Стиратель

Я едва не подпрыгнул от своей догадки: "Точно, потому вновь зарыли, а не вынесли с крыши! Вероятно, после и забрали. Ах, сволочи! Но тогда откуда о них узнали другие? Змей! Верно, он пришёл за мешком, но его не оказалось. Кто взял? Только я был там в то время. Каким-то способом, он дал знать об этом ментам. А возможно, те двое подогрели "бабками" следака и он теперь, всевозможными путями будет стараться повесить кражу денег на меня! В любом случае я пропал: с одной стороны станут требовать бандиты, с другой, за "непризнание" светит тюрьма. Но и виниться мне в чём-то нельзя, тогда у следователя появится лишний козырь, а я окажусь вруном".

Я похолодел от подобной мысли и как-то сразу понял, что пришёл конец моему спокойствию, а, возможно, даже существованию. Мне в любом случае светит немалый срок. И главные виновники в этом два мента и следователь. А я в то время ничего не знал о царивших в тюрьмах порядках. Целиком ушёл в спорт. Разве можно было подумать тогда о том, что жизнь может так перевернуться! Представляете моё состояние: молодой человек, преподаватель, неимоверно далёкий от подобных разборок, и… сразу оказаться в центре этого!

К тому же у меня была девушка, тоже педагог и мы уже подошли с ней к вопросу о браке. Что теперь она подумает и как переживут такой поворот судьбы мои родители? Я был у них один, и мама души не чаяла во мне. А как воспримут это коллеги по работе? Сумею ли смотреть им в глаза? В то же время на ум приходили и глупые мысли о том, что меня помурыжат и отпустят (что я им мог рассказать?) Какой был наивный! Телок безрогий! Даже не предполагал в то время того, что наши правозащитники могут делать с невинными людьми!

В изоляторе, в отдельной "хате", я просидел сутки. Ко мне никто не приходил, только исправно доставляли еду. На второй день начал думать, что обо мне забыли! Конечно же, не терпелось объясниться со следователем. Ведь я же, действительно, не брал аржаны! Чего же от меня хотят? Милиционеры взяли, до них и докапывайтесь! Жаль, что сказать про них не могу, здесь же и убьют!

Но перед обедом обо мне всё же "вспомнили". Привели в кабинет. Первый же вопрос был таков: – Куда дел деньги?

Я, недотёпа, на его обращение ответил вопросом: – А откуда вы взяли, что они там были? Вы же не видели их! Или вам подсказал кто?

И следователь смешался. Две-три секунды на его лице проглядывалось смущение. Но он быстро взял себя в руки.

– Хотя я не обязан тебе докладывать, но скажу: это оперативная информация! Где валюта? – крикнул следователь.

– Не понимаю, о чём идёт речь, я ничего не видел.

Дознаватель кивнул кому-то и на моей голове, внезапно" оказался целлофановый пакет. Видимо, кто-то неслышно подошёл ко мне сзади. У меня перехватило дыхание. Его держали долго, так как в судорогах, я потерял сознание. Очнувшись, так закашлялся, что ощутил во рту солоноватый привкус крови. Произошло повреждение лёгких.

– Послушай, учитель, – обратился ко мне мент, – тебе же не дадут воспользоваться миллионами. Если мы даже отпустим, бандиты не простят подобную кражу. Отдай их и пребывай в мире. Речь идёт о твоей жизни. И мы не можем освободить: получен сигнал о причастности тебя к этому делу. Верни деньги, они пойдут в доход государству!

– От кого принят сигнал? – встрепенулся я.

– Этого не могу сказать в интересах следствия!

Всё стало на свои места. "Он знает, что мне нечего сказать и дело закончится моим непризнанием. За это и посадят!"

Следователь словно прочитал мою мысль. – Ты будешь осужден за участие в банде и утаивании большой суммы! – сказал он.

Меня затрясло от возмущения беспределом.

– Я требую адвоката и очной ставки с вашим информатором! – закричал я.

