Демон-самозванец

Сложнее всего добраться до днища баллона. Ведь почти все это время я находился среди лестниц и канатов, за слабым укрытием из тонких распорок. Это все равно что, будучи плечистым здоровяком, пытаться спрятаться за тощей корабельной мачтой. Ночь, конечно, темна, но человек с хорошим зрением заметить может. Тем более до агентов десятка три шагов – не смертельная дистанция даже для близорукого.

Ухватившись за толстый трос обвязки, я наконец перевел дух. А то ведь последние пару минут дышал через раз и к тому же одним легким. Даже если сейчас кто-то пристально уставится на дирижабль, меня скрывает баллон. Теперь дорога на самый верх – завершать восхождение, начатое с цокольного этажа главного блока.

Где-то вдалеке выстрелили. Оглянувшись, увидел, что за стеной быстро перемещаются огоньки. Не похоже на электрические фонари – скорее факелы. Неужели те самые нехорошие братья-блезы пошли на штурм? Да нет, маловато огней, и пульнули всего раз. Но это четкий и понятный сигнал: пора поторапливаться, иначе я могу сильно переборщить с осторожностью. В нашей работе она крайне важна, но иногда, случается, идет во вред, надо про это не забывать.

Вверх, и только вверх, остались последние метры. Эта часть маршрута легче не придумаешь – по обвязке карабкаться нетрудно. Я даже небесами успел полюбоваться и удивиться тоже успел: одна луна, привычно-серебристая, почти не сдвинулась с места, зато вторая вот-вот коснется горизонта. Суточное перемещение по небосклону земного спутника главным образом ложное, ведь Луне на полный оборот вокруг планеты требуется месяц, а Земля вертится вокруг своей оси со скоростью один оборот в сутки. Но с этим красным «скалящимся колобком» все не так просто, он у нас, похоже, тот еще торопыга. Мало что понимаю в космической механике, но тут случай очевиден и не требует долгих инструментальных наблюдений. Орбита, очевидно, очень низкая, а не какие-нибудь триста тысяч километров. На таких высотах у нас, возможно, космические станции летают. На это указывает кое-что еще – я невооруженным глазом легко различаю некоторые детали рельефа. Пара кратеров, зазубрины по краю – очевидно, вершины гор. А у нас без бинокля не увидишь ничего, кроме невразумительных темных пятен.

Вот под такие мысли я и вскарабкался на вершину баллона.

Все, теперь я царь горы, дальше карабкаться некуда. Но говорить о том, что акт кражи состоялся, пока рано. Это все равно что, будучи муравьем, уверять, что ты угнал слона, забравшись ему на спину. Дирижабль все еще привязан к крыше, агенты возле него никуда не делись, они вооружены и не позволяют подняться моим сообщникам. Пришло время последнего этапа. Он мне не нравился, как и многое другое, но в условиях острой нехватки времени ничего другого придумать не сумел. Сейчас наступит тот неловкий момент, когда дальнейший ход событий зависит уже не от моей гениальной предусмотрительности всего и вся, а от реакции совершенно незнакомых людей. Если среди них кто-то окажется достаточно глуп для геройства или просто нервы не выдержат, все, кто сейчас находится на крыше, сильно пострадают.

И я в первую очередь.

В моей работе контакты с другими людьми – вещь нежелательная. Но, к сожалению, не всегда удается обойтись без них, вот и сейчас придется снисходить до общения. Печально вздохнув, я, как приличный человек, для начала поздоровался:

– Уважаемые господа агенты, добрый вам вечер! Попрошу не пугаться сильно, не нервничать и ни в коем случае не стрелять! Обращаю ваше внимание на то, что я нахожусь на огромном баллоне, заполненном водородом! Одной искры может оказаться достаточно, чтобы ваши обугленные тушки полетели вниз! Вы не забыли, что тюремный двор вымощен камнем?!

Пока что не стреляют, но и реакцию на свою речь я наблюдать не могу. Ведь мало ли, вдруг выстрелят, не подумав, так что перед началом выступления лег плашмя.

Ну раз помалкивают, можно продолжать:

– Я сюда пришел за дирижаблем! Так уж получилось, что он мне очень нужен! Я или подохну здесь, или уйду с дирижаблем! Только подохну не один! Сейчас я поднесу огонек к фитилю, который ведет к детонатору! Детонатор не сам по себе, а вставлен в динамитную шашку! Поясню для самых скудоумных: как только фитиль догорит, динамит рванет! Причем взорвется не только он, но и весь водород в этом баллоне! Я, само собой, при этом погибну, но, как вы все понимаете, не в одиночку!

