
Полная версия
Человек из грязи, нежности и света. Роман
С этого дня Эскин вынужден был опять пропускать занятия. Чувственные до умопомрачения ночи, одна удивительнее другой, мелькали как в калейдоскопе. Днем же Эскин спал как убитый. Где-то в глубине души он осознавал, что это совершенно ненормальная жизнь не для него, но никак не мог отказаться от такой жизни.
– Вот завтра, – говорил сам себе Эскин, – я скажу ей, что все, так жить уже нельзя!
Однако стоило ему перед сном попить чаю с тортом, как он тут же погружался в Соню как в волшебную сказку.
Несчастный Глеб звонил им, и просил навестить его в больнице. Они обещали ему зайти и тут же забывали. Не менее несчастные родители Эскина увещевали его по телефону и просили порвать с этой безумной парой.
Эскин вежливо обещал исполнить ими задуманное, и опять душил в страстных объятиях Соню. Однажды Соня сказала ему, что ждет от него ребенка. Это прозвучало как гром среди ясного неба. Бедный Эскин, ему стоило больших трудов не заплакать. Однако, было ли для него это счастьем, он и сам бы никогда не ответил на этот вопрос.
– А может быть, ты не от меня ждешь ребенка?!
– Не знаю, – вздохнула Соня и расплакалась. От ее беспомощности Эскину стало не по себе, хотя и воспитывать ребенка Глеба – тоже не было никакого желания!
– А ты постарайся все-таки вспомнить, – попросил ее Эскин, – когда ты в последний раз была с Глебом!
– Я не помню! – еще громче заревела Соня.
«Возможно, она боится, что я ее брошу», – не без злорадства заметил Эскин. Впрочем, его злорадство выглядело убогой крошкой по сравнению с ужасным монстром пугающей неизвестности. Эскин желал во что бы то ни стало узнать, чей это будет ребенок, но Соня и сама не знала. Оставаясь в полном неведенье, Эскин чувствовал себя дураком.
– Я не хочу воспитывать чужого ребенка, – честно признался ей Эскин.
– А с чего ты взял, что он не твой?! – обозлилась Соня.
– Ну, ты же сама ничего не можешь мне сказать, – вздохнул Эскин.
– Разве это имеет какое-то значение?! Мы же решили жить втроем! – раскричалась Соня.
– Я уже раздумал жить втроем, – нахмурился Эскин, – к тому же ты сама меня просила выгнать Глеба!
– А вдруг это его ребенок, – всхлипнула Соня.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Эскин. В эту минуту он ощутил себя подлецом.
– Значит, ты и меня выгонишь, если узнаешь, что ребенок от Глеба, – с ужасом прошептала Соня.
– Да, живи! Не гоню я тебя, – тяжело вздохнул Эскин. Тогда она легла возле его ног как кошка. Ее рыдания, казалось, никогда не утихнут, хотя именно от ее плача Эскин чувствовал какое-то немыслимое наслаждение.
– А почему бы тебе, не сделать аборт?! – прошептал Эскин.
И тут же она вздрогнула, и с такой ненавистью поглядела ему в глаза, что Эскину стало как-то не по себе.
– Я просто пошутил, – сказал он, как бы оправдываясь и стараясь уйти от ее злого взгляда.
– Ты сволочь, – прошептала она.
– Ну и что, – попытался усмехнуться Эскин, – все люди – сволочи! Я гораздо моложе тебя, а значит, и глупее! Однако, это не означает, что я буду давать тебе пользоваться собою как угодно! Я живое и независимое существо, и если я один раз дал уговорить себя жить втроем, то это не означает, что я всю жизнь хочу оставаться в дураках! И потом твоя любовь – это просто какая-то животная ненасытность!
