Стяжавшая любовь. Том 3

– Я еще пока не знаю.

Мы тут же в ужасе побежали к матушке Алипии.

– Ну, Матушка, тут такое дело!

– Да, – немного улыбаясь, сказала Матушка, даже не спрашивая в чем дело, – и что же вы хотите?

– Нужно вернуть мотоцикл Димке! – замявшись, не подумав, воскликнула я.

– Так вам нужен мотоцикл?!

– Да, Матушка, забрала же милиция! И ни туда, и ни сюда! Димка не виноват – другой мальчик разбил машину.

– Ну, надо молиться, чтобы Господь это дело уладил.

– Матушка, ну так помолитесь! – восклицаю я, а мама сидит и слушает, как я на Матушку напираю, потому что я привыкла относиться к ней, как в Лавре относилась. Не могла я переделать себя.

– Ну, хорошо, будем молиться.

Встала она, а мы почему-то сидели. Матушка стоит, молится, но мы не очень понимаем ее. А потом слышим: она называет техническим языком все детали в мотоцикле.

– Что, только на один мотор документ?

Мы не знаем, что ей отвечают, но слушаем дальше.

– А на остальные детали документов нет?

Слушаем!

– Так где же он его купил?

Тут я ее опережаю:

– Матушка, в комиссионке.

– Так у него нет документов, и в милиции считается, что мотоцикл украден. Это новое дело.

Мы совсем упали духом.

– Матушка, миленькая! Приложите все усилия, ради Бога!

– Идите в милицию.

И говорит фамилию, имя и отчество человека, который ведет это дело, и дает фамилию, имя и отчество второго, у которого стоит этот мотоцикл, и продолжает: «Идите к ним, я помолюсь, они вам отдадут без всякого разбирательства».

– Хорошо, Матушка!

– И все будет нормально, его больше не побеспокоят.

– Хорошо, Матушка!

Мы вышли, и уже на улице я «протрезвела».

– Мама, мы что – сумасшедшие?! Нам что – нужен этот мотоцикл? Чтобы ребенок опять разбился? Ну, пусть он не машину разобьет, но он может сам убиться! Мотоцикл всегда, как говорят – «гроб на колесах». Зачем он нам!

Приходим домой. Я сразу к сыну.

– Так, Дима! Матушка сказала, что у тебя документы на один мотор. Почему ты сразу не сказал?

– А какой смысл говорить, когда на остальное – нет.

– Получается, что твой мотоцикл – украден, и он составлен из каких-то разобранных других украденных. Матушка сказала, что это новое дело!

Тут Димке тоже стало дурно.

– И что будем теперь делать?

– А что же делать?

– Матушка сказала, что будет молиться, сказала к кому обращаться, но ни к кому мы обращаться не будем, чтобы не было новых неприятностей. Мы просто замучили Матушку. Пусть берут мотоцикл себе.

И вот так это дело уладилось по молитвам матушки Алипии. Сына больше не беспокоили.

Потом он служил в армии. Месяц – нет письма, второй – нет письма. Я встревожилась, бегу к Матушке. Сына отправили в Польшу, а там в то время было неспокойно, Польша отбивалась от советских войск, боролась за свою независимость, и наши ребята попали в настоящую войну.

– Матушка, караул, нет писем, что же такое?

– Нет, не караул. Там многие болеют. Он в больнице. Но ничего, он поправляется. Не волнуйся.

– В больнице?! Уже и до этого дошло?!

– Это не страшно, он поправится – не волнуйся.

– Матушка, спаси вас, Господи, вы – наш пророк! – воскликнула я простосердечно. А в ответ услышала:

– Я же глухая, я же оглохла, я ничего не слышу!

– Я поняла, Матушка, поняла.

Так она не переносила никаких похвал.

