Вокруг Самотлора и другие рассказы

Мои автомобили

Часть 1. Жигулята

Кем, где и как?

В советском прошлом слово «автомобиль» употреблялось редко, говорили: "Машина!", и не в смысле – механизм, а в смысле – транспортное средство. Машина была и есть особая и важная статья в жизни мужчины, как у девушек украшения – дело известное. Помню, в пятидесятые годы отец прошедший немецкий плен, плакал и говорил друзьям:

– Вы можете себе представить, что у них машины цветные?

– Как это цветные? – спрашивали собутыльники.

– Да вот так! Разноцветные они, – отвечал он, рыдая от обиды за державу.

Лет через десять «цветные» авто появились и у нас. Основных вариантов было три: «Москвич», понемногу сдававший позиции «Жигулям». Собственно «Жигули» и, наконец, практически недостижимая для рядовых граждан «Волга». "Запорожца" – опустим.

Отвлекусь на два курьезных воспоминания.

На старшем курсе (1974 г.) студент нашей группы, благодаря родственникам из обкома партии, побывал в капстране, да еще в ФРГ. Мы гордились, что знакомы с ним и можем запросто общаться. Имел он репутацию серьезного человека, но некоторые его рассказы о "загнивающем Западе" вызывали большие сомнения. Посудите сами! "В Германии запросто, в любое время (т. е. и ночью?) можно приобрести десятки сортов пива, а машины продаются совершенно свободно", – рассказывал он. Это явный перебор! Мы догадывались, что за бугром живут хорошо, но не до такой же степени!

А спустя пару лет мы с женой попали в Прагу (не ФРГ), и вот уже я казался собеседникам слегка тронувшимся, когда с воодушевлением повествовал: "В огромном магазине, на первом этаже, стоит шикарная «Шкода», и любой посетитель может купить ее, в любое мгновение, даже в кредит".

* * *

О чем же мечтали мы в те годы? Только о подержанном авто. Улицы были заполнены такими чадящими машинами. Бедные клапаны которых готовы были выскочить из под клапанной крышки, а прогоревшие выхлопные трубы издавали специфический рык. Вдобавок, такой автомобиль мог внезапно "упасть на три ноги", сломав шаровую опору. При этом даже до полусмерти потрепанный жигуленок стоил около шестидесяти заработных плат ведущего инженера, и немногие из нас надеялись когда-нибудь воплотить свою автомобильную мечту в жизнь. Когда же мимо нас почти бесшумно, как мы думали тогда, проезжал автомобиль без хвоста черной копоти, мы оборачивались завистливо говоря: "Смотри, смотри! Новая!"

Бесценное приобретение

Задумаете спросить, зачем мне в те годы понадобилась машина, отвечу: "Тщеславие? Да. Самоутверждение? Да. Возможность путешествовать? Да. Наконец, наслаждение от самого процесса вождения – эйфория свободного движения".

Для реализации моей автомечты требовалось кардинальное решение, и оно было найдено – работа на Севере, освоение самотлорского месторождения нефти. С годовалым ребенком мы поселились в вагончике с «буржуйкой» (дрова для нее я рубил кубометрами – огонь упустить было нельзя, на улице страшный холод), воду возили санками в молочных бидонах. При этом оба с женой умудрялись работать: я – прорабом, она – моим мастером. Заработная плата в три, а затем в пять раз выше, чем дома. Деньги накапливались тем более легко, что тратить их здесь было практически не на что: выбора промышленных товаров нет, электроэнергия, вода, коммунальные услуги, вернее их отсутствие, бесплатны.

B первый год мы не использовали свой отпуск. Зато на следующий выехали на "большую землю" на семьдесят два рабочих дня и с пухлой пачкой денег. Мечтали: "Вот она, МАШИНА, в кармане!" Прилетели в Ленинград и, совершив все стандартные экскурсии, оказались, наконец, на авторынке. Никаких сомнений при выборе первого автомобиля не возникало. Критериев всего два: у меня – модель «жигули-тройка» и приятный в общении продавец, у жены – красивый цвет. И все сошлось сразу. Продавец показался милейшим, интеллигентнейшим ленинградцем.

