Алена Винокурова. Женщины любят вопреки

Анна Кубанцева

Алена Винокурова. Женщины любят вопреки

Глава 1

Мое самое любимое время суток летом – раннее утро. Когда воздух прозрачен и чист, еще сохраняется ночная прохлада и беспечно щебечут птички.

Вот такое утро было сегодня. Я вышла из подъезда, с наслаждением вдохнула полной грудью и села в машину, открыв передние окна. Включила радио, тронулась с места и даже стала подпевать популярной певице. Настроение было шикарное. Я выехала на проспект и подумала: не заехать ли мне за кофе, когда позвонил мой начальник Пашка. Хоть его и назначили официально начальником оперов, а меня старшим оперуполномоченным, отношения наши оставались по-прежнему дружескими.

– Хеллоу, – поздоровалась я.

– Хеллоу, хеллоу, – грустно вздохнув, ответил он, – где ты, Винокурова?

– На проспекте, скоро буду в отделе, а, что?

– Езжай на Лермонтова, у нас труп, – он продиктовал адрес.

– Давай, скоро буду.

Свернув в переулок, я скоро приехала по нужному адресу и удивилась количеству служебных машин.

Кивнув сержанту на оцеплении, я зашла за ограждение и нашла глазами Пашку.

– А кого грохнули? – настороженно спросила я, – Мэра?

– Если бы, – ворчливо отозвался Павел, – Остапа Бережного.

И увидев мой непонимающий взгляд, продолжил:

– Он же Ося Береженый.

– Попадос, – задумчиво прокомментировала я.

Остап Бережной, он же Ося Береженый, был личностью широко известной. В лихие девяностые начал бандитскую карьеру в нашем солнечном городе, затем подался в Москву, где уже вошел в лидеры одного из ОПГ, затем, в конце прошлого года – начале нового тысячелетия, вернулся на малую родину через несколько лет организовал крупное фермерское хозяйство, естественно, построил храм, и нынче числился социально ответственным бизнесменом и надежным соратником партии. Ну неужели тяжело было его пришить в другом районе?!

– Слушай, ну, наверное, у нас это дело ГУВД заберет? – подала я надежду своему начальнику.

Он глянул на меня скептически и съязвил:

– С тех пор как у нас в отделе завелись наследные принцессы в погонах, у нас еще ни одного дела не забрали.

Что правда, то правда: с начала моей трудовой деятельности папа-генерал не облегчил мою деятельность ни на йоту. Как-то я услышала обрывок их разговора с мамой:

– Если твоя дочь такая умная, что пошла в опера, то пусть пашет, как негр на плантации, а то совсем разленится на квартирных кражах и бомжатских разборках, – объяснял отец маме свою политику.

Я не возражала, чем интереснее дела, тем интереснее работать. Однако мои коллеги радости моей от сих перемен в своей судьбе не разделяли.

Я подошла ближе к месту происшествия. Глазам моим предстала вполне себе стандартная картина: расстрелянный джип у подъезда, а в джипе труп с множественными огнестрельными ранениями.

– Калаш? – наугад спросила я эксперта.

–Он, родимый, – ответил эксперт, почесав нос краем латексной перчатки, – умер мгновенно, пуля попала в сердце, я бы сказал: был произведен образцово – показательный расстрел.

Я скривилась. Не люблю я показательные выступления, а уж расстрелы образцово – показательные, так тем более.

– Свидетели есть? – спросила я Пашку.

– Полно, время-то какое: все на работу идут. Вон бабка с собакой гуляла, иди, общайся.

Бабка мне особо ценного ничего не сообщила: мужик этот ходит к Людке из 7-ой квартиры, ходит давно, Людка эта не замужем и не была, хотя годков уже к сорока, чистая шлендра, работает где-то в ресторане.

– А по факту расстрела, что можете сообщить? – прервала я поток гражданского сознания.

– Я с Бароном гуляла, – кивнула она на моську у своих ног, – когда мужик этот вышел, ну, я посмотрела и уже хотела отвернуться, как услышала, что машина рядом завелась и топот, как стадо слонов бежит, гляжу: батюшки, а там трое в масках и с автоматами бегут. Этот уже в машину сел, а они как начали палить по машине. Я стою ни жива, ни мертва, думаю, ну все: я следующая, как свидетель. А они в машину прыгнули, и поминай, как звали.

– Машина какая?

– Большая такая, бандитская.

Я мысленно закатила глаза: прекрасное определение, под стать стаду слонов.

