Избранная лирика

БЕРЁЗКА

Рассвета скупая полоска,за ветром летят журавли.Напрасно за ними берёзкастремится сорваться с земли.В ненужных усилиях мучась,дрожит, как дрожит человек.С землёй её горькая участькорнями связала навек.А ей бы свободу такую,чтоб птицы догнать не могли…И кто ей, смешной, растолкует,что небо беднее земли.Что вся её радость на светеи общее счастье со мной —любить это небо и ветер,навек оставаясь земной.Останься земною, лесною,до солнечных дней подремли.А птицы вернутся весною,им тоже нельзя без земли.

КАК ПРИХОДИТ ВЕСНА

К. Е. Якушевой

На маленький Юршинский остров,уставший от зимнего сна,всегда удивительно просто,бесшумно приходит весна.Сначала в условных приметах,неясных другим иногда,в особенной резкости света,в росистой испарине льда.Все больше небесных промоин,и вот, как предвестье чудес,над скованным Рыбинским моремотверзнется пропасть небес,такой изумительной сини,что грудь для дыханья тесна.Забытою чёткостью линийвпервые тревожит весна.А там, у истоков апреля,услышишь полдневной порой:работают дятлы-капелинад снежной непрочной корой.В предчувствии птичьих набеговв природе пойдёт суета,ручьи шевельнутся под снегомс упрямой повадкой крота.И медленно, трудно, неспороснега отползают во рвы.На бурых горбах косогоровпрорежутся зубы травы.А тёмною, влажною ночью(наверно, их ветер принёс),как пчёлы, мохнатые почкиобсядут лозинки берёз.Чтоб позже, в один из рассветов,для нас неприметно, тайком,подняться с насиженных ветокзелёным, крылатым листком.Тогда в перелесках знакомыхприходит бродяжничать срок.Как рифму – по тем же законамотыскивать первый цветок.Смотреть, как горит, не сгорая,заря над простором лесным,как листья налились до краязелёною кровью весны.

ГОРЯТ КОСТРЫ

Посмотри,на дорогах за нами,где скрестились десятки ветров,полыхает зубчатое пламядо сих пор не погасших костров.В них остались какою-то частью,может, искрами, сбитыми в сноп,нашей юности жаркое счастьеи далёких рассветов озноб.Пионерские наши дорожки,окунёвый азарт на заре,соблазнительный запах картошки,запечённой в горячей золе.И ещё:на площадке Кузнецкаот мороза металлу невмочь,и огнями разрезана резколедяная кромешная ночь.А земля прочерствела как камень,как железо крепка на излом.Мы её отжигали кострамии ломали тяжёлым кайлом.В тех огнях родилась и окреплакомсомольская юность твоя…На следах неостывшего пепларазжигают костры сыновья.

ЗА РЕКОЮ ПЕСНЯ

Вечерами тихими,полными покоя,кто из нас не слыхивалпесню за рекою?Где-нибудь под звёздами,посредине лета…Что в ней, неопознанной,до конца не спетой?Хорошо ли, худо ли —без конца, без краяв ней тоски и удалисила молодая.Светлая ли, грустнаяпесня за рекою —что-то очень русское,очень дорогое.

* Чернила – не кровь, а строка – не душа *

Чернила – не кровь,а строка – не душа,но есть исключительный случай,когда замираешь,почти не дыша,в предчувствии редких созвучий.В такую минуту,над словом склонясьв сплошном отрицанье покоя,поймёшь ты,что с временем держится связьодной, неизбежной строкою.Когда эту строчку ты все же настиги ей уже некуда деться,то трудно понять,где кончается стихи где начинается сердце.

