Наперекор времени. Часть 2

Первые «странствующие дагеротиписты» появились в Москве в конце 1839-го года. Они арендовали помещения в самых модных и многолюдных торговых районах Москвы. В 1840-х годах «дагеротипные снаряды» – фотокамеры – иностранного производства можно было приобрести в магазине братьев К. и А. Бекерс, торгующем парфюмерией, сладостями, товарами «художественной промышленности». В начале уже XX-го века слова гелиография, дагеротипия заменило более привычное для людей этого века (и последующих) слово фотография. А в 1912-м году в Дании появилась первая профессиональная организация – Датский Союз Фотографистов Прессы (Pressefotografforbundet), организованная шестью фоторепортёрами в Копенгагене. С 1935-го года по решению IX-го Международного конгресса научной и прикладной фотографии 7 января 1839-го года (сообщение об изобретении Дагера Араго) считается днём изобретения фотографии.

– Вот-вот, дагеротописты. Ну, ладно, фотографии Василисы сейчас сделать, конечно, не удастся. Раньше об этом думать нужно было. О! А вот почему же ты сам не оставляешь ей свою фотографию? Я думаю, что она так бы её спрятала, что муж не нашёл бы. Да если Лёшка её и увидит, то он всё правильно поймёт, он парень умный – он же знает, как ты ей помогал.

– Ёлки-палки!! Дядя Игнат, где же вы раньше были?! Как же так?… Фото…

– А я-то здесь при чём? – улыбнулся, несмотря на довольно серьёзный разговор Карелин. – А где ты сам был? Почему ты об этом не думал? Что, как говорится, разумная мысля всегда приходит опосля?

– Вы правы, извините. Действительно, почему я вас должен обвинять?… Где я сам, дурак, был?! Как я раньше сам до этого не додумался. Ну, ничего, а вот этот свой промах я обязательно исправлю. А потому я начну ездить на Чарыш только после того, как у меня на руках уже будет моя фотография. И даже не просите, не уговаривайте меня, не говорите, что я упускаю время, шанс… Я поступлю только так, как решил.

– Зная тебя, я и не стану тебя уговаривать. Но тогда действительно не теряй время, езжай как можно раньше в Чарышскую Пристань.

– Завтра же и поеду. Пациентов у меня нет, а поездка в Пристань много времени не заберёт. Вот только нужно будет ещё ехать забирать фотографию.

– Я тебе дам любые деньги, но проси, чтобы фотограф сделал фотографию побыстрее. Если ему хорошо заплатить, то он и в этот день её сможет, наверное, сделать. И тогда не нужно тебе будет ещё один день терять. Вот только пусть он делает не одну фотографию, а две.

– Я вас понял, сделаю две фотографии. А деньги и у меня есть. Я их вам потом всё равно оставлю – в моём времени они не нужны. Да, возможно, фотограф и сможет сделать фотографию за один день. Если только у него не будет много клиентов. Потому что изготовление фотографии долгий процесс. Но я буду его просить об этом, а деньги будут для него стимулом.

– Давай, действуй.

– Завтра и начну действовать. Только вот как мне объясняться с Василисой? И с чего это вдруг я дарю ей свою фотографию – замужней женщине?

– Я ей сам позже, ну, когда ты уже покинешь село, всё ей объясню, и фотографию передам. И она всё правильно поймёт. Она даже намного быстрее поверит мне, нежели тебе. Она знает, что я слова лжи не скажу.

– Я ей тоже не скажу слова лжи, да и не говорил таких слов никогда, – обиделся Сашка.

– Я верю тебе. Но ты ей многое не договаривал, а потому она скорее поверит мне. Тем более что я всё ей о тебе расскажу.

– Всё?!

– Всё, Саша. Тогда уже можно будет. И я уверен, что Василиса будет твёрдо молчать. Хотя бы в память о тебе. Но она тогда окончательно поймёт, почему ты ей что-то недоговаривал. А женщины хорошо такие вещи чувствуют. Она тогда прекрасно поймёт, что ты не мог поступить иначе.

