Дума о Севастополе (сборник)

Песня о мужестве

Памяти болгарской пионерки Вали Найденовой посвящаю

АвторВаля, Валентина,Что с тобой теперь?Белая палата,Крашеная дверь.Э. Багрицкий

Я эту поэму с детства читал,Волнуясь от каждой строки,Читал и от боли бессильно сжималМальчишечьи кулаки.Я шел по проулку вечерней Москвой,Зажженный пламенем темы,И, словно живая, была предо мнойДевочка из поэмы.Те строки бессмертны. Но время не ждет.И мог ли я думать, что нынеСудьба меня властной рукой приведетК другой, живой Валентине?!Нет прав на сомненье, – смогу не смогу? —Когда невозможно молчать!Я помню. Я в сердце ее берегу.Я должен о ней рассказать!Пусть жизнь эта будет примером для насСамой высокой мерки.Но хватит. Пора. Начинаю рассказО маленькой пионерке.

1. Новая пациентка

Машина. Рессоры тряские…Больница. Плафонов лучи…Русские и болгарскиеСклонились над ней врачи.Лечиться, значит, лечиться!Сердца неровный стук,Худенькие ключицы,Бледная кожа рук.Дышала с трудом, белеяВ подушках и простынях,Лишь галстук на тонкой шееКостром полыхал в снегах.Отглаженный, новенький, красный,Всем в мире врагам – гроза,Такой же горячий и ясный,Как девочкины глаза.Кто-то сказал: – Простите,Но он ей может мешать.Прошу вас, переведите:Что лучше пока бы снять.Но Валя сдержала взглядомИ с мягким акцентом: – Нет!Пожалуйста. Снять не надо.Он мне хорошо надет!Клянусь вам, он не мешает!Вот, кажется, все прошло.Он даже мне помогает,Когда совсем тяжело.Откинулась на подушки,Сердце стучит, стучит…Русская доктор слушает,Слушает и молчит…Сердце, оно тугое,Оно с кулачок всего,А это совсем иное:Измученное, больное,Ни сил, ни мышц – ничего!Порок. Тяжелый и сложный.Все замерли. Ждут тревожно.Может, побьем, победим?Но вывод как нож: безнадежно,Пробовать было бы можно,Когда бы не ревматизм.А вслух улыбнулась: будет,Полечимся, последим.Вот профессор прибудет,Тогда мы все и решим.Боли бывают разными:То острыми вроде зубной,То жгут обручами красными,То пилят тупой пилой.А ей они все достались.Вот они… снова тут!Как волки, во тьме подкрались,Вцепились разом и рвут.Закрыла глаза. Побелела.Сомкнутый рот горяч…А свора кромсает тело.Сдавайся, мучайся, плачь!Но что это? Непонятно!Звон в ушах или стон?Песня? Невероятно!Похоже, что просто сон.«Орленок, орленок, мой верный товарищ,Ты видишь, что я уцелел.Лети на станицу, родимой расскажешь,Как сына вели на расстрел».Доктор губу закусила:– У девочки, видно, бред. —Та смолкла. Глаза открыла.И ясно проговорила:– Доктор, поверьте. Нет!Врач на коллег взглянула.Одна шепнула: – Прошу! —Тихо на дверь кивнула:– Выйдем, я расскажу.

