Фант

– Пойдешь на дело, сынок, – нарочито громко начал Дыка, – так надо. Риск серьезный. Смертельный риск. Но нужно помочь Маклеру, а без тебя в таком деле не сладить. В самое пекло полезешь. Маклеру очень помочь нужно – больной сделал упор на слове «помочь». Куш, сынок, там такой, что сердце зайдется. Делать будешь, что Маклер скажет. Он так сказать барин в этой ситуации. И заруби на носу – ты никто и имя твое никакое. Ослушаться не советую. Тут Дыка ткнул Фанта коленом настолько чувствительно, насколько позволяло оставить это незамеченным.

– А теперь иди, смертничек, и помни, что с этой минуты твой хозяин Маклер, – сказав это, Дыка незаметно подмигнул Фанту, чем ошарашил того еще больше.

Тут Фанта одернули и под руку увели. До входных дверей барака кортеж не проронил ни слова. А как только Фант протиснулся в проем, один из сопровождающих, который слышал обрывки разговора, похлопал его по плечу и с издевкой процедил сквозь зубы: – Спокойной ночи, фартовый ты наш.

До рассвета Фант размышлял о беседе. По cлогам раскладывал разговор, но так и не понял, чего было нужно умирающему, в чем суть предложения. Отчего на Маклере вор делал недвусмысленное ударение. И этот "смертничек" напоследок, будто в насмешку. А может он это из умысла какого? Разве плохого ожидать, за то, что выручил когда-то?

На прогулках Фант все искал встречи с вором, но тот нарочито уклонялся и отводил глаза. Да и прогулок, когда болящий нашел в себе силы выползти на воздух, две всего-то и было. И это будто говорило, при том, что не поспоришь – тяни карту, а что в прикупе сам высчитывай.

  16. Пара дней прошла после загадочного поведения Дыки. К тому времени больному основательно поплохело, а зону кочевряжило на нерве: режим, как с цепи сорвался, борзели красные, злился Маклер. Один Уська чувствовал себя, что та рыба в воде. Он ретиво гонял по указке Маклера и гордился, что его берут на дело. По касательной жид не гнушался ублажить и ленивых, получая за услуги когда хавчик, когда какую завалящую сладость.

К кипящей от злости душе Маклеру прибавилось и забот – терзали переживания. А, что если Дыка загнется и не успеет рассказать о деле?

Но Дыка, словно почувствовал.

– Маклер, хозяин вечером ждет тебя, – шепнул урке Обрез.

17. Маклер, не изменяя себе, подкрался неслышимой тенью.

– А-а-а,– протянул Дыка, – ты-ы?

– Я, – заговорщески прошептал Маклер.

– Вовремя… Кончаюсь я. Прожил я назначенное. Садись.

Одно слово, а бездушного Маклера покоробило. Потому как идиот смерти побаивался.

– Не обращай внимания, не до традиций. Нет времени у меня. Слушай и не перебивай.

Маклер присел, почувствовав горячую ногу вора. – Видать точно каюк Дыке, – мелькнуло в его голове.

– Остановиться бы тогда Баритону, в Штатах бы уже говели или на британских островах скучали в туманах. А он не справился с жадностью. Ну, да ладно об этом. Тебе известно, что мы РКЦ брать решили? На нем и погорели. Ведь известно?

– Был на зоне за это базар.

– Что верно, то верно, базар имел место. Так вот, внимай. Перед тем налетом побывал я в подвале. Это Баритону лишь дай палить из волыны. Кстати, знаешь, как называли твоего двукровного братца в детстве? Пиф-паф. У него тяга шмалять из огнестрела генами заложена. Так вот, улыбнулось мне. Притерся я к сантехникам и забрался я в тот подвал. На пару минут-то и всего, предлог придумал. Над головой бетонные плиты, а на них денег, хоть захлебнись. Охраны с гулькин нос, а сами плиты покоятся на "быках" из кирпича сложенных. Вникаешь?

