Нежный плен

Но эта саксонка…

Она была чем-то эфемерным, волшебным чудом.

Некоторые из воинов испытали чувство сожаления, что столь прекрасная девушка подвергнется наказанию со стороны предводителя. Неужели у того не дрогнет рука?

Другие же, предвкушали развитие событий, в котором их лидер непременно проучит эту красавицу, чтобы той больше было неповадно отказывать ему.

Остальные – сохраняли что-то, вроде нейтралитета – с одной стороны поддерживали решение Леонардо, с другой – не желали насилия по отношения к белокурой саксонке. В любом случае, решающее, единственное слово было за нормандским львом.

Леонардо шел впереди. Его походка была уверенной и стремительной, и Годива, со своими пораненными коленями, едва поспевала за ним. Кожа на месте удара об камень горела огнем, будто резали ножом по ней. Девушка сглатывала слезы. Она не хотела плакать при всех. Не хотела показать свой страх. А он снова стал подкрадываться к ней, принося с собой разные картинки наказания.

Сколько девушка так шла, она не знала. Все прониклось болью и переживаниями, время стало странно течь – не ощутимо, не осязаемо, непонятно. Наконец, Леонардо остановился – пришлось, не без некой толики облегчения (из-за ран на коленях) остановиться и Годиве. Она старалась не думать, что скоро последует за этим недолгим «отдыхом». Девушка посмотрела вдаль – на горизонте тьма уже распростерла свои крылья. Совсем скоро ночь примет мир в свои объятия. Скоро этот мучительно долгий день закончится.

Пленница обвела медленным взором пространство. Место, куда привел Годиву Леонардо, было центром лагеря – вокруг расположились палатки и костры. Они освещали предводителя и его пленницу мистическим светом. Действительно, будто на алтарь привел её, чтобы принести в жертву…

Девушка обхватила себя за плечи. Скорей бы все закончилось. Ожидание наказания – само по себе вызывало мучения. Так пусть оно уже свершится! Даже если она не виновна. Даже если будет больно, Годива не намеревалась выдавать Эрика – тогда, тому точно не жить. Он и так настрадался в жизни, так пусть…

Девушка не успела завершить свою мысль, как властный мужской голос, подобно удару хлыста, разломил вечерний воздух.

– Мои воины, – начал Леонардо, и его люди замерли-затаили дыхание, ожидая вынесения приговора.

Годива тоже устремила все свое внимание на нормандского льва – он стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Давящий, неприступный и высокомерный. Их глаза встретились. Ледяными иглами впился взгляд Леонардо в снова побледневшее лицо девушки.

– Подойди, – резко бросил мужчина.

Годива, вздрогнув от такого обращения, выполнила приказ. Каждый её шаг отдавал громким гулом в голове. Каждый шаг был подобен тому, будто девушка шла по раскаленным камням. Так больно было ей.

Она остановилась в двух шагах от Леонардо, и все равно, для Годивы это было слишком близко. Слишком интимно. Мужчина продолжал раздавливать её своим взглядом. Создавалось впечатление, что еще чуть-чуть, и девушка лишится остатков сил.

Невольно, Годива скользнула взглядом в поисках кнута. Почему-то теперь, мысль о том, что её высекут, была почти естественной. Все лучше, чем смерть для брата. Так думала Годива – ни разу в жизни не испытавшая на себе удара кнута. А любовь к брату и понимание того, что таким образом она защищает его, не позволяли девушке разрыдаться от страха.

А страшно, конечно, было.

– На колени, – угрожающе – тихо, приказал Леонардо.

У Годивы перехватило дыхание в груди. На колени? Неужели, это то, что она думает? Неужели за это письмо её ждет такая расплата? Этот мужчина станет её палачом и своим мечом лишит головы?…

Девушка, не сводя взгляда с ничего не выражающего лица Леонардо, опустилась перед ним на колени…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Он смотрел на светлую макушку. Голова девушка слегка подрагивала. Мужчина уже не видел выражения её лица – секундами ранее, саксонская гордячка покорно опустила глаза, готовая смиренно принять свою участь.

Она казалась белым лебедем. Нежным, беззащитным. От этого сравнения у Леонардо свело скулы. Что за глупость он сейчас подумал? Пора заканчивать с этим.

– Эта женщина, – продолжил нормандский лев, – нанесла мне оскорбление.