* Умерла моя мама – простая рабочая *

Умерла моя мама —простая рабочая.Положили еёв заводском нашем клубе.Как живая.И смерть изменила не очень её,только стали суровымидобрые губы.Только глубже запалиморщинки косые,только сердцу,которое билось и плакало,и тревожилосьв вечной заботе о сыне,стало всё безразличнои всё одинаково.И оркестра охрипшегохмурые звуки,запах хвойных венков,ещё влажных от инея,и мои, в изголовье,тяжёлые рукии судьбы моей чёткая,ясная линия.Будет горе —а ты не поплачешь об этом,и дороги —а ты не махнёшь мне рукою.Ты лежишьпод густым электрическим светом,Не привыкшаяк ярким цветам и покою.Будет полночь светлаот январского снега,как обычно,такая же, очень простая,И в открытую форточкусразу, с разбегамолодая снежинкавпорхнёт и растает.Будет утро.Весна на зелёной планете,и хорошие песни,и добрые люди.Будет так,что и горя не станет на свете,лишь тебяникогда уже больше не будет.Никогда…Не помочь никакими слезами.Сыновья, сыновья,видно, все мы такие —матерей мы целуемв толпе на вокзале,о любви матерямговорим на могиле.

* В окно вагона, словно в прошлое… *

В окно вагона,словно в прошлое,глядеть приказывает память.Кружит, кружитснежинок крошево,не зная —падать иль не падать.Да все равно!Найти не просто мнезнакомый домик на заставеи те затоптанные росстани,где я тебятогда оставил.Как много летлегло на плечи нам,пожалуй, тяжестью двойною —ведь наша жизньбыла помеченаразлукой, временем, войною.Бродила смертьвокруг да около.Над полкой,где пылились книжки,как часто беспричинно трогалаты фотографию мальчишки.Как часто тысквозь сон нарушенныйприподнималась на постели,к моим шагамв ночи прислушиваясь…А это листья шелестели.Как часто,отстраняя плечитебе мешающих прохожих,ты вдруг бросаласьмне навстречу…А это был солдат похожий.А жизнь уже была измерена.Но ты гнала,гнала усталость.Ты все надеялась и верила,когда и полчаса осталось,когда уже дыханья не было,упав лицом в подушки синие,ты свой последнийвыдох сделаламоим невысказанным именем…Навеки в памяти останутсяснежинки,вкрапленные в вечер.Напрасно поезд ищет станцию,где ты бы вышламне навстречу.

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ

С утра ещё птицы об этом кричали,но туча, казалось, пройдёт стороной.А он, осторожный и робкий вначале,обрушился ливня стеклянной стеной.И сразу запахло корою смолистой,ещё не остывшей от солнца травой.А дождь нарастал, как рапсодия Листа,такой же стремительный, звонкий, прямой.С трудом изменяя характер строптивый,он медленно, словно огонь, затухал,возился в кустах придорожной крапивыи вновь тарахтел по глухим лопухам.На брызги с налёта дробился о камень,рубил неповинные листья сплечаи вновь клокотал и кипел под ногами,как будто земля для него горяча.И было такое желанье смешное:забыть обо всем, с чем сегодня знаком,разуться и узенькой тропкой лесною,как в детстве, по лужам бежать босиком.

ПОРОСЛЬ

Суходол, кустарники да кочки,крупная, как ягоды, роса.Сосны, оперённые подсочкой,медленно уходят в небеса.Утро разгорается несмело,только набирая синеву,и косые солнечные стрелыв мокрую вонзаются траву.Лес звенит скороговоркой птичьей,где-то в травах булькает ручей.Лишь стволов дремотное величьене обеспокоено ничем.Сквозь труху распавшейся осины,росною обрызганный водойжизни огонёк неугасимыйпорослью пробился молодой.Ёлкою иль робкою рябиной,клейкою берёзовой листвойтянется, вовек неистребимый,утверждая жизни торжество.Стоит повнимательней вглядетьсяне в стволов могучую красу,а вот в это тоненькое детствов вечно обновляемом лесу.

* Опять лесами бродит осень *

Опять лесами бродит осень.На сучьях вымокших осин,на тёмных кронахмедных сосенвисит заплаканная синь.Листвы сырая позолота,щетина ржавая хвои.Сквозь буреломы и болотатропинки тянутся мои.И я иду,скользя по грязидождём иссеченных крутин.Передо мной,пока без связи,куски разрозненных картин.Короткий взлёт пугливой цапли,как бы застывшей на весу.Брусники кровяные каплиодеты в знобкую росу.Стоит рябинав яркой кофте,берёз лимонно-жёлтый лист.И корневищ железных когтив суглинок намертво впились.И эти корни, травы, тучискупая память соберёт,чтобы хранитьна всякий случайи через жизнь нести вперёд,Чтобы за сотни километровтот край, с которым я знаком,пахнул в лицосентябрьским ветром,лесным и влажным сквозняком.

