Труп выгоревших воспоминаний

Я сделала пару глотков кофе. Мой мозг работал в ускоренном режиме. Я отвергла первоначальную мысль о возможном знакомстве девочек с пеленок. Первые две жертвы оказались в Париже по семейным обстоятельствам и приехали сюда из провинций, никак не граничащих между собой. Маргерит жила в Париже пять лет, а Аньес два года до момента убийства. Девочки учились в разных школах, предпочтительно находившихся в разных уголках города. У жертв психопата убийцы не было общих интересов, а родители убитых не знали о существовании между ними крепкой дружбы. Получается, что девочки сдружились лишь в начале этого года. Если это было действительно так, то как же они встретились? Я встряхнула головой и принялась изучать доступную информацию по оставшимся двум убитым девушкам. Она оказалась не такой подробной как первые две. Это значило, что либо напарник поленился поискать больше информации, либо девочки вели настолько закрытый образ жизни, что узнать о них больше просто не представляло возможности.

Третью убитую звали Мари – Поль Флери. Она родилась в провинции Лангедок тринадцатого мая. Лангедок считается исторической областью, расположившейся на юге Франции. Девушка умело говорила не только на французском языке. Она частично и не в лучшем совершенстве знала окситанский язык. Если верить проверенным источникам, то дом девушки находился в регионе Лангедок – Руссильон. У родителей Мари – Поль сохранился небольшой загородный домик в районе небольшого крепостного городка Эг – Морт. Однако, все основное хозяйство, работа и жилье сосредоточено в городе Безье.

Родители Мари – Поль Беранжер и Бенуа Флери. Беранжер Флери сорок шесть лет, работает агентом по недвижимости. Бенуа Флери пятьдесят лет, занимается скотоводством. Оба родителя погибшей живут в Безье, небольшом старинном городе Франции. Свою дочь они отправили на содержание родителей Беранжер на подготовку к самостоятельной жизни. Беранжер Флери всерьез задумалась о возможности предоставить своей дочери, первенцу, хорошее образование. Бенуа был в хороших отношениях с родителями своей жены, поэтому с легкостью согласился на желание жены отправить девочку в столицу Франции. Мари – Пот Флери пришлось заново заводить себе друзей и обустраиваться на новом месте. Родители Беранжер встретили свою внучку с распростертыми объятиями. Они обделяли ее должным вниманием. Она не была изгоем, хорошо училась, стараясь радовать не только бабушку и дедушку, но и своих родителей.

Мари – Поль единственная из четверых убитых, кто попался на взломе сайта ФБР. Девушка не смогла более точно объяснить, почему она решила взломать сайт федеральной внутренней разведки, и, одновременно, федеральной правоохранительной структурой Соединенных Штатов Америки. По ее словам, сказанным в одном из интервью, Мари – Поль устала от однодневной жизни и она решила попробовать себя в роли хакера. Девушка думала, что взломать сайт федерального бюро расследований окажется легко, но при первой же попытки ее сервер засекли правоохранительные органы. Мари – Поль отсидела две недели в тюрьме и , выйдя на свободу, решила оставить все попытки стать профессиональным взломщиком.

Последняя убитая ничем не отличилась. Она являлась сиротой и по социальной программе была переведена из интерната провинции Пуату – Шаранта. Девушку звали Югетт Паже. Она с самого детства жила в интернате для трудоспособных детей. Югетт никогда не искала своих родителей или других родственников. Она была замкнутым ребенком, редко связывала слова в замысловатые предложения. Ничем не интересовалась и всегда старалась держаться в стороне от своих сверстников.