2. Рассказ о Валином дедушке

Дед был у Вали солдатом,Трубил мировую войну.Контужен был на Карпатах,Потом был в русском плену.Вот там и была развеянаЛожь короля, как дым.Развеяна правдой ЛенинаИ словом его живым.Когда ж довелось вернуться имК селам родных Балкан,Он стал бойцом революцииИ совестью партизан.Был дерзким, прямым, открытым,Смертником был – бежал.Сам Георгий ДимитровНе раз ему руку жал.А в час, когда на БалканыФюрер прислал «егерей»,Их встретили партизаныВспышками батарей.Однажды у Черных Кленов,В бою прикрывая брод,Упал партизан НайденовНа замерший пулемет.Вдруг стало безвольным тело,Повисла рука, как плеть.И с хохотом посмотрелаВ лицо партизану смерть…Один на один с врагами.Недолго осталось ждать.Сейчас его будут штыкамиМучительно добивать.И все-таки рано, раноНад ним панихиду петь!Раны – всего лишь раны.И это еще не смерть!Как он сумел и дожил?Никто теперь не поймет.Но только вдруг снова ожилЗамерший пулемет.Всю ночь свинцовой струею,Швыряя фашистов в снег,Стрелял одною рукоюИзраненный человек!Потом в партизанской землянкеФельдшер молчал, вздыхал,Трогал зачем-то склянкиИ, наконец, сказал:– Рука никуда не годится.И нужно срочно… того…Короче, с рукой проститься,А у меня – ни шприца,Ни скальпеля, ничего!Только вот спирт да ножовка,Бинт да квасцов кристалл,Да, может, моя сноровка,Ну вот и весь «арсенал»!Без капли новокаинаОт боли возможен шок…– Но я покуда мужчина!И вот еще что, сынок:Когда-то в красной РоссииМне дали характер без дрожи.Не надо анестезии!Водки не надо тоже.Теперь приступай к задачеИ брось, молодец, вздыхать.Мы боль победим иначе,Как все должны побеждать.Он встал под низким накатом,В холодный мрак погляделИ голосом хрипловатымВдруг тихо-тихо запел.От боли душа горелаИ свет был сажи черней.От боли горело тело…А песня росла, гремелаВсе яростней, чем больней!Летела прямо к порогу,Вторя ночной пальбе:«Смело, товарищи, в ногу,Духом окрепнем в борьбе!»Вот так, только щурясь глазом,Он боль, как врага, крушил.Не застонал ни разу.Выдержал, победил!..Кончив, болгарка смолкла.В комнате – тишина…Плыла кораблем сквозь стеклаМатовая луна.Тени на шторах дрожалиИ таяли, как туман…– Вот каким был у ВалиДед ее, партизан.До самой своей кончиныНи разу не отступал.Таким он вырастил сынаИ внучку так воспитал!Наверно, таких едва лиСломят беда или страх.Вот откуда у ВалиЭтот огонь в глазах.Все боли выносит стоически,А если совсем прижмет,Закроет глаза и поет,Русские песни поет —И самые героические!Русская врач невольно,Встав, отошла к окну.– Я все поняла. Довольно.И лишь одно не пойму:Там в бурях держались стойкоСолдаты: отец и дед.А тут ведь ребенок только,Девчушка в двенадцать лет!– Вы верно сейчас сказали.И разница лет не пустяк.Но если спросите Валю,Она вам ответит так:«Нельзя нам, не можем гнуться мы,Если не гнулись отцы.Потомки бойцов РеволюцииТоже всегда бойцы!»

3. Профессор, я поняла…

– Прошу приподнять изголовье!Вот так. До моей руки. —Профессор нахмурил брови,Сдвинул на лоб очки.К лопатке прижался ухом.Сердце, ровней стучи!Сзади немым полукругомПочтительные врачи.Смотрит кардиограмму.Молчание, как гроза…А там возле двери – мама…Нет, только ее глаза!Огромные и тревожные,Они заполняют весь свет!Скажите: можно ли? Можно ли?Или надежды нет?!Профессор глядит на дорогу,На клены, на облака.Наука умеет многое,Да только не все пока…Сердце девочки лапамиСжал ревматизм, как спрут.Еле живые клапаны,Тронь – и совсем замрут.Глаза… Они ждут тревожно.Ну как им сейчас сказатьО том, что все безнадежно,Не сложно, а невозможно,И нечего больше ждать?!И все-таки пробовать будем!На край кровати присел:– Давай, Валюта, обсудимПодробности наших дел!Беседовал непринужденноО будущем, о делах,Пошучивал бодрым тономИ прятал печаль в глазах.Хотел улыбнуться взглядом,А душу боль обожгла…– Все ясно, доктор… Не надо.Спасибо. Я поняла…

