Амурский ангел. Приключенческий роман

– У вас тут почище, чем в тайге, заблудиться можно. Одних дверей вон скока. Когда отстроиться-то успели?

– Да к прошлой зиме и въехали.

– Дорого, наверно, хоромина-то обошлась?

– Так зарабатываем же, дедушко. Мой-то хозяин, таксопарк у него свой, а я бухгалтером.

– Ну и ладно. Только не пойму, зачем такую громадину надо было сооружать. Человеку много ль надо: где прикорнуть, где поесть да посидеть.

– Пойдём, дедушко, я тебя покормлю. Наголодался, наверно.

– Это потом, – твёрдо отказался дед Устин. – Мне бы сейчас помыться, запаршивел совсем.

После ванной и чая с баранками дед Устин, вытерев полотенцем усы и бороду, спросил:

– Ну а теперь, Нюра, говори, зачем меня от дела отрывали?

Анна вздохнула, и, переставляя с места на место чашки и блюдца, ответила:

– Беда у нас, дедушко Устин, – Лушка у нас на наркотики подсела, не знаем, чего делать. Может, ты чем поможешь.

– А ремнём лечить пробовали?

Анна заломила руки:

– Дедушко, да если бы ремень помог. Чего мы только ни делали: и разговаривали с ней, объясняли, что наркотики – это смерть, и к врачам разным водили, и в подвале закрывали. Всё бесполезно. Связалась с какими-то дебилами-наркоманами, а она их слушает. Говорит, что это не страшно, что как захочет, так и бросит. Мы ей уж по всякому объясняли, что не только здоровье, жизнь губит, а ей всё как с гуся вода, ничего не понимает.

Дед Устин почесал голову сквозь редкие волосенки:

– А я-то чем могу помочь? Я не лекарь и не волшебник.

– Ты же мудрый человек, – со слезами на глазах говорила женщина, – ты долгую жизнь прожил, может, хоть советом поможешь. Ведь пропадёт дитё. Да слыхали мы, что к тебе местные жители за травами приходят от разных хворостей. Может…

В этот момент зазвонил телефон, и Анна бросилась к аппарату. Дед Устин задумался, проворачивая в голове мысли: «И правда ведь, пропадёт ребятёнок. И есть же такие барахлявые люди, придумывают разную гадость, чтобы похоти свои удовлетворить. Ну, ладно, если тебе нравится, то и колись, губи свою жизнь, зачем же других-то втягивать. А всё деньги проклятые виноваты: продать, нажиться, из нищебродья вылезти, себя показать – вот, мол, какой я ловкий. А рази без денег нельзя жить? Земля, тайга, реки, они всё дают, что надо человеку: и едовьё, и кров, и радости, если отравиться хочется, так и отравы на земле полно. Да, а девчонку-то надо выручать. Только как».

Мысли его перебила подошедшая Анна:

– Максим звонил, спрашивал, подъехал ли. Скоро будет.

Хлопнула входная дверь. Анна засуетилась, быстро шепнула деду на ухо:

– Это Лушка. Ты, дедушко, не говори, зачем приехал, разговор о ней не заводи, а то она становится бешенной, как тигрица.

В комнату влетела девушка лет шестнадцати в чёрных брючках и светло-голубой кофточке, с порога закричала:

– Мама, я сдала, сдала. Всё, последний экзамен, теперь свобо… – Увидев деда, она осеклась, округлила свои раскосые глаза. – Дедуша, миленький, ты приехал. Как хорошо, что ты приехал.

Девушка взвизгнула и бросилась деду на шею.

– Как я по тебе соскучилась, дедуша мой! Ты приехал специально к моему последнему экзамену, да? Ой, как хорошо!

– Да погоди, стрекотушка, задушишь ведь деда-то, – мурливо и ласково выговаривал дед Устин с ласковостью, однако, ещё крепче прижимая к себе правнучку. – Кто товда подарки-то будет привозить, кто тебя по заднице будет шлёпать, а? Вот тебе, вот тебе.