– Разом в толк не возьму.

– То-то и оно. Думать не умеешь. Кладка в тех "быках" рыхлая. Дом стройбат ставил. Не бетон, а гольный песок. Я обо всем Баритону, а он нет и все тут. Ну и выдрали решетку в окне. Потом сам знаешь; охрана – тревогу, пальба, стоны раненых.

– И что? В чем прикол-то.

– А то, Маклер, что из подвала надо было, и ты это сделаешь. Брать РКЦ будешь из подвала.

– Из подвала?

– Именно. Попасть туда теперь не проблема. С площади у самой стены промоина. Дожди постарались. Как ливень – вода, образуя воронку, в подвал нисходит. В эту дыру на пару месяцев загонишь Фанта.

– Кого? – удивился Маклер.

– Не расслышал? Повторюсь – Фанта.

– Что еще за Фант. Я не знаю никакого Фанта.

– Тогда знакомлю; Фант он же Серый. Будешь таскать ему еду, курево, воду. Все как положено. Снабдишь инструментом и двумя десятитонными домкратами. Его задача подготовить налет.

– Это еще на хрена? Домкра-а-ты…

– Слаб ты умом, слаб. Фант поддомкратит плиту и будет вынимать из кладки

кирпичи и обратно складывать. Когда все сладит, останется приподнять плиту, разобрать "быка" и опустить "подарок". Смотри, приглядывай за ним. Да осторожен будь, чтобы не сгорели. Делай все аккуратно. Помни – там слесарей иногда запускают течь устранять и охрана иной раз шарится с проверкой. Вот Фант и должен устроиться в подвале и мышью там обитать. Тайник с лежанкой пусть обустроит, чтобы не обнаружить себя. В подвале тепло. Высидеть там пару месяцев на раз плюнуть. Он не дурак, по ходу что-нибудь пусть и придумает. А как докладёт, что все готово, ты и сработаешь с ребятами дельце.

– Каким же образом?

– Эк, непонятливый какой. Кроме разбора "быков", Фант расширит и промоину. Подгонишь грузовик. Опустите плиту, деньги сами повалятся сверху, как манна небесная. Сейфов в РКЦ нет. Денежки стопками на полу расположились, печалятся по рачительному хозяину. На их грусть, как твою рожу сейчас вижу, смотрел. Пол в хранилище кафелем выстелен. Плиту начнете опускать кафель, что то стекло рассыплется. Пачки те, между прочим, меня дожидались, да не судьба. Дарю! Самолично те деньги углядел, когда под прицелом стоял над умирающим Баритоном. Погоду выбирай самую что ни на есть паскудную. Занозе доверишь охрану купировать, если, не дай Бог, закипит. Уська пусть таскает мешки в грузовик. А Рейсфедю снабдишь волыной и опустишь к Фанту. Они мешки будут набивать и подавать в дыру. Сам на атасе сторожко стой. Если что смывайся, тех в подвале не жалко. Даже если пару мешков уговоришь, в плюсе будешь. За Занозу я спокоен. Того взять проблема и не расколешь. Этот ментам, что рыбья кость в горле пса. Что касается Уськи, так ему тюрьма дом родной. Да и дурак он каких свет не видел. С него выколотить что нужное невозможно из-за его глупости. Такое нагородит, что святых занавешивай. Если же обойдется, и дело помощники сладят, Рейсфедя пусть Фанта завалит. От Рейсфеди при удобном случае избавься. Он и сам снова угодит на нары и тебя потащит. А статейка вес имеет такой, что лучше сторониться. Остров купишь себе, заживешь по-людски.

Маклера аж пот прошиб. Голова Дыка, ух голова! Работа плевая, а барыш невиданный. И все чужими руками.

– Да как же его в подвал опустить, Дыка, когда такие дома камерами увешаны, что новогодняя елка?