– Хм, – медленно протянул Александр, размышляя, – а в этом что-то есть. Так, наверное, действительно будет правильно. И Василиса всё поймёт, и мне не придётся выкручиваться. Спасибо вам за всё, дядя Игнат!

– Да не за что. Это всё мелочи, по сравнению с тем, что ты покинешь меня и свою Василису. В общем, не забывай о записке мне. Ты там открыто всё не пиши, я и так пойму. А вот, если пустую пролётку кто-нибудь встретит, так вот чтобы тому записка казалась абсолютно естественной. И ничего не пиши Василисе, не компрометируй молодую женщину. Я ей сам всё с глазу на глаз скажу.

– Хорошо. Кстати, о пустой пролётке. Я надеюсь, что Воронок сам дорогу назад найдёт.

– Ещё как найдёт. Лошади, они твари умные, дорогу к дому они обязательно найдут. Вот с ним ты как раз нормально попрощайся. Если с человеком не получается, то хотя бы с конём. А потом легонько хлопни его рукой по крупу и прикажи: «Домой, Воронок!». Он и побежит домой, уже и без тебя, сам побежит, – грустно протянул Карелин.

– Я всё понял. И не переживайте, дядя Игнат, хотя как тут можно не переживать… У меня у самого душа не на месте.

– Ладно. У нас есть ещё время, чтобы обвыкнуться со всем этим. Хотя, ты прав, конечно – как тут можно не переживать и обвыкаться. В общем, так, не будем нюни распускать. Мы с тобой практически всё решили, а потому закрываем этот тягостный для обоих разговор.

А разговор и в самом деле оказался очень непростым, а уж его концовка вообще была тяжёлой для мужчин. Хорошо ещё, что они нашли более-менее оптимальное решение проблемы.

Глава 2

Быть или не быть?…

Начало июля началось у Александра вроде бы обычно, как до того в последнее время начинался каждый его рабочий день, да и выходной тоже – лето, работы в эту пору года всегда много. Поднялись Карелин и его племянник – а скорее, действительно приёмный сын – в шесть часов. Когда они во дворе умывались, Игнат Степанович спросил: Сашку:

– Воронка на пастбище не выгоняешь?

– Сегодня нет. Он на Чарыше, как я думаю, полдня пастись будет.

– Понятно. Значит, едешь-таки в Чарышскую Пристань?

– Еду, отец!

– О! – растрогался Карелин. – Дождался я такого обращения… Спасибо тебе!

– Но ведь так оно, наверное, и есть, вы вчера правильно это отметили. Да и за два года, проживая под одной крышей, и учитывая то, сколько всего вы для меня сделали, это действительно так.

– Да что я там сделал… А если и делал, то не только для тебя, а и для села, для людей я делал. Да и для самого себя тоже, – тяжело вздохнул он. – Два года я жил и радовался, а скоро меня опять ожидает одиночество… Для стариков хуже нет, когда они одиноки, не с кем и словом перекинуться. А порой и слов не нужно, просто чувствуешь, что рядом близкий человек, который понимает и поддерживает тебя. Многие умирают не столько от старости, сколько от одиночества. Такие вот дела…

– Дядя Игнат,…или отец, не знаю, как теперь к вам обращаться.

– Можно и так, и так. Всё равно недолго уже осталось…

– Так вот, не унывайте вы так. Всё же, рядом с вами сестра. Это же очень близкий и родной человек. Дети, создавая свои семьи, могут уехать в другое село, город, край, а то и страну. А единоутробный человек всегда помнит о существе ему же подобному, не забывает, искренне радуется при встрече. У меня вот такого человека нет, а у вас он есть.

– Ладно, закрыли тему. Тоже мне, успокоитель нашёлся. Пошли завтракать.

Но за столом тема планов на сегодняшний день Александра, конечно же, продолжилась.