Я отложила изучаемые мною листы в сторону и потёрла виски. Кофе притуплял голод, и я успела пожалеть, что не захватила с собой из дома ноутбук. Я порылась в сумке, нашла завялившиеся пустые листы и ручку. Пока я сидела в кофейне, я решила переписать заинтересовавшую меня информацию и дома, присоединившись к интернету, досконально изучить полученные сведения, сопоставив их с тем, что я уже знала. Я в строчку занесла имена погибших школьниц, посчитав не вносить в список их родителей. Имена вписала так же, как их убили: Маргерит, Аньес, Мари – Поль и Югетт. Я остановилась, старательно вдумываясь. Потом, решила вновь записать имена жертв, но уже с обозначением родительского статуса: Маргерит – мать; Аньес – отец, гражданская жена; Мари – Поль – бабушка с дедушкой по материнской линии; Югетт – сирота. Но, даже при получившимся раскладе, взаимосвязь между надзирателем и девочками никак не просвечивалась. Я попробовала в третий раз, используя при написании имён название провинций, где жили девочки до переезда в Париж: Маргерит – Франш – Комте; Аньес – Овернь; Мари – Поль – Лангедок; Югетт – Пуату – Шаранта. Я в конце страницы нарисовала приблизительную карту провинций Франции. Всех девочек словно тянуло в Париж. Эта линия тяготения расположилась с запада на восток и при соединении указанных провинций нарисовывалась кривая стрелка, показывающая на провинцию – остров Корсика. Я постучала пальцами по столу, смотря на остров и указывающую на него стрелку. Если верить историческим книгам и моим собственным знаниям, то на острове Корсика, который ныне является территориальной общностью Корсика, имел лишь одну тюрьму, носящую название Сен – Лоран – Де – Марони. Данная тюрьма закрылась в 1946 и более не принимала заключённых в свои крепкие объятия. Я сделала глоток и набрала на телефоне номер Людовика. Людовик ответил мне после пятого гудка, когда я уже собиралась повесить трубку, оставив ему сообщение на автоответчике.

– Я занят.

– Я не отниму у тебя много времени. – Не удержалась я, но, потом поняв, что у Людовика рабочий день в самом разгаре, тут же приступила к главной причине своего звонка. – Ты расспрашивал выживших школьниц на допросе?

– При тебе. Вчера. – Однотомно ответил напарник.

– А потом вызвал их на допрос?

– Нет.

– Можешь это сделать в ближайшие два дня до моего отъезда?

– Яна, ты отстранена от дела. Даже если я это и сделаю, я не имею права передавать тебе полученную информацию.

– А если я скажу тебе, что я кое – что нашла, но мне нужно больше сведений?

– Что конкретно тебе нужно?

Похоже, мое открытие заинтересовало Людовика и я, неохотно, улыбнулась.

– Мне нужно знать места рождения оставшихся школьниц… или их имена.

– Постараюсь устроить допрос с позволения Олега и завтра тебе все сообщить.

Людовик отключился, не дав мне его поблагодарить. Видимо, он был слишком занят работой, а может просто бездельничал и не спешил тратить своё драгоценное время на слово «пока». Я допила своё кофе, доела сэндвич, заказала ещё один латте гранде и продолжила смотреть на линию, указывающую на остров  Корсика, пытаясь понять что же это значит. И какое отношение самый обычный остров в Средиземном море имеет отношения к погибшим школьницам.

Я просидела в кафе ещё часа два. Изначально, после небольшого открытия с фокусом провинций, где родились девочки, я пыталась выстроить логическую цепочку с местом жительства школьниц в столице. К сожалению, мне не повезло и дело вновь зашло в тупик. Изначально, вспомнив о нарисованной пентаграмме в заброшенном здании, я решила воспроизвести звезду на картах Парижа, пытаясь разными способами соединить названия улиц, которые Людовик аккуратно приписал идеальным почерком рядом с переездом убитых в столицу Франции. Мне пришлось отбросить возникшую идею после потраченного часа и исчерпавших себя попыток. Домой я идти не спешила. Я ждала звонка Людовика о возврате документов в офис агенства. Решив не тратить время впустую, я посчитала нужным проверит ещё одну догадку, которая возникла у меня тогда, когда я пристально смотрела на карты пролегающих улиц Парижа. Я решила поступить глупым для себя способом и точкой отсчёта выбрала квартиру первой убитой Маргерит Рюэль. Мне предстояло проверить расстояние от дома до дома каждой убитой. Девочек что-то должно связывать между собой, помимо одинакового цвета волос, приезда незадолго до гибели из провинции в столицу Франции, и ещё одной неприметной детали. Все жертвы считались миниатюрными и не выглядели на свой возраст. Неудивительно, что когда я их встретила вчера утром в кафе, я подумала что им по девять – десять лет.