Как-то я пришла к Липушке. Смотрю – множество людей, негде даже сесть. Наконец Матушка нашла место – посадила. Тут она говорит: «Девки, мойте полы». Я удивилась, так как был крещенский праздник и говорю: «Матушка, а сейчас же нельзя мыть полы!?» А она посмотрела на меня многозначительно и настаивает: «Мойте полы, девки». Все заволновались, начали возмущаться: «Матушка знает, что говорит, не спорьте с ней». Я замолчала, думаю: «Так, что ж ты дальше, Матушка, скажешь?» А она продолжает: «Ну, и постное кушаем».

– Какое постное?

– Ну, сейчас же пост начинается!

– Какой пост?

– Великий.

– Ну, Матушка! Это же страшное дело!

Все еще больше стали возмущаться: «Что вы с Матушкой так переговариваетесь!» А я молчу – знаю же, что она часто говорила как блаженная. Нужно было понимать, к чему она все это говорит. Она часто говорила не открытым текстом, а так, что нужно было догадаться, о чем она говорит. Мне жаль было весь этот народ, который волнуется и не понимает нашего разговора, не понимает, к чему она клонит.

– Матушка, так вы хотите сказать, что так настолько поменяется календарь?

Она посмотрела на меня рада радешенька, что я угадала и прикрыла свои глаза, опустила веки и молчит.

Все притихли. Все поняли, что мы ведем беседу.

Вскоре беседа возобновилась – я снова начала спрашивать Матушку, рассказывать ей об одной иконе, которая находилась у моей сотрудницы.

– Матушка, это что-то потрясающее! Там такая икона!

А она на меня посмотрела и начала рассказывать историю про войну, про какой-то монастырь, его захватывают, монахини убегают с иконой какими-то подземными ходами от захватчиков. Она все рассказывала и рассказывала, как будто видела все события наяву, долго и подробно. Я не поняла к чему этот рассказ и даже уже перестала слушать, думаю: «Ну, Матушка, завела шарманку! Это уже конца не будет».

– Матушка, зачем нам эти баталии? Вы мне скажите конкретно.

– Так вот – и она кончает, – икона эта – чудотворная, из монастыря, монахиня отдала ее своей внучке, но к ним ты не ходи.

– Матушка, но чего же не ходить, если икона чудотворная? Какая от нее идет благодать!

– Да, икона чудотворная! Но к ним ты не ходи!

– Матушка, ну благословите хоть еще пару раз, – не сдаюсь я. Но Матушка сложила руку кулачком, слегка постучала по моей голове и настойчиво повторила: «Я тебе сказала – к ним не ходить!» Дальше я возражать не стала и согласилась: «Ну, ладно, Матушка, я уже не пойду».

Я пришла домой расстроенная и потрясенная.

– Матушка запретила ходить к иконе, – говорю сыну.

– Ну, правильно. Если она запрещает, как ты будешь ходить? Может на тебя там кирпич упадет.

– Да дело не в кирпиче. Просто хозяйка иконы занималась сенсорикой, и Матушке это не нравится.

– Да мама, к этой иконе экстрасенсы ходят, «заряжаются».

Моя сотрудница, о которой идет речь, в последнее время занималась сенсорикой, даже говорила мне, что она слышит голоса. Я ей возражала: «Голос – это еще не все, не известно – чей он!» Потом она поняла, что это все от сатаны, но Матушка все знала и категорически не разрешила мне ходить к иконе.

Вскоре я встретила сотрудницу.

– Чего ты ко мне не заходишь? – спросила она.

– Знаешь, нет благословения к тебе ходить.

– Почему?

– Не взирая на то, что у тебя чудотворная икона, которую спасли из монастыря и на то, что у тебя бабушка монахиня…

Тут сотрудница открыла рот от удивления.

– Постой, а откуда ты все это знаешь?!

– …икона попала к тебе незаконно, и ты должна ее вернуть.