– Он ничего не понял! – сказал за моей спиной "истязатель", – давай удавим его и всем будет спокойней.

Внезапно, вокруг моей шеи обвилась верёвка и меня стали душить. Причём затянули так сильно, что мой кадык стал вылезать в рот. Опять начались спазмы лёгких. А так как перетянули сонные артерии, в голове зашумело, и я начал проваливаться в никуда.

Пришёл в себя в своей камере. Неимоверно болело горло, гудело в голове. Немного погодя, в дверь грубо втолкнули мужчину с синяком под глазом. Он растянулся на полу и закричал: – Сволочи! Менты поганые! Ни за что посадили невинного человека!

Затем, увидев меня, пробормотал: – Не один я здесь, мученик! Что хотят, то и творят гады! Козлы! Отольются вам наши страдания и слёзы!

Мужик поднялся и сел на полу, недалеко от меня. Хлипкого телосложения и трудно было сказать, чем занимается по жизни. Грязной одеждой напоминал бомжа, хотя это могло быть и следствием долгого нахождения здесь. Он повернулся ко мне: – Понимаешь, ни за что страдаю! На рынке подмигнула мне одна баба. А я большой ходок до них. Ну, улучив момент, и запустил руку к её "переднице". А она давай орать: – караул, насилуют! Ох, и дура! Ну, менты и скрутили, говорят за нападение с сексуальным уклоном. И это на базаре-то, при людях! Вон, как повернулось всё!

"Бродяга" говорил, но как-то неестественно, торопливо. И мимика лица, как у плохого артиста, не соответствовала сказанному. Переживания казались наигранными. И меня осенило. Где-то слышал, что в милиции, иногда подсаживают в камеру своих осведомителей. "Утка! Решили применить другой вариант! Но зачем, если они все заодно? Выходит, нашедшие мешок менты не сознались в этом, а информация о пропавших деньгах получена следователем от Змея. О них знал только он, остальные погибли. В его понятии, кроме меня никто не мог взять их! Вот дознаватель и старается заработать на этом. Это что же получается: он работает на бандитов! Да, плохи мои дела!"

Глава 7

Я стал ждать вопросов на свою тему и не ошибся. Мужик помолчал немного и сказал: – А ты молодец! Я знаю твою историю. И не признавайся! Отсидишь, зато потом поживёшь в своё удовольствие. Не отказывайся от "фарта"!

– Вы о чём говорите? Я не понимаю вас.

– Да ладно тебе. Вся ментовка говорит о том, что ты "рванул" у бандитов их "общак" в полтора миллиона. Ух, деньжищи-то, какие! Поживёшь на славу! И не винись! Уходи в отрицаловку. Помурыжат и оставят. Суд, без доказательств, большие сроки не даёт. Отсидишь, зато потом, какая жизнь будет!

Мужик тараторил, и я едва смог вставить слово: – Вы ошибаетесь, как и менты. Никаких капиталов я не брал! Был на месте встречи беззаконников, не отрицаю. Но ничего не видел, так как спал пьяный в бурьяне. Один из них разбудил меня там. Вот как было дело!

Подсадной озадаченно почесал голову. Потом улыбнулся. Подвинулся, как бы с опаской оглянулся и зашептал: – Правильно, хорошая отмазка! Этому и следуй: не видел, не знаю о чём речь! Подержат, а может, даже и отпустят. За что судить-то?

Мужчина закатил глаза от своего предположения и вдруг, схватился за "калган": – Знаешь, что мне стукнуло в голову? Не получится у тебя ничего! Уркаганы не оставят в покое! Такую сумму не простят никому. Они и в тюрьме достанут, и жилы вытянут! Сам расскажешь им, где спрятал! Ты, наверное, не бывал там, а я находился. Отморозки, издеваются над людьми по полной программе: на части режут.… Видишь, два пальца нету, это их работа! Отхватили за просто так, по пьяной лавочке. Сказали потом, что пошутили!