– Ой, не надо, дедуша, больно, – притворно захныкала Луша.

Дед невольно залюбовался свой правнучкой. Черноглазая, узкоскулая, с ямочками на щеках, стройная, с тёмными, густыми волосами, свитыми в толстую косу, она напоминала ему сейчас его старшую дочь, которая померла от болезни в семидесятом году. Он вздохнул, спросил:

– Ну, Лукерья, как экзамен сдала? Только не ври, а то подарка не получишь.

Девушка заскакала, закружилась на месте и радостно захлопала в ладоши.

– Дедушенька, доставай скорее свой подарок, а то я умру от нетерпения.

– Вот и я этого боюсь. Тащи-ка сюда мой кошель, он там, в прихожке валяется.

Когда девушка принесла вещмешок, дед Устин степенно развязал его, засунул внутрь руку и ещё раз спросил:

– Так какую оценку ты получила, сознавайся?

– Только четвёрку, дедушенька, – со вздохом ответила Луша.

– Четвёрку? Это хорошо.

– Почему же хорошо-то, дедуша, ведь пятёрка лучше.

– Э, внучечка, так думают только дураки, – сказал дед Устин. – Ты что думаешь, если человек получил пятёрку, так он и кум королю? Э, нет. Пятёрка – это всегда завышенная оценка, человек не может знать всё, даже о самых простых вещах. В конце концов, по самой жизни оценку выставляет нам сам Господь Бог, по тому, как ты прожил жизнь, что ты кому-то дал, а что ты от неё взял. На пятёрку ещё ни один человек не прожил.

– Никто-никто? – спросила девушка.

– Конечно, никто. Вот, допустим, ты сдала все предметы на пятёрку, получила золотую медаль, поступила в университет, там тоже все пятёрки получила. А кто оценки-то эти ставит? Правильно – люди. А потом что, кто тебе оценки эти ставить будет, а? То-то и оно. Только потом и начинается самый главный экзамен, а экзаменатор – сама жизнь.

– Ой, дедушенька, ты всегда так мудрёно говоришь, – вздохнула Лушка.

– Ну, ладно, мучить тебя больше не буду. Получай подарок.

Дед Устин достал из своего вещмешка что-то серебряное, пушистое и извивающееся. Девушка ойкнула:

– Ой, что это такое? Красота какая, мамочки!

– Да это же серебристый соболь, – восторженно закричала Анна, поглаживая руками две шкурки. – Да где же ты их взял-то, дедушко? Говорят, что их в тайге и не осталось.

– Места знать надо, – с гордостью ответил дед Устин. – Браконьеры проклятые ловушки ставят. Я его мёртвого из неё вынул. Бери, внучка, это тебе и есть подарок. Тут тебе и воротник, и опушки на пальто. Сам выделывал, сносу не будет. А это вот тебе, Нюра. – Старик с гордостью достал ярко-рыжую шкурку лисы, которая словно горела в его заскорузлых руках.

Анна снова ахнула, принимая подарок. Она накинула его на плечи и покрутилась перед большим зеркалом на стене.

– Красота, как раз к моим глазам. – Она подбежала к старику и чмокнула его в волосатую щёку. – Спасибо, дедушко. Знатный подарок.

– Тут я и Максимке кое-чего привёз. Ужо сам отдам, – сказал дед, отодвигая свой рюкзак ногой в сторону.

В этот момент зазвонил сотовый телефон, девушка схватила его:

– Да! Привет. Ладно, через полчаса буду. Всё, всё. Я поняла.

– Ну, куда ещё навострилась? – недовольно спросила Анна. – Ведь дед приехал.

– Мама, дедушенька, мне надо идти. У нас сегодня вечеринка по случаю окончания десятого класса. Мне бежать надо.

– Ты гляди там, без озорства, – строго напомнила мать. – И чтоб домой до десяти была.

– Мам, дедушенька, – взмолилась Луша, – ну, я же не маленькая уже.

