Дилогия моральной нестабильности перед экзистенциальным страхом

Семён Торчинский

Дилогия моральной нестабильности перед экзистенциальным страхом

Дом дрожащих свиней

Войдя в дом, я вновь ощутил напряжение внутри себя отражавшееся тошнотой в груди. Прихожая оказалась пустой, какой и была весь день до этого. Зачем я опять сюда вернулся? Вопрос риторический. Помещение долго не проветривали, от чего в воздухе стоял спёртый запах. Частицы пыли норовили попасть в нос при каждом вдохе. Не снимая обуви, я шагнул на ковёр, который был чуть младше меня, а может и являлся моим ровесником, судя по его потёртостям.

Моя цель ждёт меня. Она находиться через комнату. Как же я не хочу туда идти. Почему именно я? Кто вообще выбрал меня для этого дела? Но нет времени на глупые вопросы. Левое глазное яблоко начинает покалывать. Приход мигрени близок. Я пытаюсь вдавить пальцами колющий глаз, но боль не стремиться уходить. Он уже рядом, я чувствую его приближение.

Захожу на кухню, тут тоже никого. Да где же вы все? Я же знаю, что вы тут, рядом. Лучи света прорезают комнату сквозь жалюзи на окнах. Частицы пыли словно бесшумные мошки хаотично копошатся в воздухе. Медлить нельзя. Чем больше думаю, тем больше боюсь. Быстрым, но тихим шагом прохожу кухню и оказываюсь у двери следующей комнаты. Замираю возле двери. Сердце долбит в горло пытаясь вытошнить себя из меня. Привет, мигрень, давно не встречались.

За дверью слышу чьё-то мычание. Так и думал, что они там. Пытаюсь успокоиться и глубоко дышу носом. Через достаточно широкую щель между дверью и стеной вижу, что в комнате включён свет. В щель стараюсь часто не заглядывать и не маячить перед ней. Если я увижу, то и меня одарят взглядом. Пытаюсь согреть ледяные ладони – сжимаю и разжимаю кулаки. Зубы стучат словно от холода. Вхожу.

Перед взглядом моим открывается просторная уборная, знакомая мне с детства. Плитку на полу не меняли с тех же времён. Как только я вижу рядом с унитазом высокую белую статую, сердце мигом сжимается. Статуя дрожит будто стиральная машинка в режиме отжима белья, но звука никакого не издаёт. Видом своим она похожа на помесь свиньи и человека, пугающе устрашающая, глаза чёрные с красноватым оттенком. Я смотрю на статую какую-то долю секунды и сразу отвожу взгляд. У меня нет времени на разглядывание деталей, подо мной и так подгибаются ноги от страха перед этим чудовищем.

Напротив статуи стоит девушка, облокотившись о ванну. Девушка вся в чёрном с натянутым на голову капюшоном толстовки, лица её я не вижу, да и не за чем. Мычание доноситься именно из этого капюшона. Девушка резко поворачивает на меня голову, и я тут же прячу взгляд. Мычание становиться интенсивнее и громче. Чувствуется агрессия в мой адрес. Мне явно не рады.

Наша встреча вмещает в себя пару секунд, по истечению которых я не мешкая стараюсь пройти к противоположной стороне помещения. Думаете я не знаю вас? Думаете я не знаю, что делать? В комнате нет окон, но есть подоконник, к нему я и держу путь. На подоконнике стоит устройство похожее на переносную газовую плиту, но это только на первый взгляд, на самом деле это нечто иное, способное прекратить весь кошмар творящийся вокруг. Пройдя мимо статуи лицо обдаёт невидимый пар, словно я только что вошёл в парилку. Меня кидает в жар от такой неожиданности. Запах сырости окутывает моё обоняние. «Сколько вы тут сидите?» думаю я и продолжаю движение.

Достигнув подоконника спиной, чувствую чужой взгляд и съёживаюсь от возможности какой-то непредсказуемости. Перед глазами нужное мне устройство, ищу на нём включатель. И правда похоже на газовую плиту, даже две конфорки есть. Ну в принципе мне так его и описывали. Нахожу включатель похожий на резиновую кнопку подсоса бензина на культиваторе. Дрожащими потными руками ощупываю кнопку и пару раз нажимаю на неё. От напряжения боль в глазу практически не ощущается.

