Сусеки

3

Яко благ, яко наг, яко нет ничего… (раскрепощение)

…Я лежу на кладбище. Не знаю, на каком, наверное, на «капустнике». Это то новое кладбище, где венки, словно листья капусты, смотрятся со стороны.

Я нормально упакован в дощатом ящике, крышка которого схвачена гвоздями. А надо мной витают мои слова, неумело собранные в кучки, будто птичьи стайки или мелкие облачка. Они собраны для того, чтобы выразить что-то более значимое, что отражало бы таящие в себе мои поступки – светлые и не совсем.

Забавно всё это, не правда ли? Надо мной свет, а подо мной темень. И всплывшая из сознания Эпитафия:

А я хочу,

Чтоб по наитию души,

Без должностных

Обязанностей к тризне,

Прохожий побыл

Надо мной в тиши

И радость ощутил

От жизни.

24.10.2018г

Сегодня почти весь небосклон чист и бесконечен. Только белые хлопья гигантских облаков парят над вершинами гор, словно душа скалистых громад вырвалась из недр и устремилась вверх, но никак не может оторваться от земных пут, от притяжений, сковавших вечное раздвоение земного греха и небесного блаженства…

«Нет, Весь я не умру!…» – Я просто растворюсь во Вселенной.

Мой разум поднимется и займёт место в эфирном вселенском скоплении мыслящих разнородных сущностей. А моя плоть станет основой для других материальных существ. Часть превратится в простейшие организмы, которые будут поедать насекомые, а те станут продуктом для птиц и прочих существ. Кое-что превратится в перегной, который расцветёт в виде растений. И далее распад будет множиться, атомизироваться, но всё равно - жить. Так построен наш мир и вселенная. Одни «Солнца» сгорают, Другие – вспыхивают. Я приемлю гипотезу Циолковского: во главе всего образуется « концерн разума, которому принадлежат идеи процветания вселенной». Это и есть божественное начало, то есть Бог.

К чему я пришёл, так это к тому, что верить в Бога надо, как дитё малое, – не раздумывая, не сомневаясь, не сопоставляя одно с другим. Всякое осмысление и переосмысление – это сомнение в существовании Бога.

Ещё в раннем детстве я просил матушку: «Окрести меня в церкви, а то я часто болею». Тогда у меня ноги почему-то ныли, и, вообще, чего только у меня не было: то малярия, то скарлатина, то голова вся и ноги покрывались какими-то коростами. Болячки чесались, а я их, беспощадно царапая, раздирал до крови. Матушка обычно отвечала: « Вот пойдём к бабке Рипке в Защиту, там и окрестимся». Но этого так и не случилось. Я теперь понимаю почему. Во-первых, она уводила нас к бабушке обудёнком, так как ей в тот же день надо было вернуться в Белоусовку, чтобы заступить на смену в шахту. Для этого ей надо было преодолеть 30 километров в оба конца. «А во- вторых, – пояснила мне позднее матушка, – что я тогда понимала? Сама ни во что не верила, к тому же в Белоусовке не было, да и сейчас ещё нет, церкви. А в город не находишься – далеко».

А во втором классе я уже сам искренне удивлялся тому, что у деда Сафона Петровича есть икона, и обращался к нему со словами: «Дедушка Журавлёв, а что это там у тебя в углу в комнате – икона что ли? Ведь Бога нет, а ты молишься на икону». Школа меня превратила в убеждённого атеиста, и я тогда, после серьёзного спора с дедом, искренне негодовал, а потом успокоился: «Что с него взять, ведь он не учится в школе, а сам не поймёт, что к чему».

Я стал крещёным, верующим сознательно в 54 года, потому что не мог, и сейчас не могу объяснить исходного зарождения живого и не живого мира. Если отвергнуть существование Бога, ведь при нём всё воспринимается просто – наша жизнь началась от Адама и Евы, – то для учёного жизнь началась с какой-то живой микрочастицы. Хотя это беспредельная загадка с чередой вопросов: а откуда взялась молекула, атом, протон, нейтрон, и, в конце концов, живая и не живая природа? Учёные мужи в тупике. А пока нет всему этому объяснения, будет существовать Всемогущий Бог, который является основой для верующих, а для не верующих… какая разница, ведь атеист сам себе бог (только с маленькой буквы).