Он замолчал, обводя медленным, удушающее тяжелым взором, своих людей. Убедившись, что его слушают предельно внимательно, Леонардо произнес:

– Поэтому, леди Годива, прилюдно попросит у меня прощения и присягнет мне на верность.

Она запрокинула голову. Смятение, непонимание, недоверие – отразились на лице девушки. Леонардо поймал её взгляд. В его черных глазах, на долю секунды, что-то вспыхнуло – и тут же угасло.

Воин протянул правую руку, размещая её прямо перед лицом саксонки. Она перевела взор на мужскую ладонь. Широкая, с длинными пальцами. Смуглая кожа, кое-где покрытая плоскими шрамами и темными волосками. Рука воина.

Сердце, усиленно отбивая ритм, будто подпрыгнуло до самого горла девушки. До неё стал доходить смысл услышанного. Попросить прощения, и только после – присягнуть на верность. Рука воина оказалась не просто так рядом с её лицом. Пришло время ответить за оскорбление.

Подрагивающие от волнения, прохладные пальцы Годивы прикоснулись к мужской руке. Кожа на ней оказалась такой грубой, шершавой! Не выдержав взгляда Леонардо, ощущая обжигающий стыд от всего происходящего, девушка произнесла:

– Прошу простить меня, – она, зажмурив глаза, припала губами к теплой мужской ладони, и, понимая, что это еще не все, спешно добавила:

– Мой лорд.

Она подняла на Леонардо влажные от слез, глаза, продолжая:

– Присягаю вам на верность.

Краткое предложение, вмещавшее в себе груз ответственности. Годива понимала, что взяла его на себя. Теперь, пути назад уже не будет. Да и не хотелось ей возвращаться назад, ничего хорошего там не было.

Родители умерли давно, опеку над ней и братом взял дядюшка, забрал детей сестры в Уэльс. Старый замок из дерева только с виду казался неприступным, а на деле – то там, то здесь, имелись в нём дыры, которые старались спрятать гобеленами. Крыша в одном месте так прохудилась, что когда наступал сезон дождей, слуги только успевали выливать ведра с водой.

Дядюшка умер, оставив в наследство старый замок и таких же старых слуг. Эрик, как старший брат, пытался взять на себя, казалось бы, непомерно тяжелый груз…

Нормандское завоевание, начавшееся в 1066, оказывало существенное влияние на Англию. Большая часть саксонского цвета погибла в битве при Гастингсе, те же, кто уцелел – либо присягнули на верность новому королю, либо перебрались подальше от центра страны – и для многих этим пристанищем стал Уэльс. Эрик обзавелся друзьями, жизненная цель которых заключалась теперь в том, чтобы свергнуть Вильгельма. В отличие от самого Эрика, его приятели имели кое-какое наследство, а так же умели неплохо владеть мечом. Поэтому, последние полтора года молодой мужчина проводил с ними все больше и больше времени, проникаясь идеей сопротивления «проклятым нормандцам».

– Поднимись, – голос Леонардо вывел Годиву из некоего оцепенения.

Она попыталась встать, но раны в коленях столь сильно разболелись, что девушка, не сдержавшись, ахнула, так и не поднявшись. Мужчина недовольно поджал губы. Не желая больше тратить времени, он взял девушку за ладонь и потянул её на себя, помогая встать.

– Я принимаю твои слова и твою клятву, – произнес Леонардо так громко, чтобы его решение услышали все.

Годива слабо качнула головой. Перед глазами, от боли и переживаний, все поплыло. Нет, она не собиралась падать в обморок, просто ощущала себя обессиленной, опустошенной. Хотелось куда-нибудь спрятаться, чтобы «зализать раны». Девушка еще не сообразила, что еще ждать, как Леонардо сообщил своим зычным голосом:

– Отныне – леди Годива принадлежит мне.

Одобряемый гул прошелся среди воинов. Еще бы, это было ожидаемо, что такую красавицу их предводитель просто так не отпустит. Каждый бы мечтал, чтобы их постель согревала такая женщина.

– Идем, – Леонардо направился, было, вперед, но успел краем глаза заметить, с каким трудом девушка переставляет ноги.

– Что с тобой? – недовольно вопросил мужчина. Лицо Годивы, на миг, исказилось от боли, но девушка мужественно ответила:

– Ничего такого.

Она не хотела жаловаться.

Наконец, вниманием Леонардо удостоились ноги девушки. Точнее – её колени. Мужчина заметил пятна крови на платье. Увидел и мученическое выражение лица красавицы. Он подошел к ней вплотную, своей фигурой нависая над Годивой.

