ЧМОД 666

Столичное метро тоже не сильно радовало. Тут опять-таки случались пробки, но не транспортные, а людские. Не так давно из-за бурного наплыва пассажиров на станции «Парк культуры» закрыли несколько дверей на вход и остановили один из эскалаторов. Говорят, чтобы давки не возникло. Московский метрополитен давным-давно не справляется с потоком пассажиров. Под землей стало совсем тесно, и малейший технический сбой в работе метро, плановый ремонт или, не дай бог, какое-то происшествие приводят к пробкам. Конечно, дело не только в метрополитене, проблема гораздо шире – сам мегаполис давно уже превратился в гигантскую транспортную пробку.

Но если ничего форс-мажорного не случается, то пробок в обычном, автомобильном, понимании этого слова в метро все-таки нет: москвичи рассчитывают на него как на самое верное средство добраться из пункта «А» в пункт «Б». Здесь довезут всех и вовремя. Поэтому Луньков и предпочел своему автомобилю столичную подземку.

Подземка не подвела. Опознание прошло на удивление быстро и безболезненно. Конечно же, в морге лежало тело Антона Михайловича. Отправив Мариночке короткую эсэмэску: «Это Карпов», Алексей Викторович поехал назад, на кафедру.

Первое, что увидел Алексей Викторович, вернувшись в вестибюль основного университетского здания (кафедра располагалась в главном корпусе), был здоровенный некролог. Блок какого-то текста, портрет Карпова в черной рамке и четыре мелкие гвоздички на длинных худосочных ножках, безвольно стоявшие в стеклянной бутылочке из-под кетчупа.

«Успели уже, – недовольно подумал доцент. – Подсуетились! Уже и некролог умудрились состряпать! Я же просил повременить! Хоть бы вазочку приличную нашли, что ли, вместо этой банки…»

Только он хотел обрушить на голову Мариночки всю тяжесть своего начальственного гнева, как та не дала ему даже рта раскрыть:

– Алексей Викторович! – защебетала Мариночка. – Я знаю, что вы хотели пока подождать с официальными мероприятиями, но позвонил ректор и велел срочно… Там же и некролог написали… в ректорате. Еще декан вас разыскивает.

– Ладно, Мариночка, не переживайте так. Все нормально. Латникова удалось отыскать?

– Да, но он у себя дома, заболел, поэтому и отключил телефон. Он сам позвонил и сказал, что будет не раньше чем через неделю. Грипп. А еще звонил декан…

– Заболел? Как это не вовремя… А что декан?

– Просил вас срочно к нему зайти, как только вы появитесь, – тараторила Мариночка. – Я собиралась вас соединить, но Сергей Олегович сказал, что не надо, что как вы прибудете, то просто зайдете к нему.

– Хорошо, Мариночка, спасибо. У меня к вам просьба, – сказал Луньков, окидывая рассеянным взором притихших сотрудников кафедры, тех немногих, что сейчас сидели за своими столами. Только сейчас он подумал, что, вместо того чтобы окучивать Машку с ее спортивным телом, надо было в свое время всерьез заняться секретаршей. Мариночка Ухова считалась обстоятельной девушкой и позволяла себе юбочки только чуть выше колен. Алексей Викторович на секунду представил себе, как он ставит Мариночку раком, закидывает юбку ей на спину, сдвигает в сторону полоску трусиков… Но время упущено: сейчас ее регулярно трахал декан, поэтому Луньков очень жалел, что так и не поимел Мариночку. Официальное обращение на «вы» только подчеркивало дистанцию, которую приходилось соблюдать. Эх, что уж теперь…

– Да, Алексей Викторович?

– Возьмите у меня в кабинете вазу со шкафа, налейте воды и переставьте цветы из той бутылки, что у некролога внизу. А то неприлично даже, позорище одно.