И всё-таки с самого начала освоения Библии непременно возникают разного рода сомнения в том, что там написано. Во-первых, «Первым было Слово», – сказано там. А почему не Идея, или Мысль, которая породила Слово?

Во-вторых, некоторые утверждения в Библии побуждают непременно объяснять описанные там события невероятным образом. Например, создавая Мир: (1-ый день, 2-ой день и т. д), Бог уложился за 7 дней. Чтобы подтвердить и оправдать это, я начинаю самому себе предлагать объяснения: мол, День сотворения Мира не соответствует нашему понятию во времени, то есть тому, что в сутках 24 часа, а в световом Дне – ещё меньше. В Библии День - соответствует понятию «неопределённого периода времени», которое понадобилось Богу для выполнения намеченной задачи. Именно «период», потому что для Бога, что «минута», что «тысячелетие»… Главное, выполнить задуманное. Ему ограничивать себя не к чему. Он сказал: «Да будет свет!». И интерпретировал (может, представлял, каким он должен быть этот свет: его общий вид, оттенки – спектр света). Размышлял не спеша – Вселенная Его вечна, а Он Единый её творец, и Его не давил временной момент. Он сам определял «период времени». И совсем не значит, что Он создал весь Мир за 7 дней в нашем представлении. Может, это 7 столетий или 7 тысячелетий. Это его понятие времени, где «минута – столетие», а «столетие – минута». Вот так и создан был наш божий мир во временном понятии.

Следующее:

…Сорок лет Моисей водил по пустыне своих родичей в поисках земли Обетованной. А пустыня-то – какие-то вёрсты, ну, допустим, тысячи вёрст. Очевидно, главная загадка, опять же во времени. Если сорок лет – это, может, четыре месяца, а может, четыре года – не ведомо. Но сорок лет гулять вокруг «огорода» – это уж слишком. Одно верно: у Господа чувство времени совсем другое. Видимо, Бог их водил с помощью Моисея «до определённого прозрения», которое составило условные «сорок лет».

Таким образом, я объяснял для себя Временные периоды, изучая Библию. Но поразило меня и другое, как это верующие в Бога Католики и Православные не смогли установить точно, когда родился Иисус Христос, или, по крайней мере, могли бы договориться о едином дне Его рождения. Не допустима такая несговорчивость среди правителей церковных направлений.

…Главным же для меня тупиком оказалось полное непонимание пророчеств Иоанна Богослова. Его видения какого-то «…выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами» завело меня в абсолютный тупик. И я подумал: «Как жаль, что сам Иисус Христос не написал Евангелие, и что создавалось оно со слов и представлений малограмотных (кроме Апостола Павла) его спутников. Поэтому-то я утверждаю и следую тому, что верить в Бога надо, как дитё малое, – не раздумывая, не сомневаясь и не сопоставляя одно с другим.

Об ощущении счастья

…При прогулке вдоль горной речки, присаживаясь на скамейку, я снял тёмные очки, повернул к солнцу лицо, не открывая глаз, и, запрокинувшись на спинку сидения, попытался ощутить сюрреалистические картины сквозь прикрытые веки. Картины были разноцветные, расплывчатые. Цвета менялись: от светло-серых и охристых, до оранжево-красных. Словно сплошные разноцветные облака, картины рисовались каким-то внутримозговым воображением. Но чёрного цвета не было. Солнце не позволяло возникнуть темноте. Тепло и разноцветные картины навевали умиротворение, приятно-ощутимое состояние. Я замер в неподвижности, предаваясь благостным ощущениям.

– Счастье – думалось мне, – это миг умиротворения, ощущаемый тобою. Это может быть – зной в городе, а ты находишься в тенистой аллее, где не назойливо подаёт свой голос скворец: «ти-ти-ти».

Счастье – это неожиданное дуновение степного ветерка с запахом горения очагового кизяка, напоминающее твоё маршрутно-полевое прошлое.