4. Последнее утро

Сколько воздуха в мире,Кто подсчитать бы смог?Над Африкой, над СибирьюОгромный течет поток.Он кружит суда морские,Несет паутинок вязь,И клены по всей СофииРаскачивает, смеясь.Сколько воздуха в мире,Разве охватит взор?Он всех океанов ширеИ выше громадных гор.Он все собой заполняет,Он в мире щедрей всего.Так почему ж не хватаетМаленьким легким его?!Распахнуты настежь стеклаВ залитый солнцем сад.Листва от росы намокла,Птицы в ветвях свистят.Ползет по кровати солнце,Как яркий жук по траве.Томик о краснодонцахРаскрыт на шестой главе.Сегодня сердце не знает,Как ему отдохнуть.Колотится, замирает,Всю грудь собой заполняетИ не дает вздохнуть!Боли бывают разными:То острыми вроде зубной,То жгут обручами красными,То пилят тупой пилой.Вот они под знаменамиЗлобных фашистских ротМерными эшелонамиДвигаются вперед.Но сердце все-таки бьется,Упорное, как всегда.Тот, кто привык бороться,Не сломится никогда!Пусть боль обжигает тело!Бой не окончен. И вотОна поднялась, и села,И, брови сведя, запела,Прямо глядя вперед.Трубы поют тревогу,К светлой зовя судьбе:«Смело, товарищи, в ногу,Духом окрепнем в борьбе!»Халаты, бледные лица,Но что в их силах сейчас?Бессильно молчит больница,Не подымая глаз.В приемной коврик от солнца,Ползет по стеклу мотылек…А из палаты несетсяТоненький голосок.И столько сейчас в нем былоКрасных, как жар, лучей,И столько в нем было силы,Что нету ее сильней!Пусть жизнь повернулась круто,Пускай хоть боль, хоть свинец, —До самой последней минутыСтоит на посту боец!Полдень застыл на пороге,А в коридоре, в углу,Плакал профессор строгий,Лбом прислонясь к стеклу…Голос звучит, он слышен,Но гаснет его накал,Вот он все тише… тише…Дрогнул и замолчал…Ползет по кровати солнце,Как яркий жук по траве.Томик о краснодонцахРаскрыт на шестой главе.Стоят в карауле кленыНедвижно перед крыльцом.Склоняет весна знаменаВ молчании над бойцом.И с этой печалью рядомТуманится болью взгляд.Но плакать нельзя, не надо!В ветре слова звучат:«Нельзя нам, не можем гнуться мы,Когда не гнулись отцы.Потомки бойцов РеволюцииТоже всегда бойцы!»Она не уйдет, не исчезнет,Ее не спрятать годам.Ведь сердце свое и песнюОна оставила нам.Вручила, как эстафету,Той песни огонь живой,Как радостный луч рассвета,Как свой салют боевой!Вручила в большую дорогуМне, и тебе, и тебе…«Смело, товарищи, в ногу,Духом окрепнем в борьбе!»1964

«Я проснулся утром и сказал…»

Я проснулся утром и сказал:– Видел я сейчас забавный сон.Будто был я нынче приглашенДятлом на какой-то птичий бал.Хором песни пели петухи,Лес кивал зеленою листвой,А пингвин, малюсенький такой,Вдруг прочел Есенина стихи.Ты журнал с улыбкою закрыла,Сладко потянулась, как всегда,И, зевнув, спокойно перебила:– Лес… пингвин… Какая ерунда!..Ты смешна – прости, коли обижу.Сон совсем не безразличен мне.Днем живу во тьме я, а во сне,А во сне я, понимаешь, вижу.