– Машина замечательная. Не нарадуюсь. Да и ездил мало – только на работу. Вовремя обслуживался в автоцентре. Ты же знаешь, Ленинградский автоцентр лучше Тольяттинского, тем более Московского, – убедительной скороговоркой говорил он. – Только суровые жизненные обстоятельства вынуждают меня расстаться с машиной. На днях поменял все необходимое. Садись и смело езжай куда хочешь. Будешь вспоминать меня и этот счастливый для тебя день добрым словом.

– А почему двигатель дымит? – успел вставить я.

– Ты же знаешь, копеечное дело, не успел поменять маслоотражатели. Кстати, я тебе их подарю. Дома сам поменяешь и забудешь надолго о проблеме, – очень толково объяснил он.

– Конечно, знаю, – с достоинством знатока согласился я.

Продавец был мил и предупредителен. Со знанием дела и быстро помог оформить все документы. Вечером поехали к нему домой обмывать покупку уже с транзитными номерами. Подозреваю, читатель ждет подвоха? Нет, тогда я видел только радость. И утром следующего дня мы расстались довольные друг другом, за чертой города на фоне указателя "Москва – прямо".

Мы не ехали, а летели на крыльях счастья, еще не вполне веря, что происходящее – реальность. Впереди нас ждал длинный путь до Ростова и, следовательно, много новых и приятных впечатлений! И эта радость свободного движения, верилось, будет отныне постоянной. Душа моя пела еще и от гордости: вот и я обрел почетный статус автособственника.

Бесценный опыт

Хотя я и пребывал в эйфории, у меня все-таки достало ума заметить, что температура охлаждающей жидкости угрожающе повышается, хватило соображения вынуть щуп. И о ужас, уровень масла близок к нулю! Дальнейший путь занял много времени. Примерно каждые сто километров надо было доливать масло, и не только доливать, но добывать его. Бывшие жигулятники помнят знаменитое масло "М8–10 г", существовавшее теоретически; практики посоветовали лить «камазовское», но и это оказалось трудной задачей.

И вот нас уже перестали интересовать красоты Валдайской возвышенности, теперь мы высматривали, где только можно, КамАЗы. Одни шоферы давали масло даром, другие продавали, а некоторые «посылали» меня вместе с канистрой…

Словом, когда на четвертые сутки мы добрались до дома, моя эйфория несколько поубавилась. Но все же я не сильно расстраивался: есть друг Саша, механик от бога, с золотыми руками, и он, конечно, мне поможет.

Однако вердикт Саши по итогам осмотра моего драгоценного приобретения ошеломил. "Старик, – сказал он, – ты имеешь ужасную развалюху, пробег у нее огромный, требуется капремонт. Я напишу тебе список, если хочешь, по двигателю и ходовой, но лучше всего продай эту машину сразу. Хотя такую убитую, вряд ли…"

Продать жигуленка для меня значило предать исполнившуюся голубую мечту. Это было выше моих сил, и, заручившись обещанием Саши помочь, я отважился на капремонт. Большая пачка денег на глазах похудела, но все же ее хватило и на ремонт, и на оставшиеся шестьдесят дней отпуска.

Столкнувшись впервые с добыванием запчастей, я был шокирован сложностью этого процесса, поскольку раньше наивно полагал, что за запчастями можно обратиться в автоцентр. Но оказалось, что моего статуса недостаточно даже для того, чтобы со мной там разговаривали. Только через цепочку посредников удавалось выйти на человека, который мог попросить за тебя и, возможно, если авторитет посредника был достаточен, приобрести искомую железяку за сумму, включающую и ее установку.

Другой путь, черный рынок, смущал высокими рисками подделок. Приходилось на ходу минимизировать список. С канистрой масла в багажнике я, как угорелый, носился по городу и области около месяца.

Сам процесс ремонта тривиально прост – разобрать требуемое, заменить неисправное, и затем собрать в обратном порядке, но, конечно, без Сашиных инструментов, советов и поддержки: "Дай я сам. Неправильно ты делаешь!" мне бы с ним не справиться. Работал по 12 часов; одежда и тело пропитались маслом, руки покрылись пятнами йода от ушибов и порезов. Но сам этот опыт ремонта в дальнейшем оказался бесценным.

По окончании ремонта оставалось еще немного отпускных денег, и я успел, взяв с собой сына и племянника, съездить в Абхазию. Поплавали, посетили Новый Афон, Рицу, Сухуми, Гагры и Пицунду. Дети в восторге, я еще в большем, ведь путешествовали не как обычно, а на машине, моей МАШИНЕ! Возле нашего шестидесятиквартирного дома машина стояла на площадке одна, я видел ее даже сквозь стену. "Интересно, если считать по двое жильцов в одной квартире, то я один счастливец из ста двадцати?" – упоенно прикидывал я.