Сотрудница после моих слов осеклась и больше не стала говорить. Она поняла, что не права, но икону отдать уже не хотела. На этом мы и расстались. Институт, в котором мы работали, разогнали, и наши пути разошлись.

Так подтвердились слова матушки Алипии. Икона, о которой идет речь, необыкновенная. Происходила она из монастыря откуда-то из Болгарии или Чехии – точно не знаю. Образ редкой иконографии – Пресвятая Троица возлагает венец на голову Богородицы. От нее происходят исцеления, она необыкновенно благоухает. Подруга моей мамы получила чудо от нее – исцелила руку. И каждый слышит благоухание по-разному. Я слышала запах церковный, как бы ладана, другие говорят: «Да нет, розами пахнет». Каждый слышит свой запах. Причем такой сильный, что к сотруднице приходили соседи и удивлялись: «Из твоей квартиры идет аромат! Открываешь двери в подъезд, и слышится что-то необыкновенное – такие духи, такой аромат!»

Потом сотрудница поняла, что занимается не тем, чем нужно и говорила: «Да ты права, все экстрасенсы – от диавола». Но икону в монастырь не возвратила. Хотя побывала там. «Ты знаешь, – поделилась она своими впечатлениями со мной, – я хожу и думаю, куда поставить свечку. И меня как повело – я подошла к одному подсвечнику. Ко мне подходит монах и говорит: «Знаете, вы ставите свечу там, где у нас была чудотворная икона, но она пропала во время войны».

– А «молния» тебя не пронзила? – потряслась я рассказом.

– Нет.

Так икона осталась у сотрудницы.

Она очень просила сказать ей адрес матушки Алипии и повести ее к ней, но я упорно не давала.

– Если есть такие люди на свете, которые все знают, то дай мне ее адрес, у меня много к ней вопросов.

– Нет, я не могу дать тебе адрес, она тебя не примет, потому что ты не тем, чем надо занимаешься.

– Да, ты права, екстрассенсы от дьявола, он командует всеми экстрасенсами.

– Слава Богу, что ты до этого дошла.

– Я уже этим не занимаюсь.

– Слава Богу, и не занимайся.

Был однажды случай с этой иконой. У моего сына был друг, которого затянули кришнаиты в свои сети. Хороший парень, его было очень жаль. Он окончил юридический факультет и работал следователем. У него и машина была, и квартира, он все оставил жене и ребенку, ходил в несколько странном одеянии, плохо обут.

– Почему ты так одет? – спросила я его.

– Кожу нельзя носить, обувь кожаная, это же животные.

– Куда же ты ушел! Как же тебя вернуть?!

Я долго с ним говорила, он стал немного располагаться, сын это подхватил и предложил ему: «Идем со мной, там такая икона! Ты что-нибудь поймешь возле нее!» И тут к нам зашел еще один друг сына, она работал в милиции, между прочим, стукачом.

– Куда вы идете?

– Да, к одним людям в гости, там икона чудотворная.

– Возьмите и меня.

Сын его взял. Я опешила: «Ну, сыночек, ты мне сделал!» Звоню сотруднице:

– Ты меня извини, но к тебе придет мой сын с товарищами, один из них кришнаит, правда с высшим образованием, а другой – не знаю с высшим ли образованием, но буквально в милиции работает – стукачом.

– А пусть заходят, мне ничего не страшно. Я что – буду выступать против правительства? Я же никого не агитирую.

И вот они пришли. Сели перед иконой, а сотрудница говорит: «Сидите тут, я буду на кухне, готовлю, а вы располагайтесь и слушайте свои мысли – они пойдут от иконы вам». Сели. Было все тихо и спокойно. Потом начался гул неимоверный. «Поняла, – сказала сотрудница, – дело идет на связь с космосом! Они выходят на связь!» Такая у нее была терминология экстрассенская. Гул такой открылся, что мой сын вылетел из комнаты и спрашивает хозяйку:

– А у вас где-то трансформатор заработал в доме?