Размеры здешних спичек впечатляли. У нас такие продают в сетчатых мешках под маркой «дрова для барбекю». Зажигать такую, сидя верхом на огромном резервуаре водорода, – прекрасный способ рехнуться от чрезмерной дозы адреналина. Этот газ обладает многими нехорошими особенностями, и одна из них пугающая: он имеет привычку просачиваться сквозь преграды, для него нет непреодолимых препятствий. То есть какая бы ни была оболочка, водород она не удержит: быстро или медленно, но он будет проходить через нее. Местные технологии я уже оценил и почти уверен, что газ здесь травит далеко не медленно. Понятия не имею, какая концентрация нужна для воспламенения, так что это очередной хромающий на обе ноги пункт и без того далеко не безупречного плана.

Спичка зашипела, занялась. Взрыва не последовало, и я, мысленно уговаривая высшие силы меня пожалеть, поднес огонек к кончику фитиля, после чего продолжил речь:

– Сейчас я поднимусь, покажу, что не шучу! Если кто-то захочет выстрелить, так вперед! Дирижабль рванет без динамита если не от пули, так от огонька фитиля, ведь шашку я сразу брошу под ноги! Поверхность тут плоская, сетка из толстого троса не даст ей упасть! Если пристрелите, переживете меня на несколько секунд! Итак, я поднимаюсь!

Эти недоумки все до единого целились в меня – первое, что бросилось в глаза. Давить надо, не ослабляя напора, и потому я продолжал в том же духе:

– Ну чего не стреляете?! Хотите жить?! Хорошее желание, я вас прекрасно понимаю и потому предлагаю простой выход: вы все сейчас бросаете оружие, где стоите, и проходите к краю крыши с поднятыми руками! И делать это надо быстро, ведь фитиль недлинный, а потушу я его только тогда, когда все вы окажетесь на краю! И да, тех, кто в гондоле, это тоже касается!

– Но они не наши! – впервые подал голос один из агентов. – Они из команды дирижабля, у них даже оружия нет!

– Мне без разницы, кто они! Все должны стоять на краю!

Странно, но других возражений почему-то не последовало: агенты покорно побросали оружие, прошли к краю крыши, подняли руки вверх.

– Сюда! Генерал Грул! Сюда! Проход чист, дирижабль ждет вас!

Кричал я неторопливо, и это было непросто: фитиль длинный, горит неспешно, но все же бесконечно этим заниматься не будет, огонь неотвратимо подбирается к детонатору. А солдаты генерала тем временем не торопятся: дверь раскрыта нараспашку, обезвреженный пулемет смотрит во мрак, но никто не показывается.

– Так мне что, самому улетать?! Не ждать вас?!

Вот, первый высунулся, покрутил головой, опасливо покосился на пулемет… и юркнул обратно.

Ну что за тупоголовые бараны! Еще чуть, и придется что-то делать с фитилем. Что? А только одно и остается: выдернуть, пока не рвануло. Думаю, после этого будет непросто уговорить агентов сохранять спокойствие и ни в коем случае не покидать нынешнюю позицию.

Вот показался следующий, а затем еще и еще. Э, а вот этого я хорошо знаю – темнокожий офицер Мушду. Надо отдать ему должное: с ходу понял, что и где, подскочил к пулемету, резво навел его на шеренгу агентов, заорал:

– Леон, бросай динамит! Бросай быстрее!

Тоже понимает, что не нужно разводить открытый огонь вблизи емкости для водорода. Особенно если стенки ее травят газ, а размеры баллона сравнимы с габаритами купеческого парусника.

На крышу выбрался Грул. Выпрямился, заложив руки за спину, неспешно огляделся, уставился на Мушду, кивнул. Тот, кивнув в ответ, нажал гашетку и повел пулемет в сторону, срезая свинцовой струей одного агента за другим. Предпоследний успел выхватить припрятанный за спиной револьвер, но на отчаянный выстрел уже не хватило времени.

Тела расстрелянных еще падали, а генерал уже невозмутимо обратился ко мне:

– Леон, можешь уже спускаться. И да: благодарю, ты и правда кое на что годен.

– Не благодарите раньше времени, ведь вы расстреляли не только агентов, но и команду.

– Команду дирижабля? Пустяки, Леон, ведь ты легко ее заменишь, если я этого пожелаю. А я пожелаю.