Одна из конфорок загорается синим пламенем. Обращаю внимание на мычание за спиной – его нет. Блять. И что делать? Меня к этому никто не готовил. Слышу громкий удар об пол, будто кто-то кинул кирпич о кафель. Статуя начала движение. Я резко оборачиваюсь и вижу, как дрожащая статуя свино-человека движется ко мне. Вернее, не ко мне, а к горящей конфорке, но я всё равно от недоверия и страха воспринимаю это движение на свой счёт.

Девушка у ванны вздрагивает всем телом – смеётся. Что-то тут не так. Во рту пересыхает, мозг отказывается анализировать ситуацию. Громким стуком статуя продолжает приближаться. Тело берёт озноб, разум на гране помешательства. Безликое лицо девушки поднимается на меня, сколько я в него не всматриваюсь, разглядеть ничего не получается. Чувствую исходящее от девушки – зло. А может быть это женщина, а не девушка? Или бабка? С чего я вообще взял, что это девушка? Хотя разве сейчас это важно? Я начинаю медленно отходить от включенного устройства, следуя к выходу из комнаты. Дрожащая белая статую простукивает мимо меня. В этот момент всё моё нутро сжимается в готовности прибавить шаг, но я знаю, что провоцировать статую нельзя, иначе она никогда не покинет этот дом.

Девушка (или уже не девушка) опять издаёт смеющийся стон. Не поднимая головы, я прохожу мимо неё. Почему комната такая вытянутая? Ещё метра четыре до выхода. Стук от шагов статуи прекращается. Я невольно поворачиваюсь, чтоб посмотреть на белое дрожащее создание. Статуя свино-человека стоит у горящей конфорке и ничего не делает. Почему она не уменьшается и не залезает в огонь? Мне же сказали, что после включения огня она так поступит. Мой взгляд падает на девушку в капюшоне. Опять раздаётся смех. Я начинаю подозревать, что именно эта безликая виновата в происходящем. Она что-то сделала с устройством, догадываюсь я. Надо быстро убираться отсюда.

Ускоряю шаг и периферийным зрением вижу, как свиная голова статуи поворачивается на сто восемьдесят градусов в мою сторону. Сердце замирает, выбрасывая в мой организм такую дозу адреналина, что начинает кружиться голова. Девушка в капюшоне бросается в мою сторону. Ну опять же не в мою, а в сторону выхода, но я снова воспринимаю всё на свой счёт. Так же кидаюсь к выходу. За спиной слышу грохот камней – статуя вновь пришла в движение. На этот раз действительно в мою сторону. Стук её шагов о кафель приближается с внушительной скоростью. Я, что есть сил, успеваю вылететь из комнаты и запереть за собой дверь, благо с моей стороны есть засов. Резко раздаётся толчок в дверь – девушка в капюшоне. Она яростно стучится в дверь, не издавая при этом обычных мычаний. Я прижимаюсь спиной к двери, помогая тем самым засову сдерживать натиск.

С противоположной стороны двери слышны каменные шаги, они уже сбавили в скорости и медленно приближаются к своей жертве. Безликая перестаёт стучаться в дверь. Дверь служит качественным проводником страха. Сердце бешено вырывается из груди. Безликая хотела убить меня, но сама попалась в свою ловушку. Жалость к девушке поражает моё сердце, но я никак не могу помочь ей. Грохот каменных шагов замолкает.

Я пытаюсь заткнуть уши пальцами, но не успеваю этого сделать и чувствую новый удар в дверь. Энергия от удара слегка откидывает меня, но я быстро возвращаюсь в прежнее положение. Толчок ощущается не с центра двери, а с её верха – неведомая сила статуи оторвала свою жертву от пола. Следом раздаётся душераздирающий звук. Я не знаю, как его описать, он одновременно похож на стук оголённых костей друг о друга и на судорожный приступ эпилептика с протяжным мычанием. Каждый непроизвольный удар конечностей жертвы о дверь отражается внутри меня. Это даже сложно назвать ударами, скорее дрожью. Всё это будет преследовать меня в кошмарах. Никогда не находился рядом с умирающим человеком. Что она там видит? Что вообще происходит? Чувство такое будто её убивает нечто невообразимо страшное. Настолько страшное, что взглянуть на это соизмеримо смерти.