Во второй час сидения в кафе на одном месте у меня затекли ноги, но я не обращала на это никакого внимания. Я включила мобильный интернет, которым активно пользовалась редко, и не так часто как хотелось бы. В поисковике гугла я набрала станции парижского метро. Для начала моего путешествия мне нужна была не только точка отсчета, но и подсчет времени, а так же приблизительное знание предстоящих мне пересадок с одной линии метро на другую. Я часто в последний год пользовалась местным метрополитеном. Но при многочисленных поездках под землей, я никак не могла выучить названия станций, которые попадались мне на моем пути. Я вытащила и положила перед собой четыре распечатанных листа. Маргерит Рюэль проживала на второй линии метро. Ближайшая станция называлась Бланш. Улица Баллю располагалась недалеко от метро, и до места назначения можно было спокойно пройти пешком. Аньес Лавире снимала с отцом квартиру на станции третьей линии метро под названием Клюни – Ля – Сорбонн. Улица, опять же находившаяся в пешей доступности от метро, называлась площадью Поль Пенлеве, видимо, носящая название из–за прилегающего к улице сквера Поль – Пенлеве. Я прикусила в задумчивости губу. Мари – Поль Флери оказалась третьей жертвой убийцы. И тут у меня непроизвольно возник вопрос: а была ли связана жертва Мари – Поль с названием площади Поль Пенвле? Ведь и в имени Мари – Поль и в названии площади Поль Пенвле фигурирует общее название Поль. Я решила пока что не брать возникающую идею во внимание и продолжила выписывать на листе маршрут убийцы. Мари – Поль Флери проживала на станции метро Сегюр третий линии метрополитена. Фактически, Мари – Поль могла пересечься с Аньес Лавире и подружиться, ведь они обе жили на одной линии метро. Это пока единственная зацепка, которая связывала убитых девушек, но никак не вписывалась в мотив их убийства. Улица Роза Бонер опять же расположена в шаговой доступности от последнего места жительства убитой. Похоже, убийца не любил составлять сложные для себя маршруты и выбирал жертв, живущих рядом с метрополитеном. С Югетт Паже оказалось сложнее. Девушка за два месяца до убийства сбежала из детского дома. Она активно пользовалась своими счетами и тратила на себя поступающие на открытый счет в банке деньги. Югетт воспитатели детского дома не искали, более того, они не подавали на нее в розыск. Югетт снимала квартиру на несуществующие имя у пожилой пары в районе метро Йена девятой линии метрополитена. Людовик не предоставил мне информацию о названии улицы, но оно уже и не требовалось. Похоже, я нашла то что искала и мне не доставало лишь одного завершающего элемента. В моем случае этим недостающим элементом являлась моя собственная станция метро, где я проживала в течении года.

Я сделала непроизвольный вдох – выдох и, открыв карту, где были указаны все линии метро, нарисовала интересующие меня вторую, десятую, девятую и одиннадцатую линии метро. Я не стала расписывать все станции метро, обозначив, лишь пять необходимых мне станций и соединила их линиями. Мое тело пробила легкая дрожь. Я искала звезду и нашла ее. Только эта звезда пролегала не на улицах Парижа, а на линиях метрополитена.

Значит, убийца вчера оставил таки нам небольшую подсказку в заброшенном доме. И, похоже, оставленная им горящая свеча тоже что–то значит. Но что она может обозначать?

Я облокотилась на спинку стула. Минус на плюс мало что давал в изучении полученной информации. Я могла не ехать на отмеченные и изученные по картам мною улицы. Передо мной лежала картина того, что я хотела получить. Звезда не замыкалась в объятии круга. Однако, это не давало повода расслабляться. У нас оставалась еще неизвестная информация о пяти живых школьницах. Она должна дать последний символ для полного решения ребуса.

Мне хотелось выкинуть мысль о надзирателе из головы, но я не велась на слабость своих решений. Более того, я была уверена в его причастности к гибели школьниц. Я прикрыла глаза, растирая вески рукой. Воспоминания вновь нахлынули на меня непрошенным гостем, заставляя вспомнить о назначении полученных фигур в глазах надзирателя.