– Ты в какой рубахе в Пристань собираешься ехать? – спросил Игнат Степанович.

– Вот это я как раз ещё не решил. И хотел с вами посоветоваться. Белую одевать или красную – нарядную, праздничную?

– Ну, если фото на память, то лучше праздничную. Пусть пока что и не праздник. Но фото-то на всю жизнь.

– Ну, я тоже сначала так думал. Но есть сомнение.

– И что за сомнение?

– Понимаете, самая красивая, яркая рубаха на фотографии всё равно будет выглядеть серой. Фото ведь не цветное.

– Что значит, цветное? Фото оно и есть фото.

– А, ну да, я просто забыл… Понимаете, дядя Игнат, вы привыкли к этим фото, например в газете. Но есть уже даже в ваше время – немного, но есть – цветные фотографии. Ну, а у нас они уже только такие. Так вот, на них красная рубаха и есть красной, небо – голубое, трава, деревья – зелёные, тыква – оранжевая. И так далее и тому подобное. В общем, всё как в жизни.

– У-у, ты смотри как оно… Красиво, наверное…

– Очень красиво, тем более, что на фото всё выглядит ярче. Глаз привыкает к обыденности, и порой эту красоту уже как бы не замечает. А на фотографии оно всё проявляется.

– Да-а, увидеть бы и мне такие фото. Ты говоришь, что и у нас они уже есть?

– Ну, в Чарышской Пристани или Бийске их точно нет. Возможно, и в Барнауле пока что нет. А вот в Новониколаевске или Томске могут и быть. Пройдёт лет 5–7, и вы их точно увидите, если наведаетесь в какой-нибудь крупный город. А лет через 20–30 и синематограф, кино будет цветное.

– Да-а, вот это времена пойдут! И почему бы мне было не родиться лет через 50, или хотя бы 30?…

– Если бы это от конкретного индивидуума зависело… – вздохнул Александр, – тогда все бы рвались родиться как можно позже. Но, чтобы это позже произошло, нужно кому-то его творить. Потому матушка Природа и не позволяет вмешиваться в такой процесс. Без стародавних веков не было бы ни настоящего, ни будущего.

– Я это понимаю, – грустно протянул Карелин. – Это просто у меня от твоих рассказов некая ностальгия. У людей обычно бывает ностальгия по прошлому, а вот у меня – по будущему. Ладно, хватит об этом. А то я совсем расклеюсь. Саша, мы всё время отвлекаемся от основной нити разговора. Давай возвращаться к нашим рубахам. Точнее, именно к твоей рубахе. Да, красная рубаха на фото не получится, будет она серой, тёмной.

– Вот и я о том же подумал. Ну, вроде бы была ранее красивой, да выцвела – серая, грязная.

– Ну, она точно не грязная. Я сколько фото видел, не могу ни об одном из них сказать, что у человека одежда грязная. Тем более что для фото всегда наряжаются в самую лучшую одёжку – как на праздник.

– Я согласен с вами. Немного не так я выразился. Просто у меня перед глазами цветные фотографии, а чёрно-белые против них какие-то блёклые, ну, как выгоревшие. А потому я подумал, что одену я, наверное, обычную белую рубаху. Вот уж она не будет казаться блёклой, выцветшей, она будет казаться чистой. Кроме того, на ней хорошо будет виден узор. А на красной рубахе, тёмной на фото, узор почти и незаметен будет.

– Да-а, а вот в этом ты, пожалуй, прав. Точно, одевай-ка ты белую косоворотку. Она на фото постоянно будет такой. А волосы у тебя тёмные, лицо загорелое, так что есть и некий контраст к рубахе – не будет всё белым.

– Спасибо, что поняли меня. Вы сегодня обедайте без меня. Приготовите, что-нибудь на скорую руку, потому что я, наверное, поздно вернусь. Буду просить фотографа, чтобы он сделал мне фотографии сегодня. Нет резона ещё раз в Пристань мотаться.