Тело безликой с глухим ударом падает на пол. Охота плакать от осознания, что жизнь из неё безжалостно высосали и за дверью теперь лежит оболочка покинутой души, словно сброшенная шкура змеи. Я мог быть на её месте. Отхожу от двери и вижу в щели мерцающий силуэт статуи. Вновь слышны каменные стуки шагов, они отдаляются. В щель смотрю лишь периферийным зрением, боясь увидеть то, что увидела безликая. Пульс неадекватно поднимается, слёзы давят на горло. Я в шаге от нервного срыва. Стуки каменных шагов замолкают. Раздаётся потрескивающий звук огневого вихря. «Оно всё же шагнуло в огонь», озаряет меня. Надо убираться от сюда, иначе сердце в груди не удержать.

Не проходит минуты, как я захлопываю входную дверь дома и оказываюсь на улице. В глаза ударяет дневной свет, я сразу вспоминаю о боли в левой глазнице. Моё тело всё мокрое от пота, лицо искажено мерзкой утомлённой гримасой. Чувствую, как щёки мои впали вовнутрь. Помимо дневного света во дворе дома меня встречает Кира – довольно странный парень, вечно таскающий зубочистку в зубах. Голова его выбрита под ноль, глаза серые с золотым гало вокруг зрачка. Его родителей многие упрекают за имя сына, но я лишь завидую их оригинальности. Кира улыбчиво смотрит на меня, облокотившись на свою красную Skoda Octavia.

– Ну чё? – спрашивает.

– Как чё? Пиздец, чуть не сдох, – отвечаю.

– До этого я не замечал, чтоб ты матерился.

– Я не могу сейчас иначе… – произношу я не в силах отдышаться.

– Видок у тебя, конечно, не завидный.

– Если честно мне глубоко насрать на мой вид, я там такое только что видел, – пытаюсь поймать ртом воздух, чтоб вздохнуть полной грудью.

– Тебя же предупреждали.

– К тому, что там в итоге произошло, меня не готовили, – пару тройку раз удаётся поймать воздух полной грудью, от чего немного прихожу в себя.

– Ладно прекращай ныть, – Кира отрывается от машины и подходит ко мне, – как глаз?

– Не спрашивай…

– Показать почему он так болит? – спрашивает он невозмутимо. Я так завидую его вечному спокойствию и уверенности. Почему я такое сыкло? Он даже не спросил меня об успешности моего посещения дома. Не ужели он во мне так же уверен, как и в себе?

Кира обнимает меня рукой за плечи и выводит со двора на дорогу. Глаза мои вылезают на лоб от увиденного на дороге, а сердце опять пускается в истерический танец. В метрах двухстах от нас стоит мотоцикл с человеческим силуэтом рядом.

– Стоит там с твоего захода в дом, – объявляет Кира.

– Это он, он, – принимаюсь бормотать я, дёргая приятеля за рукав и оттаскивая назад, – он пришёл за мной. Надо быстро уезжать от сюда.

– Он каждую минута на шаг приближается.

– Кира, приди в себя! – пытаюсь передать ему свою тревожность, – он нас убьёт.

Глаз начинает болеть ещё с большей силой, и я закрываю его ладонью.

– Блять, я уже не могу это терпеть! Кира, уезжаем! – чуть не плачу я.

Вижу, как человеческий силуэт залезает на мотоцикл. Мы быстро забегаем во двор и прыгаем в машину. Кира вдавливает педаль газа в пол и машина срывается с места, поднимая песочную пыль с дороги.

Мы мчимся по шоссе обгоняя другие машины, закрыв глаза на всевозможные скоростные ограничения. Я сижу на переднем пассажирском кресле и вытираю потные руки о штаны. Смотрю в заднее стекло и вижу, что мотоцикл с человеческим силуэтом приближается к нам. Трёхзначное число на нашем спидометре будто бы не имеет для него никакого значения.

– Кира, нам конец, – бормочу я.

– Посмотри на свой глаз, – произносит мне мой спутник, передвигая зубочистку языком во рту.

Я быстро опускаю солнце защитный козырёк и смотрю в зеркальце. Вид мой поражает. Белок болящего глаза полностью пожелтел, зрачок покраснел, а веки стали зелёного оттенка и впали вовнутрь. Сам глаз увеличился в размере и перестал моргать. Любое усилие пошевелить им разноситься колющей болью по всей голове. К горлу подбирается комок тошноты. Неужели я труп?

– Следи за преследователем, – вырывает меня из ступора Кира, – лезь в багажник и достань оттуда коробку с глазными яблоками. Кинем их в него, может он отс… – завершить фразу ему не удаётся.