– Думал и об этом. Подготовишь два зеркала. Больших. Обязательно в ливень и ночью в обнимку с Уськой изобразишь подгулявших товарищей. А Фант между зеркал приспособится. У дыры Уська пусть усердно мочится. И по-настоящему. Тогда охрана если и обратит внимание на ссущего пропойцу, проверять не пойдет. Напои его квасом до одурения за час до этого. Фант с котомкой и занырнет в дыру. А вы в подворотню. Там зеркала в подмышки и ходу. Смотри, не поленись представление с зеркалами проиграть на хате. Остальное проходом бросать будете Фанту. Навещать редко нужно, чтобы не привлечь постороннего глаза.

– А если Фант заартачится?

– Мне дела нет. Фант твой, ты и улаживай. Разве тебе уболтать мелочевку стало не по зубам?

– А делить куш как?

– А если и скажу, все одно же по-своему разрешишь. Лишнее это. Да, вот рисунок. На нем та плита подробно обсказана. Сколько же ночей я не спал, высчитывая её голубу! Береги документ, скопируй старательно. Копию надежно припрячь. Да смотри, чтоб не пронюхал кто. Шила, конечно, не утаишь, но стремиться к этому нужно. Вычислят вас скоро. Потому после дела не дури. Рви за кордон не теряя времени. До Одессы зафрахтуй попутную фуру, мол, второй водитель. На оборотной стороне рисунка адресок. Дружок в Одессе хороший у меня. Надежный. Он переправит в Румынию. А там уж сам крутись. Да смотри не скупись. Мало ли что. Надежных нынче по пальцам пересчитать можно. Веры ни в кого нету, такие времена пошли. Ошибешься, век с дырой в кармане куковать придется. Ладно, я все сказал. Ты иди теперь, хреново мне.

Маклер был несказанно рад.

– Не понимаю, что сложного добыть схему жилого дома? «Шестёрок» послал, они на сантехника наехали, вот и схема. И уже на следующий день ты в шоколаде, – ляпнул Маклер.

– Когда дура, так оно и ни что иное, как дура. Ты только заикнись кому, следак тут же вынюхает. Они это умеют. А работа тогда чистая, когда тайной один владеешь, комбинатор,– зло парировал Дыка.

Будучи беспросветно глуп, как известное изречение – «сначала было слово», Маклер не обратил никакого внимания на блуждающую по лицу умирающего улыбку и, естественно, на мог видеть ехидной усмешки вслед. А, между тем, вор, радуя балбеса скорой поживой, зачитал тому по сути страшный приговор.

Маклер же наказ вора раскинул по-своему. Он и думать не желал ни о каких заграницах. При деньгах он видел себя исключительно столичным жуиром, а заграница ему в чужих рассказах представлялась довольно скучной. Там и за мелкую бузу можно было запросто угодить за решетку и к тому лишиться капитала. А в Москве или Питере откупиться от полиции проще пареной репы. Хоть вверх башкой скачи на перекрестках.  Более того, думалось ему, даже если со временем и заметут, то за успешное дело и тяжкую статью его авторитет на зоне будет непререкаемым. Маклер наркотически зависел от желания обладать властью.

18. По прошествии трех дней, зона прощалась с Дыкой. Кто не скрывал слез, кто в тайне глумился над покойным. Были и откровенно ликующие. Во избежание возможного ЧП лагерное начальство предусмотрительно усилило режим. Десяток неблагонадежных загнали в карантин. К некоторым приставили доносчиков.

 А что! Жизнь во всем её скотском обличии: внезапное обострение, двухчасовая горячка, агония и нет человека – кому печаль, а кому и радость, кому лишняя забота.

 Маклер ликовал внезапной и двойной выгоде от чужой смерти, возвысившей его статус. Только рано он ликовал. Придет время и так сейчас нужной ему смертью он еще подавится…

  19. Тем временем застоявшуюся густую духоту в подвале сменила долгожданная прохлада. Маленький клочок неба, проникавший в подвал, посерел. Его реже стали заслонять ноги прохожих. К телу липла пронизывающая неприятная сырость. Погода быстро портилась.