Мне даже кажется, что ты и меня, и Глеба уговорила жить втроем, чтобы почаще самоудовлетворяться! Разве не так?! Соня молчала. Она была поражена умом и необычайной догадливостью Эскина. Еще у нее было такое ощущение, что ее раздели в присутствии большого количества людей и все ее разглядывают. – Да, я сучка, – прошептала Соня, – но я добрая и нежная сучка!
– А я в этом и нисколько не сомневался, – засмеялся Эскин и неожиданно поцеловал ее.
– Все-таки ты притягиваешь к себе как таинственный камень, – признался ей Эскин, – я уже много раз мысленно пытался расстаться с тобой, но у меня все равно ничего не выходило!
– Я знаю, что я – дрянь, и что меня нельзя любить, – плакала Соня, и присев на колени к Эскину и обняв его.
– Я тоже дрянь, – Эскин улыбнулся и еще крепче поцеловал ее.
– Ты меня не бросишь? – спросила Соня.
– Постараюсь, – ответил, вздыхая, Эскин. Он давно уже заметил в себе эту слабость, он никак не мог отказать плачущей женщине, и совершенно неважно, какой она была, злой или доброй.
– Единственное, что я хотел бы знать, чей это ребенок, – добавил Эскин.
– Узнаешь, вот рожу, и узнаешь, по одной мордочке уже увидишь от кого, – улыбнулась Соня.
– Нет, – вздохнул Эскин, – лучше провести экспертизу, взять кровь!
– Не позволю! – закричала Соня, вскакивая с колен Эскина. – Ты хочешь, чтоб у нашего ребенка брали кровь прямо из головки, из родничка?!
– Да, я не это имел в виду, – начал оправдываться Эскин.
Он вдруг почувствовал страшную усталость и от Сони, и от Глеба и вообще всей этой каши упорных конфликтов и противоречий. Еще его пугало будущее, его незнание о своей грядущей жизни, жизни как земной, так и загробной.
«Странная все-таки штука жизнь, – задумался Эскин, – люди родились и до сих пор не знают, кем они созданы. Ну, допустим, говорят, что Богом, но разве они знают, кто такой Бог. Глядя на бесконечный океан звезд, всех вселенных и галактик, на постоянно блуждающий огонь, на море разливающихся по космосу огней, разве скажешь, что это сотворил Бог похожий на человека?!
Или это человек подобен Богу?! Древние в это верили, но они также верили, но они также верили, что земля покоится на трех черепахах или китах!
А еще они думали, что Солнце кружится вокруг Земли, а не Земля вокруг Солнца. И поэтому если и верить в какого-то Бога, то всю нашу Землю можно назвать его испытательным полигоном».
– Я ухожу от тебя, Эскин, сказала Соня. Она уже стояла одетая, с сумкой у двери.
– Никуда я тебя не отпущу! – заорал Эскин, кидаясь к ней и заключив ее в объятья, покрыл все ее лицо множеством поцелуев. Соня задумчиво глядела на него и не сопротивлялась. Возможно, она хотела проверить, насколько она ему нужна.
– Ты мне нужна, – прошептал, наконец Эскин, раздевая ее, а потом на руках отнес в кровать, и опять до вечера они забылись в сладком и упоительном восторге взаимного проникновения друг в друга.
– Как же я хочу тебя, как же хочу! – шептала Соня и плакала в его объятьях.
Ее тело содрогалось, а матка пульсировала, ощущая его уд.
Эскин и в самом проникновении в нее постоянно чувствовал какую-то глубокую тайну, данную Богом раз и навсегда. Их разбудил поздно вечером звонок Глеба.
– Почему вы ко мне не приходите?! – кричал в трубку Глеб. Они стояли рядом, приложив оба своих уха к одной трубке, и молчали.
В этом странном молчании был заключен какой-то удивительный сговор двух влюбленных людей.
Соня вдруг почувствовала, что хочет жить с одним Эскиным. Неожиданно благодаря Эскину она почувствовала себя удовлетворенной.
Ей уже не хотелось бежать в ванную заниматься мастурбацией. Чудные наплывы нежности как будто целиком охватили ее тело.