Нас резко кидает вперёд, но объятие ремней безопасности не позволяет нам вылететь из лобового окна. Мысли мгновенно покидают мой разум, остаются только чувства. Перегрузка жуткая. Подушка безопасности бьёт мне в лицо. Затем в глаза врезается яркий свет, которого я доселе не видел, даже смотря открытыми глазами на солнце. Тело резко ощущает невесомую лёгкость. Я не вижу и не чувствую ничего вокруг себя.

– Вставай! – кричит знакомый голос.

Кира? Почему ты не такой невозмутимый, как обычно? Свет рассеивается, но блики в глазах ещё долго не могут меня покинуть. Окровавленное лицо Киры смотрит на меня и кричит. Странно, но улыбка не сходит с его лица даже во время крика. А зубочистка? Всё ещё во рту. После такой аварии? Стоп. Почему мы выжили? Мы же неслись с бешенной скоростью.

Я прихожу в себя на асфальте автострады, кругом разбитые машины. В нос лезет вонь палёной резины. Надомной стоит Кира, кровь с его лица капает на меня и быстро впитывается в одежду. На мне ни царапины. Недалеко от нас лежит раскуроченная в хлам красная Skoda Octavia, а вокруг неё множество глазных яблок, вылетевших из багажника.

– Почему? – выдавливаю из себя я.

– Это всё он, – отвечает уже спокойным голосом Кира, указывая пальцем на приближающийся силуэт, – он вызвал аварию, и он же нас спас.

– Почему? – не понимаю я.

– Чтоб не покалечить глаз.

Силуэт подходит почти вплотную к нам, и я могу в деталях разглядеть его. Тело незваного гостя покрыто чёрным полотном, а голова выбрита под ноль, практически как у Киры. На половину его лица (если это можно назвать лицом) располагается большая красноватая дыра – глазница. Под дырой растянута трещина рта, выражающая полное равнодушие. Губы шевелятся, пытаясь выпустить из себя звук.

Ноги существа останавливаются возле моей головы. Меня посещает чувство смирения и готовности принять смерть. Я гляжу на Киру, тот, молча не теряя своей улыбки отходит в сторону и пытается вытереть рукавом кровь с лица.

– Эль, эль. Фь, фь, – шепчет существо.

– Я не понимаю…

– Фь, фе, эль, фь, – продолжает безглазое нечто.

– Отдай ему глаз, – произносит невозмутимый Кира, – в любом случае мы в тупике, а так хоть в живых останемся.

– На меня же рассчитывали, – произношу я сдавленным от слёз голосом.

– Ну не всем же мир спасать, никого что ли кроме нас нет? Брось, мы не смогли, кто-то другой сможет.

Чувствуя облегчение от слов Киры, я смотрю в пустую глазницу существа. Как же невыносимо болит глаз.

– Эль, фь, фь.

– Да давай доставай уже, – выдавливаю я из себя с комком в горле и тяжестью на сердце.

Существо передо мной достаёт из обвисшего рукава свою кисть с длинными тонкими пальцами, плавно перетекающими в прямые ногти, похожие на чёрные иглы. Рука приближается ко мне, к моему лицо. Чёрные иглы ногтей проникают в мою глазницу, охватывая большой жёлтый слезливый глаз. Не всем быть героями, не всем мир спасать.

Озноб

Белые кроссовки в грязи. Павел с недоумевающем выражением лица смотрит на них не отводя взгляд, пока холодные капли прошедшего дождя затекают ему за шиворот, вызывая неприятный озноб. «Так ты меня встречаешь, родной город?» думает про себя он.

Дорога (если эту реку из песка и глины можно так назвать), на окраине которой стоит Павел, знакома с детства. Одиннадцать лет она служила ему связью со школой и более заселёнными районами города, перед тем как он поступил в университет и уехал из родного дома.

Грязные белые кроссовки с символикой Adidas напоминают Павлу, что в свои двадцать шесть лет, он обязан приезжать к родителям в родной город каждые выходные, потому что больше не знает, как провести эти два дня. Парень вспоминает престижный вуз, который ему посчастливилось закончить, свои беззаботные «университеты» и серость настоящего момента, где ему приходиться метаться между недолговременными подработками – от консультирования в разных бутиках к ночной охране закрытых офисов. И сейчас все эти мысли рождаются в голове парня от лицезрения грязных капель на недавно вымытых белых кроссовках. «Белая обувь и грязь – интересная формула для анализа собственного существования», думает Павел, разыскивая в рюкзаке хоть что-нибудь напоминающее на салфетки, но в руки ему попадается лишь провода зарядных устройств. Не найдя ничего бумажного, парень достаёт руку из внутренностей рюкзака. Затем глазами сопровождает мимо проходящего прохожего и, как только тот проходит, опускается чтоб протереть свою обувь ладонью. Песочная крошка с кроссовок без труда перекидывается и на пальцы Павла, постепенно уменьшая чистые проценты на его теле. Стряхивая руки от грязи, Павел озирается по сторонам чтоб удостовериться, что никто не видел его неудачу. Шумно всасывая через ноздри прохладный воздух, Павел откидывает попытки счистить грязь со своих белых кроссовок и со скрипом в сердце продолжает путь к родительскому дому. Путь немалый.

