Русский вопрос. Альманах публицистики

На страницах книги о Достоевском понятие соборности проявляется в связи с важнейшей проблемой – проблемой изображения и постижения сущности русского народа. Сравнивая осмысление народа у Толстого и Достоевского, Селезнев отмечает противопоставленность подходов великих художников слова к этому понятию: «… народ у Толстого представлен эпически, в конкретно-историческом, пусть и по-особому, художественно-обобщенном эпическом деянии. Это народ явленный. У Достоевского народ – сокровенный, представленный не идеалом мира-общины, но тем, что хранит в себе как идеал, как всех объединяющее (собирающее, соборное) начало» [1]. Обе идеи народа названы Ю. Селезневым «утопическими», но критик утверждает, что «социально-христианская утопия» Достоевского неразрывно связана с упованиями, чаяниями «стомиллионного народа». В своих работах Н. И. Крижановский отмечает: «Соборность в понимании Ю. И. Селезнева ‒ это, с одной стороны, христианское духовное единение личностного сознания с общим делом, с жизнью для всех, в наибольшей степени представленное в осмыслении Достоевским народного соборного начала и противостоящее западному индивидуализму. С другой стороны, в произведениях Достоевского соборность реализуется как единое слово, единая точка зрения, вмещающая в себя все составляющие внутри нее голоса» [1, с. 86]. Однако, как среди современников Юрия Селезнева, так и среди современников Федора Достоевского, часто находились и находятся критики, не имеющие представления о жизни русского (а значит православного) человека. Речь идет о либеральных авторах, которые пытаются лишить нас «русскости».

Ненависть к своей Родине появились в России, конечно, не в XIX веке. Но именно в 30-40-е годы данного столетия возникла «партия», главной идеологической установкой которой стала русофобия. Лидер этой партии западников Виссарион Белинский (в отличие от современных западников-космополитов) откровенно признавался: «Мы люди без отечества – нет, хуже, чем без отечества: мы люди, которых отечество – призрак…» [4]. Маргарита Синкевич верно отмечает: «Чужебесием-русофобией была заражена большая часть интеллигенции, творческих и деловых людей, которые, по сути, объявили негласную войну традиционной России» [7]. Достоевский писал: «Пусть всё вокруг нас и теперь ещё не очень красиво; зато сами мы до того прекрасны, до того цивилизованны, до того европейцы, что даже народу стошнило на нас глядя. Теперь уже нередко нас совсем за иностранцев считает, ни одного слова нашего, ни одной книги нашей, ни одной мысли нашей не понимает, – а ведь это, как хотите, прогресс» [6, с. 210]. «Так великий русский писатель обозначил пропасть, которая разделила россиян на два лагеря: прогрессистов-космополитов и консерваторов-традиционалистов» [7]. К сожалению, представителей первого лагеря становится с каждым днем всё больше (к этой тенденции приложили руки такие авторы: философ В. Соловьев, М. Цветаева, сегодня эту эстафету подхватили В. Познер и его единомышленники).

К понятию соборности приходят многие русские авторы, каждый интерпретирует его по-своему, вносит свой вклад в осмысление этой категории. Но, по справедливому замечанию Ю. М. Павлова, Селезнев «первым вводит соборность в литературоведческий и критический лексикон, вкладывая в это понятие истинный ‒ христианский смысл. <…> Показательно, что уже в неподцензурные времена Вадим Кожинов и Юрий Сохряков в своих работах трактуют соборность не столь точно и содержательно, как Селезнев, по-разному уходя от доминанты данного понятия – христианской любви, жертвенной любви к другим и Богу» [3]. Однако, само по себе введение понятия соборности в советское атеистическое литературоведение было событием очень значительным.