Счастье… Да кто ж его знает, что такое счастье? Помню, сидел где-то я в прибрежном лесочке. Тенёк был. На расстоянии в разных местах суетились люди – взрослые и дети. Что-то они там решали и делали, между прочим, спокойно, и каждая группа что-то своё, без возбуждения и необременительно. Я замер, и некоторое время чувствовал всем телом и душой и разумом – полное спокойствие. И только через некоторое время, да и сейчас даже – я вдруг понял: это же было счастье. И потому момент этот запечатлелся в памяти. Полное спокойное умиротворение, не отягощённое заботами, болезнями, патриотическим долгом и житейскими долгАми. Всё было во мне в тот миг в гармонии. Но тогда я не понимал, что это – счастье, А потом, и теперь уверен, что тогда оно навестило меня. У каждого своё счастье.

…Странно, что после того, как я это записал, по телеку услышал аналогичные рассуждения какого-то участника передачи о счастье. Только в его рассказе был порывистый ветер, который на миг прекратился, и наступила дневная тишина – и снизошла к нему благодать, которую он назвал «счастьем». Значит, так оно и есть у родственных душ, такое понятие о счастье.

Дворцы и хижины

…Мы жили в маленькой избушке-времянке. Нас часто навещала слепая дочь хозяйки большого дома Лиза. Глаза у неё были как у нормального человека. И мы, малые дети, мне было около четырёх лет – воспринимали её больше несколько странной, чем слепой. Ориентировалась она, в привычном ей дворе, уверенно, словно зрячая.

Потом мы переехали в центр посёлка в двухэтажное здание с большими окнами. В эти окна постоянно из любопытства заглядывал к нам дерзкий и неприятный парень. Соседи называли его «немтырём», он был глухонемым. Он ничего не говорил, а только таращил глаза и мычал. Нам с братом было страшно.

Думаю, от этого моё постоянное ощущение неустроенности и дискомфорта в больших жилищных зданиях. А роскошные хоромы и зАмки меня вообще пугают. И мне очень мил маленький домик моей матушки (с косяками дверей, о которые то и дело бьёшься лбом), где можно насладиться удивительной тишиной: без телевизора и шумных соседей.

Никого не осуждаю в стремлении к роскоши. Но, как плебей, проживший свою жизнь в вечных разъездах (как геолог, как студент, как солдат, как квартирант) я обожаю «тихую гавань», где можно побыть одному (не отвлекаясь на роскошь) и осмыслить свою и чужую жизнь без шума, визга и притворства.

Божьи чуда в моей жизни

Когда я в 54 года сознательно уверовал в Бога и принял обряд крещения, в первое время я как-то остро ощущал необычные явления, которые потом объяснил божьим чудом.

Так, 3. 03.1994г, обнаружив на своей ноге синее уплотнение, весьма болезненное и не проходящее, я сказал: « Господи, если ты есть, соверши чудо – пусть исчезнет этот очаг зарождения моей серьёзной болезни». И прочитал молитву – «На болящих». Через два дня я вспомнил об этом и пощупал свою «шишку» на ноге. К моему приятному изумлению, она исчезла. Это явилось началом моего сознательного ощущения чудес. Тогда я стал вспоминать такие моменты, когда ещё ни во что не верил, но когда Господь оберегал меня. Видимо, он вёл меня через неверие к Себе.

23.03.1994г

…19 января на крещение Господнее у нас родилась внучка Елизавета. А 23 марта с ней вдруг случилась истерика, то есть болезненное состояние, когда она беспрерывно плакала. Так продолжалось часа два. Мы все не на шутку встревожились, не зная, что делать. И тут я вспомнил про молитву «На болящих». Я взял молитвенник и удалился в отдельную комнату. Где с верой прочитал молитву трижды, после каждого раза осеняя себя крестом. Где-то на средине второго чтения плач умолк. Когда я вышел, Елизавета умиротворённо помалкивала, собираясь заснуть. Мадина – её мама – рассказала о том, что внучка совершенно неожиданно резко замолкла, буквально на «всхлипе».

3.03.1996г

Я вдруг почувствовал покалывание в правой почке. Это был нездоровый симптом, я боялся приступа, такое раньше случалось. Уединившись, я трижды прочёл молитву «На болящих», имея в виду себя. Покалывание прекратилось. И вообще, когда у меня что-то болит, я вожу по тому месту рукой и читаю молитву. Часто бывают боли в пояснице и сразу проходят. Всё зависит от «веры», с какой ты читаешь.

Прошло много лет.