Отпуск закончился. По тогдашнему бездорожью (это сегодня можно доехать на автомобиле до Салехарда) я не решился гнать своего жигуленка на Север. Простившись с ним до следующего лета и следующей пачки денег, мы вернулись в Сибирь на самолете. Но в течение года, во сне и наяву, я грезил об оставленном у мамы в селе автомобиле, ощущая почти наяву запах его салона и физическое ощущение руля.

Надо сказать, в начале освоения Самотлора бензин был бесплатным, службы ГАИ не существовало и я начал самостоятельно ездить на служебном ГАЗ-52 для укрощения водительского зуда. И все книги для меня в тот год затмил "Атлас автомобильных дорог СССР"; всегда был силен в географии, теперь же выучил страну почти наизусть. Каждый день мы с женой бесконечно перелистывали этот атлас, отправляясь мысленно по самым необычным маршрутам.

На «ласточке» по СССР

Когда наступил долгожданный отпуск 1983 года, вопрос "куда ехать?" перед нами, таким образом, не стоял. Раскрыли изученный до последней страницы атлас дорог и выбрали маршрут вдоль западной границы страны. Вся инфраструктура поместилась в багажнике – палатка, надувные матрацы, одеяла, посуда, примус «Шмель», тренога и котелок. Вперед!

Ночлег мы устраивали просто. Как только солнце клонилось к закату, начинали высматривать привлекательное место для стоянки, желательно у речки, и смело направлялись туда. Другие туристы обязательно подтягивались к нам, или мы сами подъезжали к уже наметившемуся коллективу. Некоторые ставили свои палатки рядом, другие в стороне от шума, а кто-то укладывался спать в машине.

Дружеская атмосфера возникала сразу. Женщины доставали снедь и спиртное, накрывая общий стол. Тем временем кто-то из мужчин удил рыбу, кто-то купался, дети творили свой "гам тарарам". После ужина обязательно появлялся музыкальный инструмент, одни пели, другие просто слушали, немало рассказывалось у костра и занятных историй. Братство автотуристов легко сближало: у костра мы обменивались адресами, приглашали друг друга в гости. А утром разъезжались по своим направлениям.

Сейчас существует сеть придорожных отелей, с горячей водой и завтраком "За ваши деньги – что хотите!". Автотуристу же советской эпохи цивилизованный ночлег встречался редко. Помню, как мы были восхищены, когда в Литве, съехав по знаку «Р» (стоянка), обнаружили асфальтовые дорожки с площадками для автомобилей, и указателями: «Дрова» (с поленницей готовых дров и кострищем), «Вода» (с удобным подходом к ручью), и даже «туалет» типа "гей, славяне!" Предел комфорта для советского автотуриста! Впрочем, романтика «диких» ночлегов у костра, для молодости тоже была по-своему прекрасна.

* * *

Итак, мы двигались к западной границе по Малороссии в Херсон, Николаев, Одессу, затем Тирасполь, Кишинев. В некоторых местах Молдавии дорога пролегала рядом с нейтральной полосой, можно было прокричать приветствие братским тогда румынам. В то время национальная неприязнь еще практически не проявляла себя, а если и встречалась, то в эмбриональном состоянии.

Одна кишиневская тетя, например, с беззлобной улыбкой охарактеризовала своего мужа: " Да он же молдаванин, что с него возьмешь?" При этом сам молдаванин смеялся. Подобные шутливые замечания могли прозвучать по адресу закарпатцев, москалей, хохлов, не нарушая взаимного дружелюбия.

В таком длительном путешествии, тем более летом, трудно без душа и чистой постели, как бы романтично это не было. Но гостиницы в СССР практически недоступны, и в курортных местах мы обычно обращались к директору пансионата, турбазы, дома отдыха: за небольшую мзду почти всегда находилось только что освободившееся или еще не занятое место с благами цивилизации. Так что, попав к вечеру в «жемчужину» Карпат Яремчу, мы не слишком переживали о пристанище. Однако испытанный метод на сей раз не сработал: в наступающих сумерках мы сидели в красивом дворе пансионата «Яремча» с такими скорбными лицами, что привлекли внимание проходившего юноши.