Глеб звонил опять, но они не подходили к телефону, а молча целовали друг друга.
Мягкие нежные губы Сони напомнили Эскину лепестки майских роз, до которых он в детстве дотрагивался губами, а захватывая их полностью в свой плен, он их ощущал живыми вратами в райское наслаждение.
Он был поглощен Соней как крошечный беззащитный зверек, и его уд был тем самым зверьком, утопавшим в безумных наслаждениях.
Глеб еще долго им звонил, наверное, он хотел пробудить в них доброту и жалость, но в них сейчас ничего не существовало, кроме огромного желания жить вдвоем, существовать друг для друга, и ни для кого больше.
– Конечно, мы с тобой дряни, зато мы влюбленные дряни, – заулыбалась Эскину сквозь слезы Соня. И все же на следующий день они навестили Глеба в больнице.
Они принесли ему яблоки, груши, бананы, ветчину и множество соков, но главное, что они ему принесли, это уже обдуманное решение жить вдвоем.
К их облегчению, Глеб улыбнулся. Оказывается, он сам хотел уже от них уйти, но был очень и поэтому боялся, что не сможет жить один.
А еще он успел познакомиться здесь в больнице с одной медсестрой, которая обещает забрать его к себе. Все это он говорил как-то равнодушно, как будто это его совсем не касалось. Однако он искренне радовался за них. О своей беременности Соня решила умолчать, боясь, что Глеб опять захочет жить втроем.
– И все-таки ты, дрянь, не могла подождать, когда я выйду из больницы, – обиженно вздохнул Глеб.
Видно было, что он все же жалел, что расстается с ними. Из палаты Соня выходила, покусывая губы. Эскин молча взял ее за руку. Ему самому было неприятно на душе.
Они утешились вместе, как только пришли, так сразу легли в кровать. Соня сначала попросила сделать ей куннилингус. Эскин даже не предлагал ей сходить в ванную и принять душ.
За это время ее тело стало для него родным.
Он вошел в нее, но очень-очень медленно, как будто проникал в саму святыню, и Соня тут же задрожала как трепетная лань.
«Пусть он даже и не мой, – думал Эскин, – но он обязательно будет моим, когда я его омою своим семенем!»
И стоило ему только подумать об этом, как стремительный поток его семени заполнил все ее лоно.
– Ты знаешь, он все-таки сам порядочная дрянь, – говорила часом позже Соня, – помнишь, как он топором изрубил тебе всю мебель, и как болгаркой срезал дверь.
– Помню, – грустно улыбнулся Эскин, а сам подумал, почему все люди так часто оправдываются друг перед другом. Может потому что они и есть дряни, только дряни, чувствующие это?!
Глава 10. Как любовницы становятся женами
На следующее утро Эскин не пошел на занятия, а пошел с Соней в кино. Они сидели в полупустом зале на последнем ряду и целовались как влюбленные школьники.
– Ты знаешь, когда я был школьником, мне так хотелось поцеловаться с одной девушкой из нашего класса, но сделал я это только один раз в кинотеатре на последнем ряду, – прошептал Эскин.
– Да тише вы, – зашептала на них рядом сидящая старушка.
На большом экране какой-то мужчина тоже целовал какую-то женщину, но Эскин с Соней не смотрели фильма. Им просто было интересно целоваться и ни о чем не думать.
– Ну, вот, здесь и не поговоришь, – расстроено вздохнула Соня.
– Просто какие-то придурки! – довольно громко выразила свое возмущение старушка. Еще трое человек, сидящих в зале, обернулись на них и на старушку, но промолчали. На экране мужчина раздевал женщину.
– Бессовестная тварь! – крикнула старушка, оглядываясь на них.
– Да, потише, вы там! – крикнули старушке возмущенные зрители.
– Давай уйдем отсюда! – вздохнул Эскин. Соня кивнула ему головой и они вышли из кинотеатра. Солнце ярко светило им в глаза.