Каждый шаг тщательно выверен. Один неверный расчёт в движении ноги сулит ещё большую загрязнённость белой обуви. Балансируя между сухими пространствами дороги, Павел замечает на ручейках и на влажной грязи яркие блики. В спину и мокрую после дождя голову ударяет приятное тепло – лучи солнца пронзили пасмурное небо насквозь. Тень от собственного тела разлеглась перед ногами Павла. Он не оборачивается на давно невиданное им солнце, дабы не терять равновесие. Истерия по поводу грязных кроссовок постепенно выветривается у него из головы, оставляя там лишь приятные мысли о скором удовлетворении своих физических потребностей – в еде и сне. Благодаря обонянию прохладный запах осеннего дня дарит приятную атмосферу школьных лет, от чего у Павла становится светло на душе.

Резкий шлепок подошвы о грязь отрезвляет замечтавшегося. «Ну как всегда», думается Павлу. Он опускает взгляд на угодивший в грязь кроссовок: «Да, приятель тебе не позавидуешь». Павел опять останавливается и вдруг замечает, как поменялись блики на грязи – те почему-то окрасились в красный и жёлтый цвет, стали мерцать. Парень замирает в ступоре. В уши врезается странный звук, доносящийся из далека и будто бы сверху. Звук походит на непонятное гудение, где еле различается неуловимая мелодия. Звук стремительно перерастает в шум. Спину Павла покрывают мурашки, а в теле чувствуется немеющий трепет. Ощущение будто вот-вот машина в спину влетит. Парень резко разворачивается, забывая про свою обувь, которая тут же окунается в лужу. От увиденного парня чуть не накрывает психическое помешательство.

В небе перед парнем возвышается громадного размера фреска с изображением величественного вида блаженного. Фреска размером с семиэтажное здание, она парит в воздухе, нарушая всевозможные законы физики. В тоже мгновение, как взгляд Павла фокусируется на увиденном, сердцебиение увеличивается до невероятных скоростей – скоростей своего предела. Парень не верит глазам, но лишь какие-то доли секунды. Не верить долго не получается, ведь происходящее реально. Ноги под ним подгибаются от сильного психологического потрясения. Мозг отказывается работать в прежнем режиме. Информация в голове перестаёт генерироваться. Что это всё такое?

Вид блаженного с фрески непоколебим и безжизненен. Лик его желтоват и невозмутим. Взгляд одновременно устремлён на Павла и одновременно сквозь него. Тело блаженного покрыто красной шелковистой тканью, одно правое плечо оголено, в руке застыл искривлённой формы посох.

Павел никогда в жизни не читавший Библию, тут же неосознанно отождествляет происходящее с чем-то религиозным. Чувство страха и всепоглощающей вины перед всем живым на планете заполняет его сердце. С неожиданностью для самого себя в глазах появляются слёзы. Сильное желание пасть на колени и разреветься. Шум гудящей фрески бьёт по ушам опьяняя сознание. Парень хочет бежать прочь, но не может сдвинуться с места. «Неужели вот оно? Неужели сейчас?»

Солнечный свет, проходящий будто бы сквозь фреску, становиться интенсивней и заставляет парня зажмуриться. Ещё никогда собственное существование не казалось Павлу на столько ничтожным. Слёзы текут по его щекам, но он даже не пытается их вытереть. Челюсть содрогается, будто от холода. Страх. Экзистенциальный страх сковывает абсолютно всё тело. Губы Павла пытаются что-то шептать, но голосовые связки скованы напряжением.

Поглотившее Павла оцепенение разрушается тем фактом, что шум от фрески резко обрывается и, в уши врезается резкий, пронизывающий всё нутро до мурашек, человеческий вопль. И не один. Парень автоматически уводит взгляд с неба в сторону города. Увиденное там ещё сильнее развеивает уверенность в устойчивости собственных ног. Он чуть ли не падает, но в последний момент ловит равновесие.