– Я расшибла колени, – понимая, что Леонардо ждет от неё ответа, сказала девушка.

Мужчина раздраженно выдохнул. Затем, не теряя времени, подхватил свою пленницу на руки. По лицам воинов поползли довольные ухмылки. Каков их предводитель! Как быстро усмирил саксонскую гордячку!

А Годива же, чувствуя, как с каждым шагом Леонардо, её щеки все сильнее покрываются румянцем, смущенно прикрыла глаза. Господи, какой стыд! И еще сильнее было стыдно от того, что ей было спокойно в руках этого мужчины.

Леонардо опустил Годиву на одеяло. Убрал в сторону меч и, не сводя холодного взгляда с девушки, ухватил за подол платье, говоря голосом, не терпящим возражения:

– Что у тебя тут?

Годива не успела сообразить, как Леонардо стал задирать юбку платья.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Не надо, – Годива вцепилась пальцами в платье.

– Мне нужно посмотреть, – спокойным тоном ответил Леонардо. Он видел испуг и стыд на лице девушки, но это никак не могло его остановить в данной ситуации.

– Я сама, – она еще сильнее ухватилась за плотную ткань.

Время уходило. Мужчина терпеть не мог тратить его зря.

– Поверь, я и не такое видел, – заметил он, затем, видя, что это не сработало, добавил:

– Не беспокойся, я всего лишь осмотрю твои раны. Но если ты будешь мешать, мне придется связать тебя.

Годива обреченно выдохнув, разжала платье и скрестила руки на груди. Леонардо бросил на лицо девушки взгляд. Вновь оно показалось ему знакомым. Где он мог видеть её? Мужчина стянул кремового цвета чулки с ног пленницы. Хотя он старался делать это аккуратно, Годива несколько раз ойкнула-вздохнула от боли.

Глазам Леонардо предстали стройные, длинные ноги пленницы. Ровная, белая кожа – удивительно мягкая на ощупь. Его собственная кожа по сравнению с ней была как кора дерева – грубая, жесткая. И рука Леонардо – на фоне обнаженной женской голени, была похожа на лапу зверя. Чёрное на белом.

– Так, – выдохнул мужчина, разглядывая окровавленные колени, – раны нужно обработать.

Он резко поднялся на ноги, у выхода из шатра крикнул воину, и вскоре вернулся с чашкой горячей воды. Отыскал в сундуке чистую рубаху и, недолго думая, оторвал от неё край. Все его действия были ловкими, сосредоточенными – мужчина делал это не раз.

Годива наблюдала за Леонардо с молчаливой покорностью на бледном лице. Но, стоило только воину сесть рядом с ней, как прилипчивый румянец снова начал окрашивать щеки девушки в розовый цвет. Смочив тряпку в горячей воде, Леонардо выжал её и промокнул правое колено Годивы.

Шипящий вздох сорвался с губ девушки, как только влажная ткань коснулась её раны. Мужчина посмотрел на Годиву – та чуть прикрыла веки. И все равно, воин успел заметить стоящие в глазах слезы. Он, продолжая обрабатывать рану, видел, как дергается девушка. Она даже прикусила нижнюю губу. Но не отпрянула от него. Держалась.

Ему-то, Леонардо, проведшему годы в боях и получившему достаточно ранений, разбитые коленки казались всего лишь укусом комара. Но воин осознавал, что перед ним сидит женщина. И этим было все сказано. Нельзя требовать от неё то, что под силу мужчине. И все равно, глядя на то, как Годива стоически пытается скрыть свою боль, Леонардо, против своей воли, ощутил к ней что-то, близкое к уважению.

Закончив промывать раны, мужчина достал из небольшого сундучка склянку с полупрозрачной жидкостью. Он предельно тщательно смазал ей колени девушки и произнес:

– Эта целебная настойка поможет быстро затянуться твоим ранам. Держи ноги в сухости и чистоте.

Она качнула головой и, прошептав: «спасибо», спешно спрятала ноги под юбкой платья. Левой рукой подтянула свои чулки – глянула – испорчены, порваны. Придется выкинуть. В чем ей теперь ходить? Как быть? Что делать? Все вопросы стали давить на сознание девушки. Годива, сжавшись в комок, пыталась прогнать внезапно подкатившую тоску.