Я перебил "красноречие" филёра: – Но ведь, действительно, не знаю об этих проклятых деньгах! Вот попал, а! Что же мне делать? С одной стороны менты, с другой преступники! Я же реально не видел никаких бабок! Что же мне теперь ни за что голову в петлю совать?

– Твоя ситуация, действительно, такая и это будет самым лучшим вариантом, – поддакнул мужик, – по крайней мере, умрёшь легко! Ты же не докажешь, что не брал их! Нужны свидетели.

– Но меня, пьяным в бурьяне, разбудил один из этих злодеев – Змей. Он может подтвердить.

Подсадной оказался не таким простачком, как мне подумалось вначале. Он быстро сориентировался: – А откуда ты знаешь его кличку, если говоришь, что ничего не видел?

Вначале я даже потерял дар речи от неожиданного вопроса, и меня бросило в пот. Но затем совладал с собой и вспомнил, что разбойник стращал убийством при очередной встрече со Змеем.

– Думаю, что разбудивший меня в бурьяне урка и был он. Угрожал смертью.

С души словно камень свалился, а мужик нервно забегал глазами: – Где же теперь его найдёшь, злоумышленники попросту не светятся! Да и не слышал я никогда, чтобы грабители в свидетелях ходили. В общем, плохи твои дела, парень. Понимаешь, скажу тебе без обиды: меня, например, ты не убедил в невиновности. Говоришь как-то туманно, без эмоций, хотя и знаешь, что тебя ждёт в любом случае! И судья не поверит, как и следователь. Это точно. Мой совет: если знаешь что, признайся! Нето хана тебе! В лучшем случае – умрёшь! В худшем, сделают инвалидом, проклинать жизнь станешь и не рад будешь никаким деньгам.

Я понял, что это бесполезная болтовня. От меня требовался только один ответ: сказать, где "капиталы" или кто взял их? "Но тогда выяснится, что я всё врал, а значит и в курсе разборки налётчиков! А судья может, увидеть меня и одним из них! Кто это опровергнет? Если человек лжёт, значит, на то есть причина! Да и менты, конечно, не признаются в том, что присвоили финансы. Они меня здесь и лишат жизни!" От этих мыслей мне стало холодно, даже зубы застучали. В голове водоворотом завертелись вопросы: "Как быть? Что делать? Конец при любом исходе дела!"

– Мне больше нечего говорить, – сказал я подсадному, – жаль, мало пожил! Видно судьба такая! Родителей жалко, боюсь, не переживут.

– Не завидую я тебе, землячок. Ох, нехорошо будет! – мужик потерял интерес и отвернулся.

Вскоре меня вызвали на допрос, видимо, держали под наблюдением наш разговор. Следователь испытующе разглядывал меня, возможно, пытался понять к чему я пришёл в общении с "уткой": – Садись и жди. Сейчас приду.

Он вышел из кабинета, думаю, для разговора с подсадным. Вскоре пришёл с недовольной миной на красной роже. Сел напротив.

– Итак, вопрос один – где деньги? И не надо лишних слов.

– Я уже говорил вам: не знаю! Пьяный был. Спал в бурьяне, ничего не видел!

– Ага, значит, гонишь отрицаловку. Довожу до сведения: принято решение о твоём аресте и переводе тебя в КПЗ. Расскажешь, кому надо, там дознавателей будет много! – мент криво усмехнулся.

– Что вы творите? Я же ничего не знаю!

Он криво усмехнулся, но остался спокойным и продолжал пугать: – Вот уркаганам и изложишь свою сказку. А у нас есть сведения о том, что налётчики везли полтора миллиона рублей и десять тысяч зелёных, предназначенных для "общака". В данной ситуации, они перебили друг друга, а ты был там и в каком качестве неизвестно! Возможно, сам один из них! Остался в живых и прибрал к рукам бабки!

– Я работаю в школе, преподавателем, это известно многим. Какой из меня бандит!