СТАНЦИЯ АННА

Другу моей юности —

поэту Арс. Кузнецову

Детства в солнечных пятнахнезабытые днине вернутся обратно,как ты их ни мани.Сколько здесь умещалосьи улыбок, и слез!И раздумье, и шалость,и работа в покос…В час холодный рассветаголубела река.Необычных расцветокна заре облака.Травы в трепетном росте,и стрижи на лету,и лиловые гроздисирени в цвету.Возвратить это снова,повторить наявудаже песенным словомне дано никому.Но однажды, нежданно,посредине пути,ты на станции Аннадолжен будешь сойти.И повеет понынечем-то очень родным,будто пылью полыни,будто ветром степным.И припомнятся травывперемешку с росой,колкий ёжик отавыпод ногою босой.Ветер треплет украдкойузкий лист ивняка,с лебединой повадкойплывут облака.И идут пионерысчастливой гурьбой…Посмотри и yверуй:детство снова с тобой!

* Я плохо верю в дружбу тех… *

Я плохо верю в дружбу тех,кто от удач ослеп,кому легко даётся смехи достаётся хлеб.Я не могу поверить в вас,без скидок и всерьёз,кто не хлебнул, хотя бы раз,горячего до слёз.Кто не изведал никогдааврала жаркий пот,когда нежданная бедав обрезок рельса бьёт.Кто не слыхал металла хруст,промёрзшего насквозь,кому носить тяжёлый грузни разу не пришлось.И, кончив день, как трудный бой,не раздеваясь, лечь,чтоб даже ночью снилась больуставших за день плеч.Надёжной дружбой дорожа,я крепко верю в тех,чья раскрывается душаот добрых слов «на всех».На всех – костёр,на всех – водаи ужин, пусть он скуп…Окурок друга никогдане обжигает губ.Пусть ветер бьёт и крутит снегсвирепых декабрей,сквозь них прошедший человек —правдивей и добрей.

* Сейчас, наверное, на юге… *

Сейчас, наверное, на югев цветенье розовом сады,а мы на малой речке Югедо чистой дожили воды.Всю ночь встревоженно и громко,пока совсем не рассвело,под синей грудою обломковрека дышала тяжело.Но, как от вынужденной ноши,освободившись ото льда,лишь блёстки солнечных горошинколышет светлая вода.Над берегов высокой кручейпростор такой голубизны,что видишь в нем счастливый случай,удачу северной весны.И слышно с этого откоса,как бродит молодость в кровии чайки, мчащиеся косо,кричат пронзительно:– Живи!

* Говори, говори… *

Говори, говори…Почему-то все чаще и чащенужен мне бормотоктвоих детски картавых речей.Потому и бредусквозь зелёное кружево чащи,чтоб услышать твой голос,лесной, неприметный ручей.Здесь, под сводами крон,как в глухой, потаённой пещере,ты по капле сочишься,камням и корягам в обход.Из-под крестиков мхаты пробьёшься наружу – я верюв беспокойную силуупрямых подпочвенных вод.Пузырьками стекляннымимокрые травы одеты.Между ними скользнув,ты уже заблестел вдалеке.Одного не пойму:по каким непонятным приметамты так точно находишьпрямую дорогу к реке?Обучи меня этому —песням твоим я рассказам.золотое терпеньеи силу свою подари,чтобы в трудном путимне с дороги не сбиться ни разу.…Говори, говори.

* Мысль входит в мир любыми формами… *

Мысль входит в мирлюбыми формами,лишь бы воспринялии поняли:спрессованнаяв виде формулы,развёрнутая до симфонии.Неважно, как она изложится:строкой певучего гекзаметра,металломвыльется в изложницуили бетономляжет намертво.