Леонардо, ни слова не говоря, вышел из палатки. Сколько его не было – девушка не знала. Утомленная переживаниями этого дня, пленница погрузилась в дрему. Вроде бы, и не спала полностью, но и ощущения были такие, будто душа её уже не здесь. Еще чуть-чуть, и провалилась бы в объятия глубокого сна.

Что-то упало на пол. Девушка, чуть приподнявшись, посмотрела вперед, в поисках причины грохота. Внизу лежала кольчуга, над ней возвышался Леонардо. Мужчина, стоя спиной к пленнице, раздевался. Теперь полетел вниз подкольчужный кафтан. Глазам Годивы предстало полуобнаженное мужское тело. Она затаила дыхание. Видеть полуголого мужчину приходилось ей впервые.

Сильные, натренированные мышцы перекатывались под смуглой кожей, пока Леонардо протирал себя смоченной в воде тряпкой. Эти руки… Годива задержала на них взгляд. По-мужски красивые, внушавшие какой-то странный трепет и сладкий страх. Она помнила их. Даже спустя столько лет, Годива помнила их, а недавнее пребывание в вынужденной близости с Леонардо лишь усилили эти воспоминания. И тогда, и сегодня, она ощущала себя в безопасности.

– Сколько тебе лет? – грубо бросил мужчина, подхватывая вещи с пола и закидывая их в сторону. Снова раздался приглушенный шум.

– Семнадцать, – аккуратно обхватывая себя за ноги, ответила Годива.

– Юный ягненок попал в лапы льва, – окинув, через плечо, задумчивым взглядом девушку, многозначительно заметил мужчина.

Пленница сдавленно сглотнула. Во рту все пересохло. Она до конца не понимала всего того, что скрывалось во фразе Леонардо, и только внутреннее чутье шепнуло ей, что стоило бы быть осторожнее.

– Ты вела себя сегодня храбро, – заметил мужчина, поворачиваясь к пленнице и впиваясь оценивающим взором в её взволнованное лицо. Глаза девушки чуть поблескивали. Среди полутьмы, рассеиваемой лишь тусклые сиянием лампад, лицо и глаза Годивы были наполнены мягким светом. Это притягивало внимание.

От его слов девушка почувствовала, как руки-ноги покрылись мелкой дрожью. Как это возможно? Одним предложением привести её в такое состояние. Ни одна мысль не шла на ум Годивы. Не знала она, что ответить, да и нужно ли было это?

К тому же, полуобнаженный вид мужчины просто вводил её в ступор. Не привыкла леди видеть такое. Она, смущаясь, отвела взгляд в сторону. Леонардо, заметив это, цинично усмехнулся. Молодая. Что ж поделать. Ему-то было значительно больше – 30.

Между ними была разница в 13 лет и целый мир, разделенный войной – саксонский и нормандский. Мир юной девушки и мир закаленного в боях воина. Мир невинной души и души, утопающей в крови врагов.

Сейчас, глядя на белокурую пленницу, которая по праву принадлежала ему, Леонардо не знал, что с ней делать. Женщине здесь не место – определенно. Она будет мешать, отвлекать, забирать внимание. Выдать, что ли, её замуж за одного из своих воинов? Определенно, желающих будет тысячи. Кто ж откажется от возможности обладать такой юной красавицей?…

Сама идея казалась неплохой, но слово «обладать» отчего-то вызывало протест в душе. Может, потому что Годива оказалась моложе, чем он думал? Воин ехал, представляя в своем сознании уверенную в себе, горделивую, холодную и высокомерную красавицу, знавшую себе цену. Такая вряд ли бы стала целовать руку нормандцу – скорее бы, плюнула в лицо.

Либо леди Годива оказалась не той, которой он представлял, либо она умело играла только ей понятную игру. От последней мысли стало противно. Она была не очень-то и правдоподобной, но имела место быть! Никогда не узнаешь, где встретишь своего врага – на поле боя или на ложе.

Решив, что ему нужно время на то, чтобы понять, что делать с пленницей, Леонардо медленно, с удивительной грацией для его роста, опустился на одеяло – и лег рядом с девушкой. Годива мгновенно сжалась и откатилась на самый край, чуть ли не сползая с шерстяного одеяла. И все равно, пленница каждой клеточкой чувствовала тепло, исходящее от сильного тела воина. Слышала его дыхание. Ощущала личный, мужской аромат. Теперь она не сможет заснуть. Расширяющимися от волнения глазами, девушка уставилась на смуглое, обветренное лицо своего господина.

