Полная версия
Любовь со вкусом миндаля
Оливия Лейк
Любовь со вкусом миндаля
Пролог. Французские каникулы, или какими мы были…
Шэрен тоскливо посмотрела на вход в парк Сен-Клу и, обреченно вздохнув, сложила руки на груди, продолжая наблюдать, как Трейси пытается объяснить французу, куда им необходимо попасть.
– Monsieur, сomment se render аu Musée de l'homme1, – безбожно коверкая слова, она все-таки закончила фразу и, оторвавшись от телефона, с превосходством посмотрела на долговязого мужчину.
В ответ незнакомец удивленно хлопнул глазами и, уходя, сказал что-то на смеси ломаного английского и какого-то неизвестного языка.
– Мне кажется, он – не француз, – заключила Трейси. – Но похож же!
– Судя по всему, – Шэрен осмотрелась, – французы давно не выглядят, как Ален Делон.
– А кто это? – разглядывая сновавших туда-сюда людей, преимущественно африканской и восточной наружности, заинтересовано спросила Трейси.
– Ну-у, – задумалась Шэрен, вспоминая кого-то помоложе. – Гаспар как-его-там из нового фильма про Ганнибала, только постарше! – нашлась она, вспомнив, что подруга перед поездкой во Францию перерыла весь интернет в поисках симпатичных французов, и этот актер не оставил ее равнодушной.
– А, – оживилась Трейси, – у него бы я дорогу спросила! – затем заразительно рассмеялась и оптимистично добавила: – Ну ничего, сейчас найдем кого-нибудь более понятливого.
– Ага, с твоим отвратительным французским, найдем, – констатировала Шэрен и невесело подумала, что отбиться от группы и потеряться в пригороде Парижа – прекрасное окончание дня. А еще, что брать в качестве иностранных языков немецкий и итальянский было опрометчивым решением. В данный момент они были бесполезны, а Трейси Полански – школьная подруга, с которой они в этом году вместе посещали математику и английскую литературу, – как оказалось, языком владела из рук вон плохо, и вопрос, как она умудрилась набрать на промежуточном тестировании балл выше среднего, напрашивался сам собой.
– А что ты хотела от еврейки польского происхождения? – улыбнулась Трейси и осмотрелась в поисках очередной жертвы.
Шэрен пыталась сохранить строгое выражение лица, но энтузиазм и уверенность, которые излучала подруга, заряжали позитивом, и все же улыбнулась в ответ, но улыбке этой не суждено было жить долго. От нее не укрылось, как взгляд Трейси, до этого быстро перебегавший с одного человека на другого, на мгновение застыл, а потом загорелся бешеным азартом, обычно не предвещавшим ничего хорошего.
– Смотри, какие красавчики! – кивнула она на другую сторону улицы, практически визжа от восторга. Шэрен повернула голову и кинула взгляд на двух парней, вольготно устроившихся в черной машине с открытым верхом. Блондин и брюнет, оба в темных очках и футболках, больше ей рассмотреть не удалось, но, судя по всему, мысли действительно материальны. Парни не стали долго засиживаться в автомобиле, а, сопроводив свой выход взрывами смеха, облокотились об полированный корпус.
– Пойдем к ним, – оживленно проговорила Трейси, схватив Шэрен за руку.
– С ума сошла?! – пытаясь вырвать локоть, прошипела она. – Ты их видела?!
Шэрен снова посмотрела на парней. Сколько им лет, она не знала, но интуиция подсказывала – явно за двадцать! А по взглядам, которые они бросали на проходивших мимо девушек, было видно, что музеи их интересовали в последнюю очередь.
– Мы просто спросим, как добраться, если не до музея, то хотя бы до нашей гостиницы. – Трейси расправила плечи, взбила пушистые темные волосы и потащила Шэрен прямиком к припаркованной машине, абсолютно наплевав на правила перехода через проезжую часть.
Чем ближе они подходили, тем отчетливей Шэрен понимала: затея идиотская. Брюнет успел снять очки и смотрел на двух приближавшихся к ним девчонок с чувством вселенского превосходства. Что было на уме у второго оставалось загадкой. Его глаза по-прежнему были спрятаны за темными стеклами, но поза была расслабленной или даже скучающей.
– Bonjour2! – проворковала Трейси и толкнула в бок подругу.
– Привет, – тихо буркнула Шэрен.