Вот ведь незадача, быть демоном – сплошная вереница тех еще хлопот.

– Генерал, должен вас огорчить: для такого большого дирижабля потребуется несколько человек. Я, без сомнения, талантлив, но разрываться на части не способен.

– Мушд, эти гражданские те еще трусы, наверняка кто-то спрятался, не стал выбираться по приказу. Разыскать немедленно.

– Будет исполнено!

– Бойцы! Созывайте всех на крышу и не забывайте о раненых! Никого не оставлять! Мы уходим из этой проклятой тюрьмы!

– Ура!

– Леон, принимайся за дирижабль!

– Как прикажете, генерал…

Ну да. Дело теперь за малым. Где-то разыскать самоучитель по управлению дирижаблем, проштудировать, по возможности сдать письменные и устные экзамены. И вперед, к свободе. Ведь эти недоумки и правда расстреляли всех посторонних, в то, что кто-то спрятался, не верится.

– Леон, принимай этого красавчика!

Это я услышал, когда оказался на крыше. Скалящийся Шфарич толкнул ко мне совсем уж невысокого толстячка в черной замасленной форме. Тот, не удержавшись на ногах, упал, гулко стукнувшись коленками, перепуганно всхлипнул.

– Прятался там… – неопределенно пояснил солдат.

Гм… А ведь получается, что генерал не так уж туп, раз с такой легкостью просчитал поведение команды. Я, конечно, мог заподозрить, что не все послушались приказа, но говорить об этом с такой убежденностью не стал бы.

Шфарич, злобно пнув пленника, рявкнул:

– Кто такой? Чем занимался на дирижабле?

– Мюльс, моторист я.

– Спрятался? Трус, стало быть?

– Боюсь, – не стал скрывать толстячок.

– Вот, Леон, наш смельчак из команды, должен дело знать. Вдвоем-то управитесь?

Я очень сильно сомневался в наших силах, но в такой ситуации оставалось лишь согласиться:

– Если не будет помех, должны. Иди, Шфарич, офицеру Мушду ты нужнее, чем мне.

– А за этим сморчком кто следить будет? Дать пару ребят?

Кивнув, я присел возле пленника, тихо поинтересовался:

– Мюльс, тебе доводилось водить дирижабль самому?

– В смысле за командира стоять? Нет, конечно, мое дело мотор, и все.

– То есть ведет эту штуку командир?

– Ну он на переднем посту, рулевые на боковых, я на моторе, задний у тяги вертикальной, баллонетчики наверху, причальные в полете дежурят на аварийном балласте, делать там обычно нечего. Сам командир только команды раздает с центрального поста.

– Как-то сложно у вас все. А если мы по-скромному, вдвоем?

– Нет, вдвоем ну никак нельзя, никаких рук не хватит везде успевать. А еще ведь и ползать приходится, и все это быстро надо, да на высоте большой. Никак нельзя.

– А ты, Мюльс, очень хорошо подумай, ведь, кроме нас, тут никого пока нет. Выкрутиться сумеем?

– Никак нет. Невозможно такое.

– Знаешь, не хочу на тебя давить, но ты не забыл, что только что сделали с твоей командой? Им ведь и тебя недолго в расход пустить. Ну это, конечно, если поймут, что ты ни на что не годен.

– Как это я не годен?! А мотор?! Никто, кроме меня, с ним не совладает. Хлам тот еще, сам не пойму, как до сих пор не рассыпался. Секретный агрегат, все было на печатях как привезли, а если подумать, так труха бесполезная. Масло течет, будто из ведра, фильтры менять не успеваю, а топливная все равно засоряется, зажигание вообще беда, как и бензопровод. А ведь у нас не локомобиль какой, а дирижабль, на водороде ходим. Пыхнет, и ни нас, ни пассажиров, а возим ведь непростых людей. Без меня не обойтись, даже не думайте.

– Мюльс, я не сомневался, что в моторах ты разбираешься. Но проблема в том, что генералу Грулу не нужен мотор, ему нужен работоспособный дирижабль. Причем быстро, так как к тюрьме приближаются отряды неких блезов, и попадать к ним в плен нежелательно.

Моторист, побледнел, заикаясь, уточнил:

– Б… Б… Братья Истинной Веры?

Честно говоря, никто мне не объяснял, какие именно фанатики собираются взяться за нас всерьез, и потому ответил уклончиво:

– А сам-то как думаешь?