– Я хочу мороженого, – сказала Соня. Эскин купил ей в ближайшем ларьке мороженое, и они сели на лавочку в ближайшем сквере. Соня ела мороженое, а Эскин молчал. Он вроде бы ни о чем не думал, и в то же время беспокоился о своих частых прогулах в Академии.
– Ты знаешь, я очень боюсь, что меня выгонят из Академии и заберут в армию, – вздохнул Эскин.
– Дурачок, – усмехнулась Соня, – когда я рожу ребенка, тебя еще три года никто никуда не заберет! А потом я могу нарожать тебе столько детей, что ты вообще забудешь об армии!
Ее слова нисколько не обрадовали Эскина. Перспектива быть многодетным отцом, да еще в таком молодом возрасте его только пугала.
– Так что не бойся, – прижалась к нему Соня, – со мной ты не пропадешь!
– Ага, – грустно взглянул на нее Эскин.
«Черт, я еще не знаю, от кого будет этот ребенок, а она уже обещает мне нарожать кучу детей», – с тоской подумал Эскин. В забывчивости он произнес свою мысль вслух. Соня тут же вскочила со скамейки и побежала по скверу.
– Стой, куда ты?! – побежал догонять ее Эскин.
В порыве отчаяния Соня даже сбросила с себя туфли и бежала в чулках по грязному асфальту. Эскин подобрал ее туфли и опять побежал за нею следом.
Она вбежала во двор большого дома со множеством подъездов. Эскин входил во все подъезды и прислушивался. В одном из них ему послышался с верхних этажей ее громкий плач. Тогда Эскин поднялся вверх по лестнице.
Соня сидела между шестым и седьмым этажом, на лестнице и рыдала. Эскин присел рядом и обнял ее.
– Прости меня, – шепнул он, – я виноват! Я не хотел тебя обижать! Просто я еще молодой и думаю, что нам будет достаточно пока одного ребенка!
– Отойди от меня! – завыла Соня.
Эскин встал и спустился на пол-этажа вниз, но продолжал ждать, пока она успокоится.
– Я знаю, ты меня хочешь бросить, – заревела еще сильнее Соня. В этот момент на седьмом этаже раскрылась дверь, и оттуда сверху на Соню набросился стаффордширский терьер.
Собака была на длинном поводке, и хозяин успел оттащить ее от Сони, но все же эта сука успела порвать Соне плащ и поранить ей ухо.
Эскин порывался уничтожить собаку и набить хозяину собаки морду, но тот уже успел спрятаться в квартире со своей собакой.
– Выходи, сукин сын! – кричал Эскин.
– Я сейчас вызову милицию, если вы не уйдете отсюда, – с испугом отзывался хозяин собаки. Соня уже не плакала, а радовалась, что Эскин такой смелый и бросился на ее защиту, и даже смело бьет ногой в дверь квартиры собаки и выкрикивает всякие ругательства.
– Ты ведь меня любишь?! – обняла она его сзади.
– Да, – обернулся Эскин.
Они оба немного всплакнули и прижались друг к другу, и так стояли перед квартирой хозяина собаки.
– Долго вы еще будете стоять?! У меня сейчас собака обоссытся! – крикнул истошно из-за двери хозяин собаки, и Эскин с Соней тут же облегченно рассмеялись, и взявшись за руки выбежали из подъезда.
Вскоре они направились в городской парк и там целый час кружились на чертовом колесе, целуя друг друга на приличной высоте.
– У меня такое чувство, что ко мне возвращается детство, – улыбнулась Соня.
Эскин кивнул головой. Глядя на ее ухо, перевязанное бинтом и заклеенное пластырем и на рукав плаща, скрепленный множеством булавок, он вдруг подумал, что Соня со стороны выглядит очень странно, почти как сумасшедшая.
Впрочем, относительно секса такой она и была.