8. Страсти по декану

Не заходя к себе, Луньков повернулся, вышел в коридор, проследовал до дальнего поворота, свернул налево, еще немного прошел и привычно открыл черную, обитую пупырчатой искусственной кожей дверь.

– Здравствуй, Наденька, – Алексей как можно печальнее поздоровался с толстой и некрасивой секретаршей деканата. – У себя? Он меня ждет.

И, не дождавшись ответа, сразу же подошел к следующей двери, обитой такой же кожей, но почище и посвежее. Блестящая латунная табличка уведомляла:

МосГИУ

социологический факультет

декан

Призоров

Сергей Олегович

профессор

С ненавистью взглянув на эту пластинку, Алексей невольно поморщился, повернул прохладноватую бронзовую ручку, отшлифованную до блеска бесчисленными дланями, и вошел в кабинет декана, аккуратно прикрыв за собою дверь.

– Заходи, присаживайся, – в качестве приветствия сказал Лунькову полнеющий мужчина с глубокими залысинами выше лба. – Ты как? Наверное, уже знаешь, мы понесли тяжелую утрату…

Декан был чуть ниже среднего роста, лет тридцати пяти. Уже начинающий хорошо лысеть, с маленькими черными глазками, бегающими из стороны в сторону, небольшой черной бородкой и усиками как у Митча Силпы в роли Дэвида Блейна. После тридцати лет от неукротимой любви к пиву и курению Сергей Олегович сделался обладателем очень хорошо заметного живота, желтых зубов и достаточно грубого, с хрипотцой голоса. Сейчас он казался каким-то растерянным, подавленным и помятым. Его обычно уверенная манера общения куда-то исчезла. Время от времени он «зависал», как плохо отлаженный компьютер, переставал реагировать на внешние раздражители, а его взгляд неподвижно фиксировался на чем-то, не видимом для посторонних глаз.

– Сергей, я уже читал некролог, – не выдержал Лунь-ков. – Давай прямо, мы не на собрании. Сразу к делу, и не тяни, умоляю тебя. У меня еще вечерняя пара сегодня.

Изменения в своем давнем знакомом Алексей приписал стрессу после неожиданного известия о гибели Карпова. С деканом факультета они когда-то учились вместе на одном курсе и в неофициальной обстановке обращались друг к другу по имени и на «ты». Это только на ученых советах и всяких заседаниях включались официальное «вы» и имя-отчество. В свое время, став профессором, на очередное обращение к себе «Сережа» Призоров немного скривился и убедительным тоном сказал Лунькову: «Вообще-то меня зовут Сергей, и прошу впредь именовать меня именно так. А на людях – Сергей Олегович, желательно на „вы“, но это уж как будет удобнее». С тех пор наедине со своим бывшим однокашником Алексей чувствовал себя неловко – тот вон уже профессор и декан, а он, Луньков, только доцент и заведующий кафедрой, да и то неизвестно, надолго ли.

Наконец декан немного собрался и перешел к самому главному – к тому, из-за чего, собственно, и вызвал Лунькова:

– Ну что ж, к делу, так к делу. Ты вроде бы не совсем ладил с Карповым, да? Не надо, не отвечай. Я в курсе… – сказав это, декан снова «завис».

– Ну и?.. – неопределенно спросил Луньков, когда надоело ждать продолжения. Ему захотелось нажать «reset» и перезагрузить Призорова.