РОЖНОВСКИЙ МЫС

Ещё не вечер,но уже не полдень —лиловый сумрак бродит по лесам.Закат во всех подробностяхисполненкак бы дотошнойкистью палешан.Обнаженыв короткий час отлива,блестят тонкозернистые пески.А наверху,над кромкою обрыва,берёзы приподнялись на носки.Им видно:за своё названье споря,тугой полупрозрачною стенойто вдруг отступитРыбинское море,то грянет двухметровою волной.Здесь можнозаглядеться и забыться,молчать, куритьи не считать часов.Садится солнцеза Рожновским мысом —прообраз вечных Алых парусов.

* Милый край с берёзками у дома…" *

Милый крайс берёзками у дома…Говорят, что после сорокамир воспринимаешь по-иному:тусклыми глазами старика.Говорят,что заглушает копотьбеспокойный огонёк души.Умудренья бородатый опытскажет потихоньку:– Потуши…Осторожной следуя подсказке,обретёшь спокойствия права,но поблекнутзапахи и краски,вымрут задушевные слова.Потускнеетяркая планета,разучившись радугой гореть.Будешь житьпод тяжестью запрета,ничему не удивляясь впредь.Мир благоразумных равновесий,чувство меры,трезвости,стыдаза безумство юношеских песен —вот как начинается беда!И тогда,хоть сорок лет осталось,сорок, заколоченных в покой,знай, что этопостучала старостьтёмной, равнодушною рукой.Радуясь, любя и негодуя,даже час,в который на асфальтот разрыва сердца упаду я,не желаю старостью назвать.Потому, что даже в этот вечернипочём я не закрою самглаз моих,раскрывшихся навстречужизни беззапретным чудесам.

* Весна здесь ни при чём… *

Весна здесь ни при чём,она ещё младенец,не сбросившийпелёнок белизны.А беспокойстваникуда не денешь,на этот разоно не от весны.Без объяснений, без причин,а так бы —рукой с перронатолько мне махни —смотреть в окно,обкуривая тамбур,как город весь распался на огни.На дым смотреть,тягучий и белёсый,покорно отползающий назад.Секунды,как петарды под колёса,ложатся без расчёта на возврат.И нет тебя.И неизвестно – где ты?И только путь-дорога далека…Издалека,как бы с чужой планеты,зовёт сигнал путейского рожка.

ДЕСЯТЫЙ ВАЛЬС

Евг. Колесниковой

На самом утрежизненных дорогшли облакас цветистыми краями.Шопеновского вальса ветероклетел по лёгкимклавишам рояля.Смешно,что я полжизни берегутебя такой,как в первый день потери.Что жизнь прошла —поверить я могу,что ты прошла —я не могу поверить.Пока я жив,ты будешь всё такой —немеркнущей,единственной в природе,с застывшею на клавишах рукой,с тоскоюнерассказанных мелодий.И до концамоих земных дорог,богатых болью,дружбой, именами,шопеновского вальса ветерокпусть кружит пыльмоих воспоминаний.

* Не знаю, сколько ты ждала… *

Не знаю, сколько ты ждала,а, может, не ждала нисколько.Но ты единственной была,одна была, одна лишь только.Но время – страшная беда —оно свинцом на сердце ляжет,и если скажет: навсегда,то навсегда об этом скажет.Листались горькие года,летели яростно навстречу,а ты исчезла навсегда,я никогда тебя не встречу.И не осталось ни следа —одна тоска, одна лишь мука.Ты понимаешь:никогда!Какая долгая разлука!

* Я не хочу тебя забыть… *

Я не хочу тебя забыть…Но с каждым днём (куда же деться?)упрямей прячется за быттобой обманутое сердце.Я не считал в разлуке дней,здесь даже час приносит муки,но с каждым часом холоднейтвои протянутые руки.И вот письмо, где ты не та,в нём равнодушье поселилось,за каждым словом пустота,и поцелуй звучит, как милость.Слова любви в твоих строках,как полный вдох перед удушьем.Я разгадал твой тайный страхперед идущим равнодушьем.А он придёт – нежданный час.Поймём с натянутой улыбкой,что всё, скрепляющее нас,лишь было горькою ошибкой.Не бойся! Есть всему черёд.А жизнь, быть может, интересней,лишь оттого, что все пройдёт:любовь, и молодость, и песни.

