Стиратель

Виктор Свешников

Стиратель

Он изменял настоящее, чтобы защитить будущее!

Часть 1

Опущение во тьму

Глава 1

Я, автор книги, не сидел в тюрьме и даже не имел каких-либо отношений с милицией. Разве только с ГИБДД и при получении, обменах паспорта. И привычно, видимо сказывалось советское воспитание. Как, наверное, и множество других людей, считал, что наш советский суд самый "гуманный" в мире, а "моя" милиция меня "бережёт! А теперь, часто сталкиваясь с несправедливостью со стороны работников правопорядка и "человечных" судов, ко многим обычным людям, очень непросто изменить своё устоявшееся мировоззрение. И ведь слышал некие истории по этой теме от случайных людей, но не верилось. Ну, как подобное может быть? Теперь же мне встретился индивид, который, по его словам, прошёл через ад, устроенный ему следственными органами и "блатными".

В том, что он многое испытал, сомнений не было. Об этом говорила его изуродованная, как я подумал вначале, "героическая" внешность. Встретился я с ним в двухтысячных годах прошлого столетия. И совершенно неожиданным для меня стало его откровение – рассказ о жизни, в которой была и есть одна только боль. То, что он говорил правду, сомнений не было, так как все переживания и эмоции отражались на его изувеченном лице и поведении. Не так просто и без повода заплакать мужчине, для этого надо быть большим артистом. Я ему поверил ещё и потому, как он эмоционально излагал события своей жизни, а приводимые факты, как я думаю, мог описывать только человек, испытавший всё на себе или писатель-фантаст, с необыкновенными способностями сочинения. Я его к таковым не отношу.

Эту тему осветил мой необыкновенный попутчик. Она и мои раздумья по этому предлогу, послужили поводом для появления данного рассказа. Писать я принимался несколько раз, но почему-то всё откладывал. Больно тема для меня незнакомая. И вот решился. Возможно, за это время, в "местах не столь отдалённых" произошли некие изменения в положительную сторону. Но, судя по периодически возникающим бунтам заключённых на зонах, не думаю, что глубокие. Передо мной встала задача написать непростую книгу о деятельности следственных органов и совершенно незнакомых мне непростых отношениях, царящих в ином "государстве" – преступном мире.

К тому же и ваяю я не документальное повествование. Потому прошу снисхождения и амнистии в возможных мелких неточностях в изложении невероятных, с точки зрения простого обывателя, событий – пишу-то я всё-таки со слов рассказчика. А о них, как мне сдаётся, должны знать все, так как в нашем обществе актуальны поговорки: "От сумы и тюрьмы не зарекайся!", "Темница, не дом родной!" и т. д. Ещё я специально употребляю много слов из воровского жаргона для того, чтобы читатели знали о них, как дополнительном средстве унижения нормальных людей, по "фене": "асмодеев", "штымпов", "фраеров", "чертей" и ещё многих наших кличек. Значения их можно легко найти в Интернете по запросу: "феня".

Внимание! Для того чтобы не бросить ни на кого тень и вызвать этим пересуды, а также различные домыслы, все названные имена, клички блатных и осужденных, вымышлены. Случайными являются и названия точек пребывания заключённого и пунктов его жестокого отмщения, их немного в рассказе. Из гуманных и этических соображений, щадя чувства читателя, не упоминаю о процессах ещё большего унижения, когда насилуют одновременно как сзади, так и спереди, думаю, понимаете куда, и др. Кто хочет узнать об этом больше, обратитесь к Интернету. Ещё не описываю детально процедуру приготовления и употребления чифиря, так как он не доставался моему герою.

Теперь вернёмся к написанному выше. Да, да, я не случайно выделил слово. Вы не ошиблись, правильно прочитали – в другом "государстве". Ведь преступный мир есть вполне состоявшаяся формация. В ней имеется свой язык – "феня", называемый в народе блатным жаргоном, письменность и даже "конституция", со сводом законов и "понятий". Там существуют органы управления, контроля, дознания и исполнения наказаний. Конечно, всё это, в какой-то мере "работает" по отношению к "своим".

Но горе тому, кто не подпадает под данный "институт" правил, так как в этом обществе свирепствуют жестокие меры в отношении тех, кого невзлюбили или, по понятиям "блатных", не заслуживающих нормальной жизни. Над подобными людьми, "правильные" "бродяги" изощряются в самых зверских издевательствах: кто на что горазд. Способов их проявлений великое множество. Часть из них входит, как бы в надобный перечень наказаний, условий, обязательств. Другая часть может придумываться тут же, по "ходу" противоправных действий.