– Salut. Qu'est-ce que vous voulez, les jeunes filles3? – вежливо ответил брюнет.
Девушки переглянулись, и Шэрен взмахнула рукой, ожидая от Трейси перевода.
– Как думаешь, что он сказал? – схватившись за мобильник, тихо спросила она. Но ответа не получила, потому что блондин рассмеялся в голос и, наконец-то, снял очки.
– Он поинтересовался, – на отличном английском заговорил незнакомец, – чем мы обязаны вниманию столь юных леди. – Он перевел фразу друга и улыбнулся обаятельной мальчишеской улыбкой.
Трейси просияла, а вот Шэрен глаза отвела. Когда она пыталась приукрасить действительность или откровенно соврать, бабушка говорила, что в ее глазах отражаются все до единой мысли. А допустить, чтобы их прочел кто-либо из присутствующих, она не могла. Потому что думала Шэрен о самых потрясающих глазах – прозрачных, голубых, искрящихся весельем и наполненных чем-то, что не поддавалось определению, но ничего похожего во взгляде одноклассников точно не было.
– Американки? – спросил предмет ее раздумий. Трейси энергично кивнула. – Откуда?
– Сан-Франциско, – решила подать голос Шэрен. Парень с возросшим интересом посмотрел на нее, будто до этого сомневался, что она умеет разговаривать.
– А вы откуда? – не переставая улыбаться, поинтересовалась Трейси.
– Нью-Йорк, – лениво произнес брюнет. Он расслабленно полулежал на капоте и бросал на подруг откровенно скучающие взгляды.
– Я – Трейси, а это – Шэрен, – не страдая от излишней скромности, взяла быка за рога юная мисс Полански.
– Ник, – отозвался блондин.
– Брендон, – представился второй и, скорее всего, исключительно ради приличия поинтересовался: – Вы одни здесь?
– Нет, то есть да, – начала Трейси, – мы отбились от шко… своей группы, – вовремя спохватившись, соврала она. Что-что, а рассказывать понравившимся ребятам, что они желторотые школьницы в ее планы не входило. – И не знаем теперь, как попасть в Музей Человека.
Ник бросил взгляд на наручные часы и сказал, что музей через полчаса закроется.
– Значит, поедем сразу в гостиницу, – беспечно отмахнулась Трейси. – А вы студенты? Во Франции на каникулах? – не желая прекращать диалог, она так и сыпала вопросами.
– Можно и так сказать, – ответил Брендон. – А если не секрет, во сколько лет родители начали отпускать дочерей за океан одних?
Шэрен усмехнулась и подумала, что так тонко их возрастом еще никто не интересовался.
– В семнадцать! – солгала Трейси, прикинув, что этот возраст должен был быть более или менее подходящим.
– Нам по пятнадцать, – тут же отозвалась Шэрен, чтобы у ребят не возникло ложных представлений и, упаси бог, желаний. Поймав гневный взгляд подруги, она вопросительно подняла бровь, без слов объясняя, что обмануть их вряд ли удастся. Ведь, если сама Трейси еще могла сойти за семнадцатилетнюю, что сзади, что спереди она уже вполне сформировалась, то Шэрен вся состояла из острых углов: коленки, локти, скулы. Никакого намека на соблазнительные девичьи округлости. Единственное, что в ней приковывало взгляд – волосы. Густые, вьющиеся, на солнце отливавшие золотом.
Парни дружно засмеялись, и даже скучавший Брендон больше не блуждал рассеянным взглядом по улице.
– Вас подвезти? – подарив открытую бесшабашную улыбку новым знакомым, предложил Ник. Шэрен заметила быстрый, но вне сомнения изумленный взгляд Брендона, а потом всеобщее внимание перетянула на себя чуть ли не запрыгавшая от радости Трейси. На такой исход она и не надеялась, и не только она.
Ник открыл переднюю дверь, приглашая Шэрен присесть рядом, а Брендон, ловко перемахнув назад, постучал по бежевому кожаному сидению и выразительно посмотрел на Трейси.
Шэрен поравнялась с Ником, бросила сомнительный взгляд на ворковавшую с симпатичным брюнетом подругу и подняла глаза на застывшего возле пассажирской двери молодого человека.
– А во Франции возраст согласия, как и в Америке? В шестнадцать? – задумчиво проговорила она.