– Вот именно, что не маленькая, – не отставала Анна, – понимать должна. С парнями не очень-то заигрывай, и не употребляйте там, чего не положено.

С внуком дед Устин встретился только вечером. Они сидели за столом и попивали ежевичную наливку, которую так любил дед. Максим, мужчина за сорок, курчавоволосый, поджарый, высокий, часто махал длинными волосатыми руками и спокойным голосом говорил:

– Пропадёт здесь Лушка. Что-то делать надо, дед. Я давно заметил, что она часто прятаться от нас начала. Зайдёт в свою комнату, притихнет, словно её и нет. Однажды зашёл к ней, когда она спала, и нашёл в сумочке порошки. Вся ясно – наркотики. Хорошо хоть, что не героин. Ругать её не стали – что толку. Поговорили с ней, а она только плачет. Спрашиваем, кто её подсадил, – тоже молчит. Сводили сначала к наркологу, то предложил положить её в стационар, но предупредил, что гарантии никой нет. После больницы мы ничего не замечали, а в последние недели Лушка опять что-то изменилась: таиться стала, нас избегать, часто вечерами пропадает, правда, говорит, что ходит на дискотеки.

– Да, беда, – отозвался дед Устин. – И что же ты предлагаешь?

– Одна надежда на тебя, дед.

– А я-то что могу сделать, разве что выпороть дитя. Так рука у меня на человека не поднимается.

– Ну, пороть – это дело последнее, – согласился Максим. – Я тут долго думал. —Внук на минуту задумался. – А что, если ты возьмёшь её с собой в тайгу на пару-тройку месяцев. Я знаю, что ты хороший травник, может, поможешь чем, а то сгинет девчонка. В тайге ей хоть друзья досаждать не будут.

– Хе, вот учудил! В тайгу! – Дед покачал головой. – Это тебе не на пикник съездить, тайга – это тайга. В ней и бывалому-то непросто выжить, а ты про девчонку. Не, так дело не пойдёт. А если она не захочет, её что, силком волоччи! Вот удумал внучок!

– А ты не кипятись, дед, я всё обдумал. Сделаем вот как…

Выслушав внука, дед Устин спросил:

– А что Нюра скажет, согласится ли?

– Согласится, – твёрдо сказал Максим, – с ней я уже говорил. Она на всё согласна, лишь бы Лушке помочь. Да и доверяем мы только тебе, дед. С другим мы её ни за что не отпустили бы. Так как?

Чудовище возвращается

– Слушай, Денис, зачем нам ехать в какую-то глушь, на какую-то заброшенную заимку. Лучше посидим дома, за столом. Я всё приготовлю – салатики, курицу, сервелатик, кетовую икру, солонинку, рыбу, – уговаривала ещё молодая, полноватая женщина высокого, сероглазого мужчину, который корпел у компьютера и просматривал фотографии и видеосъёмку.

Денис Костомарь, тележурналист областного телевидения, быстро развернулся к жене на вертящемся стуле и, блеснув сталью глаз, ответил фразой киногероя:

– Эх, Катька, пропал в тебе дух авантюризма, пропахла ты кислыми щами, изнежилась в комфорте этих четырёх стен, только и знаешь одну дорогу: дом – работа – магазин – дом. И так каждый день.

– Да ну тебя, – отмахнулась Катерина. – По-твоему, я должна скакать за тобой по всем городам, тайгам и весям в поисках твоих телегероев? Я уже смотреть на них не могу, одно и то же: убийства, криминальные разборки, аварии, происшествия, рекламные ролики. Уже тошнит от всего этого.

– Что ж поделаешь, такая у меня работа – она, как известно, кормит нашу семью.

– Кормишь, допустим, не ты один. Я тоже работаю. Ты лучше объясни, чего это тебя на природу потянуло, а?

– А ты не понимаешь, – сопротивлялся муж. – Придут к нам начальство, коллеги по работе, друзья, будут сказывать сладкие речи в честь моего тридцатипятилетия, а потом начнут жрать, пить, плясать, голосить песни. Ты знаешь, где это у меня? Вот здесь. – И Денис сжал своё горло.