– Черная, белая, красная? Седан, хетчбек, внедорожник, паркетник? На эту похожа? – кивнула я на тойоту Бережного.

– Девушка, говорю же: бандитская! Большая такая, черная, окна тонированные.

У меня мелькнула догадка, и я показала ей фото гелендвагена.

– Такая?

– Да, точно, такая.

– Номера, конечно, не запомнили?

– Почему, – надменно посмотрела на меня бабка, – наш регион, С 149 УУ.

– Какая Вы молодец, – искренне похвалила я.

Бабка гордо расправила плечи и сменила гнев на милость к моей скромной персоне.

Через десять минут я улучила момент сбежать от нее и поднялась в седьмую квартиру к Людке-шлендре.

Как я и ожидала, выглядела та вполне себе прилично. Симпатичная стройная женщина лет тридцати пяти, в домашнем шелковом халатике и собранными в пучок мелированными русыми волосами. Женщина выглядела искренне печальной.

Ее допрашивал следователь Ивашин, я просто села на стул и слушала.

Когда следователь закончил и ушел, Людмила продолжала сидеть и смотреть безучастным взглядом в окно. Я кашлянула, чтобы напомнить о своем присутствии.

Женщина перевела взгляд на меня.

– Что-то еще? – равнодушно спросила она.

– Людмила Алексеевна, не сочтите за наглость, угостите кофе.

– Идемте, – также безучастно к происходящему, ответила мне хозяйка квартиры.

– Расскажите мне о нем, – попросила я на кухне.

– Так вроде бы все рассказала, что еще?

– А вы мне по-женски расскажите: как познакомились, как роман завязался, ну и так далее.

– Я директор ресторана «Лилия», как-то раз Остап решил устроить хороший банкет для своего персонала, так и познакомились, – начала она рассказ, когда села за стол напротив, – как-то сразу закрутилось, знаете…Такое совпадение времени и места, когда встречаются двое.

– Вы любили его?

– Да, – также равнодушно ответила Людмила, – я его любила. А он любил меня. Мне же уже не шестнадцать, семейная жизнь как-то не сложилась, а тут, как глоток свежего воздуха. Я же знала прекрасно, что он женат, что у него дети, семья, я же не претендовала ни на что, я просто хотела, если получится, родить от любимого мужчины и жить себе счастливо с ребенком. Но Осик хотел, чтобы все по-человечески было, он хотел жене все рассказать, из семьи уйти, дети взрослые, должны понять…Не успел…Как раз сегодня должен был вечером объясниться с женой, она в Греции вроде или где-то там…

– Он часто у вас оставался на ночь?

– Да, довольно часто. Вроде как они с женой жили каждый своей жизнью.

– Понятно. Следователь спрашивал, но я спрошу еще раз: может быть, он как-то упоминал о каких-то своих страхах, врагах, может быть, обрывок разговора по телефону? Может быть, ночной кошмар?

– Нет, он почти всегда в прекрасном расположении духа, эдакий весельчак…Был Осик… А дела со мной он никогда не обсуждал, всегда говорил: женщины для любви, мужики для дела…Хотя знаете, я сейчас вот вспомнила один момент: он мне как-то подарил колье золотое, дорогое, красивое, ну, не суть, так вот, надел его на меня, смотрел на меня в зеркало и задумчиво так произнес: «как жаль, что кровь нельзя смыть». Я так испугалась в первую секунду, а он улыбнулся, обнял и рукой махнул типа: не бери в голову.

Мы поговорили еще минут пять, я допила кофе и откланялась.

– Алена, у меня будет просьба к Вам, если можно, – не смотря на меня, сказала она, когда я стояла на пороге.

– Я слушаю.

– Я ведь никто ему, мне не скажут…Вы можете позвонить, когда похороны назначат? Я хоть издалека прощусь с ним…

Глава 2

Весь день мы провели в бегах по делу Оси Береженого. Как Паша и предвидел, дело у нас не забрали, но усилили нас, так сказать лучшими головами из ГУВД. Впрочем, в лучших традициях своего управления, они предпочитали сначала собрать клюкву с болот руками крепостных, потом рассказать им какие они безрукие и показательно собрать две верхние ягодки. Поэтому радостную весть о лучших головах мы получили, но продолжили шуршать своей группой.

Сыновья Бережного тоже ничего толкового не сообщили, оба работали у отца, хотя младший еще учился в институте, и никаких проблем в бизнесе не было, никаких угроз, вроде как, отец не получал.