И НЕТ КОНЦА

…Будут ливни, будет ветер с юга,

Лебедей влюблённое ячанье.

(Последние строчки Э. Багрицкого) Кто сказал,что будто бы случайнажизни нескончаемая вьюга —лебедей влюблённое ячанье,грохот ливней,тёплый ветер с юга?Мы травою были до рожденья,радугой,лесными сквознякамии в гордыне самоутвержденьясотни раз,погибнув, возникали.Студенистым сгустком протоплазмысобиралисьв корчевой водице,чтобы вновьдыхательною спазмойв этом шумном мире возродиться.Чтобы застучалосердце туго,чтобы вновь – и радость и печали,снова ливни,снова ветер с юга,лебедей влюблённое ячанье.И опять,взлохмачен и неистов,ты нальёшься беспокойной кровью.Пеночки двухоборотным свистомгрянешьпо лесному Подмосковью.Среди трав,до лаковости мокрых,среди звёзд,зелёных и высоких,молнии пронзительный автографвпишется в твои тугие строки.Море,как бессонница, нахлынет,ветер прозвенитпо струнам просек…День придёт —и ты на половинестрочку недописанную бросишь.В старом креслегрузно оседая,ты рванёшь рубахи тесный ворот.За окноммигнёт огнями город,голова опустится седая…Улыбнёшься тихо,без испугаи пожмёшь тяжёлыми плечами.Вечны ливни,вечен ветер с юга,лебедей влюблённое ячанье.

ВОКЗАЛЫ

И всё, что жизнь нам показала,теперь как будто и не страшно.Сороковых годов вокзалыосталисьв дне позавчерашнем.И там, в прокуренных столовых,на наши нужды отвечая,нам отпускали без талоновкороткий соннад кружкой чая.Стояла ночь,как изваянье,и листья хлопали в ладоши,слепой парнишкана баянеиграл про синенький платочек.И бабы слёзно голосили,и сквозняки ползли по залам…Как будто сразупол-Россиисошлось в разрушенных вокзалах.Воспоминанье беспокойно,как кровоточащая рана…Нам вспоминать об этом больно,нам забывать об этом —рано.

*На исходе северное лето *

На исходе северное лето —по десятку видимых примет.Весь одет в парной туман рассветаавгуст —хлебосол и густоед.Осень, ветровая и рябая,явится, немного переждя,по сгоревшим листьям барабанянахлыстом ядрёного дождя.Я пока ещё в неё не верю.Всей упрямой силой естествана последнем солнце огневеетяркая, чеканная листва.Как грибникзаправского закала,туесок подвесив лубяной,ты идёшьи, чтобы не мешало,солнце оставляешь за спиной.На плече покатого оврага,что колючим ельником порос,рыжиков оранжевых ватагав бусинах невысушенных рос.В войлоке багульника окреп он,словно ярким солнцем обожжён,подосиновик, тугой, как репа,хрустнет под охотничьим ножом.Не ленись почаще нагибаться —на тебя глядит со всех сторонобложное русское богатстволеса удивительных даров.Говорят у нас —и это правда —хоть кого возьмёт она в полон,та земля,что щедрою наградойотмечает каждый твой поклон.

* Жухлый лист с оголённой крушины… *

Жухлый лист с оголённой крушиныв коченеющих пальцах зажав,ты увидишь —дожди потушилибеспокойный осенний пожар.И не то чтобы грустьили жалость, —не могу равнодушно смотреть,как к садовой решётке прижаласьпалых листьев холодная медь.Это всё,что осталось от лета,бушевавшего только вчера.И печальную осень в букетысобирает, смеясь, детвора.Сад стоит,под ветрами и стужейпотемневший, сквозной и нагой.И мальчишка хрустящую лужус нетерпением тронет ногой.

* Как бы грозя какой бедой… *

Как бы грозя какой бедой,седые ели машут лапами.Падучей сонною звездойночное небо процарапано.А над дорожною судьбойлуны источенное лезвие.И мы опять вдвоём с тобой,ночная спутница-поэзия.Просёлком вытоптанных чувствбредём, дорогой озабочены…И нас зимы капустный хрустсопровождает у обочины.