– Нет, Дима, вернись! Это космос с кем-то из вас будет говорить. Кто-то из вас должен слышать. Кому-то из вас идет информация, но кому – не знаю.

Сын говорил мне потом: «Я вернулся, сижу, молюсь, а гул идет жуткий! Причем такой, как будто из каких-то миров». Потом он стал стихать, стихать и затих. Хозяйка не выдержала, заглянула в комнату.

– Ну, и кто что слышал?

Все молчат.

– Дима, ты что-то слышал?

– Нет, я просто молился.

– А ты что-то слышал? – спросила она у «стукача».

– Нет, я не слышал ничего, кроме гула.

– А ты что слышал, – спросила она у кришнаита, сидевшего в оцепенении.

– Я слышал… имена Божии.

– Последнее имя Божие какое?!

– Иисус Христос!

– Значит, ты уверен в этом?! Ты должен это понять! Значит Иисус Христос – Бог, а не Кришна?

– Да, я это понял!

И после этого он начал ходить в храм Божий, отец Михаил Бойко его просветил. Но опять же – дъавол не спит, он не хочет выпустить из своих рук никого просто так. Он нашел лазейку в его сердце. Справившись с одним искушением, он впоследствии впал в другое. Стал работать в миру, женился снова и мы его потеряли из виду. Как-то раз идет сын по Крещатику, смотрит – идет толпа кришнаитов с бубнами, приплясывают, что-то приговаривают свое. И тут такое совпадение – идет друг сына, бывший кришнаит. Только вид его стал противоположным. Это был такой «мен», что сын даже засомневался – он это или нет. Но друг сам заговорил с сыном.

– Дима, это я.

– Как твои дела? Как ты живешь? Ты откуда?

– Я из Чехословакии. Я сейчас занимаюсь такой работой, которая связана с Чехословакией, был в командировке.

– Послушай, а ты как – в храм ходишь, в Бога веришь?

– Да… но я так понимаю, Дима, что мы с тобой – на разных полюсах.

– Почему?!

– А потому, что я… за незалежність, я за то, чтобы не было москалів на Украине! Я против москалів, а ты же… наполовину москаль!

Диме стало плохо, и он подумал: «Ну, все мне понятно». Так вот дьавол хитро подступает к человеку, чтобы погубить его.

Как-то пришли мы к Матушке, причем вечером. Она спрашивает:

– Что так поздно?

– Да, вот – решили приехать к вам.

А уже почти совсем темно.

– Матушка, да мы из Собора, а потом решили приехать к вам.

– Что там? Все кричат, все кричат… Собрались… А чего кричат? Скоро кричать там уже не будут.

А в Соборе на службе в этот день было много людей, под собором собралась толпа, и пели колядки.

– Что вы такое говорите, Матушка?!

– И этот Филарет…

– Матушка, прошу вас, что касается Филарета – говорите потише! Нас всех с вами арестуют и в каталажку посадят! Я прекрасно понимаю Ваше мнение о нем, но… может быть, Матушка, вы и ошибаетесь. Он так здорово службы служит, такой там хор! Служба – загляденье!

Она промолчала, ничего не сказала. Со мной не спорила. Когда я начинала ее убеждать, она всегда замолкала. На этом разговор и завершился. Конечно, она была очень против Филарета, я даже волновалась об этом. Но святые люди ничего не боятся, если говорят истину. А истина ее слов подтвердилась очень скоро – буквально в 1992 году.

После Чернобыля я не ела некоторые продукты, боясь, что они отравленные, радиационные. Дает Матушка кашу, а я не ем.

– Она же молочная, Матушка.

– Бог с тобой, перекрести и кушай спокойно. Никакой радиации нет.

– Хорошо.

Однажды я обратилась к Старице с таким вопросом:

– Матушка, у меня пропало кольцо – куда оно делось?