– Вы меня извините, Владимир Остапович за нескромный вопрос, – витиевато начала я, обращаясь к старшему сыну, вклиниваясь между вопросами Ивашина, и игнорируя его недовольный взгляд, – но, может быть, прошлое Вашего отца напомнило о себе? Может быть, были какие-то гости, какие-то звонки, связанные с его преступной деятельностью.

Владимир Остапович – молодой парень двадцати шести лет, был похож на отца, насколько я могла судить по семейным фотографиям на столе, обладал тяжелым взглядом. Наверное, тоже унаследовал от отца. Вот этим тяжелым взглядом он на меня и посмотрел, прежде чем ответить.

– Да не было ничего! – вспылил младший.

– Андрей! – оборвал его старший.

После парень тяжело вздохнул и потер лицо руками.

– Послушайте, я не буду сейчас говорить, что мой отец святой и все такое, но он любил повторять: что было, то было. Он навсегда завязал и отошел от каких-то преступных тем. Если бы у вас на него что-то было бы, вы бы давно его закрыли. Я знаю отца как порядочного человека. Поэтому, если и были какие-то звонки из прошлого, то мне об этом неизвестно. Через пару часов мать прилетит, спросите у нее, возможно, она ответит вам на это.

– И не смейте чернить имя отца, вы поняли? – опять встрял младший сын Андрей, непонятно к кому обращаясь.

– Уймись, – устало попросил старший.

– Андрей Остапович, никто не собирается чернить имя и память Вашего отца, – задушевно продолжила я, – но Вы же понимаете, что мы должны отработать все версии, чтобы найти его убийц?

Парень засопел и раздраженно откинулся на стуле.

– Спасибо, Алена Дми

триевна, за Ваш вклад, но дальше я сам, если не возражаете, конечно, – съязвил Ивашин и продолжил.

Он был хороший человек, добрый толстячок, и ко мне относился вполне дружелюбно, но за мою манеру лезть поперек батьки в пекло всегда щелкал меня по носу.

Я притихла и прикинулась мебелью.

Такими же продуктивными были и разговоры с сотрудниками офиса: Остап Геннадьевич был золотым человеком, отзывчивым, веселым и так далее, и так далее, правда, со взглядами на жизнь из 90-х.

Дождались вдову. Невысокая полная женщина с короткой стрижкой по-хозяйски прошествовала по офису в кабинет покойного мужа, высокомерно кивнула секретарше, на ходу бросив «Принеси воды», вошла в кабинет, здороваясь сразу со всеми и ни с кем:

– Здравствуйте, – затем кивком головы показала сыну освободить ей место руководителя.

Парень подскочил, дама села, сняла очки и подняла взгляд на присутствующих. А я подумала, что поторопилась с выводами о наследии взгляда от отца у старшего сына.

– Так, мальчики и девочки на выход, остаются только господа из органов.

Мальчики и девочки спорить не стали и быстренько ретировались.

Повисла пауза, мы выжидающе смотрели на вдову, та сосредоточенно разглядывала пространство над столом.

– Давайте так с вами поступим, я постараюсь ответить на ваши вопросы четко и по делу, а вы постараетесь их задавать корректно и конкретно.

– Вера Викторовна, для начала примите наши соболезнования, – начал Ивашин, но вдова его перебила:

– Не надо, – спокойно оборвала его женщина, – не выношу фальши. А кому точно не жаль Остапа, так это вашему брату. Давайте к делу.

– К делу, так к делу, – пожал следователь плечами.

Я с интересом наблюдала за женщиной. Перелет из другой страны, известие о гибели мужа мало сказались на ее облике: она была аккуратна, собрана, причесана, подкрашена. Выглядела она на свой возраст, и было в этом свое достоинство, которое она несла и транслировала окружающим. Было видно: эта женщина себя уважает.

– Вы знали, что у Вашего мужа…есть другая женщина? – постарался быть деликатным Ивашин.

Бережная усмехнулась.

– Я их считать замаялась, – насмешливо глядя на следователя, ответила она, – значит, у нее его и порешили?

Она покачала головой, словно устала объяснять ребенку, что нельзя шалить.

– Вас это не задевало, как женщину? – вставила я свои пять копеек.

Женщина посмотрела на меня исподлобья, словно оценивая, достойна ли я ее ответа.