15.05.2020г

К обеду вдруг началось недомогание: левый бок ниже рёбер заныл. Боль усиливалась. Привычные мои лекарства от диабета не помогали. Выпил таблетку анальгина, который, говорят, не лечит, а лишь утоляет боль. Тоже не помогло. К вечеру по-настоящему занемог. Боль не утихала, а усилилась. Я вспомнил детство, когда, прыгая с крыши, получил два перелома и вывих левой ноги. С трудом меня притащили на руках в больницу. Было воскресенье. Дежурная врач приступила к врачеванию. Вправляла мои кости на ощупь. Рентгена не было. Наркоз еле угомонил меня, пацаны, друзья мои, в процессе врачевания по обе стороны, навалившись, удерживали меня. Оказывается, от боли я стал «могучим», хотя и кричал неистово. Женщина-врач нервничала. Наверное, именно в это время, мне представился конец света. Я, будто, смотрю на себя сверху и одновременно ощущаю, как меня всего что-то сжимает и обволакивает какой-то шагреневой кожей, уменьшая в размерах. И я вовсе не человек даже, а что-то округлое, мне невыносимо тяжко и муторно, а надо мной змееподобная голова устрашающе следит, не выпуская из виду меня, предвещая конец, если не света, то уж точно, конец моего подобия… В конце концов, загипсовали мою ногу. Когда я пришёл в себя, через некоторое время боль возобновилась. Ногу раздувало, а гипс всё сильнее сдерживал опухоль. Врач ножницами надрезала гипс. Но боль не утихала. Я орал неистово и требовал, чтоб отрубили эту ногу. Никаких болеутоляющих таблеток не давали. Наверное, их и не было. Только на третий день боль утихла, и я полубезумный стал приходить в себя…

И сейчас я лежал и чувствовал, как боль одолевает меня. Ещё в отрочестве я понял, что боль – это состояние, которое редко кому удаётся преодолеть. Она и на этот раз усиливалась, и я вспомнил вдруг о молитве, которая нередко помогала мне. Я стал настойчиво произносить слова молитвы «на болящих». Трижды прочёл молитву, но боль не проходила. Тогда в моей душе закралось сомнение по поводу прошлых молитвенных чудодействий. «Боже мой, что же это такое,– шептал я, – как же унять этот свалившийся внезапно недуг?» Тут вошёл мой сын, и, сосредоточившись, установил, что у меня обострилась щитовидная железа. Такого раньше у меня не случалось. Сын дал мне таблетку «панкреатин», а чуть позже ещё и болеутолющий «каптоприл», и стал ждать рядом со мной. Я лежал беспомощный, терпя боль, которая по-прежнему не утихала. Но я уже мог хотя бы вытянуться на топчане, печально ожидая исход. Не помню, как под тупую боль заснул. Проснулся только под утро, и радостно ощутил, что боли нет, она растворилась во сне. Молитва помогла. Господь направил ко мне ангела-хранителя в образе моего сына, который нашёл способ избавить меня от недуга.

10.01.2018г

Если будешь внимательно читать Библию, изучать её, то поймёшь, что Бог, как это ни парадоксально, больше любит человека-грешника, который ошибается, падает и встаёт. Он любит человека беспокойного, ищущего и даже совершающего порой недостойные поступки. Пример: Мария Магдалина, блудный сын и др.

Вероятно, Бог и наделил каждого человека разумом, чтобы посмотреть за ним, наблюдать его, как он будет существовать. Ему проще было бы создать «правильного» человека, наделив его одной извилиной, встроить его в шеренгу подобных ему субъектов, и сделать «правильно-послушным» оловянным солдатиком. Однако Ему, глядя на нас, наверное, гораздо интересней – было самому определить, куда поведёт «разум» каждого индивида.

И я верую в Бога не для того, чтобы лбом расшибать пол в преданности ему. Ему это не интересно. И меня он любит за то, что я люблю не всегда «правильных» и подобострастных людей. Потому что истинная доброта заключается в уважении и «жалости». А любовь проявляется во всепрощении, и, конечно же, в искренних чувствах и в правде.

Он наблюдает за нами, и по нашим «пробам и ошибкам» определяет развитие разума человеческого бытия. Создаёт и выбирает направление дальнейшего развития. И если мы сами забредём в хаос, то сами же и будем повинны в этом. А он – Всемогущий Бог, будет уже с другими подобными нам существами искать и определять истинное назначение Человека. К такому я пришёл выводу.