Он тоже не спал. Молчаливо вглядывался в юное лицо, без труда отмечая все перемены, творившиеся в душе Годивы. Все это без труда отражалось в ясных, голубых глазах. Её ресницы дрожали, дыхание то замирало, то учащалось, щекоча ему щеку. Дыхание Годивы, между прочим, было свежим, приятным. И это мешало.

– Годива, – вкрадчивым голосом позвал Леонардо, и пленница настороженно приподняла голову. Белокурая прядь волос упала ей на лицо, и девушка медленно отвела её в сторону. Простое движение, но какое утонченное. Так, просто замечание.

– Годива, – продолжил мужчина, и глаза его уставились в одну точку. Он даже не моргал. Словно взглядом пытался проникнуть в душу. – Почему ты не призналась, что письмо написал твой старший брат?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Годива испуганно моргнула. Обхватила свои плечи, пытаясь обрести спокойствие. Но как сделать это? Когда черные, властные глаза впиваются в тебя, пытаются залезть под кожу, стремятся завладеть тобой?

– Откуда…? – напряженно выдохнула девушка.

Губы Леонардо дрогнули в циничной усмешке.

– Это оказалось не так сложно узнать, видишь ли, твои старые слуги, вернее, старик-управляющий, любят тебя больше, чем молодого господина. Он-то мне и поведал о том, как твой братец написал мне письмо. В написании ответа, помогала пара друзей, и кувшин вина.

– Бедный Уорик, – сокрушенно прошептала Годива. Себя она и не думала жалеть, потому спросила:

– Уорик, управляющий, он жив?

– Жив, – сухо ответил мужчина.

Не был Леонардо из тех, кто пользовался намеренно своей силой против слабых. Женщины, дети, старики… разве это достойные соперники? Это те, кто нуждался в защите, а не нападении. Хотя, во время военных походов случалось всякое. Не всегда все было гладко, не всегда соответствовало внутренним правилам Леонардо. Среди нормандцев, впрочем, как и среди любого другого народа, были и благородные мужчины, и гнусные негодяи, заслуживающие самой позорной смерти.

Мужчина перевернулся на спину и прикрыл потяжелевшие веки. Устал. Нужно было успеть выспаться за три-четыре часа, что у него имелись в запасе. Уже на рассвете он и его люди снова отправятся в путь.

Годива, не шевелясь, смотрела на профиль Леонардо. Снова убеждалась, что на лице воина не было ни одной мягкой линии. Однако все это – острый нос, резкие, будто высеченные умелым мастером, губы, скулы – все было гармонично и отвечало такому понятию, как «хищная красота». И вроде этот хищник спал (или делал вид, что спит?), но спокойнее от этого не становилось. Не страшно было, а волнительно находиться поблизости с ним.

– Спи, – послышался негромкий голос Леонардо, но и в нем явственно ощущался приказ. – На рассвете мы уезжаем.

И больше – ни единого слова. Только дыхание – ровное, спокойное, и даже оно, казалось, подавляло Годиву – та, все еще лежа на боку, боялась сдвинуться с места.

Чего боялась – сама не знала. Уж точно не насилия со стороны Леонардо. Не такой он человек. И хотя говорят, что люди меняются, но то, что она видела в его черных глазах, тогда, много лет назад, не могло уйти. Что-то остается неизменным. Рассуждая об этом и от того успокаиваясь, Годива, незаметно для самой себя, погрузилась в сон. В эту ночь ей ничего не снилось.

– Просыпайся прямо сейчас, если хочешь успеть справиться со всеми своими делами, – прогремело где-то над головой Годивы.

Девушка испуганно распахнула глаза – и замерла. Над ней возвышался хмурый мужчина – его черные глаза выражали недовольство, как и плотно поджатые губы. Ни тени улыбки или доброжелательности на лице воина. Годиве повезло – она была не из тех, кто долго приходит в себя после сна. Ясность сознания быстро вернулась к ней, вчерашний день молнией пронесся в голове белокурой красавицы. Годива поднялась на ноги. Голова чуть закружилась – то ли от того, что резко встала, то ли от того, чтобы последний раз девушка ела прошлым утром.

Леонардо кивнул в сторону кувшина с водой, подле него стоял хорошо знакомый Годиве сундук. Старый, с потертой крышкой и помятой стенкой, он принадлежал ей.

– Можешь переодеться, – произнес мужчина. Убедившись, что девушка точно проснулась – он решительным шагом покинул палатку. Воин не намеревался наблюдать за тем, как Годива будет раздеваться. У него было полно более важных дел.