– Мне кажется, нам надо пореже заниматься сексом, – задумчиво поглядел на нее Эскин.
– С чего это вдруг?! – возмутилась Соня.
– Нам надо беречь тебя и будущего ребенка, – объяснил свои мысли Эскин.
– Ерунда! – усмехнулась Соня. – Я могу этим заниматься сколько угодно!
– Я это вижу, – вздохнул Эскин.
– Я, что, уже надоела тебе?! – крепко схватила его за руку Соня и даже привстала со своего сиденья, отчего их люлька закачалась. Они находились на самой большой высоте, по центру колеса.
– Пожалуйста, сядь, – попросил Эскин, у которого уже стала кружиться голова.
– А ты даешь мне слово, что никогда не бросишь меня, и будешь со мной столько, сколько я захочу?! – спросила его Соня, еще громче повысив свой голос.
– Даю! Даю! – простонал Эскин и она села с улыбкой на свое место.
«Боже, она как ребенок, – удивился про себя Эскин, – она на самом деле какая-то ненормальная!»
Когда они сошли с чертова колеса, у Эскина еще хуже испортилось настроение от встречи с Иваном Ивановичем Секиным, которого они встретили возле тира с двумя молодыми девицами.
– Здравствуй, дорогой, – пожал ему с улыбкой руку Секин, – ты, почему занятия пропускаешь?! Я слышал, тебя уже хотят завалить на экзаменах!
– А ты от кого это слышал?! – беспокойно взглянул на него Эскин.
– Кеша из третьей группы сказал, он же замдекана за свою хорошую успеваемость трахает, – ухмыльнулся Секин, обнимая сразу двух девиц, и с лукавой улыбкой поглядывая то на Эскина, то на Соню.
– И что же мне теперь делать?! – растерялся Эскин.
– Ходить на занятия, – простодушно засмеялся Секин, – может ты еще за две недели сумеешь выправить свое положение. А это твоя старшая сестра, – взглянул Секин на Соню.
– Нет, это моя подруга, – смутился Эскин.
Возмущенная Соня сразу же отпустила его руку и быстрым шагом направилась по дорожке парка к выходу.
– Извини! Я побежал, – пожал Эскин Секину руку и кинулся следом за Соней.
– Ты просто сволочь! – с ожесточением прошептала Соня, когда он ее догнал.
– Что такое случилось?! – удивился Эскин.
– Почему ты назвал меня своей подругой? – спросила в ответ Соня. – Тебе, что, стыдно было признаваться, что я твоя жена?!
– Да, нет, – огорченно вздохнул Эскин, – просто мы с тобой еще не расписались, да и с Глебом ты пока еще не развелась!
– А разве для этого обязательно надо быть расписанными, – усмехнулась сквозь слезы Соня.
– Пожалуйста, не плачь, на нас же люди смотрят, – взмолился Эскин.
– Иди ты на хрен вместе со своими людьми, – Соня шла гордо вскинув голову и не глядя на него.
– Тебе же нельзя нервничать!
– Ишь, ты, какой заботливый! – с сарказмом усмехнулась Соня. – Наверняка из-за таких заботливых, как ты, некоторые женщины и кидаются под поезд!
– Ты куда хоть идешь-то?! – с тревогой спросил Эскин.
– На железную дорогу! Бросаться под поезд!
– Мы с тобой еще не навестили Глеба, – напомнил Эскин.
– Вот ты и навестишь!
– Да ладно, прости меня, в самом-то деле, – Эскин печально взглянул ей в глаза, и она рассмеялась. Было в этом смехе какое-то безумие или нет, Эскин так и не понял, но после этого она поцеловала его.
Они быстро свернули в густой кустарник и легли на траву. Трава была еще теплой, и там укрывшись ее плащом, Эскин в каком-то страстном умопомрачении вошел в нее.
Когда он излил в ее лоно свое семя и приподнялся, то увидел над кустарником сразу несколько любопытных школьниц седьмого, а может восьмого класса, подглядывающих за ними.