А она отвечает с недоумением:

– Ты меня так спрашиваешь, будто я цыганка! Мне нужно помолиться, а потом я тебе скажу, где оно у тебя это кольцо – если тебя это интересует.

– Да, Матушка, интересует.

– Ну, вот идем, я помолюсь.

А когда мы пришли, и Матушка стала молиться, я раскаялась, думаю: «Да зачем мне это кольцо, зачем я по такой напраслине Матушку беспокою? Что же, если Матушка скажет, где оно – я пойду его отнимать у кого-то? Да, Матушка, не нужно!»

И Матушка тут же замолчала.

Она всегда удивлялась, что ее спрашивают так, как будто она карты раскладывает, или что-то в этом духе.

Я как-то возмутилась за трапезой у старицы, когда она угостила меня вином и налила, как мне показалось, сверх меры, которую я могла выпить: «Матушка, я не пью столько вина! Чтоб налить полную металлическую кружку вина и чтобы я выпила!? Матушка, я что – ползком буду выползать из-за стола?» Все удивлялись, каким языком я разговариваю с Матушкой. Мама вообще молчала, глядя на меня. «Пей, вам надо», – с тоской во взгляде, как бы оправдываясь, несколько протяжно и многозначительно убеждала Старица. Но самое удивительное, что вино, благословенное Матушкой, мы выпивали как стакан воды. Опьянения не было никогда. Матушка всегда пищу перекрестит – и Божие благословение почивало на ней.

Я часто не беспокоила Матушку. Когда я увидела, сколько людей к ней ходит, то поняла, как ей тяжело, бедной.

В то время мама уже была тяжелобольной, дни ее земной жизни подходили к концу, она требовала ухода. И утром и вечером у нас была скорая помощь. Я как-то пришла домой уставшая и думаю: «Забегу хоть на пару минут к Матушке!» Пришла к ней и говорю:

– Матушка, Матушка, как же мне тяжко!

Я не рассказывала ей о том, что у нас происходит. Но она все и так знала.

– Да… Скорая за скорой, скорая за скорой. Ну, что ж… – сочувственно вздохнула она всей душой, – но когда-то ты будешь еще отдыхать на море.

– Какое море, Матушка! У меня и денег-то на него нет.

А слова ее оправдались, я вспоминала их, когда случилось так, что невестка взяла путевку на море для себя и внука, но не смогла поехать и попросила меня свозить его. «Когда еще Матушка говорила мне, что я отдохну, побываю на море, чтобы с новыми силами ухаживать за мамой», – вспоминала я слова старицы.

Как-то мне сказали, что Матушка очень больна и умирает. Я бросила все и решила пойти к ней уже после работы. Прихожу – лежит Матушка на улице на досках, я к ней подсела, сижу, рассуждаю, как всегда, в мыслях с ней. «Матушка, Матушка… Ты уже умираешь, лежишь. Я, Матушка, похоронила маму, похоронила мужа, теперь я уже совсем без денег, а я болею, сердце останавливается у меня, Матушка, еле я хожу, – говорю мысленно, зная, что она будет сейчас отвечать, я к этому уже привыкла, – вокруг тебя столько народа, тебя – похоронят, а… кто меня похоронит!? Матушка, ну ни рубля же нет, что мне делать? Денег у меня нет никаких! Даже на похороны нет!» Так я рассуждала, собираясь уже умирать, потому что состояние моего здоровья было на грани. А она открывает глаза и говорит: «А они тебе и не понадобятся». Так оно и произошло. После этого разговора прошло больше двадцати лет. Матушка вскоре отошла, а я, хоть и собиралась умирать, прожила все эти годы, милостью Божией. А деньги за это время уже столько раз поменялись, что мои сбережения, если бы были, пропали.

Сижу, думаю дальше: «Матушка, а будут у меня вообще деньги когда-нибудь? Разживусь я или нет?» Она снова открывает глаза и говорит: «Нет, денег у тебя не будет. Ты не умеешь их собирать – ты все сразу отдаешь». Я мысленно замолчала. Так оно и есть, что же спрашивать дальше?