– Случилось что-то? – с едва заметным акцентом, спросил он.

– Да вот проблема, хотели остановиться здесь, на несколько дней, полюбоваться Прикарпатьем, но не получилось.

– Вы хотели именно в "Яремчу".

– Нам все равно, важны горячая вода и теплый туалет, – ответил я.

– Если хотите, поехали к моему дяде, здесь рядом, в Верховине, места много, понравится – живите у него. Если не понравится, думаю, завтра дядя устроит вас, куда скажете. Он работает в туристическом бюро.

Через полчаса езды, по сказочным в лучах заката Карпатам, мы приехали в село Верховину. Даже не село, а хутор, или не знаю, как назвать удивительный населенный пункт, в котором дома располагались на расстоянии сотен метров друг от друга на затяжном склоне горы, покрытой изумрудной травой. Огромный зеленый двор с аккуратными песочными тропинками, символически огорожен длинными жердями, одна жердь вынималась – ворота. В центре двора возвышались колодец с «журавлем» и несколько стогов сена с торчащими из них жердями. Дом снаружи покрашен яркой голубой краской, а изнутри выбелен и украшен рушниками. Кровати привлекали внимание массой подушек и расписными украинскими покрывалами, одеялом здесь служила верхняя перина, как в Европе.

Встретили нас приветливо, во дворе накрыли большой стол. Глиняные миски, глечики, деревянные ложки, картошка и сало – полный национальный колорит во всем. Говорили за столом на трех языках – на «карпатско-румынском» хозяева, на русском моя жена Люба, на украинском я и Иванко (парня, конечно же, звали Иванко), при этом прекрасно понимали друг друга. От любезного предложения хозяев, погостить у них несколько дней, отказаться было невозможно; мало того, Иванко проехал с нами по всем примечательным местам, оказавшись отличным гидом.

Расставаясь, наши гостеприимные хозяева категорически отказались от денег, да еще приглашали: "Будете в Карпатах, обязательно заезжайте к нам".

– Скажи честно, зачем ты сделал для нас то, что сделал? – спросил я у Иванко.

– Я хотел, чтобы вы, вернувшись, рассказали всем друзьям и знакомым, что в Прикарпатье живут хорошие люди, а не такие бандиты и жлобы, как некоторые из вас представляют.

(Как видите, он достиг своей цели и, надеюсь, сегодня не воюет в Донбассе.)

* * *

Не буду подробно описывать все наши автопутешествия, остановлюсь лишь на наиболее ярких, незабываемых моментах, например, большом путешествии по Белоруссии и Прибалтике. Белоруссия поразила отличными дорогами и живописными лесами, которых я, практически степной скиф, прежде не видел. Запах хвойной свежести, гигантские деревья, сочная трава, прохладный прозрачный воздух; мало того, углубившись в лес, уже на обочине находишь обилие грибов и ягод, а в маленьких лесных озерах поплавок ныряет, едва коснувшись воды. Природа окружавшая нас была почти фантастической, трудно было поверить, что ты это видишь и этим дышишь. Мелькавшие же вдоль дороги небольшие населенные пункты и их жители мало отличались от российских, а Минск, столичный и шумный, почему-то, не вызвал восторга.

Совершенно иное впечатление оставили страны Балтии, пока еще союзные республики. Объединенные с Европой общей историей и культурой, Литва, Латвия и Эстония заметно отличались от России. Вильнюс, Каунас, Клайпеда, Рига, Таллинн и Тарту выглядели вполне европейскими городами, с непривычной русскому глазу средневековой и современной архитектурой. Большие и малые населенные пункты одинаково радовали также чистотой улиц, красивыми бульварами, обилием цветников, идеальными тротуарами и дорогами. И люди были одеты иначе, чаще улыбались и доброжелательно обращались друг к другу и даже к нам. Обслуживающий персонал выглядел почти безукоризненным: нашего десятилетнего сына, например, глубоко поразил любезный дядя официант, который, стоя сзади, подливал ему сок и минеральную воду. И дело происходило не в столичном ресторане, а в кафе г. Тарту.