Теряясь в догадках, когда и каким образом её сундук оказался здесь, девушка стала торопливо переодеваться. Теплые чулки, шерстяное платье и накидка оказались как нельзя кстати. Только бы никто не зашел сюда! Годива, не сводя глаз с выхода из палатки, сменила одежду. Лишь когда девушка затянула поясок своего платья, только тогда она смогла немного перевести дух.

– Ты готова? – раздался уже столь хорошо знакомый голос снаружи.

– Да, – девушка закрыла сундук и провела ладонями по плотной ткани платья.

Леонардо заглянул внутрь. Взгляд мужчины скользнул по пленнице – на ней было простенькое платье, которое, впрочем, никак не умоляло красоты своей хозяйки.

– Идем, – властно махнув рукой, позвал воин.

Годива послушно пошла к нему. И мысли не было отказаться. Подойдя, встала напротив, ожидая. Чего именно – понять не могла. Взор Леонардо путешествовал по лицу девушки – нежная кожа без изъяна, невинный, сладкий, как спелое яблоко, румянец на щеках. Ясные голубые глаза смотрят доверчиво. Ни злости в них, ни затаенной жажды отомстить. Любопытно, как долго она пробудет в таком состоянии? Ждать осталось совсем недолго.

– Идем, – повторил мужчина.

Годива вышла наружу. Кругом уже царила суета, лагерь сворачивался, воины сновали то там, то тут. Но не это заслуживало внимания. Девушка, почуяв неладное, повернулась в другую сторону и ахнула от потрясения…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Оранжево-чёрное пламя, выпуская клубы дыма, пожирало замок.

Тот замок, в котором последние 9 лет жила Годива, на её глазах превращался в обуглившееся уродство. Черные стены, черная крыша, жадные языки огня… Все это сопровождалось скорбным треском и усмехающимися голосами других воинов. Ветер донес до девушки удушающий запах гари. Она, закашлявшись, обхватила себя за живот, сдерживая внезапно подкатившую дурноту. Глаза защипало – от слез ли, или от резкого запаха.

– Зачем? – повернув голову в сторону Леонардо, который тоже смотрел на разгорающийся костер, вопросила девушка.

Воин перевел взгляд на Годиву – её голубые глаза приобрели другой оттенок: они стали похожи уже не на ясное утреннее небо, а на воды океана во время дождя – только вместо дождя были слезы.

– В наказание твоему брату. Ему не останется ничего, – глаза Леонардо превратились в полыхающие угольки, – пусть прячется дальше, трус.

– Он не трус, – по привычке стала защищать брата Годива.

Никогда она не думала о нем так. Эрик просто был особенный, ему жилось непросто. Болезненный, часто хворавший мальчик, всегда требовал к себе особого внимания. Несмотря на то, что Годива была младшим ребенком, именно Эрику досталась большая часть любви матери и отца. Можно было даже сказать – она досталась ему сверх меры. Только любовь эта была слепая, и вместо того, чтобы сделать мальчика сильным духом, испортила его и взрастила в нем многочисленные пороки.

– А как назвать человека, который бросил свою младшую сестру на растерзание нормандцам? – с холодной усмешкой заметил Леонардо.

Она переменилась в лице. Было видно, что подобная мысль еще не приходила ей в голову.

– Но меня не растерзали, – неуверенно заметила Годива.

Она смотрела на Леонардо своим невинным взглядом, вызывая у него… Нет, не умиление, а раздражение. Ему захотелось спустить девушку с небес на землю.

– Тебе повезло, что приехал я, а не кто-либо другой, – склонив голову к пленнице, сообщил мужчина. – Будь это другой человек, ты бы уже давно была обесчещена и, может даже, убита. Как и твои старые слуги. Их бы сожгли живьем.

Он хотел привести леди Годиву в чувства. И, вроде, у него это получилось. Только почему тогда при виде её изменившегося лица – побелевшего, застывшего в маске ужаса, ему стало так тягостно в груди?

– Эрик не бросал меня, он поехал за подмогой, – еле шевеля языком, ответила девушка.

Леонардо ничего не ответил. Не стал говорить о том, что причинило бы Годиве еще больше боли. Она не готова была услышать. Оно и понятно – трудно признать, что твой родной человек, брат, предал тебя. Ведь от этого знания перевернется весь, некогда иллюзорно безопасный мир.