* Нас вниманьем дарили… *

Нас вниманьем дарили,поощряли кивком.Нам в глаза говорили,что пойдём далеко.Нам друзья толковали,закусив удила,голубыми словамипро большие дела.А потом, на вокзале,жали руки друзья…И сбылось предсказаньетак, что лучше нельзя.Подпоясанный туго,с захребетным мешком,до Полярного кругадоходил я пешком.Север бродит по коже…Редколесье, пурга,бледный ягель, похожийна оленьи рога.Годы – необратимы,но, живя на бегу,вас, мои побратимы,я забыть не могу.О каменья расколот,в мёрзлой каше водызимовал наш плашкоутв двух шагах от беды.Ничего не забылосердце в трудном пути.Все, что было, то было,все, что ждёт – впереди.Люди верно решили,что судьба нам далаи дороги большие,и большие дела.

* Это было на речке Кулой *

Это было на речке Кулой.Мне теперь не припомнить фамилий.По старинке,лучковой пилой,мы в делянке сосну повалили.Видно, падатьобидно для всех.И она свилеватое тело,опираясь ветвями о снег,от земли оторвать захотела.Но ногой наступили —лежи!И, снежок обмахнув рукавицей,мы пилили её на кряжи,всю пропахшую острой живицей.А она ещё, видно, жила,когда в теловцепилось железо, —проступала густая смолачерез узкую ранку пореза.Как оценка работы корней,на разрезе,смыкаясь друг с другом,каждый годбыл отмечен на нейростовымконцентрическим кругом.И, прищурив намётанный глаз,синеватые кольца считая,не припомню я,кто-то из насс сожаленьем сказал:– Молодая…В час, когда скараулит конец,не покинь нас,желанье простое:независимо —сколько колец,умереть обязательно стоя.

* Всё в снегу –  в густой скрипучей вате… *

Вл. Ковалеву

Всё в снегу —в густой скрипучей вате,как и в том провьюженном краю…Вот опять мне папирос не хватит,чтоб припомнить молодость свою.Мелочи, подробности, деталивяжутся в сюжетные узлы.Поезда друзей порасхватали,на далёкий Север увезли.Вот и не встречаемся годами.Что же им сказать?Счастливый путь!Нас по белу свету покатали,тоже повозили, как-нибудь.Он учил сурово,мудрый Север,мы его запомнили устав:не мечтать о жатве, не посеяв,и о передышке – не устав.Горечь неисправленных ошибокотдаёт сивухою во рту.Видно, в сердцерозовых прожилокникогда я не приобрету.Не пойму расчётливых и добрых,что идут по жизни не спеша.К безупречным,ангелоподобнымчто-то не лежит моя душа.Строгих,неподатливых на ласку,в ноги не валившихся рублю,злых люблю,напористых,горластых,рук не покладающих люблю.Если скажут слово —значит, в жилу,так, что непривычныхвалит с ног.Есть в них настоящая пружина,без которойвек идти б не смог.В дальниетревожные дорогипусть друзей увозят поезда.Пусть им светитпреданно и строгостранствий беспокойная звезда.

* Мы не верим, единоверцы… *

Борису Ручьёву

Мы не верим,единоверцы,что состаримся наконец,что сегодняна срезе сердца —пятьдесят годовых колец.Нам толкуютпро жизненный опыт,дескать, время —оно течёт…Лесорубов и землекопов,не пугает нас этот счёт.А пугающих —ну их к чёрту!Их послушать,так в гроб ложись.По-иному, большому счётумы отчитываемсяза жизнь.На неласковой параллели,где раздолье бедовым снегам,даже птицыв полёте колелии как каменьвалились к ногам.Не поймёшь —целина иль дорога,необжитый белёсый простор.Трехэтажным воззванием к богусогревается парень-шофёр.Но в какую бглухую замятьзадыхаясь идти ни пришлось —узелков не вязали на память,не копили змеиную злость.Мёрзлый камень дробилидо пота,волокли на «козе» кирпичи.И шутили:– Большая работаи совсем небольшие харчи…По тяжёлым брели просёлкам,в загазованный лезли забой,памятьсрубленных нами посёлковоставляли всегда за собой.Потому,что мы крепко верили,в силе дружбы убеждены:за святоелюдское довериене бывает иной цены.И хоть с ногсшибала усталость,в лапник,брошенный у костра,до полуночипесня металась –нашей молодости сестра.Он от сердца идёти к сердцу,оголённый провод строки…Жизнелюбыи единоверцы,не торопимся в старики.