Я сидела привязанной к стулу. Из моего рта маленькой струей стекала кровь. Я шмыгнула носом, не пытаясь освободиться от сдавливающих меня веревок. Мои запястья стягивала боль. Эта боль несравнима с болью, полученной от соприкосновения плетью по голому телу. Я понимала, осматривая небольшую камеру, находящуюся в одном из подвалов дома, что при всем желании вырваться из связывающихся меня веревок, не смогу убежать. Я была безоружной, в отличие от других обитателей дома, которым раз в день выдавали по холодному оружию. Дверь моей тюремной камеры отворилась и во внутрь вошел надзиратель.

– Яна Лаврецкая. – Мужчина назвал мое имя и недовольно покачал головой. – Опять мы нарушаем установленные правила. Какой это уже раз: второй, третий, четвертый?

Я промолчала, понимая всю саркастичность заданного вопроса. На самом деле я нарушала правила уже в двадцатый раз. И в десятый раз оказывалась наказанной.

– Яна, Яна. Любую другую девушку за проявленную провинность, я бы уже давно или убил, или вернул в семью, особо не заморачиваясь как бы сложилась судьба несчастной.

– Так действуйте. – Я сплюнула попавшую на язык кровь. – Что вам мешает?

– Мой сын, вот что мне мешает. – Надзиратель подошел к небольшому столу и взял в руки плеть. Он нежно погладил ее и усмехнулся неприятной улыбкой. – Видишь ли, Яна, мой сын влюбился в одну девушку, которая портит имидж моего детища и постоянно провоцирует других девушек. – Надзиратель без предупреждения ударил меня плеткой по телу. Я вздрогнула, а он продолжил. – Я не хочу причинять тебе боль.

– Вам доставляет это сплошное удовольствие.

– Возможно. – Не стал отпираться от моих слов надзиратель. – Но я готов идти на уступки и делать твою жизнь проще.

– Неужели вам что–то от меня нужно?

– Разгадай мне значение звезды и стрелки. – Надзиратель взял своими пальцами мой подбородок и посмотрел в мои глаза. – Я запрещаю тебе пользоваться интернетом и книгами. Тебе не запрещено соображать своими мыслями. При каждой новой догадке, которая будет приходить в твою светлую голову, ты обязана приходить в мой кабинет и сообщать ее мне.

– В чем подвох?

– При каждом неправильном ответе, мы будем играть с тобой в бутылочку. Если горло бутылки будет указывать на тебя, то ты сможешь спокойно идти к себе в комнату и думать дальше. Если же бутылка будет указывать на меня, то я буду выбирать для тебя задания, которые ты обязана будешь делать незамедлительно.

Я вздрогнула, вырываясь из окутавших меня воспоминаний. Я не хотела более углубляться в воспоминания, связанные с моими пытками. Надзиратель ни разу меня не насиловал. Но он каждый раз, слыша мой неправильный ответ, придумывал ужасные пытки, которым я была незамедлительно подвергнута. Я исчерпала около сорока попыток произвести на надзирателя впечатление. Мой телефон зазвонил, проигрывая любимую мелодию Camila Cabello In The Dark.

– Когда ты уезжаешь? –Поинтересовался Людовик.

– В пятницу самолет.

– У нас появился еще один труп.

– Я отстранена от дела.

– Я знаю, но думаю, что тебе не составит труда слетать со мной на остров Корсика завтра.

Я замолчала. Тихо выругавшись, поинтересовалась:

– Какая связь между убитой и островом в средиземном море?

– Убитую школьницу нашли на острове, недалеко от залива Порто – Веккьо.

– Снова блондинка?

– Не угадала. Брюнетка. Я перешлю тебе всю информацию для изучения на почту. Завтра в аэропорту расскажу более детально.

– Ты говорил с Олегом? – Молнией спросила я у Людовика, пока он не успел отключиться.

– Мне это не нужно, Яна. Ты по–прежнему являешься журналистом Могильного Памятника. К тому же, Олег не говорил мне о прямых запретах свозить тебя на живописный остров.

– Зачем тебе это нужно? Ты и сам можешь прекрасно справиться.

– Ты что–то откопала Яна. Я хочу узнать что именно. Три часа проведенных в самолете нам будет достаточно чтобы все обсудить и понять как действовать дальше.