Говоря о воплощении соборности в жизни, В. Кожинов утверждает, что она может быть претворена в подвигах во имя Отечества, в борьбе ради торжества справедливости или в освоении новых земель. «Чтобы не было читательских домыслов, критик уточняет: «В высших проявлениях этих деяний органическая воля личности способна на безупречно свободной основе слиться с другими личными волями в стремлении к незамутненному какой-либо узколичной, частной корыстью идеалу». «При подобном осмыслении категории соборности выпадает самая главная ее составляющая, определяющая бытие этой категории среди людей, – любовь к ближнему, любовь в христианском смысле этого слова, братская, соединяющая людей, их «частные» личности в некоем соборном сознании, в единой соборной личности». Только имея в душе такую любовь, личность может ощутить духовную неразрывную связь с ныне живущими и умершими, с теми, кто находится рядом и с теми, кто далеко» [1].

Изучая литературно-критическую деятельность Татьяны Касаткиной, следует выделить и ее осмысление соборности. В статье «О субъект-субъектном методе чтения» она называет истинной соборностью не идею общности, унифицированности пути и видения, но идею совокупности путей и видений, понимание того, что истина включает в себя весь объем возможных точек зрения. И без каждой из этих точек зрения истина будет неполна, лишена какой-то своей стороны, какой-то своей пусть мельчайшей, но невосполнимой иным образом части. Такое осмысление категории соборности достаточно уязвимое, состоит из «плюрализма» и основывается на мнении, что у каждого своя правда. Тем самым можно сказать о модернизированном атеистическом взгляде, который только внешне подстраивается под религиозно-православный.

Многие высказывания Юрия Ивановича оказались пророческими о моральном разложении Европы и влиянии на русского человека западных идей, подмене истинного гуманизма эгоцентрическими концепциями, цель которых – уничтожение народной культуры, утверждении своего «Я» выше остального человечества. Селезневские идеи народности и соборности в русской литературе как одном из основных плацдармов, на которых разгорается третья мировая идеологическая война (подчеркну, что в определение «идеологическая» по отношению к литературе критик вкладывал совершенно иное содержание, подразумевая её патриотизм, укрепление государственности и национальных начал русской жизни) с каждым годом становятся все более актуальны.

Библиографический список:

1. Кожинов В.В. Грех и святость русской истории. ‒ М., 2006

2. Павлов Ю.М. Критика ⅩⅩ ‒ ⅩⅩⅠ вв.: литературные портреты, статьи, рецензии [Электронный ресурс] // Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете. ‒ URL: https://www.rummuseum.ru/lib_p/pavlovum08.php

3. Павлов Ю.М. Юрий Селезнев: русский витязь на Третьей мировой // Критика XX–XXI вв.: литературные портреты, статьи, рецензии / Ю.М. Павлов. – М.: Литературная Россия, 2010.

4. Павлов Ю.М. «Белинский как эмбрион, или спасибо Винникову» (Молоко. – 20.03.2010. – URL: http://www.hrono.info/text/2010/pavlov0310.php)

5. Селезнев Ю.И. Глазами народа: Размышления о народности русской литературы. ‒ М.: Современник, 1986. ‒ 352 с.

6. Селезнев Ю.И. Подвижники народной культуры. В кн.: Селезнев Ю.И. «В мире Достоевского. Слово живое и мёртвое». – М.: ООО «Издательство Алгоритм», 2014.

7. Синкевич Маргарита НАШИ ПРОГРЕССИСТЫ: «КАК СЛАДОСТНО ОТЧИЗНУ НЕНАВИДЕТЬ…». Полемика – URL: https://denliteraturi.ru/article/1160

КОНЦЕПЦИЯ НАРОДНОСТИ В ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Ю. И. СЕЛЕЗНЕВА

В работах о Юрии Селезневе нередко пишут о том, что он был человеком, сражающимся за чистоту литературного слова и народность культуры. Н.Н. Скатов отмечает в нём способность «видеть в частном – общее, в конкретном русском – общерусское, в общерусском – общемировое» [4. с, 315].

Значительное место в литературно-критической деятельности Ю. И. Селезнева занимает проблема народности литературы, которой посвящена книга «Глазами народа» (1986) [2]. На первых страницах книги мы видим цитату А. С. Пушкина: «С некоторых пор вошло у нас в обыкновение говорить о народности, требовать народности, жаловаться на отсутствие народности в произведениях литературы, но никто не думал определить, что разумеет от под словом народность» [2, с. 2].