25февраля 2018г

Я сидел на лавочке у речки. Над городом зависла сизая мгла. Мрачновато. В 11часов 05 минут вдруг раздался звон колоколов из нашей церкви – храма Господня святых Апостолов Петра и Павла. Может, и раньше раздавался такой звон, но я этого не слышал, а только мечтал, когда же установят колокола, которые проглядывались сквозь ниши колокольни. И, наконец, это свершилось. Со звоном колоколов тотчас пробился сквозь сизую мглу первый яркий луч, который предварил появление Светила. Солнце высвечивало в течение получаса, благовещая звоном колоколов, о наступлении хорошего дня.

«Перлы»

из с

у с е к

Голова человека – это та же Вселенная, только сконцентрированная в костной коробочке. Это мозговой атом Вселенной. Куда направишь мысль, в каком направлении проявишь интерес, там и найдёшь что-то новое. Мысль беспредельна, как бесконечна Вселенная.

* * *

Талант – это потенциал возможностей человека, данный природой, то есть Богом. Если этот дар не реализовать, то он и останется эмбрионом. Если ты понял, что он тебе дан, то, как сказал Карл Маркс по другому поводу, «надо, не страшась усталости, карабкаться по его каменистым тропам» к осуществлению мечты. Очень много людей талантливых.

Я убеждён, что каждый человек должен оставить после себя воплощение того, для чего он появился на свет. Но, к сожалению, большинство людей инфантильных, а точнее, ленивых, но претендующих на особое положение. К этой категории я иногда отношу и себя. Тогда иронично успокаиваю себя словами:

Коль сделать ничего не смог ты,

А сделать больше – нету сил,

Грызи уж собственные локти,

Чужие – Боже упаси.

Но мы такие непоседы,

Что вразумленью вопреки,

Терзаем локти у соседа

И. . . получаем тумаки.

* * *

О поэтическом таланте

(из ответа респонденту «поэтичесй почты» газеты

«Вечерняя Алма-Ата»)

«Уважаемый Анатолий Иванович, поэтическое письмо, как известно, предъявляет к автору свои особые требования. Главнейшие из них – это ритмический (размеренный) строй стиха и поэтический образ, который является продуктом самобытного восприятия окружающего мира, восприятия по-своему, через призму только своих чувств. А это зачастую сложная задача. Это уж, что называется – божий дар. Я твёрдо убеждён, что в каждом человеке есть какое-то поэтическое начало, но не всегда оно может пробиться через тот словесный барьер, который стоит на пути начинающего поэта. И, как правило, последний так и остаётся у истоков настоящей поэзии, не имея сил и поэтических возможностей пробить тот привычный ореол, который накопило до него человечество. Маяковскому, например, удалось пробить его путём колоссального умственного напряжения, Есенину – через душевные муки. Потому они наши поэтические величины.

Я чувствую, угадываю и ощущаю в Ваших стихах, Анатолий Иванович, лично выстраданную и пережитую радость от сознания того, что наступил, наконец, мир после страшной войны. Но Вы не смогли пробить тот барьер, после которого начинается настоящая поэзия, и мы, к сожалению, не можем признать Ваше стихотворение завершённым, играющим всеми красками Вашей поэтической души. Перед нами сырой материал и мы можем только поблагодарить Вас за то, что Вы, не равнодушный к окружающей Вас действительности человек, а, напротив – страстный и активный боец. Но, увы, пока не поэт».

Ненависть

Человек многогранен и всегда найдёт то, за что можно возненавидеть другого. Войны беспощадны, но они неизбежны. Если люди будут даже все зажиточны и богаты, они всё равно будут враждовать: мужики за баб, бабы за мужиков, а теперь, когда стираются гетерогенные отношения, то – и мужики за мужиков, и бабы за баб. К тому же человек тщеславен – будет драться за положение в обществе, то есть за власть. Невозможно укротить человека, запретные законы могут только в какой-то степени утихомирить его. Альтруизм появился ещё в библейские времена (Новый завет) – подставь вторую щёку, если тебя ударили в первую. Этот метод тоже не прижился. И всё-таки, как добиться того, чтоб люди уважали друг друга и жалели?..