– Девушка, – тяжело вздохнув, все-таки решила ответить мне Вера Викторовна, – в 90-х, когда Вы только родились, у каждого мужика, имеющего в кармане сто баксов, была любовница. Мода такая, знаете ли, была. За тридцать лет как-то привыкаешь.

– Но ведь Вы могли уйти, развестись, – возразила я.

– Поживите с мое, деточка, тогда поговорим, – окончила дискуссию дама.

Дальше ответы были стандартными: ничего не было, никто не беспокоил.

– Может, у Вас есть какие-то соображения, кто мог желать его смерти?

Женщина молчала и смотрела перед собой в стол.

– У моего мужа много грехов, прости Господи его душу грешную. Если кто и желал ему смерти, то это только привет из молодости. В последние годы он вел действительно достойную жизнь.

– Вы любили его? – снова влезла я.

– Вы замужем? – спросила в ответ женщина.

– Нет.

– Вот проживете с мужем жизнь, – вздохнула она, – детей вырастите, дом построите, бизнес. Пуд соли пополам съедите. А потом ответьте себе на вопрос: любите ли Вы его? Может, и не любите пылко, как в молодости, да только вот жить без него уже не можете, это точно.

Глава 3

Вечером я лежала на диване и анализировала. Убили знатного бандюгу, но никто смерти ему не желал, ибо золотой был человек Остап Геннадьевич. В его жизни было две женщины и обе поразительно спокойно отреагировали на его смерть. Хотя, возможно, его привлекал именно такой тип женщины – безэмоциональный.

Как ни крути, а завтра надо делать запрос в столицу нашей Родины о ратных подвигах господина Бережного. Я услышала, как открывается дверной замок, Вадик пришел домой. Привычным жестом бросил ключи на тумбочку в коридоре, вошел в комнату и обессиленно повалился на диван.

– Винокурова, ты меня любишь? – промычал он, закрыв глаза.

– Предположим, – усмехнулась я.

– Тогда сгоняй на пивасиком, а? Я устал, как пес.

– В холодильнике есть еще банка.

– Отлично, неси.

Я покачала головой, но сжалилась над Вадиком и принесла ему желаемое.

– О, вкус жизни, – выдохнул Самойлов, сделав пару глотков, – ну, что, у вас Осю, говорят пристрелили?

– Пристрелили.

– Слышал, из Москвы к вам уже кого-то отрядили, какой-то полкан Михеенко вроде.

– Это еще зачем? – нахмурилась я.

– Ты не поверишь, Ален, не доложили в этот раз.

– Москвичей нам только не хватает, управления нам мало, так теперь еще и этих принесло, – заворчала я.

– Кстати, об управе. А ты не думала перейти в ГУВД? На тебя там виды имеют, слышал такие разговоры.

Я слегка скривилась.

– Ты ж меня знаешь, не люблю я большие кабинеты.

– Взрослеть пора, Аленка, если предложат, подумай. Опять же, ближе друг к другу будем.

– Ну, мы вроде и так не далеко.

– Ты меня поняла.

– Ладно, мне об этом еще никто не говорил и никуда меня не звали, поэтому смысл об этом пока говорить?

– Тоже верно.

Утром я сделала соответствующие запросы и сидела, изучала информацию о Бережном Остапе Геннадьевиче в свободном доступе интернета – интервью, заметки об агрокомплексе.

Часов в одиннадцать позвонила Танька.

– Ты на работе, душа моя?

– На работе, – отозвалась я.

– Я иду, жди, – постановила она и отключилась.

– Сейчас Карпова придет, – возвестила я светлую весть своим мужикам в кабинете.

Мужики застонали от такого счастья.

– Она что, не родила еще? – спросил Пашка.

– А ты что, слышал залпы башенных орудий, которые возвестили бы нам о рождении наследника? Так что нет, – усмехнулась я.

Таня – моя подруга, коллега, красавица и заноза в заднице. Характер у Карповой был совершенно невыносимым, впрочем, сейчас она готовилась стать мамой, родить должна была буквально со дня на день, несла себя, как мать наследника престола и, если бы современные условия позволяли, с удовольствием заставила бы нас кланяться при своем появлении.

– Салют, мусора, – поприветствовала нас капитан Карпова, которая уже несколько месяцев как стала мадам Боташева.

– И тебе не хворать, – ответил Паша, – ты когда родишь уже?

– Скоро, Павел, скоро, – утешила его Таня, усаживаясь возле моего стола, но обращаясь к Паше, – поухаживай за беременной женщиной, сделай мне кофе.