Меня же особенно впечатлила забота городских властей Таллинна, снабдивших узкие улочки тысячелетнего города табличками с надписью на нескольких языках "Внимание! Повернув налево (или направо) вы можете найти место стоянки для автомобиля"…Особое желание жены – посмотреть Калининград: «Это же Кенисберг, представляешь, Кенисберг? Там музей янтаря! Это же столица Восточной Пруссии! Считай, в Германии побываем!» – с жаром говорила она.

Переночевали в литовском городке Кибартай – через реку Неман виднелась уже Калининградская область. Городская гостиница «Ревуона», стоявшая у моста, на высоком заросшем ивами берегу, представляла собой водяную мельницу с увитыми плющом стенами и огромным колесом. Колесо это вращалось, хлопало по воде и приводило в движение жернова. У кромки воды располагались чисто вымытые деревянные столы и лавки. Здесь же располагался вход в уютное кафе, в которое также можно было попасть и из номера, спустившись по крутой лестнице, украшенной живыми цветами.

Ужином в этом кафе мы были приятно удивлены: столы покрыты белоснежными скатертями с литовским орнаментом, посуда – фарфор и хрусталь, столовые приборы – мельхиор, еда, соответственно, аппетитна и красиво подана. Завтрак заказывать не стали, рассчитывая пораньше отправиться в "Восточную Пруссию" и перекусить по пути.

Быстро преодолев мост через Неман, мы оказались в г. Нестерове. О Господи! Заведение общепита, куда мы направились завтракать, не оставило никаких сомнений, что мы уже в России: столы для приема пищи стоя, столешницы под мрамор давно не протирались, вилки и ложки из алюминия, компот из сухофруктов (с плавающими по поверхности червячками) подавался в граненых стаканах.

Меня часто обвиняют в русофобии. Да нет же, ребята, отсутствие патриотизма не в возмущении тем, чем следует возмущаться, а в попытке делать вид, что ничего страшного. По этому мосту ходили люди в обоих направлениях, и было неловко представлять, что думают о нас, русских, литовцы.

Городской пейзаж выглядел также неприглядно. Все, что осталось от немцев, было разрушено войной и временем; монументальные красного кирпича сооружения зияли дырами от снарядов и вместе с уцелевшими, которые, вероятно из понятной ненависти, не использовались, зарастали не только травой, но даже березами, торчавшими с балконов и из разбитых окон. Послевоенные постройки были представлены лишь бараками времен освоения оккупированной территории, где бедные люди жили до сих пор, и «дарами» Никиты Сергеевича – блочными пяти и девяти этажными домами, выглядевшими особенно безобразно на фоне красивой балтийской природы.

Калининград в плане архитектуры мало отличался от районных городков. В центре – те же немецкие руины красного кирпича, по окраинам невыразительные новостройки. Почти на свалке, среди груды мусора, нахожу по запаху требуемый укромный уголок, и замечаю рядом отполированную гранитную плиту с надписью "Emmanuel Kant". Комментарии нужны?

От той поездки память сохранила еще замок Тракай, Музей моря в Неринге и обрамленные соснами светлые пляжи Паланги, Юрмалы, Таллинна.

Когда моя «ласточка» окончательно износилась, она самоотверженно преодолела последние четыре тысячи до Нижневартовска, где и была продана. Поездка от Ростова до Тюмени не особенно впечатлила, но один момент застрял в памяти: на уральских вершинах, куда мы поднялись сфотографироваться у большого щита, оповещавшего, что здесь находится граница Европы и Азии, мы с грустью узнали тот же запах и ту же захламленность, что и у могилы Канта…

В комиссионку ее!

Северная система оплаты труда для удержания сотрудников была грамотно продумана. Зарплата неизменно увеличивалась, до трех раз в перспективе. Кроме того, должность прораба, которая меня тяготила (не сотрудниками бывшего ОБХСС будь прочитано), также давала кое-что. Одним словом, к следующему отпуску пачка денег снова приятно пополнела, так что уже в Москве, пункте нашей пересадки, жена, по выражению Шукшина, начала ее «взлохмачивать». В одной из двух комнат частной квартиры, где мы остановились на время, вскоре уже громоздились огромный ковер, тумбочка для прихожей, торшер, книжные полки, гора постельного белья, да еще мешка два различной мелочевки.