– Да, это верно. Деньги у тебя есть?

– Есть, есть. Ещё и останутся. И буду очень надеяться, что царские рубли и копейки мне вскоре уже не понадобятся.

– Хорошо. Плати тому фотографу хоть и все деньги. У меня деньги имеются, а лишнего мне не нужно. Да и что мне, старику покупать… Много ли мне нужно? В общем, пусть фото тебе сделают именно сегодня. Так, всё. Я побежал на работу. А то чересчур заговорились мы. Тебе удачи! И до встречи уже вечером.

Сашка же после ухода приёмного отца, прибрал со стола, помыл посуду, взял небольшую краюшку хлеба и пошёл впрягать Воронка в пролётку, угостив его. Затем он вернулся в дом, сменил свою каждодневную белую рубаху на такого же цвета, но свежую, собрал все свои наличные деньги, запер дом, прикрепил на дверь, заготовленную заранее записку (о том, что дома он будет только ближе к вечеру) и пошёл к пролётке. Минут через 10 он, покинув село, был уже в пути к Усть-Чарышской Пристани.

Времени для того, чтобы сфотографироваться у Сашки ушло минимум. Ну, не одна, конечно, минута, поскольку фотограф со знанием дела долго усаживал клиента, чуть-чуть поворачивал то его самого, то одно лишь лицо. Он также подбирал фон за спиной сидящего, изучал, равномерно ли освещение. Затем, накрыв голову покрывалом, долго «прицеливался» фотоаппаратом. В конце концов, он закрыл объектив крышкой, вставил фотопластинку, и ещё через секунд 10, наконец-то «вылетела птичка». Но, всё равно, это заняло не более 7–8 минут.

А вот «торги» по поводу окончательного изготовления двух фотографий – всего лишь двух – длились значительно дольше. Сначала фотограф и слушать не хотел о том, что можно изготовить фотографии сегодня. Он начал объяснять клиенту какая же это сложная работа, вызвав лишь улыбку у того. Александр же спокойно, но с той же улыбкой растолковал специалисту своего дела, что для этого нужно не так уж и много: проявить и закрепить фотопластинку, после чего высушить её. А далее контактным способом перенести изображение на фотобумагу, и тоже её проявить, закрепить и высушить. Вот и всех-то дел. Да, нужно естественно готовить ещё и растворы, но много времени это не занимает. После этого фотограф уважительно посмотрел на своего такого осведомлённого клиента, и спросил, откуда тот всё это знает. На что Сашка просто коротко ответил, ничего не объясняя: «Знаю!». Тогда фотограф подумал, что, возможно, это кто-то из бывших (или будущих) коллег, и повернул оглобли в иную сторону. Он начал говорить, что это займёт много времени, а он не может разорваться и на само фотографирование и на процесс изготовления фотографии. Но когда Александр, уже без улыбки, спросил его: «Вам помочь?», фотограф остолбенел. И вот после этого начался уже конкретный процесс торгов. В общем, в итоге в цене сошлись. А затем произошло самое интересное. Фотограф подошёл к одной двери в углу комнаты фотостудии и негромко постучал в неё. Через пару минут дверь приоткрылась, именно приоткрылась, а не распахнулась, и из неё вышел мужчина лет 30 от роду (самому фотографу было под 40) и вопросительно взглянул на владельца студии, как того оценил Сашка.

– Николай, вот с этой фотопластинки нужно сделать 2 фотографии. Срочно! Срочно, но качественно, – добавил он. – Через сколько времени ты сможешь это сделать?

– Но у меня же сейчас в процессе другие фотографии.

– А то я этого не знаю. Я же не говорю, чтобы ты всё бросил и занялся этой фотографией. Конечно, заканчивай те. И без излишней спешки. Я сказал срочно в том плане, что фотографии должны быть изготовлены именно сегодня. Потому и спросил, сколько времени тебе понадобится.