– Матушка, вы умираете! Вот, я чувствую – вы умираете.

– Да.

– А кто же вымолит моего Димку? Ну, это просто невозможно, Матушка! Ну, пропадает ребенок – как будто вода сквозь пальцы уходит. Я Вас умоляю, просто умоляю. Вымолите его!

Она молчит.

– Матушка, так что же – он пойдет в ад?

– Нет.

– Матушка, а чем же ему спасаться? Чем же он может спастись – такое вот негодное дитя? Меня не слушает, в церковь не ходит, как раньше. Веры-то нет нормальной, Вы же все это знаете.

– Добрыми делами спасется.

И что это так, так это так. Да. Мой сын способен на то, чтобы снять с себя, если что-то человеку надо, и отдать. Он мог прийти домой без рубашки, без костюмчика. Я ему говорю: «Где твой костюм? Где то, что было на тебе?» А он оправдывается: «Мама, я отдал тому, кто в этом сильно нуждался». И это у нас было все время. Я ругалась, спорила с ним, а он мне отвечал: «Чего ты такая жадная, мама? Почему ты такая жадная?» А я ему: «Сынок, я, одевая тебя, тянусь из последних сил! А ты мне всегда такое делаешь! Это же невозможно!»

Вот так Матушка с нами всегда поступала, неблагодарными, не взирая на наши немощи, помогала, спасала, оберегала.

Еще один интересный момент. В моем присутствии Матушка неоднократно обращалась к какому-то отцу Зосиме. Разговаривала с ним, спрашивала о чем-то. Меня это очень интересовало. Я думала, что это, наверное, какой-то старец где-то подвизается, которого зовут отец Зосима, но о котором еще никто не знает, или который будет после нее. Речь могла идти о двух старцах: или же о схиархимандрите Серафиме (Соболеве), которого она назвала старцем Зосимой в переносном смысле, или же о старце Зосиме (Сокур), который в последние годы жизни Матушки был еще довольно молодым.

Уже после смерти Матушки сильно заболел мой внук – никакие лекарства уже не действовали, ничего не помогало. Ему становилось все хуже, и хуже, и я поняла, что все: мы доходим до последней грани. Внук уже не ест, не пьет, весь горит. И я, не имея уже надежды, с горестью воскликнула: «Матушка, куда ты смотришь? Погибает мой внук! А тебя нет на помощь! Приди и помоги! Ты что – не видишь, что он погибает?» Я дежурила у его кровати, не имея сил, утомленная переживаниями. Видно я не выдержала уже этих бессонных ночей и заснула. Вижу – в комнату заходит Матушка. Подходит к нашему болящему внуку. Подошла, постояла, посмотрела, и уходит. Я проснулась и смотрю – только бок ее я успела увидеть уже в двери. Я так обрадовалась, стала кричать: «Матушка! Матушка приходила!»

Через некоторое время зашла невестка и встревоженно спрашивает:

– Ну, как?

– Валя! Он у нас поправится сегодня! И уже пойдет на поправку!

А она смотрит на меня в недоумении – все ли со мной в порядке от усталости?

– А что такое?

– Матушка приходила! Приходила, значит, исцелила – он сегодня пойдет на поправку.

Невестка, конечно, удивилась, она не знала, кто такая Матушка, поэтому не поверила моим словам.

– Ну вот, лекарства стоят, будете давать, я пойду на работу.

– Не нужно, Валя, он пойдет сегодня на поправку.

Мои слова подтвердились – матушка Алипия исцелила внука, он пошел на поправку именно в этот день, лекарства после ее посещения были больше не нужны.

Невестка разбудила внука и спрашивает:

– Как ты себя чувствуешь, Саша?

– Хорошо. Мне уже легче.