Встретился я с этим необыкновенным человеком в поезде дальнего следования. В то время, когда при всеобщей нехватке билетов, поезда ходили полупустыми. Пока я не узнал подоплёки этому явлению, меня удивляло такое отношение проводников к своим обязанностям. Они не передавали в предстоящий пункт остановки сведения о наличии свободных мест. Оказывается, этому были свои корыстные причины. Советский Союз растаскивали и грабили всевозможными способами. Железная дорога тоже преуспевала в этом. А люди давились в очередях к кассам, в надежде приобрести сокровенный клочок бумаги с заветным номерком в вагоне. Но… мест в них или "не было", или бывало, но мизерное количество. (Опишу немного для молодых, мечтающих о Советском Союзе)

Желающие уехать возмущались, плакали и рыдали, у многих были веские причины, чтобы уехать. Кто-то опаздывал на похороны. Тот или иной должен возвратиться в установленный срок. Некто на работу или в командировку, но большинство, конечно, в отпуска. Иногда дело едва не доходило до погромов. Но кассиры клялись, что мест в очередном поезде нет или есть, но всего несколько. При этом они часто подсказывали, что, мол, идите на перрон и говорите с проводниками, возможно и повезёт! Но как он возьмёт, если в вагоне нет свободных мест? А они, в нарушение своих инструкций, чаще всего брали! Но куда? …В полупустые вагоны! И деньги за проезд – стоимость билета, пассажиры уже отдавали им. Улавливаете? Это была отлаженная застойными годами поездная коррупционная система, где все пребывали сытыми и довольными, кроме, разумеется, бьющихся у касс путников.

У бригады поезда существовали свои отработанные приёмы и по заполнению дорогих вагонов. К примеру, в купейном мало пассажиров. Конечно, его надо заполнить, прибыль-то, какая уходит! И вот, когда ватага мытарей подбегает к плацкартному вагону, его вожатый лениво произносит: – У меня нет свободных мест! Но проводники купейных вагонов, я недавно с ними общалась, говорили, что у них есть.

Толпа страждущих путешественников, с сумками и чемоданами, со стариками и детьми, ломится к дорогим вагонам, стараясь опередить друг друга. Сколько в наличии незанятых мест неизвестно! А каждый хочет оказаться тем единственным счастливчиком, который готов за любые деньги, оказаться обладателем заветного седалища.

У входов в них невообразимая давка. Проводники на высоте и мурлычут под нос весёлую музыку. Ещё бы: сколько денег привалило! А люди ломятся к заветным проёмам едва ли не по головам других. Конечно, выигрывают сильнейшие. Одинокие женщины, старики остаются сзади. Оскорблённые и униженные, они посылают проклятья рвущимся вперёд хамам. А те, прорвавшись к входу, начинают тащить через головы людей и по ним, свои чемоданы и членов семьи. Обстановка раскаляется до предела. И в этот момент проводница может ободряюще сказать: – Успокойтесь, граждане, все уедете, мест хватит всем! Вагоны почти пустые!

Этому никто не верит. Как они могут быть незаполненными в такое время, когда и в кассах говорят, что свободных мест, ни плацкартных, ни купейных, нет в наличии! И штурм продолжается. Последними заходят самые слабые и те, кто даже в подобных ситуациях не теряют человеческого лица. Но таких, к сожалению, очень мало, потому что в это время люди становятся волками по отношению друг к другу. Это на бумаге у нас все "человеки" друзья, товарищи и братья! Фикция всё это! Настоящее провозгласили те, кто не бывал в подобных ситуациях. Те, кто передвигается в персональных автомобилях, поездах и даже самолётах. А в аналогичной обстановке более сильные "люди" быстро обнажают звериную сущность и многие намерены идти по головам других.

Но потом, когда улягутся страсти, и нахал плебей станет обладателем заветного места, он становится учтивым и даже "культурным". Расточает бывшим соперникам, теперь уже соседям, улыбки и говорит только через "пожалуйста". Но когда одна женщина, из "затоптанных", осмелилась сказать своему соседу, что он наглец и хам, то, кажущийся ручным "лев" так гаркнул на неё, что бедолага лишилась голоса и всю дорогу молчала.