– Чем же тебе это не нравится, все так свои юбилеи отмечают, – не сдавалась жена. – И мы не хуже, и не лучше других.

Костомарь встал и выпрямился во весь свой почти двухметровый рост.

– Эх, Катька, а вспомни-ка, как мы с тобой лет надцать назад уезжали на Гуран, жили у залива в шалаше, ловили рыбку, подстрелили утку японку, варили уху, жарили шашлык. Красота! А какой там солносяд, сопки, кедрачи и лиственница, заливы, воздух, природа – загляденье, душа летает, а тело, словно бальзамом намазали. Неужели тебе не хочется это повторить?

Жена села на диван, заулыбалась, потом, взглянув на мужа, посерьезнела:

– Ты меня не сманивай, паразит эдакий! Ты забыл, что у нас ещё дочь есть, ей всего двенадцать лет. Её куда ты денешь: в карман засунешь, в шкаф спрячешь?

– Ну, зачем же в карман, с нами и поедет.

– Ни за что, – заупрямилась жена.

Но спор супругов разрешила сама Ленка, которая только что вернулась от подружки:

– Предки, не ругайтесь, я решила поехать с вами.

– Ленок, да ведь там же гнус тебя заест, – пыталась отговорить дочь мать, – там волки, медведи, там…

– Вот и хорошо, – перебила Катерину Лена. – А то всё учите: познавай жизнь, познавай природу, людей. Я что, эту самую жизнь по книжкам, в музее должна изучать, да! Одним словом, я решила: поеду с вами.

– Вот характерец, – чуть не плача, сказала Катерина.

Денис подтвердил:

– Точно, вся в тебя.

Семья Костомарь решила ехать на торжественный семейный пикник втроём, но их планы нарушил старый, ещё детский, друг Дениса, который уже много лет жил в Москве. Он позвонил в дверь квартиры, когда дома была одна Лена. Та без раздумий отворила дверь, и перед её взором возник толстый лысый детина, который вдруг широко улыбнулся и густым басом спросил:

– А это что за чудо?

Обычно смелая, без комплексов, девчонка при неожиданностях не терялась, а тут, раскрыв рот, смотрела на незнакомца и не могла ничего ответить. Незнакомец понял, что напугал девочку до полусмерти, погасил улыбку и протянул:

– Та-ак. Вот что, девочка, если здесь живёт Денис Костомарь, то срочно звони отцу и спроси, помнит ли он Тишку Ерошкина.

После этих слов гость сам затворил дверь. Некоторое время девчонка стояла перед дверью, но после того как отступила опасность и она оказалась в квартире одна, бросилась к телефону. Дозвонившись до отца, закричала:

– Папка, тут какой-то дядька приехал. Толстый такой. Тебя спрашивает.

– Кто такой, как его зовут?

У Лены уже вылетело из головы имя нежданного гостя, она прокричала в трубку:

– Щас. – Подошла к двери, прокричала: – А как вас зовут?

Из-за двери донеслось:

– Тихон Андреевич Ерошкин.

Лена повторила, на что отец ответил:

– Тишка, Ёршик?! Это толстый такой, с выпяченной губой?

– Ага, пап, похож.

– Ты его, Леночка, не бойся, он добрый, – уговаривал отец дочь, – ты его впусти в дом, чаем напои. Я минут через десять буду.

– Хорошо, папа.

Лена на цыпочках подошла к двери, приложила к ней ухо – тихо. Она осторожно приоткрыла дверь и увидела, что гость сидит на двух рюкзаках и, прислонившись спиной к стене, спит. Отец поднялся на шестой этаж, увидел спящего одноклассника и с усмешкой сказал:

– Узнаю Тишку Ерша. Он и на уроках спал, как сурок.

Уже в квартире, за столом, Тихон и Лена, перебивая друг друга, со смехом рассказывали о своей первой встрече. Наконец, все успокоились. Лена ушла в свою комнату. Денис спросил:

– Ты какими судьбами?