Когда я служил в армии, удивлялся: почему люди не могут отказаться от армий, и просто не воевать? А думал так, лишь потому, что сам попал туда – в эту вынужденную необходимость.

Ловлю себя на том, что хочу как-то обосновать ненависть, тем более что она, как мне казалось, не может быть беспричинна. Но это только «по сути». А на самом деле она может быть и совершенно беспричинна. В этом убедил меня случай, который произошёл со мной в далёкой молодости, когда я учился на геолога в городе Иркутске.

Мы были на учебной практике в сибирской тайге, где проходили ознакомление с уникальными обнажениями докембрийского периода. Параллельно занимались и геодезическими работами, приобретая навыки по освоению «замкнутого полигона».

Поздним вечером студенты, как обычно, находились у костра, оживлённо беседовали и пели под гитару песни тогда очень модного Петра Лещенко. Его песни зачаровывали нас, тем более судьба самого автора была почти неведома нам, ведь он находился где-то за границей, и тоска его по Родине щемила и наши души: «Я тоскую по родине, по родной стороне своей, я в далёком походе теперь – на чужой стороне…» или «Аникуша, Аникуша, если б знала ты страдания мои…» А потом: «Марфуша, как берёзанька стройна, и за работаю весь день она: Марфуша всё хлопочет, Марфуша замуж хочет, и будет верная она жена… и не любить Марфушу грех!» Всё это было для нас, молодых ребят, непривычно новым и притягательным. Ведь в нашем комсомольском обиходе Марфуш и Аникуш не было. Да и Пётр Лещенко был в запрете. Было необычайно интересно находиться у костра в окружении таёжной загадочной темени. Таинственность настораживала и всё-таки манила в неведомое лесное пространство. Я отошёл от костра и двинулся по тропке, которая привела меня к палатке, возле которой сидели на походных стульчиках два преподавателя. Один был мне известен – уже пожилой бывший военный Пётр Сергеевич – преподаватель топографии, – год назад он был руководителем нашей группы на сельхоз работах в колхозе. Другой, более молодой – его я увидел только здесь на учебной практике, фамилия его было Толстихин, оживлённо убеждал в чём-то Петра Сергеевича. Я появился неожиданно из темноты и попал в поле их обозрения. Освещала их окружение маленькая лампочка, светившая от аккумулятора, расположенного на земле у походного столика. Я появился внезапно из темноты и, завидев меня, Толстихин вдруг оживился: – Вот-вот, тебя-то нам здесь и не хватало. – Вы знаете,– обратился он к Петру Сергеевичу, – этот парень приковал моё внимание сразу же, как только я его увидел (тут я заметил, что он пьян). – Мне сразу,– говорил он, – бросилась в глаза его криминальная внешность и желание быть всегда «на виду». Кругом он суёт свой нос. Вот и сейчас он объявился тут, и я уверен – с дурными намерениями. Ну-ка скажи, зачем ты пришёл сюда? Места тебе мало что ли? Не хватает тебе сообщников у костра? – продолжал ошеломлять меня Толстихин.

При таком напоре Пётр Сергеевич, хотя тоже не трезвый, но более спокойный и рассудительный, заметно смутился и попытался остановить недружественный порыв Толстихина: – Ну что ты, что ты, Ефим Тимофеевич, за что так на парня? Знаю я его, по колхозу знаю. Парень как парень. Потом не забывай, что мы находимся, хотя и в лесу, но среди студентов – на учебной практике.

– Не останавливай меня, Пётр Сергеевич, я знаю, что говорю. Поверь уж мне, это же отпетый человек, неужели ты это не видишь? Перед нами дерзкий и невыносимый мерзавец. Это он сейчас такой, а что будет дальше? Уверяю тебя, что это будущий возмутитель, хулиган и вообще алкоголик и уголовник!..

… От неожиданности я сначала окаменел, а потом чуть не плача бросился в гущу леса и, негодуя, обратился в небесное пространство, к месяцу, проглядывавшему сквозь ветки деревьев. – За что он так на меня? – вопрошал я сквозь слёзы. – Ведь он совершенно меня не знает, как и я его, но какое же возмутительное презрение я чувствую в его словах…