Я поинтересовался у жены, как она представляет себе транспортировку всего этого? Ответ был логичен: "Придется купить машину, думаю, дома продадим". Недолго заморачиваясь, снова приобрели ВАЗ-2103, в несколько лучшем состоянии, чем первый, но тоже потрепанный. Погрузив в машину свой скарб, благополучно добрались домой, провели с ней отпуск и сразу поставили на продажу в комиссионный магазин…

А подумав – возвращались

В моей работе к тому времени произошли большие изменения. Я давно уже не прорабствовал, а служил ведущим специалистом в прикладном НИИ, проживал не в бараке, а в трехкомнатной квартире, полученной за научные труды (моя работа выдвигалась на соискание степени кандидата наук). Редкий случай, когда хотелось работать и получать от этого удовольствие. Кроме того, и коллектив наш был союзом друзей и единомышленников. Казалось бы, что еще человеку нужно?

Оказалось, родина малая ему нужна. Надоел трехмесячный день и трехмесячная ночь с жутким морозом, надоело ходить летом в сапогах, а зимой в валенках, даже запах багульника достал – хотелось нюхать траву, цветы, редиску. Ностальгия по "большой земле" становилась невыносимой. Многие из нас не раз говорили себе, что из следующего отпуска не возвратятся, но возвращались, вспомнив, что заработок упадет в пять раз.

* * *

Прожив в Нижневартовске более десяти лет, мы тоже подумывали уехать домой. Но тут неожиданно подвернулся компромисс – в г. Ноябрьске образовали группу, которая занималась практическим внедрением наших разработок на разведочных буровых Ямала.

Условия были тяжелые – только вертолетом можно долететь, а там месяц ютиться вдвоем с напарником в вагончике размером два на три метра. По одной стене аппаратура до потолка, по другой двухэтажные нары, проход семьдесят сантиметров, еще есть раковина и под ней ведро. Очень важна психологическая совместимость с напарником. Процесс бурения непрерывен, поэтому спим с ним по очереди. Отоплением, очень эффективным до –50 градусов служит асбестовая труба со спиралью и вентилятором, главное – дверь наружу не открывать.

Но, но! К обычной зарплате добавляются еще, так называемые «полевые», и за месяц работы два месяца оплачиваемых отгулов. И как тут прожить без автомобиля? Тем более пошли слухи, что в серьезных фирмах, особенно московских, люди покупают новые машины. Даже в моем ростовском дворе стояло уже несколько автомобилей.

Два преступления

Была у жены подруга в Москве, замужем за сотрудником министерства, должности которого, за соответствующий магарыч, было достаточно для приобретения вожделенного авто. Пока я был на вахте, жена вела с ними переговоры. Возвращаясь из Тюмени, я позвонил ей:

– Ну что у тебя там, заждалась, наверное? Я лечу домой.

– Ты летишь домой как? – спросила она, – Из Тюмени в Москву?

– Да.

– И я вылетаю в Москву завтра. Записывай адрес. Равилю выделили машину, – обыденно сообщила она сногсшибательную новость.

На четырех крыльях (два самолета и два моих), с огромным рюкзаком грязной одежды и немытый сам, я прилетел в Москву. А через три дня блестящий, новенький ВАЗ-2106 уже стоял у дома Равиля, дурманя прохожих запахом нового салона. Но проблема: машина – собственность Мустафина Равиля, и продать он ее мог лишь по истечении года, а доверенность на вождение машины в первый год можно выдать только человеку с московской пропиской, доверенность же иногороднему разрешалась в исключительных случаях и по специальному решению суда.

Оставалось уповать на "исключительный случай". Но наши доводы о том, что у хозяина нет прав, а я фактически живу в Москве, что я однажды спас ему жизнь, и он готов мне сделать подарок (уж не помню, что еще мы выдумывали), на суд впечатления не произвели. Пришлось мою "нулячью шестерку" с упоительным запахом салона поставить временно у Равиля на даче под огромной сосной, шишки которой, падая, оставляли вмятины на крыше автомобиля.

И тогда я пошел на первое преступление во имя ВАЗ-2106. С помощью ювелирного и граверного инструмента, а также яйца и картошки, в гараже моего друга Саши мы изготовили генеральную доверенность, весело сверкающую свежей печатью. Вооружившись ей, я на всякий случай все же уговорил Равиля вместе перегнать автомобиль в Ростов. При встречах с гаишниками, надо и не надо (а, не надо – хозяин рядом) я демонстрировал свою доверенность, аккуратно запаянную в потертый целлофан, чтобы хуже просматривалась.