– Так вот как все это происходит, – разочарованно вздохнула одна из них, причем она была такой же ярко рыжей, как и Соня.
– А ну, брысь, малявки! – прикрикнула на них Соня, и девочки с визгом разбежались. Они быстро оделись, со стыдливой улыбкой поглядывая друг на друга.
– А ведь признайся, если ребенок будет от Глеба, то ты меня бросишь?! – спросила его Соня, когда они уже вышли из кустов.
– Да, ну, – вздохнул Эскин, хотя где-то в глубине души он все еще сомневался, сохранится ли чувство к Соне, если она родит от Глеба.
– Да, что я, по твоей роже что ли не вижу?! – фыркнула Соня. – Наверное, спишь и видишь, как бы меня бросить?!
Эскин вместо слов поцеловал ее, и она успокоилась.
– Как все-таки хорошо, что ты есть у меня, – прошептала счастливая Соня.
Эскин молча кивнул головой, он больше не хотел ей говорить о своих сомнениях.
– Вот так любовницы и становятся женами, – торжествующе воскликнула Соня, повиснув на нем при выходе из парка.
– Конечно, – согласился с ней Эскин, чувствуя, как тяжелеет у него голова.
Глава 11. Полиандрия в интересах лживого эгоизма
Последнее время Соня очень нервничала. Она боялась, что Эскин узнает, что ждет она ребенка не от него, а от Глеба, и бросит ее. Она ощутила, как Эскин беспокойно и ревностно отнесся к ее сообщению о своей беременности.
Также она тревожилась и от отношения к своему положению Глеба. Соня чувствовала, что Глеб все еще продолжает ее любить и даже какая-то незнакомая медсестра из больницы, которая хочет забрать Глеба к себе, казалась ей очередной мистификацией.
Еще когда они жили вдвоем, Глеб любил ее часто разыгрывать, придумывая невероятные истории о своем знакомстве с несуществующими женщинами, или существующими, но отдельно от него. Как ему казалось, чем больше Соня узнает о его любовных победах, тем больше будет ревновать и любить.
Так оно и было, пока Соня не встретила Эскина, и пока не возникла эта безумная полиандрия!
Внезапно Соня почувствовала необходимость сохранить свое многомужество.
Уж больно странно, если не сказать паршиво вел себя Эскин, хотя она не знала или боялась, как сказать Эскину о том, что она желает сохранить свое многомужество, пусть даже до рождения своего ребенка.
Она долго ломала голову над этим, пока случай сам нее представился. По утрам Эскин уходил теперь на учебу.
После беседы с Иваном Ивановичем Секиным он резко изменился и готовился к семинарам и сдаче экзаменов даже по вечерам. А Соня, когда Эскин убегал на учебу, ходила в больницу проведать Глеба.
Глебу стало уже немного лучше, и он мог теперь спокойно прогуливаться по больничному корпусу.
Обычно они вдвоем спускались вниз, на первый этаж, в темный коридор со стороны черного входа, и там Глеб за пыльным шкафом, прячась под лестницей вместе с Соней, неожиданно овладевал ей стоя.
Соня чтобы не закричать, кусала до крови его руки.
Почти ни о чем они не говорили и также молча поднимались наверх, на третий этаж, где лежал Глеб.
Тогда он целовал ее на прощание и ни слова не говорил о своей медсестре, из чего Соня сделала окончательный вывод о том, что никакой медсестры у него нет, а просто это была красивая выдумка, которая, главным образом, предназначалась Эскину.
– Ты знаешь, мне очень тяжело лгать Эскину, – призналась как-то Соня под лестницей Глебу.
– А ты не лги! – улыбнулся Глеб.
– Нам тогда придется искать квартиру, – жалко улыбнулась Соня.
Вообще-то, она так запуталась в собственной лжи, что уже забывала, когда лжет, а когда говорит правду, а уж тем более, кого любит.