Свои рассуждения о народности критик начинает с разговора о социальном и национальном идеале русской литературы, определившим природу её своеобразия. Ценность русского народа именно в литературе, ощущении «чувства народного», которое равноценно патриотизму – одному из центральных понятий русского национального сознания. Но когда известные журналисты, люди, способные повлиять на массовое сознание, вроде Ксении Лариной, позволяют себе высказывания вроде: «Патриотизм разрушителен <…>, не совместим со свободой, он убивает свободу мысли, свободу творчества, свободу самореализации» [1], то можно с полным правом говорить о войне идей. С журналисткой, конечно, можно поспорить, доказав, что именно благодаря патриотизму создавались великие произведения. Да и в самом простом своем определении патриотизм есть не что иное, как любовь к Родине. Разве может быть разрушительной любовь? Напротив, нет ничего разрушительнее равнодушия.

«Вопрос о народности становится действительно центральным вопросом всей русской мысли 19 века. Мысли не только литературно-эстетической, но и общественно-политической и идеологической». [2] Но прежде всего и полнее всего сказавшейся в литературе и через литературу. Именно в 19 веке такое понимание своей общественной значимости и общественно-исторической миссии становится её самосознанием. Литература стремится стать всем. И это становление проходит главным образом через категорию народности, через перевод её из сферы стихийного проявления в сферу осознанного художественного мироотношения. Изначально вопрос о народности связывался с вопросом о национальном своеобразии и самостоятельности дальнейших путей развития национальной литературы. Селезнев выделяет характерные особенности, опираясь на традицию русской мысли, доказывает, что именно народность определила собой природу и характер русской литературы, признала в народе главную творческую созидающую силу истории человечества.

Важной видится его мысль о том, что «всякое творческое созидание по природе своей человечно и в этом смысле, конечно, гуманистично и иным быть не может: человеконенавистничество никогда не было и не способно быть основанием созидания, но всегда лишь разрушения» [2, с. 23]. Например, не так давно на полках книжных магазинов прочно обосновались книги нашей бывшей соотечественницы, американской писательницы Айн Рэнд, философию которой можно предельно сжать до одной единственной фразы из уст героя романа «Атлант расправил плечи»: «Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня». То есть это практически жизнь животных, где каждый сам за себя, где правит естественный отбор. В таком мире человек одинок и всеми брошен, выживает только сильнейший. А ведь в числе поклонников Айн Рэнд есть люди, которые долгое время находились и находятся у власти… Совершенно иные ориентиры отстаивал Ю. И. Селезнев. В своих работах он выделяет такое свойство русской литературы, как человечность: «…подлинная человечность нашей литературы – качество столь очевидное и столь признанное, что не подлежит никакому сомнению» [2, с. 14]. Подчёркивая, что русская литература человечна, Ю.И. Селезнев пишет: «Ведь подвижничество требует не только любви к человеку, но и высокой требовательности к нему, именно беспощадности к его недостаткам» [2, с. 15], что справедливо по отношению не только к литературе, но и к литературной критике.