У многих, попавших подобным образом в пустой вагон счастливчиков отвисали челюсти от изумления и несправедливости. Некоторые даже пытались возмущаться подобным положением дел: пробовали восстановить справедливость, путём взывания к совести проводников. Но они быстро охлаждали их воинственный пыл: – Может, вы хотите обратно, на перрон? Это мы запросто! Позовём милицию, она у нас своя, поездная и вас, как хулигана, выставят из вагона! И будете опять, как стая голодных воробьёв, щебетать у касс.… Ах, не хотите! Тогда сидите и не чирикайте!

Услышав подобное, женщины быстро закрывали рты свои чересчур справедливым мужьям, и в поезде воцарялся "порядок". Также, молча, загнанные, "с радостью" отдавали проводникам свои кровные за проезд в дорогом вагоне, за купе с присутствующими в нём хамами.

Но мы немного отвлеклись от темы. Я работал, как говорили в то время, на "Севере", по вахте и мне приходилось часто ездить на поездах. "Прикормил" женщину в кассе предварительной продажи и у меня всегда бывал билет на нужное время. По пути следования, я иногда выходил из вагона и наблюдал описанные мною пассажирские баталии "привокзального значения".

Глава 2

Однажды, когда было напряжённое летнее время, даже "моя" кассирша не смогла приобрести мне билет в плацкартный вагон, в нужном мне поезде. Но оставила в купейный, так как знала, что мне нельзя опаздывать на работу. Так я оказался в дорогом вагоне и, что самое интересное, один в четырёхместном купе (в такое-то время). А всего ехало человек пятнадцать. Проводницей в нём была женщина средних лет, болтливая и почему-то весёлая. Наверное, в предвкушении больших денег – вагон-то пустой. Она часто приносила мне чай (я заказывал) и присаживалась поговорить. А узнав, что я пишу (на столике лежала рукопись книги) и вовсе разговорилась.

За Самарой, на маленьком полустанке, я выскочил на перрон покурить. В вагоне было "тепло" и душно. Утро, но уже стояла жара и как дополнение к ней полный штиль. На деревьях поникли листья, а впереди был почти весь день. Дохнуть нечем, но курить надо! Проклятая привычка! Задыхаешься, но "тянешь вонючую соску"! "Отравившись", я вошёл в вагон и обнаружил в своём купе, как мне показалось вначале, хмурого мужчину. Я поздоровался и присел на своё место, напротив. Поезд тронулся, вошла проводница, взяла у него деньги за проезд. Он сказал, что едет до конца маршрута. Выходит, я сойду раньше. Но это был не вахтовик, уж их-то узнаю, с первого взгляда. Хозяйка вагона повернулась ко мне и сказала: – Вот вам, как писателю и собеседник.

Она вышла с билетом, а мужчина стал снимать верхнюю одежду. Устроившись, подсел к столику и стал глядеть в окно. Мне не хотелось играть в молчанку, и я достал коньяк (обожаю этот напиток) и шоколад. Его в Самаре продавали кусками на килограммы по смехотворной цене (воровали на кондитерской фабрике, а что было в конфетах?) Я указал мужчине на спиртное: – Употребим этот божественный напиток, за знакомство? – а потом добавил, – убьём бутылку?

Он даже вздрогнул от моих слов, но тут же оправился, взглянул на меня и спросил: – Как можно её убить, расколоть что ли?

Я сказал: – Мы уничтожим алкогольное зло, что находится в ней. А сосуд, лишившись своего содержимого, потеряет своё значение. Ведь худо надо уничтожать везде и всюду в любом его проявлении, не так ли?

– Вы правильно сказали, согласен с вами. Долг каждого человека осознанно служить Добру и активно противодействовать Злу. Хотя бы в самом себе.

Я достал два складных стаканчика (были раньше такие) и наполнил их. Перочинным ножом отколол несколько кусков шоколада. Поднял стаканчик: – За знакомство!

– За сказанное! – произнёс сосед и отпил половину ёмкости.

– Меня зовут Артём, – объявил я.

– А мы Даниил! – шутливо сказал он и спросил: – вы что, действительно, писатель?

Я кивнул головой, но добавил: – Да какой из меня беллетрист? Пишу, как говорится в стол да для близкого окружения. Сейчас, для того чтобы издаваться нужны баснословные деньги, а у меня их нет. Сами видите, какое время наступило!