– Всё, беседы окончены! Говорить надо было сразу после задержания, – он двинул бумаги, – подпиши!

– Я не буду ничего подмахивать и требую к себе адвоката!

– Хорошо, это дела не меняет. Как фамилия твоего защитника?

Я растерялся, потому что никогда не имел с ними дел и, естественно, никого не знал.

– У меня пока его нет.

– Хорошо, дадим государственного. А сейчас будешь переведён в КПЗ! – усмехнулся следователь и нажал кнопку. Вошёл конвоир и скомандовал: – Вперёд!

Придя на место, уже не увидел там своего сокамерника. Видимо, он не сделал того, что от него ожидали. Я присел в угол и стал размышлять: "Что делать? Придёт защитник, что должен ему сказать? Если то, на чём я сейчас настаиваю, это ничего не даст, так как они не верят мне! Почему? Возможно, неубедительно говорю! Но деньги-то всё-таки пропали! Значит, кто-то их взял! – думают они. И нашли–то там меня одного. А их эти сволочи не сдали, прикарманили. Видимо, поделили на двоих"!

От размышлений заболела голова. "Но что будет, если я расскажу адвокату всё, что видел, как было? Выходит, специально вводил следствие в заблуждение! Зачем? Для того чтобы скрыть что-то! А если выдам ментов с собакой, что присвоили общак, то приобрету ещё, как минимум, двоих врагов! Они поделят деньги со следаком и тогда уже, мне точно будет хана! Задушат целлофановым пакетом и скажут – сердце не выдержало от стыда. Что же делать, как быть? Вот попал в передрягу! И зачем я ходил в эти развалины! Что там забыл?"

С этими мыслями и заснул. Мозг требовал отдыха, слишком много переживаний свалилось на мою голову. Примерное, через час вызвали с "вещами" (мамиными тарелкой, ложкой и бокалом), и повели по коридору. Через два поворота остановились у обшарпанной зарешеченной двери. Прозвучала команда: – Лицом к стене!

Проскрипел замок, дверь открылась, и я оказался в "новом мире". Это было небольшое помещение. Вдоль одной стены стояли три двухъярусные кровати. У противоположной, сколоченное из досок некое подобие топчана. На них, в разных позах, лежало и сидело шесть человек. Один мужчина был на ногах. Все разительно отличались друг от друга. Но лишь двое из них, нагловатых по физиономии, отреагировали на моё появление: – А вот и свежий чувачок "приканал"! Ба-а, я его недавно видел! – воскликнул один из них.

Я не заострил внимания на реплике и обратился к присутствующим: – Уважаемые, где можно пристроиться?

Сидевший на топчане мрачный, лысоватый мужчина, возрастом, примерное, сорока пяти лет, подвинулся в глубину комнаты, освобождая место напротив двери: – Садись.

– Что ты ещё не "обвенчанного" уже "сажаешь", "фраер" лысый! – закричал с кровати уркаган, – в "цинте" ты бы ответил за свои слова!

– Заткнись, "сявка", нето я твоё поганое помело затолкаю тебе в желудок! И без тебя тошно!

– Братан, ты слышал, что этот "жавер" "буровит"? – крикнул всё тот же говорун дружку, – давай ему "бестолковку отремонтируем"!

– Нет, не наше время. Вот "повенчается", попадёт в "кичеван", тогда и побазарим!

– Ты кому это собрался "ремонтировать", "шнырь тормозной"? – сквозь зубы прошипел сосед. Он поднял руку и устремился к шустряку. "Шестёрка", видимо, что-то увидел на ней, так как сразу заюлил перед ним и запричитал: – Прости, пахан, не узнал. Больше такого не повторится. Но я не "тормозной"!

– Попадёшь ко мне, сделаю им! Я тебя научу, держать язык за зубами!

Вот так, с КПЗ, началось моё тесное знакомство с преступным миром и его иерархией. Сидельцы, в основной массе, были замкнуты на себя и подавленно молчали. Лишь один мужчина бегал по камере, что-то возмущённо выкрикивал, "гнул пальцы" и грозился "найти управу" на беспредельщиков. Кричал, что "те ещё узнают, с кем связались!"

