе начало теплеть. Скоро изменится настроение.
Звонок
В коридоре и в комнате зазвонил телефон. Он занюхал порывом сквозняка, принесшим из кухни смесь тушеной капусты и борща. На пятом гудке раздался крик:
– Вань, ну ты возьмешь трубку? Видишь же, у меня руки заняты?
– Это опять твоя мать звонит, нутром чую, не буду я брать! – в ответ крикнул он, почувствовав как в нутре налаживается жизнь.
Еще два звонка. Он почувствовал, что не прав, пробурчал про себя что-то в духе «черти принесли» и «старая мымра», подошел и поднял трубку.
– Степаныч? Алле? – на том конце кричал его старый бригадир, который пропадал пару месяцев где-то в подмосковье. – Алле? А..?
– Да.. Хм. – Иван громко прочистил горло прямо в трубку, пахнущую старыми болезнями и табачными смолами десятилетней давности, – Василич? Ё-мое! Привет!
В душе с теплом от выпивки появилось тепло надежды на новую подработку.
– Как ты? Нормально? – Василич продолжал кричать, так что Ивану пришлось отнести трубку на расстояние от уха.
– Да, все путем, – медленно протянул он.
«Когда ты уже перейдешь к делу, черт бы тебя побрал?», – добавил про себя Иван.
– Ну отлично! Чё, как, работаешь?, – Василич продолжал тянуть резину, хотя премудростям разговора в университетах не обучался.
– Не-а… – Иван начинал злиться, потому что прекрасно понимал издевательство единственного работодателя.
– Короче… это.. тут халтурка есть, – наконец разродился прораб, – как раз по твоей части. Пойдешь? Нужен бульдозерист на неделю. Платят нормально. Что скажешь?
Иван уже захмелел, и туго соображал: либо согласиться сразу, либо слегка повыпендриваться, чтобы набить цену и послушать, как Василич будет уговаривать. Но разум и пустота в кошельке взяли свое, и правильное решение пришло быстро.
– Да, давай. Чего-где?
У главы района
Человек в дорогом сером костюме и белой отглаженной рубашке долго рассказывал про объект, про генплан, про согласования и разрешения, про то, какое это будет строительство, сколько, чего и как.
Глава района из последних сил делал вид, что он что-то слышит и что-то понимает.
Вчерашняя баня не прошла даром для здоровья, и сегодня страшно болела голова. Он бы устроил выходной, если бы не эти дельцы со своей стройкой и московскими деньгами.
Сидя в кожаном кресле, он безбожно потел, вытирая пот носовым платком с лысины, висков и всех своих подбородков.
В какой-то момент пришлось поддакивать, и он закивал, наливая себе в стакан минералку и снова истекая потом. Кивание не добавило счастья, а только еще больше усилило похмельную боль.
Ему уже давно опостылели эти девелоперы со своей строгостью, проверками и четкими схемами. Все уже было сто лет как понятно. Он знал, что и где нужно подписать, кому позвонить, на кого надавить и кому пригрозить.
Перспективный участок не требовал многих согласований. Там не было стратегических строений. Не проходила железная дорога или федеральная трасса, там не нужно было разруливать вопросы с собственником, короче все на мази.
И все равно эти чистоплюи в дорогих костюмах на блестящих машинах, продолжали минимизировать свои риски.
На какое-то мгновение он поплыл в своих мыслях, картинка стала глухой и размытой.
Наконец, он услышал:
– ..и подпись нужно поставить здесь и здесь.
С тоской покосившись на пустую бутылку минералки, он взял протянутую ручку, и молча расписался, где ему показали. Отодвинул бумаги от себя, и уставился в окно, откуда безжалостно били свет и жара.
Ему было все равно, что ему говорят в благодарность, как собирает и упаковывает бумаги серый костюм, и что вообще там дальше будет на этом участке.
Его уже давно убедили. Аргументами и деньгами.
А теперь пусть скорее убираются ко всем чертям.
Поскорей бы прошла головная боль, потому что к запаху перегара он уже давно привык.
На объекте
Пропахший бензином и выхлопными газами пазик тащился по ухабам. Было жарко. В открытые окна и в люки на потолке изредка задувал горячий ветер, который еще больше укачивал и не прибавлял избавления от духоты.
Василич сидел ближе к водителю, Иван – несколькими рядами дальше. Они тряслись молча. Все, что нужно, бригадир уже рассказал. Так что говорить было не о чем. Что, халтура – она и есть халтура. Поскорей бы закончить и получить деньги.
Объект был на пригорке. Точнее, объекта еще не было. Это была площадка пара сотен на пару сотен метров.
Автобус остановился.
Открываясь, скрипнула пассажирская дверь. Двигатель резко заглох, оставив машину на передаче, как это делают старые опытные водители, ни разу в жизни не пользующиеся ручным тормозом для надежности.