– Танька, не борзей, – улыбнулась я, – Павел Семенович теперь наш начальник.

– А, тогда извиняй, начальник, не знала, – широко улыбнулась Татьяна.

– Ты каким ветром? – спросила я у нее.

– Я принесла тебе показать свадебную книгу, только забрала, – горя глазами, сообщила мне Татьяна.

В марте месяце этого года после семи лет отношений, неудачного, слава Богу, покушения на Татьяну, известия о ее беременности, разорванной помолвки Рамазана, Татьяна Валентиновна Карпова и Рамазан Хусейнович Боташев вступили в законный брак.

Если бы меня спросили: какой я представляла себе свадьбу Тани, я бы ответила, не задумываясь: свадьба, напоминающая коронацию. Я ожидала танцующих слонов, фонтанов из «Вдовы Клико» и саму невесту в платье, усыпанном бриллиантами, короне и огромным кринолином.

На деле же все обстояло иначе. Учитывая, что родители Рамазана всегда мечтали о традиционной национальной свадьбе для сына с тысячью приглашенных, а сама Татьяна мало вписывалась в образ карачаевской невесты, то было принято решение играть две свадьбы: свадьбу невесты здесь, и свадьбу жениха на родине Боташевых, где Татьяна, так уж и быть, будет вести себя тихо и скромно. Поэтому та свадьба, на которой присутствовала я, была камерной, относительно небольшой и очень нежной. Таня была фанаткой знаменитого турецкого сериала про султана и его любимую, и свадьбу организовала с легким флером этого сериала: коснулось это музыкального оформления, первого танца молодых под главную любовную тему из этого сериала, десертов. Свадебное платье невесты было также стилизовано под наряды главных героинь, что позволяло скрыть округлившийся животик. Сама же Таня в этот день, словно по волшебству, избавилась от своей стервозности и лучилась счастьем и любовью. Из прибамбасов были только дым-машина, салют из конфетти и салют обыкновенный. Но это атрибуты каждой второй современной свадьбы.

– А какую бы ты хотела свадьбу, Ален? – спросил тогда у меня Вадим, когда мы танцевали.

– Честно? Наверное, напоминающую эту, посмотри, какие они счастливые, – кивнула я на молодоженов.

Таня и Рамазан танцевали, улыбаясь друг другу так ласково, что даже люди не сентиментальные, к коим относила я себя, пускали слезу, глядя на них.

– На, смотри, – протянула Таня мне увесистую фотокнигу, вырывая меня из воспоминаний о ее свадьбе.

Начиная смотреть фото, я заулыбалась, потому что Таня была верна себе: для свадебной фотосессии, которая проходила в студии, Татьяна выбрала декорации дворца и напялила на Рамазана наряд султана.

Мы по-женски обсуждали фотографии, когда открылась дверь, и голос нашего начальника Шевцова Аркадия Зиновьевича прервал нашу идиллию:

– А тут, собственно, группа оперативников, которые ведут это дело. Товарищи офицеры!

Мы все подскочили и посмотрели на начальника и его спутницу. А я даже тряхнула головой, решив, что у меня наваждение от Танькиных фотографий. Рядом с нашим Зиночкой стояла женщина, как две капли воды похожая на исполнительницу роли Хюррем.

– Это полковник Михеенко Марина Алексеевна, прикомандирована к нам из московского ГУВД, будет вести дело Бережного. Майор Овсянников – начальник отдела, майор Винокурова – старший оперуполномоченный, капитан Решетников, капитан Карпова, наша коллега из пресс-службы, – представлял нас по очереди начальник.

Рыжеволосая красавица переводила цепкий взгляд с одного на другого, и холоду ее глаз позавидовал бы промышленный рефрижератор.

– Я зайду к вам позже, – кивнула товарищ полковник, и они удалились.

А мы ошарашено переглядывались друг с другом.

– Да, Карпова, оказывается, бывают бабы красивее тебя, – задумчиво протянул Пашка.

Танька зыркнула и надменно ответила:

– Я Боташева.

Глава 4

Таня ушла и через пару минут вошла полковник Михеенко.

– Ну, что, ребята, рассказывайте, что успели накопать, – начала она, присаживаясь возле Павла.