– Т… Т… Тогда нам надо срочно уходить отсюда.

– Вот! Я о том же говорю! И уточню: дирижабль – это наш единственный вариант, других не будет. Ну так ты и дальше будешь рассказывать, что ничего не получится?

– Господин, мне нельзя попадаться братьям. Если они узнают, что я имел дело с моторами… Слышали про Дурвака? Они привязали его к локомобилю, после чего протащили по пустоши, усеянной камнями. Затем руки перепилили ремнем привода, и ноги тоже. Ну а потом сожгли в топке.

– Ну топка у них традиционно, как я заметил.

– Да уж, они всех, кто к технике отношение имеет, очень не любят.

– Ну так что?

– Господин, вдвоем мы никак не справимся. Но и к братьям попадать никак нельзя.

– Согласен. И?

– У вас тут немало людей, надо выбрать несколько помощников. Вы, я так понимаю, в технике разбираетесь, так что станете на центральном. Мотор… Ну там, если все в порядке, делать почти ничего не надо, поставить можно любого, может, и справится. Сам я тогда наверх, на правой тяге встану, оттуда буду кричать тому, кто на левой, что делать. И баллонетчикам тоже пояснять смогу, они там рядом. С вертикальной тягой все плохо, у него отдельный пост, надо будет как следует ему пояснить. Ну и при отрыве сразу ставим руль на подъем с места. Крен, конечно, по линии выйдет, но перетерпим, без ветра это не так уж и опасно. Как поднимемся, выровняемся. Что до посадки… Садиться с такой командой без беды никак не получится, там опыт нужен, все сообща делать и вовремя. Что же…

– Думай, Мюльс, думай!

– Ну… Если стравливать газ и баллонетом подрабатывать вовремя, должны справиться без кормового поста. Но компрессор у нас еле живой, и сжатого воздуха всего ничего, долго на запасе не протянем. Балласт… Балласт у нас сбрасывают, когда дело совсем уж плохо. Поставить на него тоже кого угодно можно, потому как если дело станет плохо, то с такой командой что ни предпринимай, все равно разобьемся.

– Что-то ты совсем уж мрачно это говоришь. Неужели не веришь в наш успех?

Мюльс покосился на дирижабль, печально вздохнул:

– Плохи наши дела. Компрессор может в любой момент накрыться; заправку водородом мы сделать не успели, срочно послали; мотор постукивает, даже глушить страшно, потому как вряд ли потом завести получится; левая тяга тоже нехорошо себя ведет, как бы не заклинило. Даже с нормальной командой непросто при таких делах, а уж сейчас… Но лететь придется, так что давайте ищите людей, выбирайте. Не деревенских, городских ищите и не булочников, а чтобы при мастерских прирабатывали или там на дороге железной. Пусть даже сапоги заводским натирали или двор фабричный подметали, но чтобы сложную технику видели.

Глава 8

– Дирижабль к взлету готов.

Душа к таким словам относилась с превеликим сомнением, но лживый язык слушался беспрекословно. Так что произнес как обычно: чуть иронично, с ленцой, уверенность полнейшая.

Генерал, кивнув, обернулся к Мушду:

– Отойди, мы поговорим вдвоем.

Офицер послушно удалился, оставив нас на краю крыши почти в одиночестве: до ближайших солдат пара десятков шагов, шум двигателя не даст им расслышать ни слова.

– Ну что могу сказать, Леон, – пока что я тобой доволен. И давай сразу кое-что проясню. Я уже говорил, чтобы ты не путал меня с Мушду. Так вот, и впредь не путай. Ни на миг не поверю ни в богов, ни в демонов, но ничего не имею против твоей забавной сказочки. Для глупцов она звучит достаточно правдоподобно, значит, меньше нежелательных вопросов. Ты сейчас, наверное, задаешься вопросом: почему жив до сих пор, если я такой неверующий?

– Отнюдь. Как бы там ни было, я вам полезен, а вы жестоки, но свою выгоду не упустите.

– Верно, ты мне полезен, и потому меня пока что все устраивает.

– Раз уж вы не верите в мою адскую сущность, неужели не захотите узнать истину?