Дым отечества

Как лось охрипший, ветер за окошкомРевет и дверь бодает не щадя,А за стеной холодная окрошкаИз рыжих листьев, града и дождя.А к вечеру – ведь есть же чудеса —На час вдруг словно возвратилось лето.И на поселок, рощи и лесаПлеснуло ковш расплавленного света.Закат мальцом по насыпи бежит,А с двух сторон, в гвоздиках и ромашках,Рубашка-поле, ворот нараспашку,Переливаясь, радужно горит.Промчался скорый, рассыпая гул,Обдав багрянцем каждого окошка.И рельсы, словно «молнию»-застежку,На вороте со звоном застегнул.Рванувшись к туче с дальнего пригорка,Шесть воронят затеяли игру.И тучка, как трефовая шестерка,Сорвавшись вниз, кружится на ветру.И падает туда, где, выгнув талиюИ пробуя поймать ее рукой,Осина пляшет в разноцветной шали,То дымчатой, то красно-золотой.А рядом в полинялой рубашонкеГлядит в восторге на веселый плясДубок-парнишка, радостный и звонкий,Сбив на затылок пегую кепчонку,И хлопая в ладоши, и смеясь.Два барсука, чуть подтянув штаныИ, словно деды, пожевав губами,Накрыли пень под лапою сосныИ, «тяпнув» горьковатой белены,Закусывают с важностью груздями.Вдали холмы подстрижены косилкой,Топорщатся стернею там и тут,Как новобранцев круглые затылки,Что через месяц в армию уйдут.Но тьма все гуще снизу наползает,И белка, как колдунья, перед сномФонарь луны над лесом зажигаетСвоим багрово-пламенным хвостом.Во мраке птицы словно растворяются.А им взамен на голубых крылахК нам тихо звезды первые слетаютсяИ, размещаясь, ласково толкаютсяНа проводах, на крышах и ветвях.И у меня такое ощущенье,Как будто бы открылись мне сейчасДуша полей и леса настроенье,И мысли трав, и ветра дуновенье,И даже тайна омутовых глаз…И лишь одно с предельной остротойМне кажется почти невероятным:Ну как случалось, что с родной землейИные люди разлучась порой,Вдруг не рвались в отчаянье обратно?!Пусть так бывало в разные века.Да и теперь бывает и случается.Однако я скажу навернякаО том, что настоящая рукаС родной рукой навеки не прощается!И хоть корил ты свет или людей,Что не добился денег или власти,Но кто и где действительное счастьеСумел найти без Родины своей?!Все что угодно можно испытать:И жить в чести, и в неудачах маяться,Однако на Отчизну, как на мать,И в смертный час сыны не обижаются!Ну вот она – прекраснее прекрас,Та, с кем другим нелепо и равняться,Земля, что с детства научила насГрустить и петь, бороться и смеяться!Уснул шиповник в клевере по пояс,Зарницы сноп зажегся и пропал,В тумане где-то одинокий поезд,Как швейная машинка, простучал…А утром дятла работящий стук,В нарядном первом инее природа,Клин журавлей, нацеленный на юг,А выше, грозно обгоняя звук,Жар-птица – лайнер в пламени восхода.Пень на лугу как круглая печать.Из-под листа – цыганский глаз смородины.Да, можно все понять иль не понять,Все пережить и даже потерять.Все в мире, кроме совести и Родины!1978