 Близость заключительного акта вызывала некоторую тревогу. Фант явно нервничал и все старания как-то отрешиться от назойливого неприятного ощущения, были напрасны. Он всё никак не мог просчитать задумку Дыки. И это больше всего расстраивало его, а порой выводило из себя. Фант уже несколько раз решал плюнуть на все и дать ходу. Но что-то удерживало его, словно цепная привязь телка-несмышленыша.

– А, будь, что будет – наконец определился страдалец и в сердцах махнул рукой, отгоняя дурные мысли. Не я первый, не я последний. Если припрет, смыться всегда смогу. Интересно, как поведет себя помощник, которого опустит в подвал Маклер, когда к ногам посыплются пачки денег?

 В полутьме Фант пробрался к своему лежбищу и завалился на бок. Мысли его, словно испуганные в ковылях пичуги упорхнули в безмятежное детство. Он вспомнил всегда спокойную маму и ее серые внимательные глаза. Жили они по меркам тех лет бедно. Но борщ у мамы всегда получался такой вкусный, что после второй тарелки малыш был мокрый, как мышь.

 Вспомнилось Фанту, как однажды он по-настоящему тонул. Строители на реке оставили понтоны. Вездесущая местная шантрапа тут же приспособилась с них нырять. Хотя до берега было всего-то метра четыре, под понтонами образовалась довольно глубокая яма, облюбованная безнадзорной детворой.

 А где великовозрастные босяки, там и малышня. Тогда еще восьмилетний Сережа с вечно загорелым другом, которого звали Чучмек, хотя он был Олежек, тоже забрались на злополучные понтоны. Обычно старшие прогоняли сопляков. Но в этот раз она так увлеклись игрою в «латки», что на пробравшихся нарушителей негласной иерархии внимания не обратили.

 Чучмеку было чутка больше шести годков. Поэтому с понтона в мутную воду сиганул Сережа, наказав дружку не прыгать вовсе. Но случилась беда. Олежек не внял наказу. И, как только Сережа пропал под водой, Олежек тут же бросился вслед, обрушившись на Сережу. Попав в воду Чучмек так напугался, что, оседлав Сережу, мертвой хваткой вцепился в него и всеми силами карабкался наверх, не позволяя Сереже вынырнуть и хватануть воздуху. А у Сережи не хватало сил сбросить с себя мальчишку. К тому он и до дна не доставал. Силы покидали его стремительно. Он чувствовал, как слабеет, как тело становится ватным, и даже смирился было с участью.

 Но Бог есть, это факт неоспоримый. Уж если он смилостивится, то беда коснуться, может и коснется человека, но ретируется. Так оно и вышло. То ли бестолковое барахтание Олежки, то ли созданные ныряющими пацанами завихрения воды, но Сережа цыпочками, вдруг, коснулся илистого дна. Это придало сил, и он, едва отталкиваясь от склизкой глины, каким-то чудом все-таки выбрался на берег с намертво прилипшим к нему Чучмеком.

Детство хоть и взяло свое, но собственное умирание, понимание как это происходит, он запомнил на всю жизнь. И эти воспоминания нет-нет да посещали его.

 Уже засыпая, Фант отметил, что снаружи полил сильный дождь, но не стал подниматься и тащиться к дыре. Его рот растянулся в чуть приметной улыбке, затем он повернулся на другой бок и крепко уснул.

  20. За день до ухода Дыки, при выходе на прогулку, Торпеда, улучшив момент, как бы невзначай задел плечом Фанта.

– Не пойму, кто ты, – шепнул он, – масть твою не распознаю. Не «мужик» точно, а кто тогда? И заботу Дыки о тебе в толк никак не возьму. Может, разъяснишь, назовешь имечко свое?