Национальное своеобразие литературы он находил в том, что «все ее великие представители и творцы видели свою высшую заслугу и миссию не в том, чтобы выразить своё личное “я” и не в том, чтобы выдать своё слово за народный взгляд, но в том, чтобы действительно воплотить в своем слове общенародные чаяния, идеалы, устремления». Почему же так важна для Селезнева народность художественных произведений? Потому что нации нужна память для сохранения возможности творить: «Взорвать, отравить, засыпать истоки – значит решительно изменить русло полноводной реки, её жизнеспособность. Подрубить корни – значит лишить могучее древо жизни народа живительных соков земли, иссушить плодоносящие ветви» [3, с. 79]. А лишить свободы и возможности творчества – все равно что отобрать силы для принесения пользы в общемировом диалоге культур. Именно этим занимались в советский период и особенно занимаются сегодня многие писатели, критики, журналисты, политики для смены менталитета через принятие чужеродных тезисов и так далее. Но для того, чтобы не допустить губительного, по мнению Селезнева, отрыва от корней национальной истории и искусства, критик и создавал свои работы. Селезнев упоминает, что народность имела большое значение в творчестве писателей-классиков, например, в творчестве И. А. Гончарова. «По его определению [И.А. Гончарова] русская литература – это «выражение духа, ума, фантазии, знаний целой страны… язык, выражающий все, что страна думает, что желает, что знает и что хочет знать и должна знать», это всемирно-историческое явление пребывает в мире вот уже тысячу лет» [2, с. 12]. Помимо творчества И.А. Гончарова для обоснования собственной точки зрения о концепции народности, Ю.И. Селезнев на протяжении всей книги «Глазами народа» обращается к истории русской и зарубежной литератур и культур, произведениям А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, М. Горького, философским работам А.Ф. Лосева, Д.С. Лихачева и говорит о «принципах народности литературы и искусства, о том, что они утверждены в нашем сознании как категории, находящиеся в диалектической взаимосвязи» [2, с. 316].

Ю. И. Селезнев перечисляет имеющиеся взгляды на проблему народности: «Народность виделась и в обращении литературы и культуры к народным традициям, к воспроизведению форм и средств народного творчества, к использованию песен, сказок, легенд и т.д. Толковалась категория народности и в смысле необходимости создавать произведения применительно к уровню народного разумения, специально «для народа». Критик отмечал: «Очевидно, такого рода формы народности в целом или в каких-то сочетаниях характерны как для русской литературы, так и для любой другой. Но столь же очевидно, что ни одна их этих форм сама по себе, ни их совокупность не способны определить особенность того мироотношения, которое воплощено в русской литературе» [2, с. 68].

Другая проблема, поставленная Ю.И. Селезневым, такова: «Именно в непримиримости русской литературы к любым проявлениям эгоцентризма, в последовательном отрицании ею самоценности личности, противопоставляющей свои интересы интересам народа, нации, самоутверждающейся за их счёт- одна из важнейших причин того, что в отношении русской литературы часто употребляются понятия «жесткость» и «свирепость» [2, с. 71]. Юрий Селезнев, живя в советское время, в атеистической стране, формулирует типично христианско-православное понимание личности. Он принципиально разграничивает личность и индивидуальность: «личность начинается не с самоутверждения, а с самоотдачи, с самоотречения, с самопожертвования ради другого…через такого рода отречения, через отказ от индивидуалистического, эгоцентрического «Я» человек из индивидуума превращается в личность». [2, с.73]. Так определяли личность и многие другие авторы, прежде всего Федор Достоевский. Это народный идеал, в котором не только выгода, но даже собственная жизнь, личное счастье занимают далеко не первое место в шкале ценностей. Не экономические и индивидуалистические интересы являются главенствующими в сознании народа, но идеалы Правды, Добра и Красоты. Когда-то они были сосредоточены в вере в Бога, которую агрессивно или «прогрессивно» отвергает современность. Например, непонимание этого одного из центральных законов русской культуры, русского мировоззрения, системы ценностей демонстрирует Сергей Кургинян. В одном из номеров Литературной газеты он говорит о том, что для русского сознания, русской традиции не характерен диалогизм. Опираясь на статью Ю. М. Павлова «Кризис и другие» Сергея Кургиняна не могу не согласиться с тем, что «Кургинян не в состоянии объективно, непредвзято, адекватно оценить исторические события ХХ века и роль отдельной личности. К тому же автор страдает русофобией. Он не может предложить реальную альтернативу тому губительному курсу, по которому идёт наша страна. Такие "аналитики", как Кургинян, выгодны, необходимы нынешней власти, ибо своими статьями, книгами, выступлениями на телевидении они уводят читателей, зрителей от истинных ценностей, от подлинного понимания далёкой и близкой истории, дня сегодняшнего» [5]. И далее: «Русская литература, будучи действенной силой формирования нашего национального самосознания, утвердила в качестве «другого лица», интересам которого могут и должны быть подчинены индивидуальные интересы, – народ и тем самым утвердила народ как лицо и выработала же и новый тип индивидуальной человеческой личности, способной и готовой на самопожертвование во имя народа» [2. с, 73]. Критик утверждает, что в данном случае личность не умаляется, а возвышается.