– Зачем? Чтобы выслушать все ту же сказочку или другую? Ты тот еще врун, тебя пытать надо неделю, чтобы хоть кусочек правды получить. У меня есть свое мнение. Думаю, ты просто человек, но человек необычный. Не знаю точно, откуда появился в этой тюрьме, но поведение и, главное, предметы, которые при тебе нашли, подсказывают, что можешь знать многое. Очень многое. В том числе и никому здесь не известное. Мир велик и неизведан, может, где-то на другом его конце живут подобные тебе и ты не знаешь, как к ним добраться. Я уже говорил, что помогу тебе, у меня есть кое-какие связи, так что наш договор все еще в силе. Держись меня, и у тебя будет все. Вижу, солдаты собрались, пора начинать погрузку.

– Э… Хочу кое-что прояснить по поводу дирижабля. Видите ли, с ним не все в порядке, так что даже я не могу гарантировать успешность полета.

– С этими надувными мешками никогда порядка не было, так что ты меня не удивил. Но все же советую постараться сделать так, чтобы эта раздувшаяся колбаса долетела хотя бы до Такоса. Эй! Там! Давайте уже, командуйте погрузку. И помни, Леон: тебе нельзя ошибаться, даже в мелочах. Ты мой персональный демон, всегда это помни. Все должны думать именно так. Иначе договор будет аннулирован.

Нетрудно представить, что со мной произойдет при этом аннулировании…

* * *

Мюльс, скорчив страдальческую мордочку, едва слышно произнес:

– Никак не получится. Никак. Перегруз.

Грул обернулся к Мушду, выражение лица у него при этом стало нехорошим. Подозревая, что сейчас мы рискуем остаться без единственного человека, хоть что-то понимающего в воздухоплавании, я поспешил вмешаться:

– Генерал, не торопитесь, Мюльс нам еще пригодится.

– Он пригодится на земле. Пузо наел гиппопотаму на зависть, вместо него мы можем взять тощего солдата и мешок припасов.

– Если у вас есть солдаты, разбирающиеся в моторах, то валяйте.

– А сам?

– Для управления дирижаблем потребуется несколько человек. Мы уже выбрали кое-кого, но они лишь частично пригодны. Мне и Мюльсу придется из кожи лезть, чтобы везде успевать. В одиночку шансов вообще не будет.

Грул на миг задумался, затем кивнул:

– Ну хорошо, не стану спорить. Я ведь тоже ничего в дирижаблях не понимаю. Но говорю вам обоим: мы не оставим здесь ни одного солдата, даже раненых заберем. Улетят все.

Я требовательно уставился на моториста:

– Ну что скажешь?

– Мы можем выкинуть мебель из кают-компании. Она плетеная, легкая, но наберется прилично. Можно еще слить часть топлива, запас у нас приличный. Канистру с маслом тоже можно оставить, если перед этим зальемся под горловину. Ну и… Ну это…

Генерал, не выдержав, скомандовал:

– Мушду, проверь там сам, что можно выбросить. Не оставляйте ничего лишнего.

После этих слов начался погром. Наземь полетели плетенные из лозы кресла, какие-то тюки, металлические баллоны, книги в кожаных переплетах, сапоги, ведра, куски обшивки и даже швабра нашлась. Наблюдая за процессом вандализма, Мюльс горестно вскрикивал, а затем, не выдержав, заорал:

– Не трогайте расчалки! И распорки не трогайте! И ничего оттуда не ломайте, не отрывайте! Иначе дирижабль никуда не сможет полететь! Да что же вы творите!

Шфарич, ухмыляясь, выдрал оконный проем:

– Уж без этого точно полететь сможет. И не ори, а то зубы потеряешь.

– Какой болван, – тихо пролепетал Мюльс. – Он даже не представляет, как холодно бывает на высоте. Леон, даже если они выбросят все, что можно и нельзя, этого не хватит.

– Ты слышал генерала и понимаешь, что говорить ему такое не стоит. Надо как-то выкручиваться. Ну так что предложишь?

– Сброс аварийного балласта и еще на земле задираем руль за последнюю черту. Двигатель на полные обороты, потом очень важно будет перерезать швартовые в правильной последовательности. Нос подкинет хорошо, сразу наберем высоту. Это если не упадем.

– Не нравятся мне твои последние слова…

– Мне тут все не нравится, но что еще делать остается? На высоких оборотах двигатель долго держать нельзя, будем идти на рулях вверх сколько получится, а там… Там выровняемся, встанем на курс… О нет! Эти варвары выбросили компас! Какой теперь может быть курс?!

– Ну поставим на место.

– Теперь не поставим, это непростой компас. Это… Это… А… неважно уже…

– Эти вертикальные рули что, как крылья работают?