Фант научился никому не доверять. Прошло, когда он был наивен, когда пошел воевать по зову сердца, не зная, что современная война, это грязный бизнес, где продается всё и вся. В Афгане разведывательный взвод попросту сдали душманам. И кто сдал! Суки, таскающие в накладных карманах партбилеты.

 Но об этом он узнал много потом, когда с тяжело раненым солдатом на руках выбрался из ада, в котором не погибнуть было невозможно. Что в тот раз отвлекло душманов и как появилось призрачное окошко, которое спасло полторы жизни, остается загадкой (раненый боец потерял рассудок, навсегда оставшись инвалидом). Предатели на время смылись и считали, что довольно удачно замели следы. Осадок и желание расправиться с негодяями у Серого со временем несколько поугасло. То ли само собою, то ли в силу жизненных обстоятельств. Но если месть и отодвинулась на неопределенный срок, исключить её не могло ничто. Фант прощать не умел. Когда он совершенно случайно узнал, что их подразделение за доллары подставили душманам и те расстреливали солдат, заведомо направленных в подстроенную ловушку, он горько усмехнулся. Многого терпения стоило Серому выведать фамилии подлецов, пустивших его в расход. Поэтому пусть и наскоками, но Фант настойчиво искал кровных обидчиков. И нашел…

 Лишний раз на публике порождать бузу, Фанту не хотелось. Он привык проживать зону, как бы вскользь касаясь всех её проявлений. Он всего сторонился. Поэтому он коротко оборвал Торпеду.

– Спрашиваешь, масти какой? Русский я, понятно? – твердо сказал он Торпеде, – а имя Сергей, крепко запомни, чтобы не волновало лишний раз.

 Сказал и пошел своей дорогой.

– Всё с тобой ясно, Фант, – коварно резанул в спину Торпеда.

Многих усилий стоило Фанту сохранить спокойствие и не отреагировать на кличку, которую знал только Дыка. На то он во всей этой шобле и иного полета пичуга, на то он многим выше всей этой мелкотравчатой мелюзги.

Это случилось в 91-м. Фант знал, что на юбилейную годовщину выпускники военных училищ будут собираться. Традиции сильны в русском народе. Под такую дату он и подгадал первый акт «марлезанского балета» мести.  Настоящие вояки не очень жалуют публичности, сборищ и болтовни о войне. А вот деляги в погонах, продажная мразь, строящие карьеру чужими руками и жизнями, большие любители потрясти липовыми орденами и похвастать выхлопоченными «заслугами» перед Родиной.  Таким за радость позвенеть побрякушками. Они ведь гаек не крутили, руки не морозили, под пули не лезли. Их дело при штабах околачиваться, льстить, обливать грязью работяг в погонах, водить дружбу с «нужными», оказывать услуги честолюбцам, занимающим высокие посты. И продавать. Продавать абсолютно всё, даже жизни. Что этаким паразитам и не покрасоваться лишний раз результатом своей «бурной деятельности».

 Погода выдалась паршивая. Но именно в такую погоду и должна вершиться месть над мерзавцами. Выжидать пришлось долго. Фанта уже начал пробирать озноб. Бывшие выпускники гуляли долго и громко. Собравшиеся стали расходиться из ресторана только под утро. Как и предполагал Фант, эти выйдут одной кодлой. Так и случилось.

 Сначала на крыльцо вывалилось человек восемь, среди которых были и эти две суки. Спустя несколько минут болтовни и братаний, эти двое остались одни. Фант чуть было не успел, потому как к крыльцу неожиданно подскочило таски.  Но всему есть воля Божия. Справедливому возмездию небеса потрафили.

 Фант, словно тень, по-кошачьи перемахнул декоративный заборчик и предстал перед раскрасневшимися тварями. – Не ждали? – грозно спросил он мгновенно отрезвевшую сволочь, наведя на них «Макаров». Те ничего не успели ответить. Первый вообще, второй лишь, растопырив пальцы, вытянул руки, стараясь оградить себя от возникшей неприятности.  Фант хладнокровно расстрелял предателей, подарив по два выстрела в упор каждой скотине. За погибший взвод, за парня-инвалида, за себя.