Мы допили содержимое стаканчиков, и я вновь наполнил их.

Исподволь, незаметно рассматривая своего собеседника, я всё более убеждался в том, что передо мной интересный человек, побывавший во многих передрягах. Левую половину его лика пересекал большой шрам, начинавшийся над глазом и заканчивающийся под ним. На щеках рубцов помельче было не сосчитать. Они виделись на всём лице, даже на губах и носу, доходили до ушей. Ушные раковины тоже несли на себе, как я решил, следы воздействия осколков. Как у него остались целыми глаза? Его лоб, до бровей, закрывали волосы, видимо и там что-то было. Руки, особенно пальцы, тоже были в шрамах, с татуировками. Я решил: "Наверное, военный".

Мы "хлебнули" ещё. Немного погодя, собеседник стал краснеть, из чего я сделал вывод, что в жизни Даниил, наверное, мало выпивает. Но это так не похоже на наших бранных гуляк.

– А вы, наверное, военный? – спросил я.

– С чего это вы взяли? – усмехнулся сосед.

– Да вы весь в следах от ран, – заметил я.

– А-а, вон вы о чём, – невесело произнёс он и добавил, – а разве рубцы бывают только у них? Они могут быть и от издевательств.

Даниил ещё больше покраснел и опустил голову. На его скулах заходили желваки, руки сжались в кулаки, причём так, что побелели косточки суставов.

Я почувствовал, что с собеседником что-то произошло. Видимо, напомнил ему о нехорошем и перестал говорить с ним. Посидев, молча, минут пять, Даниил встряхнулся и сказал: – Что же мы сидим, наливайте, продолжим уничтожать "зло"!

Я налил стаканчики. Собеседник поднял свой: – Давайте выпьем за то, чтобы никто в жизни не испытал даже малую часть того, что пришлось пережить мне!

– Хороший тост, но я этого, к своей досаде, не ведаю, вы говорите загадками. Но… за сказанное!

Мы вылили в рот коньячок, теперь уже до дна. Закусили шоколадом. Даниил поднял голову. – Артём, вот вы посетовали, что, к сожалению, не знаете того, что пережил я? Уверяю вас, что это к счастью, и я бы даже сказал: к великому! Не каждый может даже принять то, что испытал я и что делаю сейчас! Это настолько ужасно, что иногда сам себе удивляюсь, как выжил в том аду, где оказался не по своей воле, оклеветанный одной сволочью. И теперь, бытие моё поддерживает только неуёмный костёр мести тем людям, что поломали мою жизнь. Они изуродовали меня настолько, что каждый день теперешнего моего существования приносит только боль и страдания.

– Так кто же вы есть? – воскликнул я, заинтригованный витиеватым диалогом собеседника.

Попутчик взглянул мне в глаза и сам налил стаканчики. Поднял, кивнул мне и выпил.

– Вот вы писатель, – заговорил он… – Громко сказано, – вставил я. – Проводница пояснила, – утвердительно произнёс он и спросил, – а вы знаете, каким ужасным бывает зло? Сколько его разновидностей и до чего оно может довести личность! Но самым большим оно становится от неправильных действий лиц, обладающих властью! От их безразличия к бытию людей! Должностные персоны хотят иметь всё и сразу и не задумываясь, идут к тому, что им не полагается по головам окружающих, иногда, даже ломая им шеи – жизни. Подобное пренебрежение правами и свободой народа создаёт у него чувство незащищённости. Мы часто слышим, что скоро мы будем жить хорошо! Но какие люди станут ладно "жихтарить"? Те, которые страдают и вымирают сейчас или представители коррумпированной власти и иже с ними те, которые живут за счёт населения страны и обдирают его, как липу? А ещё и преступные элементы, которые, не работая, презирая трудовой люд и, даже источая неимоверную злобу, противодействуют существующей власти, но имеют всё. А уголовное лихо может довести даже до скотского состояния! – неожиданно громко выкрикнул он. – Вы даже представить не сможете тех издевательств, что пришлось пережить мне и моим товарищам! И выжил я лишь потому, что должен был отомстить, "отдать долг" каждому, кто над нами измывался! Чувство мести вселяло в меня силы и не давало умереть. Сейчас я благодарен ему и подпитываю его получаемыми эмоциями.

Собеседник, в волнении, вскочил с дивана, но не удержался на ногах. Как-то странно осел и повалился на бок. Я кинулся к нему, вытянул по дивану и перевернул на спину. У него были открыты глаза, но меня он не видел. По телу пробежал холодок: "Что делать? А вдруг умрёт! Что говорить и на работу точно опоздаю!" Осторожно потрепал попутчика по щекам: помогло. Даниил вздрогнул и зашевелился. Повернул ко мне голову. Я с облегчением вздохнул.

– Ох, и напугали вы меня! Что с вами? У вас бывают некие приступы? Может от коньяка?

Очнувшийся мужчина поднялся и сел за столик. – Нет, Артём, не от спиртного. Это от приступа злобы и необузданного чувства мести, они, иногда, почти лишают меня разума.

– Так кто же вы? Я думал, что военный, возможно, побывали в плену и подверглись садистским издевательствам!

– Ах, если бы это было так! Но, знаете, бывают свои люди хуже врагов!

Даниил опустил голову. Затем плеснул остатки коньяка в стаканчики. Поднял свой.

– За святую вендетту! – произнёс он тост и выпил. Закусил шоколадом, помолчал.

– Артём, вы грамотный, развитый человек, говорите, что пишите что-то. Думаю, поймёте мои страдания, боль. Хотите, я поведаю вам о своих мытарствах и последних "героических" похождениях, а вы, может, и сварганите книжонку. Уверяю вас, она будет очень интересной и поучительной для других. Конечно, всё не передашь словами, это надо испытать, но всё же…

Я расскажу свою страшную историю, которая длится и по сей день, уже около десяти лет, после того как я вышел на свободу. Остались ещё два человека, которые не должны жить в своём качестве в этом мире, потому что они не люди. Это служители ада в человеческом обличии! Они даже получили от меня соответствующие прозвища: Бельфагор – демон сладострастия и Аполлион – бес убийства. И я их обязательно "опущу" или лишу жизни! Как получится. Для "обиженных" уркаганов "жистянка" со своими прелестями уже недоступна. Они сдохнут, как шакалы, но непременно испытают то, что переносят униженные от их садистских выдумок и истязаний. А потом, наверное, умру и я. Бытие давно потеряло для меня смысл. Живу только ради мести. Лишь она поддерживает во мне тлеющий огонёк существования. Но сейчас предлагаю пойти пообедать, а потом поведаю вам о своей непутёвой житухе.

Глава 3

Мы закрыли купе и отправились в ресторан. Я заметил, что Даниил сел задом к обедающим, стараясь быть более незаметным для проходящих по вагону. После обеда мой попутчик купил бутылку коньяка, и мы вернулись на свои места. Я не стал дожидаться, когда он начнёт толковать и подстегнул его вопросом: – Даниил, могу записать ваш рассказ для памяти?

После некоторого колебания он сказал: – Только с условием, что его никто не услышит кроме вас.

Я пообещал ему это и включил на запись бывший со мной портативный магнитофон. Помолчав немного, Даниил начал говорить: – "Артём, есть одно замечательное утверждение: если в этом мире что-то происходит, то обязательно есть тот, кому это выгодно! А теперь о себе: мне неприятно "польстило" то, что вы увидели в моём облике героического военного, но, увы! Нет и нет, даже в армии не служил, некогда было. Я сидел в тюрьме и не в качестве какого-то отчаянного "жигана", а в положении самого презираемого там существа. Причём, что самое обидное, попал туда случайно. Дознаватель постарался навесить на меня то, к чему я был вовсе не причастен, но оказался невольным свидетелем бандитской перестрелки и последующей затем, кражи милиционерами их денег. В тюрьме со мной произошло самое страшное, что можно сотворить: сделали не человеком! Как я потом узнал, меня, по "просьбе" следователя, ему нужна была моя отрицаловка того, что мне предъявляли, специально поселили в камеру с отъявленными уголовниками…".

Рассказчик раскраснелся, у него дрожали губы, а в моменты пауз ходуном ходили желваки. Видно было, что разговор давался ему с большим трудом, так как до чёрточек сузились глаза, обострились скулы.

Видя его состояние, я перебил собеседника: – Даниил, успокойтесь и расскажите мне с самого начала вашей эпопеи. Кто вы, где учились и на кого, кем были по жизни до заключения? У вас умное выражение лица и вы создаёте впечатление порядочного человека.

Он остановился от неприятных воспоминаний и напряжение начало спадать. Лик стал принимать спокойное выражение.

– Извините, Артём, я волнуюсь и мне непросто сосредоточиться. Конечно, надо по порядку. Но это будет долгая история. Я схожу к проводнице и оплачу свободные места, чтобы нас не беспокоили.

Не успел я и слова сказать, как он выскочил из купе. Вскоре вернулся. Потёр руки: – Отлично! Мы будем одни. Но что же мы беседуем на "сухую"? – сказал он и наполнил стаканчики. – Ваше здоровье!

Даниил, медленно, со смаком, выпил коньяк. Взял кусочек шоколада. – До чего же приятное сочетание! – изрёк он.

– "Я постараюсь без лишних подробностей, – начал бывший зек, – так как основные события произошли уже после того, как попал в тюрьму. А жизнь моя была такая: родители, образованные люди. Мама филолог, работала библиотекарем, а папа был успешным конструктором в неком закрытом предприятии. Я появился у них поздно. Оба пристрастились к чтению и мне привили любовь к книгам. В старших классах увлекался романтическими историями и… не очень хорошо учился, в общем, "болванил", как и множество учащихся граждан нашей страны.

Так же, как у всех, были у нас и родственники: у папы сестра, а у мамы брат. У них также были дети, но я с ними как-то мало общался. Почему-то они редко бывали у нас. С двоюродной сестрой я всегда находил общий язык. Она тоже любила читать, и была полна всевозможными историями, догадками и предположениями. Но все они были девчачьими: наивными и пустыми.

А вот с братом Юркой, сыном сестры папы, я не ладил. Он был грубым, своенравным, всегда стоял на своём, даже и когда был явно неправ. Несколько раз мы подрались с ним, а после десяти лет перестали видеться. Семья съехала на жительство в другой конец города. О её делах и состоянии я изредка узнавал из разговоров родителей.

Когда мне было шестнадцать лет, они приехали к нам в гости. Юрка вытянулся, но не стал умней: то же упрямство, резкость в суждениях и… восхваление блатного мира. Сидя в моей комнате, стал превозносить "романтику" жизни "рыцарей пистолета и ножа", по сути, воров, бандитов и всевозможных налётчиков. Завидовал им, называл "бродягами по жизни", "правильными пацанами" и, соединённой некими узами "содружества", братвой. Меня почему-то это смешило, и я никак не мог представить себе подобные вещи. В конце концов, он обозвал меня бараном и ничего невидящим, непонимающим ослом, хотя на самом деле им был он сам. Меня это разозлило.

Я сказал ему, что в гостях не я у них, а он у нас и стоило бы вести себя скромней. Это привело его в ярость и даже сменило с лица. Уходя, сказал, что меня никогда не любил и у нас разные житейские пути. Мы никогда не поймем, друг друга, и посоветовал не попадаться на его дороге жизни. Это может плохо кончиться для меня. Хлопнув дверью, ушёл, не дождавшись родителей.

Я действительно в то время был ишаком: ничего не видел и не слышал. У меня к нему не было зла и, наверное, поэтому совершенно не тронула угроза брата. Ну, что мог мне сделать этот непутёвый родственник? Ох, как я ошибался!

Был ещё у меня закадычный друг Миша, – глаза рассказчика взялись поволокой, – дружили мы с ним ещё с детского сада. Потом вместе в одной школе. Затем, поступили в педагогический институт. Почему именно туда? Не буду кривить душой: потому что в другой не зачислили бы, учились неважно. А здесь, нетребовательные экзамены, абитуриентов мало, потому и брали почти всех подряд. А образование-то всё равно высшее. И это является главным во все времена. Определились мы с ним на факультет физвоспитания. Возможно, могли бы стать известными спортсменами, но… не получилось. Видимо не судьба!

В это время, как-то к нам приехала сестра папы и плача поведала о том, что Юра связался со шпаной и попал в милицию. Ограбили некую пустовавшую квартиру, за которой приглядывали соседи. Они и вызвали работников правопорядка. Всех троих повязали с приготовленными к выносу вещами и драгоценностями. Скоро суд. Адвокат говорит, что ему, как самому молодому, светит три года тюрьмы. Теперь тётя Света просит отца и меня навестить его и поговорить с ним: её он совершенно не слушает. Наоборот, весёлый, не унывает и говорит, что наступило время стажироваться, набираться опыта и ума.