Пробыл я в ней больше десяти дней. Водили на допросы и спрашивали только одно: где спрятал деньги? Всё также, в интересах следствия, ко мне никого не пускали, но передачи от мамы отдавали. Ни одной записки от неё не получил, видимо, изымали при досмотрах. В дальнейшем сблизился с молчаливым мужиком, оказавшимся, как я узнал впоследствии, известным преступником. Так как он был моим соседом по топчану, свои посылки делил с ним. Ещё заметил, что ему никто ничего не передавал.

Однажды, после очередной трапезы, он мне сказал, как всегда: – Благодарю за угощение!

– Да, пожалуйста, – ответил я.

Он подвинулся ко мне и вполголоса "объяснил": – Даниил, я не хочу знать, за что ты "сядешь на якорь", но запомни: никогда и нигде не говори "спасибо", "пожалуйста"! Это в тюрьме тошно слышать. Ни у кого ничего не проси и не расспрашивай о жизни! Если захотят взять что-то у тебя, отдай без сожаления и никогда не напоминай об этом! Всегда говори правду! Иначе горько пожалеешь. Мир, в который ты скоро попадёшь, очень суровый, он не прощает даже малейшей ошибки. Будут в первый раз предлагать "шконку" у "дальняка" – туалета, не соглашайся, и не клади на неё свои постельные принадлежности, так как она может быть "запомоена" и ты автоматически станешь "обиженным" – изгоем. "Скатку" положи на любое другое место. Кинут полотенце: не поднимай, а вытри об него ноги. Позовут на разговор: сообщай только правду! Приглядывайся ко всему и запоминай, по-возможности, молча. Я вижу, что ты далёк от той жизни, что тебя ожидает. Это может плохо закончиться. Тебе, с твоими понятиями, повезло в том, что сейчас здесь нет настоящих уголовников. Иначе всё было бы по-другому.

Я понятливо кивнул головой: – Да, понимаете, – начал я, – кстати, как вас зовут?

– Ну, вот, я же только что сказал: ни у кого ничего не спрашивай! Даниил, уши дырявые что ли: в одно вошло, в другое вылетело? Тогда плохо придётся в "ломбарде". Мне жаль тебя. А имени, у таких как я, не бывает. "Бродяга" по жизни! Спросят: кого знаешь из блатных? Скажи: Жиган мой друг. Так и заявляй: приятель! Будут пытать какие-то подробности, говори: у него спросите! От тебя отстанут. Но больше ничего никому не рассказывай. В камерах есть тайные подсадные, которые выпытывают порочащие сведения. И запомни: там друзей не бывает!

Глава 8

Утром, после завтрака, меня препроводили в отдельную камеру. Вскоре в неё вошёл хорошо одетый мужчина с дипломатом в руке. На мой вопросительный взгляд, незнакомец представился: – Здравствуйте, я ваш адвокат. Когда у человека нет заявленного, то интересы отстаивает государственный. Так положено. Как, будем работать? Если не нравлюсь чем-то, можете попросить другого. Таковы правила.

– Да нет, – говорю, – мне, в общем-то, всё равно. Не понимаю одного: от чего меня защищать? От того, что ничего не знаю! Я школьный преподаватель, а на меня навешивают ярлык бандита! Как вам подобное, правильно это? Похож я на грабителя?

Адвокат непонятно улыбнулся и сказал: – Поверьте мне, у меня большая практика и я скажу вам, что внешний вид очень обманчив. Знаете, некоторые искушённые убийцы, насильники и налётчики, имеют вид респектабельных и интеллигентных людей. Не зная их уголовных дел, и не подумаешь, что это отъявленные отморозки, у которых давно бы надо отнять жизнь. Но… наше законодательство "гуманно"! Высшую меру отменили. И они живут! Даже в камерах! Но здравствуют! Иногда сбегают, держат, тем самым, целые районы на "ушах". Их ловят, судят, и… они опять благоденствуют, а их жертвы нет! Вот такие у нас сейчас порядки. Но мы отошли от темы. Я вас, как человек, устраиваю? Если да, приступим к делу.