 Он появился на ресторанном крыльце тенью, тенью и растворился. Ни выбежавшие на выстрелы, ни таксист, ничего вразумительного следователям сказать не могли. Оставался еще один неотомщенный гад, которому пока удавалось скрываться. Но расправа и над ним была делом времени. Шила в мешке не утаишь.

 А уже спустя три месяца после этого события Фант попал на зону, только совсем по иному делу и статье.

  21. Проснувшись, Фант обнаружил, что из-за царившего мрака, чему способствовала непогода, он сбился со времени. Он полагал, что сейчас в районе семи утра, но оказалось, что проспал он до полудня. Мало того, он совсем не чувствовал прилива сил, как это бывает при хорошем отдыхе. Стряхнув остатки сна, он рванул к злополучному проему. Так и есть, гонец был. Этому свидетельствовал плотный пакет, покоившийся во вновь образованной луже.

– Не мог посильнее кинуть. Идиот, – чертыхнулся Фант. Торчать возле дыры смысла не было. Под видеонаблюдением посыльный околачиваться не станет. И Фант вернулся к еще неостывшему лежаку. Неспешно уселся и, посидев с минуту, вскрыл посылку. Кроме еды была и записка. Маклер оповещал, что всё идет по плану. Погода портится и ему предполагается быть готовым к приему визитеров. Но конкретный срок указан не был вовсе.

Это насторожило Фанта. Подобный прием используется в том случае, когда от человека требуется, чтобы он был дезориентирован, а лучше обескуражен внезапностью навалившегося события. Некое состояние непонимания, что происходит вокруг любому не подготовленному может дорого обойтись. А когда речь идет о деньгах, и больших деньках, здесь не щадят.

Хитер был Маклер. Ох, как хитер! Но хитрость его напоролась на холодный разум, умеющий качественно анализировать происходящее, цепляться за каждую мелочь.

– Зачем это на таком ответственном "скачке" им понадобился бестолковый подельник? – вслух прошептал Фант. Его мозг, несмотря на некоторую разбитость, гнездившуюся в организме, тут же мобилизовался.

– Так, спокойно, – скомандовал себе он, – соберись-ка дружок и обдумай все едва приметные признаки. Кажись, пахнет не очень хорошо. Давай, поворачивай оглобли даже не в зону, а много далее. Времени у тебя, браток, не просто мало, а по ходу его совсем нету. И Фант снова и снова перебрал появление в своей жизни Дыки. Затем «перемыл косточки» Маклеру и его подчиненным.

 Но ничего вразумительного не обнаруживалось. Вроде и нет опасности. А почему же так ею пахнет? – не унимался Фант, – Не может меня это чувство подвести. Никак не может. И тут промелькнуло: – А может собака зарыта не в самих героях? Тут копать нужно вообще во всей тюремной дряни.

 И который раз он отбросил себя во времени намного назад. И докопался. Перелистывая дни и раскладывая по полочкам все, что когда-то слышалось и происходило вокруг, Фант натолкнулся на то, что грозило бедой. Серьезной бедой.

 Виною внутренние отношения среди зеков. Нет среди них ни дружбы, ни взаимовыручки, ни сочувствия. Собственно, человеческого там ничегошеньки нет. Зверье. Каждый зверь в отдельности и каждый зверь в стае. Абсолютное чувство там правит, оно всему голова. Потому из-за «общака» валят они друг дружку при удобном случае, потому каждый мечтает в паханы выбиться пусть и посредством душегубства, потому и посты свои сторожат с остервенением, не гнушаясь завалить ближнего. А вся ихняя система, строгое соблюдение неписанных законов, лишь ширма.