– Да вот решил навестить родные края. Жена с сыном и дочерью решили в отпуск махнуть в Таиланд. А я сюда.

– Что же ты оставил их одних.

– Да нет, не одних, туда целая группа летит. А я не переношу эту тропическую жару. Как-то был в турецкой Анталье – жара, мухи, базарная вонь. Лежу на пляже, а такое впечатление, что я карась на раскалённой сковородке. Нет, не зря в русской народной песне поётся – не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна. А я решил на родину махнуть, в Приамурье. Тут другое дело: ни экскурсоводов, ни семейного хвоста – воля, свобода, Амур, рыбалка. Я словно сто лет ждал этого мгновения. Кстати, я не забыл, что ты именинник. Сейчас подарок принесу. – Он с пыхтением поднялся и пошёл в прихожую. Скоро вернулся с коробкой. – Вот, принимай. Я знаю, тебе это пригодится.

Денис развернул коробку, достал из неё тонкий объектив и присвистнул:

– Слушай, да это же насадка для видеокамеры. – Он покрутил объектив в руках. – Честно говорю, я таких не видел. Чья: японская, немецкая?

– Не угадал. Наша, ЛОМОвская, новейшая разработка для военных, на километр можно муху снять.

– Тиш, конечно, спасибо за такой великолепный, царский подарок. Я тебя не разорил?

– Да нисколько. Ты же знаешь, я работаю в экспертном отделе. Чего к нам только не тащут: от наногвоздей из пластика до самозакипающих самоваров. Прислали как-то и эту штуку, но она военных не устроила. Расписались в получении и оставили: мол, потом заберём, да так и не пришли. Военный бардак, он, как известно, самый полный порядок для армии. С год она валялась у нас в кладовке. Вот я и решил: чего она пылиться будет, лучше тебе подарю.

– Спасибо, Тиша, испытаю. – Денис почесал голову. – Придётся взять тебя на пикник.

– Какой пикник? – насторожился Тихон.

– Да ты знаешь, я хочу сбежать из города, чтобы не слышать этих фальшивых поздравлений и здравиц в свою честь. Поэтому мы и решили справить праздник по-семейному, тихо.

Тихон рассмеялся.

– Я тебя понимаю и присоединяюсь. Куда выбираться будем?

– На Гуран. Сядем на мой джип и до вечера будем там.

– Место хорошее, – согласился Ерошкин. – А как туда дорога?

– Доедем. Зато никто мешать нам не будет. Доберёмся до Сретенки, а там по летнику до заимки. Совсем недалеко от неё есть прекрасное озерцо, там и рыбку можно половить, и утку подстрелить.

Ерошкин потёр пухлые ладони.

– Вот это по мне. Когда намыливаемся?

– Так завтра после обеда и выедем, пока меня на работе не хватятся.

– До вечера-то успеем добраться? – спросил Тихон.

– Да легко. Не раз испытано.

* * *

Полдороги до Сретенки Ленка визжала от восторга:

– Пап, мам, смотрите, какая красота! А это кто летит? Ястреб? А вон, вон, какая красивая сопка, вся синяя. Почему она синяя? Боже, а сколько здесь цветов! Это саранки? Какие красивые, и оранжевые, и красные, и жёлтые, разные-разные! А вон озеро, камыши, и рыба плещется!

Через час восторги её поутихли, и она, прислонившись к плечу матери, задремала. Не доезжая Сретенки, Денис свернул налево. Через несколько километров асфальтированная дорога закончилась, и джип выкатил на грунтовку. Она шла по степи, потом по зарослям вдоль подошвы сопок. Кое-где попадались мокрые низины, но джип умудрялся проскакивать их. Но в одном месте всё-таки застряли.

Денис вылез из салона, посмотрел под колёса и почесал макушку.

– В дохлую воду вляпались.

– Почему в дохлую-то, пап? – спросила Ленка.

– Так здешние жители называют болота и вот такие грязные низины, – ответил за отца Тихон. – Ну, что теперь делать будем, гонщик?