– А я тебе что говорила, Валя? Матушка приходила – что же ты на меня удивленно смотришь?

Наши долгие тщетные усилия, которые не давали результата, были ничто. Внук не выздоравливал. И только приход Матушки имел мгновенное действие. «Прости меня, Матушка, – взывала я с благодарностью, – что не просто просила тебя, а требовала! И ты услышала меня. Ты уж меня прости, миленькая! Благодарю тебя за помощь!»

Было пасхальное время. Дома я подумала: «Как же так? Я не пропою Матушке пасхалии?» Собралась и поехала к ней на Лесное кладбище. Бегу и встретила женщину, которая также шла к Матушке.

– Вы к матушке Алипии?

– Да.

– Так пойдем вместе. А вы умеете петь пасхалию?

– Умею. Как-нибудь пропоем.

Пришли к могилке, начали петь. И вдруг пошел такой запах необыкновенный от креста, такой аромат! Мы даже петь перестали. Подошли к кресту поближе, вдыхаем. А недалеко стояла группа людей у какой-то могилы. К нам они не подходили, но видели нас. На вид были люди вроде бы церковные. Я думаю: «Позову их – пусть они подойдут и послушают этот бесподобный запах, эти небесные духи». Кричу: «Женщины, подойдите к нам! Тут такой запах идет от этого креста!» А они говорят: «А мы слышим. Он и до нас дошел». Так что наша Матушка нас слышит. Я даже удивляюсь – как до сих пор некоторые этого не понимают.

Лишились мы такого человека! Но она слышит. Вот мы знали старцев. Но они как-то по-мужски чувствовали, говорили и наставляли, а Матушка очень переживала за все, очень волновалась, молилась, вкладывая все свое сердце, болевшее и страдавшее за всех. Она была совсем другой человек. Каждого берегла, каждого хранила – и его душу, и его тело. Встречая нас, она всегда говорила с особой интонацией, с чувством: «Господи! Помилуй!» А мы ей поклонимся и думаем: «Да, Господи, помилуй нас!»

Неиссякаемый источник добродетелиКабанова Анна Ивановнаг. Киев

Родилась я в Запорожской области, есть там такое село – Чкалово. Происхожу из семьи священника. Семья наша состояла из девяти человек – семерых детей и родителей. Я была самой младшей. Родители мои были ровесники матушки Алипии – отец 1903 года рождения, а мать 1904 года.

Когда я рассказывала матушке Алипии об отце, она отзывалась о нем с особым уважением, многозначительно произносила: «О, монах, монах!» Какая же добродетель заслужила такое одобрение со стороны старицы, которая назвала его, приходского священника, монахом? Видимо, дело в том, что у отца была одна особенность. Он каждый день вычитывал весь Псалтирь. Ежедневно вставал в четыре часа утра, чтобы совершить это молитвенное правило. Усердно исполнял он его и когда служил, и когда не служил. Это большой подвиг, понести который можно только по особой благодати Божией. Матушке Алипии я не говорила об этом, но она сама все знала духом, о чем и дала понять.

Поскольку у нас была большая семья, родители сами строили дом. Сколько комнат в нем было – я уже точно не помню, где-то около пяти. Часто у нас дома ночевали приезжие люди. Церковь была единственной в округе, на несколько сел, поэтому многие приходили в Чкалово на праздники, паломникам нужно было где-то остановиться. Вот родители принимали их, располагали: кого на кровати, кого на полу, а летом возле дома стелили сено. Родители были очень гостеприимные, добрые, сердечные. Наш храм в честь Успения Божией Матери, был по конструкции похож на молитвенный дом. Отец прослужил в нем сорок лет. И каждый раз старался как-нибудь храм украсить, что-то обновить или покрасить.

Отца часто вызывали в сельсовет, рассказывали ему, что он не должен: ходить в рясе, носить бороду и т. п. Отец все равно ходил, и потому о нем «не забывали».