– В пятнадцать, – доверительно шепнул Ник. Шэрен сглотнула. Его глаза озорно блеснули, и он окинул тоненькую фигурку веселым, но напрочь лишенным всякого интереса взглядом. – Ты забавная, Шэрен. – Он любезно усадил ее. – Садись и не бойся. Тебе рано даже думать о таких вещах.
Она вспыхнула и подумала, что до сегодняшнего знакомства действительно не думала ни о чем подобном.
–//-
На следующий день Шэрен, сославшись на несуществующую головную боль, отправилась на Марсово поле4. Вчера, пока они ехали к гостинице, Брендон обмолвился, что сегодня их будут ждать на фестивале ретро-фильмов. Она не знала, зачем идет туда, и плохо представляла, что будет там делать одна, но желание снова встретиться с Ником в неравной борьбе со здравым смыслом победило.
Шэрен медленно брела среди многочисленных групп людей, пристально всматриваясь в разношерстную толпу. Молодые юноши и девушки, взрослые мужчины под руку с улыбавшимися женщинами, пожилые пары. Она сокрушенно вздохнула. Найти определенного человека среди огромного количества людей казалось задачей из области фантастики, но Шэрен упорно продвигалась к Эйфелевой башне, надеясь, что знаменитое культурное достояние привлечет и американских студентов, и попутно с восхищением наблюдала за приготовлениями к фестивалю.
Огромное белое полотно, которое через четверть часа станет полноценным экраном и усладит взор более тысячи приехавших киноманов, было натянуто и надежно защищено от прямых солнечных лучей импровизированной крышей. Устроители киномарафона завершали последние приготовления, регулировали свет, хотя по мнению Шэрен, дневного света сегодня было более чем достаточно, проверяли звук. На дорожках по обе стороны от Марсова поля расположились передвижные трейлеры с горячей выпечкой, сладостями и напитками. Поэтому терпкий запах свежесваренного кофе и манящий аромат хрустящего багета витал воздухе, соблазняя людей на покупку пусть небольшого, но все же удовольствия.
Шэрен заприметила одну из таких кабинок, в которой продавали горячий шоколад и трубочки с заварным кремом, и дала себе зарок обязательно заглянуть туда. Она остановилась практически у подножия внушительной железной конструкции, которая считалась одним из семи чудес света, или уже нет? Раньше она об этом как-то не задумывалась, поэтому прогнала эту мысль, как пришедшую абсолютно не вовремя, и осмотрелась. На данный момент приоритетной задачей было выхватить из многочисленных любителей старого французского кино высокую светловолосую фигуру Ника.
Удача или, возможно, высшие силы, судя по всему, благоволили именно к ней. Через несколько минут она зацепилась глазами за большую компанию студентов. Они смеялись, французская речь тут же перебивалась английской, кто-то дурачился, а кто-то без стеснения наслаждался обществом противоположного пола. Шэрен отвела глаза от целовавшейся парочки и заметила в толпе загорелую руку с черными спортивными часами. Именно такие вчера были на Нике. Она чуть обошла веселую компанию и улыбнулась. Интуиция ее не подвела! Но через мгновение ее улыбка скисла, как забытое на солнце молоко. Нашла она его и что? Подойти у нее духу не хватит, а смотреть со стороны совершенно не то, ради чего она сюда пришла. Шэрен исподлобья бросала косые взгляды на симпатичных девушек, окруживших ребят, и поняла, что ей здесь делать нечего.
«На что ты надеялась, чего хотела добиться?» – ругала себя и свои детские мечты Шэрен. Она остановилась, выдохнула и решила все же остаться посмотреть кино. В гостинице ее не хватятся до вечера, а сидеть в номере и грустить не хотелось. Не для этого она прилетела в Париж.
Большинство людей уже расстелили на зеленом газоне цветастые пледы и, наслаждаясь погожим днем и летним ветерком, активно переговаривались. Шэрен собралась последовать их примеру, когда услышала:
– Невероятная скорость передвижения!
Она резко обернулась. Перед ней стоял Ник. Такой же красивый и веселый, как она запомнила.
– Ты одна? – Он осмотрелся.
– Э-э, нет. Трейси где-то бродит. – Она рукой указала в сторону. Трейси действительно сейчас бродила по Тюильри5. Так что Шэрен практически не солгала. – А ты?
– А я решил проверить свою догадку.
– Какую?
– Что ты приехала сюда ради меня, – полностью уверенный в своей неотразимости заключил Ник.