– Ну, дёргаться здесь бесполезно, толкать тоже – ещё глубже увязнем. Так что доставай топоры, будем бастрики рубить. Тиша, доставай топоры.

Пока мужчины рубили жерди и одну вагу потолще, женщины проминались, оглядывая окрестности. Вокруг был лес. Берёзы, липы и осины стояли сплошной стеной, кое-где в просветах виднелись вершины сопок да одинокие свечки лиственницы. Птичий свист почти нетронутого рая заглушал все посторонние звуки, и оттого жители города почти от него оглохли.

Наконец, мужчины стащили жерди к машине, подложили их под колёса. Денис сказал:

– Катя, лезь за баранку, только сильно не газуй, а то колеса слетят с гати, и тогда всё, окончательно утонем. Поняла?

– Да поняла, чего не понять. Чать, не в первый раз.

– Ты, Ленка, садись рядом с матерью, – приказал он.

– Зачем? Я боюсь, – пропищала дочь.

– Затем. Для тяжести и равновесия.

Ленка послушно села в машину, не забыв стряхнуть с сапожек грязь. Мужчины подложили вагу под заднее колесо.

– Катя, давай! – крикнул Денис. – Ещё, ещё чуть-чуть. Поехали!

Задние колёса джипа вскочили на гать, и скоро машина оказалась на сухом месте.

Через час путешественники оказались у заимки. Катерина, оглядывая ветхое, заброшенное строение из серых брёвен, заметила:

– И стоило ехать в такую даль, чтобы посмотреть на эту развалюху. Как хорошо было бы дома, за столом, с друзьями…

– С подругами, – язвительно подхватил Денис. – Успеешь с ними на работе потрепаться. Зато посмотри, какая здесь красота.

На самом деле, место было великолепное: старая, но ещё крепкая изба, срубленная из лиственницы с двускатной крышей, возле которой стояла покосившаяся завозня для скота и банька; она стояла у подножия почти головершинной сопки, по-местному, востряка, рядом с озером, окаймлённым щетиной камыша. С одной стороны к озеру подступал лес, а с другой расстилалась равнина, буйно заросшая травой и мелкими купами береста, долгишника и изюмника. Видно, на заимке лет восемьдесят назад жил какой-нибудь сельский богатей-кулак и пас здесь свою скотину. А потом ею стали пользоваться егеря, охотники, рыбаки, а то и просто заблудившиеся в тайге.

В просторной пятистенной избе было пыльно – видно, здесь давно никто не был, – и душно, одно стекло в створке окна было разбито и занавешено куском старого одеяла. В дальней комнате стоял сколоченный из досок стол, две лавки и полать. Сохранилась даже печь, обсиженная до черноты мухами и комарами, но с большой пробоиной в боку. Пока мужчины рыбачили, женщины прибрались в доме: вымели весь сор, сделав веники из прошлогодней полыни, открыли окна и дверь, чтобы проветрить помещение, собрали с потолка и углов паутину.

Денис с Тихоном пришли быстро, принеся с собой щуку килограмма на полтора, четырёх толстолобов и десятка три мелкой верхоглядки. Катерина ругалась:

– Мелочь-то зачем брали, её и коту не хватило бы.

– Зато навар знатный будет, – ответил муж. – Ты рыбу-то не чисть, только распотроши, а чешую со дна соберём. Щуку подсолим да прямо на костре запечём.

Когда пропылал костёр и сварилась уха, небо на востоке уже заплывало огромным синяком. Все сидели вокруг костра, каждый со своей пластмассовой чашкой, исходившей паром. Тихон разлил по кружкам коньяк и, глядя на своего друга, сказал:

– Ну, Денька, давай за тебя, за твой успех, за твоих родных людей, ну, и за нашу детскую дружбу, которая, слава Богу, не ржавеет.

Взрослые подняли кружки и хотели чокнуться, когда раздался голос Лены:

– А мне.

– Чего тебе? – спросила мать.