– Какие крылья?

Не найдя в местом языке слов «самолет» или «аэроплан», я пояснил:

– Если рули поднять, то при движении вперед будет действовать подъемная сила?

– Ну да, я об этом и говорю. Чем сильнее их задерешь, тем быстрее подъем. Ну и от тяги зависит, мотор в таком деле много значит. Леон, а почему вас называют демоном?

– Мюльс, ты уверен, что сейчас лучшее время для разговоров на мистические темы? Может, все же вернемся к дирижаблю?

– А чего к нему возвращаться? Если мы на старте не уйдем вверх, то рухнем вон там, где-то за стеной. А если не рухнем, на тяге успеем уйти высоко. Там сбросим обороты и попробуем без компаса в темноте держаться курса. До рассвета немного ждать осталось, утренняя звезда уже поднимается, можно будет по ней ориентироваться. Грубо, конечно, точности никакой, но что нам теперь остается? Полетим со снижением, крейсерским ходом, при перегрузе только так и можно. Но если хорошую высоту успеем набрать, до земли снизимся часа через полтора, а может, и больше. Главное, на встречный ветер не нарваться.

– До Такоса долетим?

– Отсюда до него где-то сто с лишним мерных миль, может, и долетим, хотя вряд ли. Вообще-то все от ветра зависит и от высоты, которую набрать сумеем. Ну и от мотора, само собой. Похоже, эти варвары уже сломали все, что можно и нельзя, пора грузиться.

* * *

Автомобилей я водил великое множество, самых разных: грузовые и легковые, элитные спорткары и ржавые корыта. Не любитель мотоциклов, но и с ними знаком неплохо. Обучался пилотировать легкий одномоторник, но, как это у меня часто случалось, курс не завершил. Высококлассное воровство оплачивается хорошо, деньги нередко тратил на экзотических морях, так что опыт управления скоростными катерами и парусными яхтами тоже имеется. Однажды чуть было не угодил на подводную лодку: появился заказ прибрать к рукам скрытые на дне сокровища. Официально занятая в проекте их подъема фирма должна была все расчистить, и нам по договоренности с продажным сотрудником оставалось подойти темной ночью и прибрать все, что успеем. Но не срослось там что-то. К тому же для такого дела не вор нужен, а водолаз.

Сегодня я приобщусь к новому для себя транспортному средству, и этот факт меня не вдохновляет. К тому же я не сам по себе лететь должен, а в роли пассажироперевозчика. В гондоле дирижабля ради облегчения веса выломали все хлипкие перегородки, и теперь среди руин былого величия разместилось шесть десятков солдат. У каждого винтовка, у некоторых еще и револьвер тяжелый, вещевые мешки с личным барахлом, запасы патронов. Тяжеленный трофейный пулемет Грул оставить отказался, мотивируя свое решение редкостью и дороговизной такого оружия. В общем, для аппарата, никогда не поднимавшего более двух десятков пассажиров, нагрузка более чем приличная.

Попытка создать из солдат технически подкованную команду оказалась успешной лишь частично. Как я понял, бравых ребят набирали главным образом из крестьянских семей, так что выбор невелик. Если рядовой где-то когда-то познакомился с работой паровой молотилки – уже ценный кадр. Ну какая разница, что она не похожа на дирижабль ни с какого ракурса? Жалкие оправдания, бегом карабкайся на рабочее место, парень.

Мое рабочее место выглядело следующим образом: три металлические трубы с раструбами, несколько веревочных тяг и вмонтированный в стену громоздкий прибор для определения высоты. Называть этот тихий ужас альтиметром язык не поворачивался. Но спасибо, что хоть такой есть, и отдельное спасибо мордоворотам Грула за то, что не раскурочили его вместе с остальным хозяйством. С помощью всего этого барахла я должен отдавать приказы на посты. Многоопытный Мюльс, правильно оценив всю бездну моей неосведомленности, слезно умолял лишь об одном: четко вперед посматривать, примечая отклонения от курса.

Как в сложившейся ситуации на этот самый курс выходить, ни он, ни тем более я не представляли. Но так как для нас обоих на первом месте стояло желание убраться из тюрьмы куда угодно, мы этим вопросом сильно не озадачивались.

В общем, оценив весь этот примитивизм, я хотел было обессиленно завалиться в капитанское кресло, но вовремя вспомнил, что его, как и многое другое, безжалостно выбросили. Но не так уж обидно, потому как даже Грулу пришлось стоять.