Ночная песня

Фиолетовый вечер забрался в сад,Рассыпая пушинками сновиденья.А деревья все шепчутся и не спят,А деревья любуются на закат,И кивают, и щурятся с наслажденьем.«Спать пора», – прошептал, улыбаясь, вечер,Он приятелю синим платком махнул,И тогда, по-разбойничьи свистнув, ветерПодлетел и багровый закат задул.Покружил и умчал по дороге прочь.Сразу стало темно и пустынно даже.Это в черных одеждах шагнула ночьИ развесила мрак, как густую пряжу.И от этой сгустившейся темноты,Что застыла недвижно, как в карауле,Все деревья, все травы и все цветыТихо-тихо ресницы свои сомкнули.А чтоб спать им светло и спокойно былоИ никто не нарушил бы тишину,Ночь бесшумно созвездья вверху включилаИ большую оранжевую луну.Всюду блики: по саду и у крылечка,Будто кто-то швырнул миллион монет.За оврагом притихшая сонно речка,Словно мокрый асфальт, отражает свет.У рябины во мраке дрожат рубиныТемно-красным огнем. А внизу под нейСруб колодца, как горло бутыли винной,Что закопана в землю до вешних дней.В вышину, точно в вечность, раскрыты двери.Над кустами качается лунный дым,И трава, будто мех дорогого зверя,Отливает то синим, то золотым…Красота – все загадочней, ярче, шире,Словно всюду от счастья висят ключи.Тонко звезды позванивают в эфире…И затмить красоту эту может в миреЛишь любовь, что шагнет вдруг к тебе в ночи.1976

Звезды живут, как люди

Ну как мы о звездах судим?Хоть яркие, но бесстрастные.А звезды живут по-разному,А звезды живут, как люди.Одни – будто сверхкрасавицы —Надменны и величавы.Другие же улыбаютсяЗастенчиво и лукаво.Вон те ничего не чувствуютИ смотрят холодным взглядом.А эти тебе сочувствуютИ всюду как будто рядом.Взгляните, какие разные:То огненно-золотые,То яркие, то алмазные,То дымчатые и красные,То ласково-голубые.Нельзя отыскать заранееЕдиной для всех оценки:У каждой свое сияние,У каждой свои оттенки.Людская жизнь быстротечна.Куда нам до звезд?! А все жеИ звезды живут не вечно,Они умирают тоже.Природа шутить не любит,Она подчиняет всякого.Да, звезды живут, как люди,И смерть свою, словно люди,Встречают не одинаково.Одни, замедляя ход,Спиной обратясь к Вселенной,Скупо и постепенноГаснут за годом год…И, век свой продлить стараясь,Темнеют, теряя цвет,В холодный кулак сжимаясь,Тяжелый, как сто планет.Такая не улыбнется,И дружбы с ней не свести.Живет она, как трясется,И «Черной дырой» зовется,Погаснув в конце пути.А кто-то живет иначе,А кто-то горит не так,А кто-то души не прячет,Огнем озаряя мрак.И, став на краю могилы,К живым пролагая мост,Вдруг вспыхнет с гигантской силой,Как тысяча тысяч звезд…И все! И светила нет…Но вспышки того сиянияСквозь дальние расстоянияГорят еще сотни лет…1976

Лесная река

Василию Федорову

Пускай не качает она кораблей,Не режет плечом волну океана,Но есть первозданное что-то в ней,Что-то от Шишкина и Левитана.Течет она медленно век за веком,В холодных омутах глубока.И ни единого человека,Ни всплеска, ни удочки рыбака…В ажурной солнечной паутинеПод шорох ветра и шум ветвейТечет, отливая небесной синью,Намытой жгутами тугих дождей.Так крепок и густ травяной настой,Что черпай хоть ложкой его столовой!Налим лупоглазый, почти пудовый,Жует колокольчики над водой…Березка пригнулась в густой траве.Жарко. Сейчас она искупается!Но платье застряло на голове,Бьется под ветром и не снимается.Над заводью вскинул рога сохатыйИ замер пружинисто и хитро,И только с морды его губатойПадает звонкое серебро.На дне неподвижно, как для парада,Уставясь носами в одну струю,Стоят голавли черноспинным рядом,Как кони в едином литом строю.Рябина, красуясь, грустит в тишиИ в воду смотрится то и дело:Сережки рубиновые надела,Да кто ж их оценит в такой глуши?!Букашка летит не спеша на свет,И зяблик у речки пришел в волненье.Он клюнул букашкино отраженьеИ изумился: букашки нет!Удобно устроившись на суку,Кукушка ватагу грибов считает.Но, сбившись, мгновение отдыхаетИ снова упрямо: «Ку-ку, ку-ку!»А дунет к вечеру холодком —По глади речной пробегут барашки,Как по озябшей спине мурашки,И речка потянется перед сном.Послушает ласково и устало,Как перепел выкрикнет: «Спать пора!»Расправит туманное одеялоИ тихо укроется до утра.Россия степная, Россия озерная,С ковыльной бескрайнею стороной,Россия холмистая, мшистая, горная,Ты вся дорога мне! И все же, бесспорно, яВсех больше люблю тебя вот такой!Такой: с иван-чаем, с морошкой хрусткойВ хмельном и смолистом твоем раю,С далекой задумчивой песней русской,С безвестной речушкой в лесном краю.И вечно с тобой я в любой напасти —И в солнечных брызгах, и в черной мгле,И нет мне уже без тебя ни счастья,Ни песни, ни радости на земле!1971