Она фыркнула, поражаясь такой нескромности, хотя догадка была абсолютно правильной. Затем повисла неловкая пауза. Что делать дальше Шэрен не знала. Они оба понимали, что в компании его друзей детям не место, но и просто уйти было бы невежливо.
– Если ты больше не считаешь меня маньяком-педофилом, то я хотел бы составить тебе компанию.
– А твои друзья не будут тебя искать? – с сомнением спросила она, но внутренне ликовала.
– Уверен, они даже не заметят моего отсутствия.
Следующие три часа они ели миндальное печенье, которое, как оказалось, обожал Ник, пили лимонад с мятным сиропом и много смеялись. Шэрен сначала переживала, что не поймет ни слова из французской классики, но первыми показывали короткометражное немое кино, а потом Ник взял на себя роль переводчика и короткими фразами передавал суть фильма.
Как бы Шэрен не желала сосредоточиться исключительно на экране, мозг категорически отказывался воспринимать старое кино, а взгляд то и дело падал на растянувшегося рядом мужчину. Сейчас у нее язык не поворачивался назвать его просто парнем. По ходу фильма они перебрасывались вопросами, и Шерэн выяснила, что Нику двадцать три года, он в этом году окончил учебу, а во Францию они с Брендоном приехали к бывшим сокурсникам, с которыми учились по обмену в Нантском университете.
Шэрен положила в пакет печенье и посмотрела на Ника, задумчиво постукивавшего пальцами по бедру в такт музыке. Сразу видно, что он много времени проводил на солнце: волосы выгорели, отчего он казался ярким блондином, но после следующей стрижки они, скорее всего, станут светло-русыми; кожа насыщенного бронзового оттенка, а белая футболка только усиливала контраст. Когда Шэрен поймала себя на мысли, что поочередно рассматривает широкие плечи и длинные ноги, то засмущалась и перевела взгляд на экран.
До вчерашнего дня о делах амурных она и не помышляла. Только училась. Никаких мальчиков. Так уж вышло, что первое разочарование в мужчинах она испытала еще в детстве, поэтому относилась к противоположному полу настороженно и, естественно, никакого интереса, который уже вовсю демонстрировали сверстницы, не проявляла. А вот сейчас, сидя на вязаном пледе среди множества людей, Шэрен остро ощущала присутствие лишь одного человека – Ника. Испытывала непонятное, но яркое, как акварельная палитра, чувство безграничной радости. Приятное, но странное, как снег в Калифорнии, желание быть с ним рядом. Волнующее, но неизведанное, как космические глубины, томление в груди.
Когда солнце начало клониться к горизонту, а легкий ветерок, до этого нежно перебиравший золотистые волосы Шэрен, стал сильнее, она нехотя взглянула на часы и с тоской подумала, что ей пора возвращаться.
На Марсово поле неспешно опускались летние сумерки, зажигались уличные фонари, а Эйфелева башня засияла яркими огнями. Приключенческий фильм, шедший до этого, сменила романтическая комедия, а парочки, окружавшие Шэрен и Ника, заметно придвинулись друг к другу.
– Мне уже пора, – проговорила она и поднялась.
Ник оторвал взгляд от экрана и, улыбнувшись, сказал, что отвезет. Шэрен спокойно поблагодарила его, искренне надеясь, что не светится, как рождественская елка.
– Мы завтра уезжаем в Долину Луары, – когда машина притормозила возле небольшого отеля, ответил на заданный вопрос Ник.
Шэрен даже представить не могла, что испытает такое жгучее чувство разочарования. Она знала, что именно так и должно быть, но горечь от вполне ожидаемого расставания оказалось трудно переварить.
Она сглотнула и, осторожно выдохнув, решилась.
– Ник, а ты можешь… э-ээ… поцеловать меня? – несколько раз запнувшись, попросила Шэрен.
Ник до этого расслабленно закинувший руки за голову и лениво скользивший взглядом по полупустой улице, повернулся к сидящей рядом девочке. Шэрен показалось, что ее сердце остановилось в ожидании приговора, а глаза беспорядочно бегали по красивому мужскому лицу.
– Зачем? – тихо спросил он.
Действительно, зачем? Шэрен и сама не знала, но отчаянно желала, чтобы ее первый поцелуй был именно с ним.
– Ну, понимаешь, – на ходу сочиняла она, – со мной учится мальчик, который мне нравится, а я никогда, еще никогда… – Шэрен развела руками, растеряв всю смелость и не находя сил закончить.