Пока Паша рассказывал, я рассматривала ее. Есть утверждение, что сексуальность – это не то, что подчеркивают, а то, что невозможно скрыть. Так вот это утверждение было однозначно о Марине Алексеевне. В джинсах, обычной белой футболке, пиджаке с подвернутыми рукавами, надетым явно не по нашей погоде, а по московской прохладе, Марина выглядела все равно невероятно притягательно. Она легко улыбалась Паше, словно поощряя его отступить от формального стиля общения, но глаза смотрели очень холодно. Рыжие волосы ее спускались ниже лопаток и были завиты в модные локоны. Выглядела она достаточно молодо и свежо, и я гадала: сколько же ей может быть лет, если она уже полковник.

– Во мне есть что-то необычное, Алена? – перебила она Пашу, и повернулась ко мне с той же легкой улыбкой и ледяным взглядом.

– Нет, простите, – смутилась я, – просто Ваше сходство с одной турецкой актрисой просто поразительно.

Улыбка женщины стала шире, и она кивнула:

– Да, с тех пор, как вышел этот сериал, меня так и зовут: Хюррем Алексеевна. И можно на «ты», не люблю лишнюю патетику. Извини, Паш, я перебила тебя.

Я перевела взгляд на Диму, тот зачарованно смотрел на Хюррем Алексеевну и здорово напоминал влюбленного волка из наших детских мультиков.

– Так, понятно, – качая ногой и подперев рукой голову, резюмировала Марина, когда окончил Паша свой рассказ, – значит, убили старого бандита, все говорят о нем, как о человеке большой души и ширины сердца, есть две бабы, которые очень спокойно встретили его смерть и совсем-совсем никто не желал ему смерти…Так, а третью бабу не искали? Может, предыдущую, которая была до этой, нынешней его дамы сердца?

– Нет, а зачем? – удивился Павел.

Полковник Михеенко улыбнулась загадочной улыбкой и объяснила:

– Обиженные женщины, Паш, способны очень на многое…

Она посмотрела на часы и произнесла:

– Так, мне сейчас надо в ваше управление…Этот стол свободен? – кивнула она на стол в углу.

– И да, и нет: у нас тут временно молодой следователь обитает, но, если нужно, мы его переселим, – проявил инициативу Дима.

– Не нужно, – покачала она головой, – не люблю доставлять неудобства. Давайте так, я вернусь через пару часов, и сядем, наметим план действий.

Она улыбнулась нам и пошла к двери.

– Марина, – кашлянул Паша, – а если не секрет: какой интерес у вас в этом деле? Все же он фигура не того масштаба, когда в том году олигарха одного пристрелили у нас, и то никого не присылали, а тут какой интерес?

Марина загадочно улыбнулась и, чуть понизив голос, пояснила:

– Личный интерес, Паш, личный, – затем коротко рассмеялась и пояснила, – давайте я вернусь, и сядем спокойно поговорим обо всем, договорились?

– Конечно, – кивнул наш начальник.

Марина ушла, а мы переглянулись.

– Интересный экземпляр, – покачал головой Паша.

– Да, прямо очень интересно, сколько ей лет. Такая молодая, а уже полковник, – поделилась я своими мыслями.

– Серьезно? – не удержался Паша, – это двадцатисемилетнему майору интересно?

Я смутилась, словно меня уличили в чем-то неприличном:

– Ну, я об этом не просила никого, – пробурчала я.

– Ну, так может и она тоже, – пожал плечами.

– Красивая она, конечно, хоть не смотри, – грустно вздохнул неженатый Дима, – жаль, что у красивых баб всегда полно скелетов в шкафу.

– Я тебя разочарую, Димон, но у некрасивых тоже.

Когда мы остались вдвоем с Пашей в кабинете, он кашлянул и обратился ко мне:

– Ален, ты это, не обижайся на меня за майора, я не хотел тебя уесть, просто я не в форме что-то…

– Что-то случилось?

Паша тяжело вздохнул и потер лицо руками.

– Надя развода хочет, собрала пацана, уехала к своей маме.

Свою жену Паша встретил еще в школе. Когда в десятом классе пришла новенькая Надя Подтыкайлова, тогда Паша Овсянников и пропал. Сразу и на всю жизнь. Надя была из семьи военных, поэтому мечты Паши о службе в милиции восприняла благосклонно и поддержала его. Не было у Нади вопросов к Паше, когда они встречались, ни с его мизерной стипендией, ни с нищенской лейтенантской зарплатой, когда поженились, ни к проживанию совместно со свекровью молодой семьи. И Паша был абсолютно уверен в своей Наде, как в самой надежной и любимой женщине, на чью любовь и поддержку он может рассчитывать всегда, чтобы ни случилось.