Юрий Иванович по-своему объясняет идею всемирности русской литературы. «И, наконец, народность её, отнюдь не утверждает идею центральности в системе общемировых ценностей именно как русского или какого бы то ни было другого народа. Скорее уж идею народности можно выразить как утверждение необходимости для каждой национальной культуры видеть мир глазами своего народа…Но именно народа, а не той или иной личности или группы, выдающих свой взгляд за общенародный» [2. с, 74]. К сожалению, на фоне сегодняшних межнациональных и межконфессиональных конфликтов, стремления США к мировому господству, доктрины «золотого миллиарда» эта мысль Селезнева выглядит, с одной стороны, утопической, но с другой – воплощает идеал межнациональных отношений в планетарном масштабе.

Итак, в понимании Ю. И. Селезнева народность литературы включает в себя человечность, созидательность, воплощение общенародных идеалов, историческое мышление, воспитание духовности и нравственности людей. Только в случае использования этих принципов литература будет государственной, народной, идеологической, политической, духовной, нравственной и эстетической силой общества. Подчеркну, что в определение «идеологическая» по отношению к литературе Ю. И. Селезнев вкладывал совершенно иное содержание, подразумевая её патриотизм, укрепление государственности и национальных начал русской жизни.

Таким образом, концепция народности, предложенная этим выдающимся русским критиком, остается открытой для дальнейшего исследования- теперь уже на материале литературы начала 21 века.

Библиографический список:

1. Ларина К. Патриотизм [электронный ресурс] // Эхо Москвы.

2. Селезнев Ю. И. Глазами народа: Размышления о народности русской литературы/ – Современник, 1986.

3. Селезнев Ю. И. – «Златая цепь или опыт путешествия к первоистокам народной памяти» /Память созидающая. – Краснодарское книжное издательство, 1987.

4. Скатов Н.Н. «О книге “В мире Достоевского”» /Созидающая память.-Краснодарское книжное издательство, 1987.Ларина К. Патриотизм [электронный ресурс] // Эхо Москвы.

5. Юрий Павлов «Кризис и другие» Сергея Кургиняна. Электронное издание. URL: https://public.wikireading.ru/163194

Федюн Фёдор Валерьевич

Телевизор – живой труп

«Оно может учить и просвещать, и даже вдохновлять, но только до тех пор, пока люди будут использовать его соответствующим образом. В противном случае – это не более чем ящик с проводами и лампочками».

Эд Мэроу

29 апреля 1931 года в России состоялся первый сеанс телевещания. Чёрно-белое размытое изображение без звука – таким впервые увидели начало новой телевизионной эры телезрители. С того дня прошло меньше века, а руководством России уже планировался переход к 2015 году с аналогового телевидения на цифровое.

С момента появления первых моделей телеприёмников размером 3x3 был пройден длинный путь. Сегодня телевизор является частью интерьера и показателем благосостояния своего владельца. Прогресс в развитии технологий на лицо. Но не менее важно, что телевизор – неотъемлемая часть культурной жизни каждого из нас. Некоторые проводят за просмотром телепередач всё свободное время. Другие, изредка, по вечерам, коротают часок – другой, создавая для себя иллюзию того, что они заняты делом. Но насколько качественна продукция телевидения? Развивается и развивает оно, или же толкает к регрессу?

Телевидение – это устройство,

которое дает вам возможность ничего не делать,

когда вам нечего делать.