Я замолчала, обдумывая предложение Людовика «прогуляться» до острова Корсика. Все за перевесили многочисленные против. И мне пришлось согласиться на его предложение. Однако, я не могла не задать появившийся в моей голове вопрос:

– Если преступление совершено сегодня, почему ты отправляешься на остров завтра?

– Ты отстранена от дела, Лаврецкая. – В который раз за день произнёс заученную фразу Людовик. Похоже, эта фраза ему нравилось, раз он напоминал мне об этом при каждом удобном случае. – Я позвонил в местный орган полиции и попросил их привести тело в местный морг. Олег все ещё следит за твоими передвижениями и он может понять причину твоего резкого перелёта туда и обратно. Завтра же информация о погибшей будет красоваться на первых полосах местных газет, а ты будешь не у дел. И спокойно сможешь передвигаться по провинциям сколько пожелаешь.

– Ты сказал что за мной пристально следит Олег. Каким образом? – Сказанная вскользь информация о слежке со стороны доверительного лица меня потрясла.

Людовик ответил с небольшой заминкой.

– Он проверяет твою причастность к убийствам.

– Хм… Только он один считает, что я убийца или есть ещё личности, которые верят в этот бред?

– Яна… Мы оба знаем что ты этого не делала, но нашлись факты, указывающие на твою причастность к убийству.

– Проясни мне их, будь добр.

– Я заеду к тебе вечером и все расскажу. Это ,все таки, не телефонный разговор.

Людовик отключился. Я минут пять смотрела невидящим взглядом на погаснувший экран телефона. Ситуация с недоверием и слежкой меня напрягла. Я мысленно внесла Олега в список молодых людей, прислуживающих надзирателю. Я встала со стула, убрала документы в сумку, выбросила пустые стаканы из – под кофе в ближайшую урну, расположенную внутри кафе, и направилась неспешной походкой к себе домой. До прихода Людовика и предстоящего серьезного разговора я планировала помыться, собрать вещи, которые хочу увезти в Москву, в чемодан и немного забыть о расследовании хотя бы на пару часов. Я чувствовала, как мне необходим небольшой отдых. Все таки, во время отстранения нужно отдыхать, а не загружать себя работой.

Я вышла из кофейни в приподнятом настроении. Я решила не заходить в ближайшее метро Ла Мотт – Пике – Гренель, а пройтись по улочкам до станции Авеню Эмиль Золя. Для осуществления маршрута мне нужно было пересечь Генеральский бульвар и остановиться около знаменитого Макдональдса, который успел расположиться на улице дю Коммерс. По правую сторону от меня стоял магазин продуктов Моноприкс. Я не стала нигде останавливаться и уже минут через тридцать сворачивала на проспект Эмиля Золя.

Станция Авеню Эмиль Золя расположилась на десятой линии метрополитена. Я знала, что она названа в честь Эмиля Золя, но кто он такой и что сделал для Франции, не интересовалась. Я купила проходной билет в метро, спустилась на эскалаторе к поездам, села на поезд, идущий по восточному направление в сторону станции Мишель – Анж – Молитор и сделала пересадку на девятую линию метрополитена. Моя поездка до станции Репюблик прошла без приключений.

Станция Репюблик считается одним из крупнейших пересадочных узлов Парижского метрополитена. Временами, когда я нахожусь в скверном настроении, я с легкостью могу выйти на не удобном для меня выходе и прогуляться по изученным мною улицам. Такой день выдался и сегодня. Я вышла на поверхность из метрополитена и немного прошлась по улице дю Тампль, свернула на пролегающую улицу Беранже, пройдя несколько домов, скрылась на улице Шарль Франсуа Дюпюи, немного побродила по улице Дюпти Туар и в конце своего маршрута оказалась на знакомой мне улице Габриэль Викер, где я снимала апартаменты.

Я пришла домой и сбросила с себя кроссовки в пять часов вечера. Я решила принять душ после прихода Людовика и вместо быстрого ополаскивания своего тела полежать в ванной. Я бросила сумку, вымыла руки, прошла на кухню и выпила стакан воды. Поставив стакан на стол, я решила достать притаившийся в небольшой прихожей чемодан. Чемодан оказался немного заполнен вещами, которые я планировала увезти в Москву. Здесь лежали некоторые книги популярных французских авторов, которые я успела прочитать по университетской программе и не видела смысла оставлять их у себя в апартаментах, так как не планировала перечитывать в ближайшее время. В основном, здесь покоились два современных романа и четыре книги по экономике и политике.