Старый «газик»

Вокруг поляны в песенном разливеКак новенький стоит березнячок.А в стороне, под липой, говорливоТугой струей играет родничок.Гудят шмели над заревом соцветий…И в эту радость, аромат и зной,Свернув с шоссе, однажды на рассветеВорвался пыльный «газик» городской.Промчался между пней по землянике,В цветочном море с визгом тормознулИ пряный запах мяты и гвоздикиГорячим радиатором втянул.Почти без воскресений, год за годом,Дитя индустриального труда,Мотался он меж складом и заводом,А на природе не был никогда.И вот в березах, будто в белом зале,Стоял он, ошарашенный слегка,Покуда люди с шумом выгружалиПрипасы и котел для пикника.Кидали птицы трели отовсюду,Вели гвоздики алый хоровод,И бабочка, прекрасная, как чудо,Доверчиво садилась на капот.Усталый «газик» вряд ли разбирался,Что в первый раз столкнулся с красотой.Он лишь стоял и молча улыбалсяДоверчивой железною душой.Звенели в роще песни над костром,Сушились на кустарнике рубашки,А «газик», сунув голову в ромашки,Восторженно дремал под ветерком.Густеет вечер, вянет разговор.Пора домой! Распахнута кабина.Шофер привычно давит на стартер,Но все зазря: безмолвствует машина.Уж больше часа коллектив взволнованныйСклоняется над техникой своей.Однако «газик», словно заколдованный,Молчит, и все. И никаких гвоздей!Но, размахавшись гаечным ключом,Водитель зря механику порочит.Ведь он, увы, не ведает о том,Что старый «газик» просто нипочемИз этой сказки уезжать не хочет!1975

Высота

Под горкой в тенистой сырой лощине,От сонной речушки наискосок,Словно бы с шишкинской взят картины,Бормочет листвой небольшой лесок.Звенит бочажок под завесой мглистой,И, в струи его с высоты глядясь,Клены стоят, по-мужски плечисты,Победно красою своей гордясь.А жизнь им и вправду, видать, неплоха:Подружек веселых полна лощина…Лапу направо протянешь – ольха,Налево протянешь ладонь – осина.Любую только возьми за плечо,И ни обид, ни вопросов спорных.Нежно зашепчет, кивнет горячоИ тихо прильнет головой покорной.А наверху, над речным обрывом,Нацелясь в солнечный небосвод,Береза – словно летит вперед,Молодо, радостно и красиво…Пусть больше тут сухости и жары,Пусть щеки январская стужа лижет,Но здесь полыхают рассветов костры,Тут дали видней и слышней миры,Здесь мысли крылатей и счастье ближе.С достойным, кто станет навечно рядом,Разделит и жизнь она и мечту.А вниз не сманить ее хитрым взглядом,К ней только наверх подыматься надо,Туда, на светлую высоту!1971

Весенняя песня

Гроза фиолетовым языкомЛижет с шипеньем мокрые тучи.