Ник неопределенно покачал головой и, взъерошив волосы, задумчивым взглядом окинул Шэрен. Девчонка, совсем еще ребенок. Худенькая, с острыми коленками и выступавшими из-под розовой майки лопатками, с закусанными до крови губами и от смущения пылающими щеками. Но вот большие глаза, цвет которых он так и не смог определить: то ли черные, то ли темно-синие, врезались в память, а густые вьющиеся волосы делали ее похожей на белокурого ангелочка. А кто откажется поцеловать ангела?
– А как мальчика зовут?
– Билли, – тут же нашлась Шэрен. Ник усмехнулся, не веря ни единому слову, но придвинулся ближе.
– Ну, раз Билли… – Он взял ее за маленький подбородок и легонько поцеловал. Шэрен провела языком по губам, размышляя: то ли это ветерок, то ли бабочка порхнула крыльями возле лица.
– Так целуются взрослые? – с недоумением проговорила она. – Похоже, у тебя опыта в этом деле столько же, сколько у меня.
Ник бесшабашно рассмеялся и, снова придвинувшись к ней, сказал:
– Как взрослые, значит?
Она кивнула и мгновенно оказалась в его объятиях. Крепких и надежных. Ник настойчиво прижался к девичьим губам и требовательно ворвался языком в податливую мягкость ее рта. Поцелуй был долгим и горячим, наполненный неведомыми ощущениями и запретными желаниями. Когда его рука скользнула вверх по бедру, Шэрен растерялась. Прикосновения Ника обжигали, а поцелуи лишали воли. Она несмело положила руку ему на грудь и легко провела пальцем по ключичной ямочке, не скрытой воротом майки, но через секунду все закончилось. Ник откинулся на спинку сидения и поднял глаза к потемневшему небу, а Шэрен просто смотрела на него. Пыталась запомнить каждую черточку, сохранить в памяти искрящиеся весельем прозрачные голубые глаза, и пронести через время миндальный привкус первого поцелуя.
– Уже поздно, тебе пора, – повернувшись, спокойно, словно и не целовал ее, произнес Ник. Она послушно кивнула и, открыв дверь автомобиля, вышла.
– Шэрен, – позвал он. Она обернулась. – Я бы встретился с тобой еще, лет через пять. – Ник подарил ей свою фирменную, бесшабашную улыбку и резко надавил на педаль газа.
Глава 1. Американские будни, или какими мы стали
Десять лет спустя. Сан-Франциско.
– Шэрен, мне необходима твоя помощь, – глядя ей прямо в глаза, устало произнес Фрэнсис.
Девушка поставила на стол чашечку с остывшим американо, к которому не притронулась с начала разговора, и посмотрела в окно. Ресторан, в котором они обедали, помимо огромных королевских крабов славился еще потрясающим видом на пролив «Золотые Ворота» и холмы «Твин Пикс». Шэрен задумчиво наблюдала, как вода постепенно меняет цвет: возле берега – прозрачно-голубая, чуть дальше – насыщенно-бирюзовая и, наконец, – темно-синяя, до самого горизонта. Как вдали зеленели полукруглые холмистые насыпи. Она вспомнила, как переводила текст древней рукописи, в которой испанские конкистадоры называли эти холмы «Грудь индейской девственницы». Тогда Шэрон смутилась, а сейчас равнодушно отметила, что действительно похоже: идеальная форма, мечта любой женщины.
Почему-то именно летом она впадала в несвойственную в обычной, повседневной жизни меланхолию. Испытывала необъяснимую тягу к романтике. В это время года ей казалось, что рассказы бабушки – в прошлом убежденной хиппи – оживают. Словно по улицам в ярких нарядах, с гитарами и плакатами: «Занимайся любовью, а не войной!» снова бродят Дети цветов. Сейчас, конечно, тоже можно встретить современных хиппи, но ничего романтичного в их образе жизни больше нет.
А истории дедушки о временах «Золотой лихорадки» буквально сходят со страниц так любимых им книг. Будто, повернув за угол, можно встретить упертых золотоискателей и отчаянных ловцов удачи. Шэрен вздохнула. Только сейчас от ее мечтательного настроения не осталось и следа.