Мой чемодан был небольшого размера и вмещал в себя не слишком много вещей. Я не хотела держать у себя большой чемодан, считая, что я не буду много путешествовать по миру и не окажусь в ужасной ситуации. В принципе, так и было, до момента приобретения статуса журналистки и вступления в Могильный Памятник. За полгода существования агенства, я побывала с напарником в Хорватии и Италии, остановилась на два дня в Дании. Но эти путешествия носили лишь рабочий характер. Я улыбнулась, думая о неплохом времяпровождении в Дании, не считая момента захвата меня в плен одним психопатом.

Я открыла шкаф и посмотрела на лежащую в нем одежду. У меня были некоторые планы перевезти одежду, которую носила несколько раз и не собиралась ее одевать в ближайшем будущем, домой. Я сняла с вешалки зеленую толстовку, успевшую мне надоесть и красную рубашку. Обе вещи отправились в чемодан. Я открыла небольшое отделение, где лежали несколько пар джинс. Джинсы издавна, еще со времен школьных дней, являлись моим самым любимым видом одежды. Их у меня было десять пар разных оттенков не только синего, но еще и черного. Я, порывшись в ящике, достала оттуда три пары потертых джинс. Они легли в чемодане поверх кофт. Далее пошел разбор ящика с покоившимися в нем футболками. Я отобрала практически все белые футболки, более или менее похожие на себя и закинула их в чемодан поверх джинс. После футболок пришла пора обуви. Я без лишнего угрызения совести опустила на футболки две пары белых кроссовок. Я захлопнула крышку чемодана, решив в четверг, перед отъездом, навести в чемодане порядок. Я села на диван. До момента прихода Людовика оставалось еще время. Я встала с дивана и решила приготовить себе еду, нормально поесть до прихода Людовика.

Людовик объявился в моем доме в районе семи часов вечера. Он спокойно позвонил в домофон моей квартиры и попросил решения войти. Я впустила своего напарника. В этот вечер он отказался от предлагаемого мною алкоголя. Напарник сел на диван и положил распечатанные листы на кофейный столик.

– Ей недавно исполнилось шестнадцать лет.

– Ей?

– Убитой школьнице.

Я опустилась на диван и ,взяв листы, кивнула Людовику.

– Гислен Ранкур. Родилась и выросла на побережье острова и практически никогда не покидала его пределы. – Без труда продолжил информировать меня Людовик. – В период с десяти до двенадцати лет упорно изучала русский язык, а в четырнадцать лет уговорила своих родителей отправиться на учебу в Москву.

Я сглотнула.

– Она вернулась сама?

Людовик кивнул.

– Незадолго до своей гибели позвонила родителям и попросила их забрать ее домой.

– Кем являются ее родители?

– Отца зовут Бернар Ранкур, мать – немка, приехавшая во Францию двадцать лет назад, Рут Кениг. Рут встретила Бернара, когда…

– Мне нет до этого дела. – Перебила я Людовика, перебирая листы и читая на них интересную мне информацию. – Сколько времени она пробыла в Москве?

– Два года.

– Где жила?

– Девушка ездила в Москву через организацию EF и жила в доме принимающей семьи.

– Отсутствовала ли она во время проживания в принимающей семье?

– Мне это не известно.

Людовик замолчал. Я старалась подготовить в голове интересующие меня вопросы, стараясь никак не задействовать подозреваемого мною надзирателя. После пятого убийства, я не сомневалась в его причастности к хотя бы одной школьнице. Он просчитался. Наконец – то, надзиратель решил выбрать жертву своего излюбленного типажа. Жаль, что он сделал это убийство без указывающих на него прямых улик. Даже если он и был организатором убийства, то ,наверняка, сам не убивал выбранную жертву. Убийца мог оказаться киллером, причем состоять в довольно доверительном кругу у надзирателя. Насколько мне известно, надзиратель никогда не давал людям с улицы масштабные задания. Для того, чтобы стать доверительным лицом, мужчина, готовый убивать и получать заказы от надзирателя, проходил не один ряд испытаний. Какие именно испытания, я не знала.