– Наверное, ты права, – лукаво поглядел на нее Глеб.
Ее воспоминание об Эскине вызвало в нем взрыв ревности и он, снова стоя и сзади, овладел ею. Почему-то Соня не почувствовала никакого удовольствия и расплакалась.
– Выходит, ты его любишь, – огорченно вздохнул Глеб.
– Я вас обоих люблю, – прошептала Соня, – просто мне было больно, может из-за беременности!
– Так ты беременна! – удивился Глеб. – И от кого?!
– Не скажу, – Соня все еще плакала, обиженная на Глеба.
– Ну, что ж, родишь, увидим! – самодовольно усмехнулся Глеб и прижался к ней своей небритой щекой.
От него необычно пахло лекарствами и больницей. Соне даже стало жалко его, и она поцеловала Глеба в губы.
Поцелуй был какой-то жалкий и неестественный. По-видимому, новость о ее беременности тоже явилась для Глеба непредвиденным испытанием.
– Как же у нас все запутано-то! – простонал Глеб. – А я еще как дурак, здесь в больнице лежу!
– Ну, а если бы ты вышел, то, что тогда?! – Соня с пронзительным любопытством глядела ему в глаза, будто ища в них собственного наказания.
– Тогда бы я послал всех вас к черту, а сам укатил на юг к морю!
– Так я тебе и поверила, – засмеялась Соня, и быстро чмокнув его в щеку и натянув юбку с плащом, побежала по лестнице, а затем по коридору из больницы.
Глеб хотел ее догнать, но почувствовал слабость в ногах и махнул ей рукой. Соня оглянулась и тоже помахала ему ручкой.
– Вот так и проходит вся жизнь, – вздохнула сзади Глеба медсестра Вера, вылезшая из шкафа, как только Соня убежала.
– Только давай обойдемся без комментариев! – поморщился Глеб.
– Так с кем ты теперь останешься, с ней или со мной?! – спросила его Вера.
– Не знаю, – вздохнул Глеб, – теперь я точно ничего не знаю!
– И охота тебе быть седьмым подползающим?! – усмехнулась Вера.
– Замолчи! – Глеб сдавил ей на мгновенье горло, а затем отпустил.
– Дурак! – обиделась Вера и попыталась уже уйти, но Глеб обхватил ее сзади, за живот, и быстро приподняв халат, вошел в нее.
Вскоре они ласково улыбались, как два помирившихся зверька.
Соня, окрыленная разговором с Глебом, решила сообщить Эскину о своей связи с Глебом, а также и о своем желании снова жить втроем, хотя бы до рождения ребенка или до того момента, когда можно будет узнать, от кого он рожден. Однако, по большому счету это была всего только уловка, прикрывающая истинное ее желание сохранить свое многомужество.
Эскин вечером как обычно сидел за письменным столом и писал на компьютере реферат о проблемах развитии гостиничного и туристического бизнеса в России. Соня обняла его сзади.
– Соня, сейчас не до секса, – вздохнул Эскин.
– А я и не собираюсь заниматься с тобой сексом, – улыбнулась Соня.
– Тогда в чем дело?! – Эскин перестал бить по клавиатуре и повернулся к ней.
– Дело в том, милый, что сегодня я была у Глеба, и он настаивает, чтобы мы жили втроем, хотя бы до рождения ребенка!
– Но ты же не хотела говорить ему о своей беременности, – удивился Эскин.
– Шила в мешке не утаишь, – покраснела Соня, – когда я была у него в палате, то меня стало неожиданно тошнить, и я еле добежала до умывальника!
– И чего ты к нему ходишь-то? – возмутился Эскин. – Мы же вроде и так ходим к нему по выходным?!
– Нехорошо больного человека бросать на произвол судьбы, – Соня едва сдерживалась, чтобы не закричать на Эскина.
– Признайся честно, что ты с ним была? – стал весь красным Эскин.