Небо над городом темнее чем прежде. Оттенок пасмурных облаков кроваво красный. Люди копошатся словно личинки комаров в немытом бассейне. Многие кричат, указывая на гигантскую фреску над Павлом. Некоторые стоят на коленях и кланяются.

Неожиданно с отверстия в небе, от куда появилась фреска, начинают сыпаться перья. Радиус их разброса достаточно велик и покрывает весь город. Сами по себе перья не похожи на привычные перья пернатых, они заострены на концах и размером с человеческое предплечье. Перья вонзаются в землю не задевая людей. Павел видит, как некоторые люди в городе начинаю приближаться к ним и брать их в руки. После прикосновения перья начинают чернеть. Дотронувшихся до них людей в страхе передёргивает, после чего кожа этих несчастных начинает пениться, а тела принимать ужасающие формы. Порождённые из человеческих тел монстры начинают бросаться на других людей, превращая обычный осенний день в кровавую баню.

От увиденного Павел делает шаг назад ещё больше погружая ноги в глубокую лужу. От шока охватившего всё сознание и тело парня, образовывается неуверенность в каждом движении. Чувство отдалённо напоминает догонялки, когда за тобой мчится, кто-то гораздо быстрее тебя – давящее желание сдаться и принять свою судьбу. Павел делает следующий шаг назад, а за тем ещё один. Он пятиться назад словно боится кого-то спугнуть, забывая про окружающие его перья. Его взгляд метается от фрески к городскому помешательству. Парень замирает, как только его нога упирается во что-то твёрдое, по ощущениям напоминающее на торчащую из земли арматуру. От неожиданности его бросает в жар, и он оборачивается.

Перед парнем лежат два штыря, один фиолетового другой голубого цвета. Он присматривается внимательней и понимает, что перед ним два клинка. «Тоже с неба упали?» мелькает в голове Павла. Он стоял бы перед этими странными кленками ещё несколько долгих секунд если б не поднял взгляд. Спереди на него бежит, какая-то женщина, лицо её искажено шоком.

– Беги! Беги в город! – кричит она, от чего Павел вздрагивает. До слов незнакомки он бы решил для себя логичнее бежать в сторону дома родителей, но сейчас этот вариант покинул его голову. Он быстро оборачивается на город, где шастают существа, раньше называвшиеся людьми, после чего хватает два клинка перед собой для обороны. Женщина проносится мимо него, – беги, чё встал! В городском театре ещё есть люди!

Не раздумывая, Павел трогается с места за незнакомкой. В страхе лишиться собственной жизни он даже не думает о жизни родителей. Разум и тело поглотил адреналин и паника. Он быстро догоняет и обгоняет женщину, которая испуганно ускоряется и кричит ему вслед: «Подожди меня!» Но животный страх не позволяет ждать отстающих.

Как только Павел выбегает на асфальтную дорогу города то замечает, что вместе с людьми преобразился и сам город. Здания как будто полили чёрной смолой, а дороги вздулись и потрескались, словно корка свежеиспечённого хлеба. Бывшие люди устремляют свои пустые глазницы, где ещё сохранились остатки вытекших глаз, на Павла с незнакомкой. Вокруг пахнет сладковатым пряным запахом, на языке чувствуется вкус железа. Тошнота подходит к горлу Павла, но он пытается не обращать на неё внимание.

Неожиданно слева к нему подбегает существо. Незнакомка, догнавшая к этому моменту Павла, вскрикивает. Позвоночник существа переломан, от чего всё тело напоминает вопросительный знак. Почему оно движется? Неловким движением руки Павел взмахивает одним из клинков и разрезает грудь существа. В движениях руки нет уверенности. Из раны начинает просачиваться густая тёмная жидкость, со шлепками плюхаясь на асфальт. Существо издаёт протяжный стон. Павел немедля ни секунды устремляется прочь от раненного (или убитого) существа.

– К театру, к театру! – задыхаясь кричит женщина за спиной. Парень, не обдумывая бежит по самому кратчайшему пути к театру, расположенному на окраине города (путь давно известный ему). Не жалея белых кроссовок, он бежит по газону, лужам, перепрыгивает через небольшие кусты, перебегает пустынные дороги, где иногда стоят заржавевшие за мгновение автомобили. Голову не покидает страх, что вот-вот кто-то вонзит свои когти в спину. За спиной слышны вопли существ. Они бегут за Павлом и незнакомкой.