– Я тоже за здоровье папы хочу выпить, и за успех тоже.

Взрослые рассмеялись. Мать как отрезала:

– Мала ещё коньяки пить, подрасти.

Но отец, серьёзно посмотрев на дочь, сказал:

– Давай свой лимонад. – Добавил чуть-чуть коньяка в кружку дочери и объяснил: – Ничего страшного, спать будет крепче. Вы знаете, почему среди южан – итальянцев, грузин, испанцев, французов – мало алкоголиков? Потому что их с детства приучают пить хорошее виноградное вино без содержания спирта перед едой. Тут тебе и культура пития, тут и здоровый сон, и здоровый аппетит.

Лена просияла и встала:

– Спасибо, папочка, ты один на свете меня понимаешь. Ну, за уху, и за папу.

Все рассмеялись и выпили. После ухи в пищу пошла зажаренная на углях щука.

Тихон ел и нахваливал, сдирая подгоревшую шкуру:

– Боже, какая вкуснота! И костей в ней нет. Чудо.

– Потому и нет, что они пропарились до хрящей, – ответил Денис.

Постепенно стемнело, лишь огонь костра освещал путешественников мигающим светом. Со стороны сопки донёсся пронзительный крик, пробирающий до дрожи.

– Что это? – спросила Катерина.

– Сова или сыч, – предположил Тихон.

– Нет, не похоже, – задумчиво и протяжно не согласился Денис. – Я таких криков раньше не встречал – аж мороз по коже. Во, спит. Я же говорил. – Денис показал на спящую дочь, которая, уложив голову на колени матери, тихонько посапывала.

– Ладно, на сегодня хватит, – сказала Катя. – Мне и правда что-то не по себе. Пойдёмте спать в избу, я там постели приготовила.

Утро встретило их коротким летним дождичком, который скоро закончился. Мужчины собрались на охоту и ушли в камыши, а мать с дочерью разожгли костёр и повесили над костром котелок с водой, чтобы к приходу добытчиков приготовить кофе. Скоро из камышей донеслось несколько выстрелов.

– Ага, – сказала Катерина, – кажется, охотники что-то добыли.

Лена словно и не слышала, она крутила головой во все стороны, будто что-то высматривая.

– Что с тобой, Ленуся, – спросила мать, – ты словно чего-то боишься?

– Ты знаешь, мама, мне кажется, за нами кто-то следит, – ответила дочь, – Такое ощущение, что кто-то так и сверлит тебя взглядом, будто насквозь протыкает, как иголкой.

– Да кто тут может быть, кроме нас, – отмахнулась Катерина. – Разве что косолапый где на рыбу охотится. Не обращай внимания. В тайге всегда так, когда ты в тайге в первый раз, страхи всякие мерещатся. Успокойся.

В отдалении послышался всплеск воды, а затем тяжёлый топот сапог. Катерина из-под ладони посмотрела вдоль берега озера, пытаясь разглядеть сквозь утреннюю дымку возвращающихся охотников.

– Вот, кажется, и наши защитники идут, дочка, так что не бойся.

И правда, вскоре в тумане они различили две фигуры Дениса и Тихона. Они о чём-то горячо спорили. Тихон говорил:

– Да я точно тебе говорю: когда я её увидел, я сначала подумал, что это медведь. А когда шумнул, она сначала пробежала несколько шагов, а потом полетела. Только не высоко, а низко, над самой землёй, на бреющем. А в клюве у неё была рыбина. Вот такая.

– Со страху чего не увидишь, – отвечал Денис с усмешкой в голосе, – и самого чёрта с рогами.

– Денька, ты меня не один год знаешь, я охотник бывалый, с десяти лет с отцом на скрадки ходил. Умею отличить медведя или лося от птицы.

– Ну, ладно, ладно, видел, так видел, – примирительно отозвался Денис.

– Не веришь, да? Ну и шут с тобой.

– Чего шумите, горе-охотники? – спросила Катерина, когда мужики подходили к костру. – Вас за километр слыхать.