– А, вот так… Ну, я думаю, – закатил он глаза вверх, – часам к двум сделаю.

– Устраивает вас этот срок? – фотограф повернулся к Александру.

– Вполне! И даже к трём часам устроит. Пусть ваш коллега не особо спешит. Я же понимаю, что у него есть и другая работа.

– Отлично! Сегодня в вашем лице мне попался очень толковый клиент. Приятно иметь с вами дело. Тогда, значит, подходите к трём часам. Фотографии точно будут готовы. Качество гарантирую.

– Спасибо! К трём часам я буду у вас.

А сейчас не было ещё и 10 часов. Полдня доведётся жителю Красноярки околачиваться в Чарышской Пристани. Шурка даже подумал о том, не вернуться ли ему в село, а затем приехать сюда уже именно к трём часам. Но в селе ему сейчас нечем особо заняться – пациентов нет, работы в поле – покосы – завершены, а в самой усадьбе дел немного. Подождут те дела, чего гонять коня взад-вперёд… И он поехал на берег Чарыша – там можно будет и искупаться, и позагорать, а Воронок тем временем будет щипать травку.

Пробыл он на берегу Чарыша почти до двух часов. Место он выбрал подальше от людских глаз, а потому не единожды искупался в реке. Почему подальше от глаз, да потому что плавок или иного купального костюма у него не было. Купаться в подштанниках – а иного белья тоже не было – ему не хотелось. И мужики, и бабы в селе купались обычно именно в исподнем – парни в подштанниках, а девки – в нижних сорочках. Правда, обычно, всё же, раздельно – группировались по полу. Но не хотелось Сашке купаться в исподнем – суши его потом или валяйся в мокром на траве. А на той после покосов проступали приличные залысины земли, значит и стирать доведётся, а где и когда сушить?… – не сидеть же голышом в пролётке. А потому он именно купался голышом. Это было намного проще и удобней. Он только временами бросал взгляд в сторону дороги, хотя та и была далековато – не приближается ли кто к нему. Но за эти четыре часа его никто не потревожил.

А далее Шурка напоил Воронка, вновь запряг его в пролётку и поехал в Пристань – Воронок-то наелся, а вот ему самому нужно что-либо бросить в рот. Что он успешно и сделал в первом попавшем трактире. А далее уже по прямому делу. Фотографии были уже готовы, и смотрелся на них Александр неплохо – что ни говори, а фотограф оказался мастером своего дела. В общем, вернулся Сашка в своё село, когда маленькая стрелка на настенных часах Игната Степановича не добралась до цифры «4». А того пока что дома не было – понедельник во все времена был нелёгким днём.

И Шурка решил сделать Карелину сюрприз. Конечно, назвать его полностью сюрпризом и нельзя было, но, тем не менее… Он решил подписать одну из своих фотографий и вручить человеку, который так много для него сделал. Сашка вынул из ячейки комода свою шариковую ручку и именно ею сделал на обороте фотографии следующую надпись: «На долгую память моему приёмному отцу, замечательному человеку Игнату Степановичу Карелину от Александра Большакова. Село Красноярка, Бийского уезда. 01.07.1913 г.» Казалось бы, что писать такой ручкой и оставлять свою настоящую фамилию, было большим риском. Но Сашка был уверен, что никакого риска нет. Во-первых, Карелин ни перед кем хвастаться этой фотографией не станет. А во-вторых, в качестве оправдания (если фотографию кто-либо, всё же, увидит) он может заявить, что откуда он знает, чем сделана надпись – спросите, мол, у самого автора, если найдёте его. А фамилия?… – так это его псевдоним. Назвался так, считая себя большим человеком.

И нужно сказать, что сюрприз удался. Когда Игнат взял фотографию в руки, он тоже оценил её качество, а, когда взглянул на её оборот, то у него вообще увлажнились глаза. Он тихим, хриплым голосом только и смог промолвить:

– Спасибо, Саша!