NN*

Расцвет телевизионной деятельности начинается с 1995 года, с момента создания Владиславом Листьевым Общественного российского телевидения.   Закованные в рамки советской цензуры информационные программы начали конкурировать с проектами, появившимися после объявления гласности Горбачёвым. Старшее поколение (моих родителей) помнит и с нескрываемой печалью рассказывает о канувших в «никуда» передачах, таких как «Взгляд», «Тема», «Час пик», «Музыкальный ринг», «600 секунд» и многих других. После чрезмерной монотонности одинаковых дикторов и клишированных их текстов, партийных старцев и новостей сельского хозяйства – свежий взор и оглашение умалчиваемых ранее проблем стал прорывом. Новая тогда живая беседа, явное отсутствие ординарного сценария и репетиций – это было ново и не похоже ни на что. Демократично, свежо, ярко, интересно и актуально. Расцвет закончился так же быстро, как и начался.

Что же из себя сейчас представляет Общественное российское телевидение? На мой скромный взгляд, все, что находится по ту сторону экрана, – не больше, чем белый шум. Удивительно и иронично: когда я учился в старших классах, на мой отказ бежать три километра на соревнованиях между школами, учитель ОБЖ ответил, что во всем виноват телевизор – якобы нас зомбируют. Американцы. Иронично признавать, что отчасти мой преподаватель оказался прав (кроме утверждения, что это проделки американцев, это совсем уже ни в какие ворота не лезет).

Телевизор (и самое телевидение как явление) многие взрослые люди называют «зомбоящиком». Удивительно, но в наше время этот термин обрел еще одно значение, а именно – телевизор сам как зомби, живой труп, не имеющий сознания. И ведь действительно так.

Около десяти лет назад телевидение еще можно было считать востребованным. Большинство людей любили после трудного рабочего дня за ужином и после него присесть и включить какой-нибудь развлекательный канал (например, ТНТ или СТС), чтобы посмотреть какой-нибудь сериал или фильм и расслабиться. Также можно было посмотреть немало других передач, которые не столько развлекательные, сколько познавательные, например: «Галилео» (хотя, справедливости ради, выпуск, в котором у ведущего, Александра Пушного, измазаны руки в бутафорской крови, а также при себе имеется нож, можно в счет не брать), «Самый умный» и тд. Эти передачи были интересны даже детям, но в первую очередь, конечно, благодаря великолепной подаче и нереальному обаянию Александра Пушного, а также из-за участия в программах непосредственно детей («Самый умный»). Самыми же популярными среди молодежи, конечно, были передачи «Счастливы вместе», «Универ», «Папины дочки» и многие другие. Вспомнить можно еще то время, когда по СТС показывали зарубежные, но очень качественные мультфильмы, которые с радостью смотрели все дети, приходя после школы.

В наше время, к 2020 году, у многих людей уже заметно спал интерес к телевидению. Я провел опрос среди сверстников, людей, которым от 17 до 21 года, и он показал, что большинство людей сейчас отдают предпочтение интернету, нежели телевидению. И у всех разные причины: от надоевшей пропаганды на федеральных каналах, и до просто скудного ассортимента, предлагаемого в «зомбоящике». По мнению многих людей, уровень качества контента, предлагаемого телевидением, очень сильно упал за последние несколько лет – это касается и просто развлекательных передач, простых сериалов от отечественных производителей (дело тут, конечно же, в первую очередь в сценарной глупости и отсутствию хороших актеров, – но это, как говорится, «уже совсем другая история»). Сейчас из познавательных передач можно выделить разве что программу «Орел и решка», которая является своего рода журналистским очерком.

В интернете опять же, по мнению многих, сейчас можно найти куда больше полезного (и не самого хорошего в том числе) контента: как познавательного, так и развлекательного. Можно найти целую уйму каналов, связанных с разбором кино, например «BadComedian» (если брать отечественных блоггеров), которые обозревает преимущественно отечественные фильмы; или же «Ностальгирующий критик» («Nostalgia Critic») – американский блоггер, обозревающий преимущественно западные фильмы (и мультфильмы). Также стала популярна интернет-журналистика: