Труп выгоревших воспоминаний

Я прикусила язык, понимая всю абсурдность сложившейся ситуации. Фактически, я выкладывала в своей голове шаги захвата надзирателя, по глупости шла прямиком ему в руки. Но у меня не было никаких прямых улик, кроме своих воспоминаний, чтобы засадить этого человека за решетку. Что мне дал надзиратель за три года пребывания под его контролем? Выносливость, способность к обращению с холодным оружием, способность к хакерству. Чего я лишилась за эти три года? Свободы. Я потеряла свободу по вине своего отца. Он променял мою свободу на возможность отыграться своему другу. Так почему же я пытаюсь отомстить надзирателю? Почему я не собираюсь отомстить своему отцу? Ответ на вопросы возникает сам собой: у меня нет веских доказательств и никто моим откровенным признаниям не поверит.

Я невольно посмотрела на Людовика. Он с интересом изучал фотографии моей семьи, которые стояли рядом с телевизором. На одном из снимков, мой старший брат Александр в возрасте двенадцати лет лепил снеговика. Родители успели заснять его в момент смеха. Брат практически не улыбается после автокатастрофы, и мне редко удается застать на его лице улыбку. На второй фотографии улыбающиеся семейство отдыхает где – то в ближайшем Подмосковье. Александр, единственный, кто не удосужился улыбнуться в камеру.

Я вернулась к изучению предоставленной мне информации. У нас с Людовиком был своего рода доверительный барьер, который касался и пролегал лишь по прямой рабочей сферы. Однако, я не горела желанием рассказывать ему всю правду о своём прошлом. Да и с какой стати я должна это делать? В нашей семье принято решать свои проблемы самому. Я делала вид, что занята изучением напечатанного текста, но мои глаза меня подводили. Они словно не видели текст, а проходили сквозь него, заставляя меня видеть белую бумагу с чёрными полосками. Я от досады швырнула листы на кофейный стол и облокотилась на спинку дивана. Одно из самых приятных для меня воспоминаний всплыло в моей голове.

Я рассортировывала документы по датам, доставая разложенные в непроизвольном порядке бумаги, покоящиеся в коробках. Работа не сложная, но пыльная. Сгусток пыли поднимался ввысь, каждый раз когда я доставала новый лист исписанной бумаги. Он ненадолго задерживается в комнате, словно осматривая новый для него мир, и медленно оседал на то же место, где лежал раньше, не удосуживаясь осесть где-нибудь ещё.  Несказанная забастовка пыли меня веселила. Я не раз ловила на своём лице улыбку, заставляющую меня смутиться.  Я потерялась во времени. Мною уже были разложены две огромные коробки, освобождённые от своего груза, мирно отдыхающие на полу, рядом с их полными сородичами. Конкретного места разложения бумаг мне не говорили, поэтому я клала их в стопки на все тот же пол, но уже подальше от окружающих меня коробок.

– Недурно, отец будет доволен. – Андрей появился за моей спиной бесшумно, впрочем как и всегда.

– Я успела сделать не так уж и много. Хвалить меня особо не за что.

– Сама скромность. – Андрей положил на мое плечо ладонь. – Пошли прогуляемся. Хватит тебе дышать этой гадостью.

– Мне нужно закончить работу.

– Мне нужно заниматься. Мне нужно тренироваться. Мне нужно закончить работу. – Передразнил он меня. – А тебе когда – нибудь приходило в голову: мне нужно развлекаться?

– Оно ушло в отпуск и просило передать, что вернётся не скоро. – Шутливо отозвалась я.

– Считай, что отпуск закончен. Отец привёз двух новых лошадей в конюшню и разрешил мне их тебе показать.

– Зачем?

– Он поощряет действиями твои старания. Ты же не отгадала ещё его загадку.

– Ты знаешь о ней?

– Отец поделился со мной новостью, когда я спросил у него, почему на твоём теле появились новые царапины.

Я невольно потянулась взглядом к моим запястьям. Они оказались окутаны в тонкую кофту, старательно пытаясь скрываться в паутине вязаной шерсти, лишь маленьким розовым хвостиком выглядывая из обволакивающего их материала, словно боясь выпустить своё дитя в новый мир. От Андрея не укрылся мой беглый взгляд. Он осторожно, будто пытаясь спугнуть нависшую над нами тишину, оголил запястье левой руки. Он поднёс ее к своим губам и поцеловал там, где царапина приобретала более красный оттенок. Я заворожённо наблюдала за действиями Андрея, стараясь лишний раз не моргать. Он умел вести себя утонченно, хотя временами не мог держать порыв своей грубости.

– Идём, тебе понравится.

Он протянул мне руку. Я, прежде чем ее взять, огляделась. Пыльное помещение чердака одного из домов, относящейся к своеобразной пристройке, выполняющей функцию хранилища давно не использованных вещей, более меня не привлекало своей уединенностью. Моя ладонь оказалась у Андрея в руке. Он улыбнулся, рывком поднял меня на ноги и поспешил увезти из помещения, пока я не передумала о принятом решении. Его поспешность оправдывала себя: я меняла решения как метеор, временами заставляя моего собеседника усомниться в моей компании. Андрей был не такой. Он умел слушать, умел ждать, давал дельные советы. Как друг, он меня вполне устраивал.

Мы вышли на улицу. Я сделала глоток свежего воздуха. Моему взору открылась небольшая поляна и прилегающая к ней дорога, ведущая в лес. Конюшня располагалась на небольшой поляне, спрятанной от посторонних глаз. Фасад домов скрывал конюшню, а лай собак перебивал ржание лошадей. Лошади – животные спокойные. Надзиратель никогда не терпел неповиновения. Иногда, если кони ржали в ночное время суток, на утро их уже заменяли другие. Надзиратель не говорил нам, что он делает с животными, и пропускал наш прямой вопрос мимо ушей. Сегодняшнее знакомство с новыми лошадьми не исключение из правил.

– Лаврецкая.

Я открыла глаза и перевела свой взгляд на напарника. Он смотрел на меня не отрывающимся взглядом. В его глазах смешались беспокойство и любопытство.

– Не знал, что ты интересуешься лошадьми.

– Я разговаривала?

– Отдаленными, ничего не значащими фразами.

Я протерла заспанные глаза. Людовик не интересовался моей жизнью до приезда во Францию. Это меня и спасало, и пугало. Весь прошлый год, я старалась максимально огородиться от любых вопросов, так или иначе касающихся моей прошлой жизни. Когда мне их задавали, я либо не отвечала вовсе, либо отвечала однотонными, ничего не значащими предложениями. Но даже при таком шифровании, любопытство моих друзей не исчезало и я ловила себя на мысли, что рано или поздно кто –то переступит начерченною мною черту и не оставит меня в покое, пока не найдет ответы на все интересующие его вопросы.

– Это долгая история.

– Лаврецкая, – Людовик поднялся с дивана и, собрав документы, неспешным шагом пошел к двери, – твоя личная жизнь меня не касается.

– Погоди.

Людовик заинтересованно посмотрел на меня. Я подошла к брошенной в прихожей сумке, подняла ее, достала документы и протянула напарнику. Он взял их без особых колебаний.

– Спасибо.

Он кивнул и ,открыв дверь, исчез в освещенном коридоре жилого здания. Я закрыла за собой дверь. Завтра предстоял не легкий день. В голову стали прокрадываться ужасные картины предстоящего убийства, но я мотнула головой и наваждение исчезло.

Глава 10

Среда, 7 июня

Начинать утро с привычного телефонного сарказма – мое хобби. Людовик позвонил мне за несколько минут до моего подъема. Я подняла трубку, не посмотрев на экран мобильного, а надо было.

– Алло. – Зевок вышел наружу, сразу после произнесенного слова.

– Перебьешься Яна. – Людовик явно находился в приподнятом настроении. – У нас самолет в одиннадцать утра. Проснись, пой и приезжай в аэропорт.

– В какой?

– Орли.

Напарник отключился. Я встала с кровати, неохотно отложив согревающее меня одеяло в сторону. Я привела себя в порядок, выпила кофе, перекусила и с легким рюкзаком фиалкового цвета вышла из дома. Спустя два часа я уже сидела в аэропорту и пила ароматный кофе. Людовик имел свойство всегда приходить вовремя. Но сейчас он задерживался, хотя мы не договаривались о конкретной встрече в самом здании аэропорта до вылета нашего самолета. Я подула на ореховый латте, достала из сумки нарисованную мною звезду, соединяющую станции метрополитена. Бланш, Клюви – Ля – Сорбонн, Сегюр, Йена, Репюблик. Станции должно что–то между собой соединять. В них должно что–то находиться. Но что именно?

Утром мне ничего не приходит на ум, пока мой мозг не проснется. Сколько бы я ни всматривалась в написанные корявым подчерком на листе станции, я не могла найти сходство. Может, я мыслю не в том ключе? Может, я не имею достаточно для этого сведений? Может, причина кроется в неразгаданной загадке? Может…Может здесь ничего и нет, а то что труп найден на острове Корсика и линии соединяются в звезду, это всего лишь совпадения?

Поменяй минус на плюс.

Я достала чистый лист. Открыв карту гугла на телефоне, нашла в интернете рисунок всех провинций Франции. Постаралась максимально точно перерисовать их на пустой лист черной ручкой, не забыв подписать каждую из провинций. Четыре провинции, где жили умершие девушки, я обозначила крупными точками. Я сделала глоток и чуть не подавилась от пришедшей ко мне догадки. Я вновь, как и вчера, соединила четыре провинции, но теперь задействовала Иль – Де – Франс. Передо мной, вместо стрелки, указывающий на остров, появился самый настоящий крест. По моей спине пробежали мурашки. На меня через бумагу смотрели три новые провинции: Центр, Бургундия и Лимузен. Я не удивлюсь, если выжившие девочки проживают именно в них. Крест легко соединяется в круг, охватывая еще больше провинций: Нижняя Нормандия, Земли на Лауре, Аквитания, Юг – Пиренеи, Рона – Альпы, Шампань – Арденны. Таким образом, я вижу возникшую, словно ниоткуда, пентаграмму. Точкой отсчета безусловно считается Иль – Де – Франс. Хотя ее же можно считать и точкой сплетения. Что же ты задумал на этот раз? Почему выбрал именно Париж?

Я натянула тетиву. Лук выпустил свою первую стрелу. Наконечник стрелы попал рядом с заштрихованным кругом, обозначенным центром на тренировочных мишенях. Неплохо для новичка, который взял в руки стрелы впервые, но не достаточно хорошо для надзирателя. Мужчина перезарядил пистолет. Он нажал на курок и пуля просвистела рядом с моим ухом, заставив тело вздрогнуть.

– Все должно происходить в совершенстве. – Спокойно отчитал меня надзиратель. – Ты пришла ко мне получать свои знания, а не прохлаждаться, проживая свою никчемную подростковую жизнь.

– Я пришла сюда не по своей воле. – Напомнила я ему, боясь обернуться или сдвинуться места.

– Верно. – Мужчина вновь перезарядил пистолет. – Ты появилась здесь из–за ошибки своего отца, который по счастливой для меня случайности показался у меня на пути в сложное для него время. Как он поживает Яна? Связывается ли с тобой, чтобы узнать о самочувствии своей любимой дочери?

Мужчина надавливал на меня, используя свою любимую тактику по осуществлении сломления хрупкой человеческой души. Как только меня забрали из моего же дома, придя ко мне поздно ночью в момент исполнения пятнадцати лет, мой отец ни разу не связывался со мной. Я продолжала наивно думать, что в один прекрасный день он со мной созвониться, все объяснит, скажет что это недоразумение и вернет дочь домой. С тех пор прошел год, а папа, как и мама, так и ни разу не позвонили. Лишь изредка Александр присылал мне письма, где интересовался моими делами, старательно избегая любые подробности жизни родителей.

– Я, кажется, задал вопрос, Яна. – Приторно сладким голосом напомнил о себе надзиратель.

–Вы же сами прекрасно знаете, что мне они не звонят.

– И какие у тебя возникают эмоции, когда ты понимаешь, что тебя не только предали, но и забыли?

– Они меня не забыли…

– И ты веришь в это?

– А есть ли у меня основания в это не верить?

– Повернись ко мне. – С нажимом повелевает мне мужчина. – И я тебе расскажу сказку.

– Я не маленькая девочка, чтобы случать придуманные истории. – Недовольно ворчу я, но поворачиваюсь, понимая, что любое неповиновение может для меня плохо кончится.

Надзиратель призывает меня пальцем подойти к нему. Я подчиняюсь, боясь выпустить из ослабевших рук лук. Тело навивается свинцом. Таблетки, которые выдают нам каждый день, начинают машинально действовать. Мой разум притупляется, а голова начинает раскалываться от нереальности всего происходящего. Мне кажется, что передо мной стоит отец, а не надзиратель, успевший за год стать для меня чуть ли не членом моей семьи. Наваждение, позволяющее выполнять любые приказы, пробудет со мной до вечера, пока моя голова не соприкоснется с мягкой подушкой моей кровати.

Мужчина улыбается. Он убирает выбившую прядь черных волос за ухо. Осторожно касается пальцем моих губ. Слегка наклоняет голову. Со стороны может показаться, что он хочет меня поцеловать. И я жду заветного момента, но губы мужчины проходят мимо моих полуоткрытых губ и останавливаются недалеко от уха. Я чувствую его дыхание на своей шее.

– Мой сын забрал у меня удовольствие поразвлечься с тобой, Яна. – Шепчет он, правой рукой проводя тонкие, незамысловатые линии на моей спине. – Мне не нужны второсортные девицы в постели, но если хочешь… Мы можем преподнести ему урок.

– Вы хотите проучить своего сына?

– Девушка, не желаете ли заказать себе что–нибудь еще?

Я возвращающимся к себе взглядом посмотрела на обеспокоенно стоящую рядом со мной официантку. Я несколько раз моргнула, окончательно приходя в сознание. Невзначай потрогала кружку с кофе, который, естественно уже успел давно остыть. Посмотрела на часы. До прекращения регистрации на самолет мне оставался еще час свободного времени. Я улыбнулась девушке.

– Не откажусь от еще одного латте.

Официантка улыбнулась, записала мой заказ в блокнот и направилась к стойке с бариста. Кофейня имело не большое помещение. Я заинтересованно огляделась и заметила, что во время моего пребывания в омуте воспоминаний, большинство свободных столиков оказалось занято.

– Не думал, что ты любишь заниматься оккультизмом. – Людовик опустился на противоположный от меня стул и кивнул взглядом на перечерченный лист провинций Франции. – Жаль, что нам это ничего не дает.

– Уверен? – Я повернула бумагу к лицу напарника. – Здесь, выделены провинции Франции. Четыре из них относятся к месту рождения убитых девушек. Остальные – лишь скупые предположения, граничащие с фигурирующими названиями.

Людовик нахмурился. Он взял лист в свои руки и стал его пристально рассматривать.

– Ты поэтому просила вчера узнать больше информации о живых школьницах?

– Да. – Я достала из сумки два вчерашних листа, которые тоже отдала на изучение напарнику. – Это первоначальный вариант. А это, – я показала на звезду, выглядывающую из линий парижского метрополитена, – то что получилось в итоге.

– И что нам это дает?

– Если соединить четыре известные провинции между собой, – я протянула ему еще один лист, где красовалась незамысловатая стрелка, – то угадай, что вырисовывается в итоге.

Людовик взял лист. Он посмотрел на него, перевел свой взгляд на звезду, вновь посмотрел на получившуюся стрелку. Не удержавшись, напарник присвистнул.

– Когда ты успела это понять?

– Вчера днем. – Я положила палец к своей голове. – Как видишь, – улыбнулась официантке, принесшей мне кофе, – кофе помогает придаваться неплохим думам.

– Мудро, но глупо.

– Почему же?

– Ты не засекала время, когда рисовала стрелку на остров?

– Нет, а должна была?

– Яна, я не утверждаю, но и не верю в получившееся совпадение.

– Поясни, будь добр. – Я отпила горячее кофе.

– Видишь ли, – напарник понизил свой голос до полушепота так, чтобы постороннее не смогли подслушать наш разговор, – все убийства, которые были совершены за последние два дня, так или иначе связаны с тобой. Сначала, в кафе зашли девять школьниц. Ты их увидела, рассмотрела и повернулась ко мне. Потом одна из девушек отошла в уборную и была застрелена. Во второй раз ты вышла из офиса и опять же, твоему взору показались восемь привычных девушек. Естественно, ты не могла пройти мимо и не проследить за ними. Итог такого необдуманного решения: еще один труп. Вчера, ты находилась в кабинете Олега. И опять убийство, причем не одно, а целых три за день. Думаешь совпадение?

Я не хотела признаваться в очевидном: Людовик прав. Я хмыкнула, отвернулась от его пристального взгляда и посчитала нужным не отвечать на вопрос, произнесенный с некоторой долей присутствующего сарказма. Я невозмутимо поднялся кофе и сделала пару долгих глотков. Горячий напиток проник в мое горло. Я улыбнулась уголками губ.

– Я думаю, – решила я удостоить своим ответом напарника, – что вы пытаетесь меня запугать, придумывая мою причастность к происходящему делу.

–И что же нами движет?

– Олег печется о репутации Могильного Памятника. В прошлый раз, когда меня похищали, никаких предостережений и прошении Варновски – старшего о прекращении моей деятельности, а также поступающих предложений отстранения меня от расследования не было.

– Допустим. Не забывай только, что Олег открыл Могильный Памятник под влиянием отца. Ему нравится эта работа. Он не ожидал, что втянется в нее с головой. Теперь, Могильный Памятник – это его детище, которое он старается охранять и не потерять любой ценой. Формально, Олег Варновски наш босс, но его отец продолжает стоять во главе возникшей организации. Он имеет право шептать своему сыну безумные идеи. Если ему взбредет в голову попросить сына уволить тебя, как думаешь, на какую сторону встанет Олег?

– У тебя не получилось.

– Не получилось что?

– Подбодрить меня, напарник.

Людовик пожал плечами. Я же не хотела понимать всю правильность сказанных из уст напарника слов. Кто я такая чтобы меня защищали? А как бы отреагировал отец Олега, если бы он узнал, что я провела три года своей жизни в рабстве? Что бы он тогда сделал? Отвернулся бы от меня? Незамедлительно попросил огородить меня от своего сына? Попросил бы прекратить с ним общение? Уволиться из Могильного Памятника по собственному желанию? Я сделала еще один глоток из кружки. Не зря надзирателю не нравится, что пройдя столь долгий и временами мучительный путь, я смогла совладать с собой, полностью отправившись от всех его наваждений, вернув себе способность здраво мыслить и принимать правильные решения, не омраченные ничтожной повседневностью.

– Я не собирался этого делать. Просто контактировал факты наблюдения за сложившейся ситуацией.

– Как долго ты наблюдал за этой ситуацией?

– Два прошедших дня.

Я не собиралась дальше обсуждать свои тупиковые поступки, поэтому взглянула на разложившиеся перед напарником листы, стараясь перевести получающийся разговор в противоположное русло.

– Что находится на распутье пяти станций метро?

– Мммм? – Людовик взглянул на неаккуратно начерченные мною линии метрополитена. – А там должно что –то находиться?

– Звезда не может существовать без своего вечного компаньона.

–Ты имеешь в виду круга, окутывающего в своих объятьях остроконечную звезду?

– Звезда не может существовать без круга. – Повторила я, и перехватив непонимающий взгляд напарника, пояснила. – Видишь ли, люди недаром рисуют звезду в круге. Обычная звезда – символ сатанистов, правда, смотря под каким углом она нарисована.

– А что есть два варианта изображения звезды?

– Да. Первый вариант, самый безопасный. Звезда нарисована одним наконечником символизирует фигуру человека с вытянутыми руками и ногами, целостную личность. Будучи бесконечной, пятиконечная звезда воспринимает значение, силу и совершенство круга. Пять ее вершин означают дух, воздух, огонь, воду и землю. Однако, если звезда перевернута и нарисована двумя наконечниками вверх, это уже означает знак дьявола. Круг, как правило, в оккультизме играет роль непосредственного барьера между вызываемым демоном и человеком, не позволяя демону попасть в мир живых.

– И откуда ты все это знаешь?

– В детстве пыталась с подругами вызывать демонов. – Я отпила кофе.

– Получилось?

– Нет. Это все выдумки. Те, кто всерьез этим занимается или изучает, просто люди, не нашедшие логического объяснения придуманным кем – то от скуки небылицам.

Людовик вновь посмотрел на нарисованную мною звезду. Он взял карту с провинциями и положил ее вместе с неполной картой метро.

– Звезды везде одинаковые.

– Олицетворяющие человека.

– И что нам это дает?

–Недостающая информация о живых школьницах должна все прояснить.

Людовик перевел свой взгляд с листов на меня.

– Почему ты в этом так уверена?

– Потому что убийца оставил нам подсказку в доме, помнишь?

– Нарисованная пентаграмма находилась там еще до момента убийства. Начерченная звезда с двумя перевернутыми наконечниками уже потеряла былой цвет. Если там и был убийца, то вряд ли бы он стал заморачиваться и придавать выцветшим линиям былую яркость.

Я не верила в совпадения, но решила, что с моей благоразумностью, которую я редко показывала Людовику, отступила. Лишний скандал перед полтора часовой поездкой не сулил ничего хорошего.

– Зови официантку, расплачивайся и пошли. Мы не можем опоздать на самолет.

Я понимала нетерпение напарника. Нам и так достались довольно дорогие билеты. Каждый стоил по сто тридцать евро в эконом классе местной авиакомпанией. Сейчас, к тому же, был сезон отпусков и на Корсику летали довольно много туристов. Французы им не уступали. Я подняла руку, встретившись глазами с официанткой. Она принесла мне чек, расплатившись, я собрала все листы и аккуратно сложила их в сумку под презренным взглядом Людовика. Достав из бокового кармана сумки билет, мы отправились к необходимому нам гейду, где уже вовсю стояла небольшая очередь ожидающих самолета пассажиров. Хоть я и ехала на остров не просто так, я была рада, что на этот раз не являлась пленницей, и впереди меня ждал спокойный полет.

Самолеты – умиротворяют, заставляя вкусить всю прелесть иллюзии полета. Когда я была маленькой, родители часто брали меня с собой в путешествия. Я помню, с каким энтузиазмом садилась в кресло в салоне самолета около окна, как заворожено смотрела на плывущие облака, представляя себя Венди Дарлинг в компании Питера Пена и других потерянных мальчишек. Мы плавали в облаках, с помощью пыльцы Динь и смеялись, каждый раз превращая наше удивительное приключение в игру.

Спустя годы игривое наваждение исчезло. Теперь я была собой. Девушкой, любящей полеты больше предстоящего отпуска. В салоне самолета практически не оказалась свободных мест. Пассажиры разговаривали между собой, некоторые, кто летел с детьми, успокаивали своих чад, попытавших счастье заплакать на весь салон. Дети по–разному переносят свой первый полет. Некоторые плачут, некоторые спят, и лишь те немногие, понимающие всю абсурдность ситуации, с интересом смотрят в окно иллюминатора и созерцают прекрасную красоту своими расширенными глазами.

Наши места с Людовиком оказались в самом хвосте самолета. Здесь, как и на американских авиалиниях, местам, расположенным около туалета и небольшого помещения для стюардесс, французы редко уделяют свое внимание. Мы же, наоборот, при удобной возможности бронируем именно их. Двойные места хороши. Никто не сядет к нам, не станет мешать или подслушивать разговор. Когда самолет взлетел ввысь и стал набирать высоту, Людовик протянул мне распечатанную информацию о живых школьницах. Листов на удивление оказалось меньше, но практически все буквы оказались выделены привычным для меня желтым цветом.

– Олег запретил устраивать еще один допрос школьницам. – Людовик заметил на моем лице замешательство при виде малого количества листов. – Пришлось попросить Француа достать необходимую информацию.

– Француа решил взломать компьютерные блоки девушек?

– Жесткие диски компьютерной паутинной системы. – Поправил меня Людовик.

Несмотря на отсутствие каких –либо дел, требующих срочного вмешательства, я не удержалась и смерила Людовика презрительным взглядом. Естественно я прекрасно знала как называется система, позволяющая подключится к любому компьютеру и взломать нужный сервер. Я действовала исключительно из своих побуждений, хотя мне с каждым разом становилось все сложнее и сложнее изображать из себя дурочку; девушку, ничего не понимающую в хакерстве. Временами, я ловила себя на мысли, что моя ложь может сыграть со мной злую шутку и однажды правда вырвется наружу. Уж лучше поздно, чем слишком рано.