– Это вам спасибо, отец, за всё то, что вы для меня сделали.

Карелин лишь, молча, махнул рукой, но потом, всё же, спросил:

– Надеюсь, Василисе ты такую подпись на своей фотографии не сделал?

– Конечно, нет. Но это как раз меня и мучает, хотя я прекрасно понимаю, что ей подобную подпись мне делать никак нельзя было.

– Успокойся. Я ей своими словами всё объясню.

– Я это понимаю. Вот видите, даже когда меня здесь уже не будет, вы всё равно продолжите помогать мне. Так что не машите рукой. Такая помощь далеко не пустяк.

– Пустяк, не пустяк – не будем спорить. Я это делаю, буду делать не только для тебя, а для неё, да и для себя тоже. Ты мне лучше вот что скажи – и что, с завтрашнего дня снова на Чарыш, только в иную сторону?

– Если ничего не случится, то да. Попробую поймать удачу. Вот только улыбнётся ли она мне… А если и да, то когда?

– Так, а вот в этом деле у тебя должны быть не сомнения, а вера, убеждённость. Поставь перед собой такую цель, и она обязательно свершиться. Ты же ни минуты не раздумывал над тем, прыгать ли тебе в воду через ту твою тучку. Вот и сейчас не раздумывай, а верь.

– Я тогда не понимал последствий.

– Тем более! А сейчас ты их понимаешь, вот и готовься к ним.

– Легко вам говорить…

– Как раз нелегко, Саша! – укоризненно взглянул на парня Игнат Степанович.

– Ой, простите, дядя Игнат. Я совсем не то хотел сказать…

– Ладно. Не забывай записки вешать, где тебя искать. Ты пока ещё сельский врач.

– Конечно, не забуду.

И 2-го июля Александр вновь поехал вниз по течению Чарыша, но уже в сторону Елбанки – впервые туда почти через два года. Да, с того дня, как он 16 июля вошёл в село, он ни разу не был в том месте. А что ему было там делать?… А вот сейчас дело нашлось. Дорога туда была похуже, нежели на Чарышскую Пристань, но проехать пролёткой, всё же, можно было. Для Воронка, это тоже, вероятно, был новый маршрут, поскольку при различных звуках он то «прищуривал» уши, то их настораживал. Но буквально через 15 минут они уже были на месте. Сашка определил это ещё издали, увидев знакомый песчаный спуск к воде, а за ним и холм. Когда пролётка поравнялась с ним (немного в стороне), парень определил, что трамплина там по-прежнему нет. Он чуть заехал в рощицу (или перелесок), выпряг Воронка и отвёл на луг, а сам расположился недалеко от холма. Он сначала думал расположиться на холме, но потом передумал – Бог его знает, что могло произойти на сей раз, теперь в этом месте можно было ожидать любых неожиданностей.

Увы, сегодня не произошло не просто никаких неожиданностей, а вообще ничего примечательного. Ничего! А Сашка целый день просидел на берегу Чарыша. Хорошо, что он хоть захватил с собой что пожевать. Но из села к нему тоже никто не прибегал, хотя он и довольно точно описал в наддверной записке, где его искать. Значит, пациентов по-прежнему нет. Хоть это хорошо – здоровый народ в селе и нет никаких ЧП. Но вот когда Сашка отправился за Воронком, то увидел, что тот забрёл довольно далеко. И он понял, что так дело не пойдёт. Если вдруг, к счастью для Большакова появится тучка, то он будет очень долго возиться с конём и пролёткой – так можно будет прозевать всё на свете. А потому отныне он не будет выпрягать Воронка из пролётки и пастись он будет не на лугу, а в (или рядом) перелеске. Там травы тоже предостаточно, и она, возможно, даже лучше, нежели на лугу – ведь в рощице сенокоса не было. Итак, один день насмарку. Ну, разве что Сашка отдохнул. Но нужен ли ему такой отдых? Вот в чём вопрос.