Она снова повернулась к мужчине, сидевшему напротив, и подумала о его отце. Их отце. Считала ли она когда-нибудь Виктора Колвилла родителем? Хоть раз назвала его папой? В детстве, когда он иногда, с каждым годом все реже и реже, навещал их, Шэрен понятия не имела, кто этот высокий молчаливый мужчина. Потом она подросла, начала задавать вопросы, и мать решилась рассказать о нем. Виктор Колвилл – успешный бизнесмен, крупный промышленник, яркий представитель светской элиты и ее отец.
Много лет назад Хелена Прескотт была его секретарем и, к сожалению или к счастью, – сейчас Шэрен уже и не знала, мама не смогла устоять перед магнетизмом красивого обаятельного начальника и вступила с ним в любовные отношения. А потом она забеременела, но, естественно, ни о каком браке речи не шло. Виктор был женат, и всеми правдами и неправдами скрывал от жены – единственной наследницы внушительного состояния – свои похождения и уж тем более плоды, которые они принесли. Поэтому о рождении ребенка не знал никто. Единственное, что Виктор делал для дочери – исправно помогал финансами. Благодаря его деньгам она получила прекрасное образование, а Хелена не гробила себя на трех работах, чтобы прокормить дочь. Хотя бы за это Шэрен была ему благодарна.
А пять лет назад случилось то, чего не ожидал никто. Виктор Колвилл обанкротился, его компанию выкупили за гроши, а он сам, не выдержав давления, застрелился в собственном кабинете. Это событие стало для Шэрен ударом, но не из-за потери отца, ведь, по сути, она его не имела. Это было из-за матери.
Хелена Прескотт всегда считалась красавицей. Изящная, миниатюрная блондинка с потрясающими бирюзовыми глазами. На нее часто засматривались мужчины, но она никого не замечала, никогда не пыталась найти для дочери нового отца. Всю жизнь любила одного мужчину, и известие о смерти Виктора стало для нее началом конца.
Из привлекательной, совершенно не старой женщины она превратилась в тень. Шэрен казалось, что мать с каждым днем становилась все тоньше и бледнее, будто таяла. А обострившаяся на нервной почве язва с каждым днем точила здоровье изнутри. Через полгода после смерти отца Шэрен потеряла мать.
А сейчас перед ней сидел старший брат. Брат, которого она видела впервые в жизни. Нет, она знала о его существовании, но до сих пор была уверена, что ни Фрэнсис, ни его мать не знают о ней. Брат, назвавший ей имя человека, который хоть и косвенно, но повинен в смерти родителей Шэрен. Имя мужчины, чьи жесткие решения и непомерные амбиции принесли смерть в ее дом. Хотя в глубине души она понимала, что винить кого-то третьего, абстрактного слишком легко и даже соглашалась с бабушкой, которая и при жизни не жаловала Виктора, а после смерти и вовсе начала называть его не иначе, как поганый ублюдок, из-за малодушия и трусости которого она потеряла дочь. Джанет Прескотт из легковерной хиппи выросла в прямолинейную и категоричную женщину, достаточно резкую в суждениях. И уж бабуля точно не обрадовалась бы, узнай, с кем сейчас обедает внучка. Семью Колвилл она на дух не переносила.
«Дилемма…» – подумала Шэрен и решила, что нужно все-таки ответить Фрэнсису.
– Но как я могу помочь? – с сомнением спросила она. – Для таких людей, как этот мистер Хейворт, я – никто.
Она заметила, как глаза Фрэнсиса хищно блеснули, празднуя ее согласие, а затем пробежались по золотистым волосам, пухлым губам и снова взглянули в большие глаза.
Шэрен была похожа на мать. Та же хрупкая изысканная красота. Только если глаза Хелены были нежно-голубыми, то у нее синими и настолько темными, что иногда казались черными. А в волосах, как любила говорить мама, расчесывая длинные локоны дочери, запуталось солнце.
Она вздернула подбородок и ответила Фрэнсису колючим взглядом. Если у него были какие-то гнусные планы на ее счет, то их разговор можно считать оконченным.
– Нет-нет, ничего такого! – Он поднял руки, правильно расценив выражение ее лица. – Я хочу, чтобы ты устроилась на работу в «Уайли Эдьюкейшн».
– В издательство?!
«Уайли Эдьюкейшн» было известным и самым крупным игроком на издательском рынке. С филиалами в каждом штате и за рубежом, с собственными типографиями и производственными мощностями. Конечно же, для любого более или менее образованного человека это название говорило о многом, но Шэрен и представить не могла, что у «Уайли» проблемы, и уж тем более не могла знать, что их перекупили.