Я ничего не имел против. Какая разница, этот или другой, всё равно незнакомые люди.

– Не возражаю, – ответил я, – так как никого из вашей братии не знаю.

– Отлично, тогда приступим к делу.

После формальностей по уточнению моих личных данных и его имени, он сказал мне: – Даниил, для того, чтобы я мог защищать вас, вы должны рассказать мне абсолютно всё! От начала до конца и при этом, ничего не скрывая. Мне необходимо знать каждый шаг. Используя показания, я обязан выстроить слаженную линию вашей защиты. То, что вы заявляли дознавателю, мне известно и, извините, неубедительно. Постарайтесь уверить меня в ваших показаниях или сообщите то, что скрываете от следствия. Возможно, вы и не брали денег, но они исчезли! Думаю, вы что-то знаете об этом, но вынуждены таить. Почему? А делаете это плохо. Понимаете, как обстоит дело?

Заступник ошеломил меня. То, что он говорил, всё было верно. Я растерялся и сделал возможную ошибку: проявил к нему недоверие. Забегая вперёд, скажу, что он не был подставным. Но сейчас, не зная этого, я выдал ему: – Понимаете, Карл Феоктистович, мне теперь нельзя отклоняться в своих показаниях от того, что было сказано на следствии. Иначе в процесс будут замешаны нечистоплотные люди из органов и меня попросту убьют.

Адвокат вздрогнул от моей речи и воскликнул: – Значит, дознаватель прав, вы что-то скрываете от него! Но почему не хотите рассказать мне? Я же ваш защитник!

– Карл Феоктистович, с недавних пор я перестал верить людям. Сейчас вокруг меня одни непристойные типы.

– Ага, значит, вы и меня причисляете к ним! Жаль, выходит я не убедил вас помочь самому себе! Но что же, это ваша жизнь и вы вольны распорядиться ею по своему усмотрению. Но я вам не завидую. Вы не понимаете того, что вас ждёт в дальнейшем! До свидания.

Борец за правду собрал бумаги и ушёл.

Вновь я остался один. И тут мне пришла мысль: "Зачем я сказал ему о том, что мне теперь нельзя отклоняться в своих показаниях от того, что говорил на следствии! Иначе в процесс будут замешаны нечистоплотные люди из органов и меня попросту убьют! А вдруг это не адвокат!" Меня бросило в дрожь от этой мысли. Начал успокаивать себя тем, что это был настоящий апологет, и он обязан сохранять в тайне услышанное. И оказался прав! Скоро я убедился в этом.

В одиночной камере пробыл до обеда. После меня привели в кабинет с некоей аппаратурой. Компьютеров тогда не было в широком применении, но на столе находилось какое-то устройство. Вошли следователь и незнакомец. Дознаватель сказал мне: – Видишь это? Детектор лжи, слышал о нём? От него ничего не скроешь! Сейчас мы узнаем, правду говоришь в показаниях или нет!

Меня усадили за стол, нацепляли на голову, руки и ноги, зажимы с проводами и процесс начался. Милицейского работника куда-то позвали, он ушёл. Мужчина задавал множество глупых вопросов, среди которых были и касающиеся дела. Я твёрдо отвечал "да" или "нет". При некоторых ответах, он что-то записывал.

После приватного допроса меня привели в кабинет следователя. Вскоре появился и он. Сел за стол. – Ну, Иванов, теперь мы убедились в твоём вранье!

– Я вам ничего не говорил. Наверное, адвокат, козёл, наплёл что-то? Подсадной был, значит!