И последняя фраза, которую он произнёс в уме, ассоциировалась у Александра с известной фразой из знаменитой трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет»:

Быть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно льСмиряться под ударами судьбы,Иль надо оказать сопротивленье?

«Быть или не быть?» – это вопрос, который во все времена стоял перед людьми: противостоять злу или смириться с ним? Пытаться изменить мир, в котором торжествует несправедливость, или спокойно жить в нём? Вот только в трагедии этот вопрос впервые был сформулирован так ясно и определённо. Но трагедия принца датского Гамлета изначально лежала в плоскости от хорошего к плохому. При этом не для Человечества в целом, а лично для Гамлета: убийство его отца дядей – родным братом короля – и лишение возможности Гамлетом занять место на троне, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А далее, как обычно, возникает чувство мести… Старо как мир. Сколько людей чуть ли не ежедневно переживают резкий перепад от хорошего к плохому в своей жизни. А потому в монологе Гамлета больше патетики, нежели переживания за судьбы обиженных, обездоленных людей (не мечтающих о троне).

А для Сашки вопрос «Быть или не быть?» стоял совершенно в другом ракурсе. Он задавал себе это вопрос в своей интерпретации: «Быть или не быть мне в своём мире, в своём времени?». Он, всё же, опасался, даже если и появится та знакомая ему тучка, оказаться в каком-нибудь XV-м столетии, хотя и верил в лучшее. И кто его знает в чьём «исполнении» знаменитый вопрос звучал серьёзнее. – Хотел бы я посмотреть, – думал Александр, – какие бы монологи закатывал принц датский, попади он на 100 с лишним лет в прошлые времена? – Правда, историки, споря между собой, до сих пор не могут установить время действия трагедии. Гамлет мог жить и в VIII–IX-м веке, и в XVII-м. Но потеря престола (и то лишь возможная – всё могло произойти), это ничто по сравнению с потерей всех родных, близких, знакомых, приятелей, друзей… при попадании в другой мир, к которому ой как нелегко приспособиться. И кто может укорить Большакова в том, что он совершенно не прав?…

Аналогичным образом пролетели среда, четверг и пятница. А вот в субботу за Александром Николаевичем Карелиным прибежал «посыльный» – мальчишка, который сообщил, что в одной из сельских семей заболел ребёнок. И Александр, не мешкая, вместе с посыльным помчался на пролётке в село. Он готовился лечить серьёзную болезнь. Но столкнулся всего лишь с паникой и медицинским невежеством родителей ребёнка. Они начали испуганно жаловаться, что у ребёнка сильный понос, и беспокоились о том, не дизентерия ли у ребёнка, или и того хуже – холера. Александр осмотрел ребёнка и успокоился. А затем начал успокаивать и родителей. Он объяснил им, что и та, и другая болезнь инфекционные, то есть её вызывают вредные инфекционные бактерии. Дизентерию, к примеру, вызывает дизентерийная палочка. Ничего подобного у их ребёнка нет. Просто он переел зелёных фруктов. Зелёные фрукты содержат много янтарной кислоты, а у многих детей в раннем возрасте наблюдается дефицит именно этого вещества. Вот ребёнок и тянется к этим плодам. Просто нужно следить за ребёнком. Ведь неспелые плоды – очень жёсткие и плотные. А потому повышенное содержание органических кислот и дубильных веществ в недозрелых плодах неблагоприятно воздействует на желудок и кишечник. И, когда ребёнок съест много недозрелых фруктов, у него и появляются рвота, понос, боль в животе из-за сильного раздражения слизистой оболочки желудка и усилении перистальтики кишечника. Он прописал родителям для лечения их ребёнка простейшее народное средство: замочить в тёплой воде сухой ржаной хлеб (сухари) в течение 15–20 минут. А затем пить этот настой понемногу, но в течение всего дня. Понос должен прекратиться в течение суток.