* Начиная с околичностей… *

Начиная с околичностей,избегая слов в упор,ты опять о культе личностиподнимаешь разговор.Оправляя брючки узкие,сморщив ясное чело,ты коришь «покорство русское»беззастенчиво и зло.Ты разишь словами колкими,чтобы – в душу и до дна…За твоими недомолвкамичья-то выучка видна.Никого не упрекали мы,что утратам нет числа,очень трудно, неприкаяннонаша молодость прошла.Не играя в прятки с правдою,не страшимся честных слов —за колючими оградамимного сложено голов.Мы вернулись.Не убитыени цингою, ни трудом,не с дешёвою обидоювспоминаем мы о том.По особенному больно намбыло, может быть, всегда,что на шапке у конвойногонаша красная звезда.Мы вернулись.Но не каждомуразрешается поканашей болью, нашей жаждоюспекулировать с лотка.И с застенчивостью девичьей,принимая скорбный вид,оглашать никчемный переченьличных болей и обид.В этих лет суровой повестина тяжёлые словатолько людям с чистой совестьюдоверяются права.Если выдюжили, выстоялисилой правды и любви,значит, были коммунистами —настоящими людьми.

СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ

Серебро и унылая чернеть —мир двухцветен с приходом зимы.В настороженномнебе вечернемпрорезаются звезды из тьмы.Как ледком по прозябшим болотамплёнкой света подёрнута мгла —то прозрачная лента сполоховнад зубчаткою леса прошла.Блики зыбко-зелёного цветана короткие сроки секундто исчезнут,то в беге кометномснова небо хвостом рассекут.Многоцветные,станут в полнеба,кружевным полукружьем горя…Этих красок хватило вполне быдля горящих лесов сентября.Чтоб светлей тосковать о России,чтоб усталость и боль превозмочь,чтобы долгую ночь пересилить,если даже полярная ночь.

* Ночь и снег *

Ночь и снег.Окно, как негатив.Вьюга бьётся в запертые двери.Спит рояль.В нем навсегда затеряннас когда-то сблизивший мотив.Много летненужно одинок —нет, не радисобственной причуды, —на твои знакомые прелюдыя, как путник,шёл на огонёк.Мне и до сих порони близки,звуки догорающего скерцо.Чьё теперьопутывают сердцелёгкой паутинкою тоски?Ночь в снегу.И прошлое в снегу.На вискахлежит печальный иней.Но твоё застенчивое имяя, как сказку детства, берегу.

* Шмели, приникшие к репьям… *

Шмели, приникшие к репьям,гроза шальная —в три раската.И ты опять как будто пьян,как было в юности когда-то.Хмельные запахи цветовнесёт черёмуховый холод.С улыбкой думаешь о том,что был и ты когда-то молод.Гроза рванёт из-за угла.Дрожит под ветроммокрый вереск…И то, что молодость ушла,ты понимаешь,но не веришь.

* Был горизонт натянут, как струна… *

Был горизонтнатянут, как струна,сушились ветром выгнутые сети,и щебетала галька побережьяна птичьем,непонятном языке.И водоросли, выползшие ночьюна скользкий берег из седых глубин,полуживые, едко пахли йодом.Прозрачность утрадостигала дна,открыв его подробности для глаза,и каждая песчинкав свете солнцавдруг вспыхивала коротко и ярко,как только что открытая звезда.Я поднял камень,плоский и солёный,покрытый смугло-синей акварелью,под цвет водыи тех неясных далей,куда уйдут под вечер корабли.Был горизонтнатянут как струна,едва-едва дышал солёный ветер…Все это было в двух коротких строчках,которые я потерял во сне.