– Ты ошибаешься в нём, он настоящий, из гильдии. Мы банально подслушали вашу беседу. Что ты там заявлял о том, что теперь нельзя отклоняться в своих показаниях от того, что сообщал на следствии? Иначе будут замешаны нечистоплотные люди из органов и тебя попросту убьют! С чего ты это взял? Такое нехорошее мнение о нас!

Я ухмыльнулся: – Вы меня едва не задушили! Что от вас ждать дальше?

– Извини, погорячились. Дело-то надо закончить, а ты скрываешь что-то. Да и детектор лжи подтвердил это. Будем говорить? О каких наших нечестных работниках ты упомянул, и каким боком они причастны к этому? У нас стоит один вопрос: где "деревянные" и баксы? Скажи и вали на все четыре стороны! Начальство требует найти, понимаешь? Тебя и бандиты не оставят в покое.

И меня осенило: "На процессе поведаю правду! Судья сделает надлежащий вывод о том, что я не причастен к этому делу. Выдам присвоивших деньги и попрошу защиты". Я объявил следователю: – На суде всё расскажу.

– А что сейчас мешает?

– Недоверие к вам!

– Ах, вот оно что! Значит, я внушаю тебе неблагонадёжность? Что ты знаешь обо мне? – вспылил он, но взял себя в руки. – Хорошо, пойдёшь под карающий меч правосудия! А сейчас в камеру! Жди приговора!

Но, видимо, что-то шло не так. То ли огромная сумма не доставляла ему покоя, то ли бандиты давили на него. Спустя некоторое время, в общую камеру, за мной пришли сразу двое и привели в некое помещение. Усадили в кресло, пристегнули руки и ноги. Я почувствовал неладное, но мои вопросы оставались без ответа. Конвоиры ушли. Вскоре появились мужчина в халате, с небольшим саквояжем и следователь. Он, глядя на меня, потёр руки и весело сказал: – Итак, Иванов, не хотел по-хорошему, будет по-плохому. Ты сам вынуждаешь нас применять к тебе крайние меры. Сейчас ты расскажешь правду о том, что произошло в развалинах и где деньги? Приступайте, Анатолий Петрович.

Эскулап, молча, раскрыл саквояж, достал ампулу. Затем, наполнил шприц содержимым стекляшки и подошёл ко мне. Я начал "трепыхаться" и закричал: – Что вы хотите сделать со мной? Это насилие над личностью, пытка! Я пожалуюсь прокурору!

– Не бойтесь. Это будет безболезненно. Чем быстрее кончится допрос, тем лучше для вас.

Я понял, что убивать меня вроде бы не собираются, но укол сделать не давался. Следователь крикнул, вошли двое конвоиров и так захомутали меня, что не мог пошевелиться. Инъекция была произведена в руку.

– Все свободны! – объявил дознаватель. Мужчины вышли, мы остались вдвоём.

У меня появилось чувство тепла. Оно начало усиливаться. Вскоре я уже ощущал себя так, словно попал в раскалённую пустыню. Страшно захотелось пить. Казалось, что от обезвоживания даже губы потрескались.

– Пить! Воды! – захрипел я. От ощущения сухости в горле, голосовые связки отказывались издавать звуки.

– Расскажешь правду, получишь целое ведро. Говори, что видел в развалинах?

После вопроса следователя, в голове появился чёрный шарик и стал быстро расти в объёме. А так как в ней тоже была "засуха", я ощутил дикую боль, которая всё увеличивалась при его расширении. Башка должна была расколоться, как переспелый арбуз. Теперь, уже где-то вдалеке, вновь услышал вопрос следователя: – Говори, что видел в руинах завода?

И странное дело: от адского страдания я лишился своей памяти и способности рассуждать, анализировать что-то. В сознании всплывали лишь те сведения, которые касались вопроса дознавателя. И представляете, Артём: я начал излагать то, что видел в старых строениях! Это происходило помимо моей власти. Да какой воли, от неё не осталось и следа! И от того, что сообщал правду, чёрный шар стал уменьшаться в размерах. Головная боль и сухость стали стихать.