 Маклер созрел, как лидер и метил сшибить Дыку с трона, взжелав стать хозяином «общака». Дыка знал за это, но чувствуя, что еще достаточно силен, не желал уступать по праву заработанную «власть». Будучи непримиримыми врагами, они на глазах держали дружественную марку, но каждый исподтишка готовил случай отправить душу соперника на небеса. Правда, до этого не дошло. Небеса сами сделали выбор в пользу Маклера. Но Дыка, будучи смертельно больным, переиграл даже небеса.

Когда Фант понял, что, умирая, Дыка провернул такой коварный план, рассвирипел.

– Вот собака! Значит, я готовлю взлом кассы, Маклер берет её, при этом убирая меня. Из того, что Маклер идиот, вряд ли он долгожитель с такими деньжищами.

«Общак» соскальзывает из рук неугодного и спокойненько переходит в руки Дыкиному наследнику. Крестят того же Обреза на заветное креслице. А что, он очень подходит. Хотя, кто их там знает…

 Только умение держать себя в руках и не давать волю всякого рода спонтанным порывам заставило Фанта снова проделать пройденный путь исканий. Его все-таки волновал вопрос, с чего это Дыке заблажилось его подставить, смертельно подставить.

– Нет, тпру-у-у! Стоять! Тут что-то не так. Не очень верится, что мог Дыка приготовить такое спасшему его шкуру. Оно понятно, что вся ихняя справедливость пустое. Так, занавеска и не более. Но так поступить он не мог. Тут иная причина, – мучил себя допросом Фант.

– Давай еще раз. Пара Маклер – Дыка, например. Тут ясно. Взаимный заочный приговор. Если Дыка приговорен, во мне он бы искал скорее орудие мести, чем жертву для Маклера. Так-с. Пусть это будет пунктом №1. Вывод – Дыка не мог меня покарать руками Маклера ни за что – ни про что.

 Теперь второе – Уська. Из себя безобидное насекомое, по жизни – никчемность. Так и будем считать его – пустышка. От него ни тепло, ни холодно. Разве что, как шестерка удобен, и не очень удобен в роли свидетеля, но не более.

Пункт №3. Рейсфедя. Этот, прячась за спину Маклера, вершил недопустимые по понятиям безобразия и не ответил. Из-за него авторитет Дыки здорово пошатнулся, потому что пахан не смог наказать отступника. Привыкший решать, Дыка мог таить зло на этого придурка, и даже вынести ему приговор.

И четвертое – Заноза. По сути, он своей жестокостью пара первому сапогу в образе Рейсфеди.

Ага, по всему Дыка не мог оставить этих персонажей запросто лакомиться житухой. Тогда я при каких здесь делах? Мммм… Странно.

 Давай- ка еще раз. Я и тот, кто сюда будет водворен вскрываем кассу. Маклер берет ее. Который, назначен проделать всю чернуху вместе со мной, убирает меня… Стоп. Убирает меня… Меня убирает…

Нет, Дыка не мог так размышлять. А если я убираю того? Вот те раз. Так, так. Вдруг, я разгадываю замысел авторитета. А далее? Далее еще один типок и Маклер. Те которые заслуживают кары… Вот это да! А почему? Я!!! Интересный расклад.

 Пошли еще раз. Дыки нет. Если Маклер везунчик, то по-любому, он не жилец. Если я убираю его… То Маклер тоже не жилец… Хм.  А как же деньги? Я владелец денег??? ….

Так, охолонь, паря, охолонь. Итак, посылая меня с этой компанией, Дыка знал, что убрать себя я не дам. Заранее знал. А самоуверенный Маклер этой мелочи не ведал. Значит все-таки я. Тот, кто спустится сюда, после дела попытается меня убрать. Задача у него такая. Но он в минусах. На верху остается пустышка и два подонка. Завладев оружием, я выбираюсь наружу. Естественно начнется бойня. Из шансов у них если только и будет, то исключительно самый дурацкий случай. Значит, я убираю Маклера и Занозу. Грехов за ними на десяток смертей каждому. Таких не жаль. Уська по боку.