– Значит, так, – продолжил пришедший в себя декан, – принято решение, что ты, Алексей, возглавишь комиссию по организации похорон, поминок и разных связанных с этим дел. Возражений нет? Вот и отлично. Привлеки к делу нашу незаменимую Наталью Николаевну, она все умеет и все знает, как надо и как положено. Она у нас во всех похоронных комиссиях всегда состоит. Я тоже буду в этой комиссии, но возглавишь ее ты! Кроме траурных мероприятий нужно подумать об издании посмертного сборника трудов Антона Михайловича. У него же остались неопубликованные работы? Вот. Деньги на это мы найдем, не проблема, а сам сборник выйдет под моей редакцией. Подготовкой издания займется Коля Латников под твоим непосредственным и чутким руководством, а я помогу. Я надеюсь, ты теперь сделаешься его руководителем как диссертанта? – Алексей кивнул. – Вот и отлично! Антон Михайлович говорил, что Коля – дельный малый и там получится хорошая работа. Я видел некоторые его статьи, вполне на уровне, вполне. А ты-то когда свою защитишь? Докторскую? Среди народа упорные слухи ходят, что ты уже давно все написал. Так чего тянешь? Шлифуешь стиль? Пора, пора уже… Ладно, сейчас иди, у всех нас куча дел, а вечером загляни ко мне, надо серьезно поговорить. Я позвоню.

Выходя от декана, Алексей Викторович пребывал в полной растерянности. Он не знал, что подумать, и не мог даже предположить, о чем еще собирался с ним говорить декан.

Газета «Московский Боголюбец» («МБ») писала на другой день:

«В среду стало известно о смерти известного ученого-историка с мировым именем, профессора Антона Михайловича Карпова. Как сообщили корреспонденту «МБ», ученый был найден мертвым накануне вечером в сквере Тверского бульвара, через который возвращался домой.

По одной из версий, неустановленные лица избили и ограбили его. Профессор не выдержал и скончался от кровоизлияния в мозг прямо на лавочке. По другой версии, которой придерживаются правоохранительные органы, гибель Карпова не имела насильственных причин, а обокрали его уже после смерти. Официально в университете подтверждают лишь сам факт смерти профессора: говорить о причинах и обстоятельствах гибели в пресс-службе отказываются до получения результатов экспертизы. «Сегодня в ректорат должны прийти данные экспертизы и заключение правоохранительных органов о причинах смерти Антона Михайловича», – сообщил заведующий кафедрой истории управления Московского гуманитарно-исторического университета, доцент Алексей Луньков. Сотрудник университета сообщил, что Карпова ограбили: на нем не оказалось ботинок, пропал мобильный телефон, но документы были в наличии. По его словам, при осмотре тела судмедэксперты обнаружили на голове убитого следы, похожие на ушибы.

Поскольку судмедэксперты так и не дали четкого заключения по поводу этих следов, в сводке происшествий гибель Антона Карпова проходит не как «убийство», а как «скоропостижная смерть». По данным источника «МБ» в органах внутренних дел, тело семидесятилетнего профессора обнаружили на лавочке в сквере Тверского бульвара около 20 часов. «Сведения об ограблении и тем более убийстве Антона Карпова не соответствуют действительности», – заявила позже пресс-секретарь московского ГУВД. По словам пресс-секретаря, тело Карпова обнаружили случайно – прохожий заметил, что хорошо одетый пожилой гражданин сидит без ботинок. Прохожий подошел и тронул старика за плечо, после чего сидящий завалился на бок. Вызвав полицию, неизвестный исчез. При покойном не оказалось никаких вещей, но не обнаружилось и следов насилия на теле умершего. «Судмедэксперты подтвердили, что никаких ушибов, ссадин, кровоподтеков и других признаков насильственной смерти нет, – добавила пресс-секретарь. – Единственное, что насторожило оперативников и медиков, – это отсутствие обуви: погибший оказался разут. Но раз ограбления не было, это может означать лишь одно: кто-то из недобросовестных прохожих воспользовался ситуацией».

В Московском гуманитарно-историческом университете, где работал Антон Карпов, также считают, что фактором смерти ученого мог послужить геморрагический инсульт. «Правоохранительные органы первоначально нам заявили, что Антон Михайлович скончался от кровоизлияния в мозг. Только потом мы узнали, что он был ограблен и проводится проверка», – рассказала корреспонденту «МБ» сотрудница университета. Она также добавила, что на четверг на 10:00 назначено отпевание Карпова в московском храме Святителя Николая в Кадашах (1-й Кадашевский пер., 5/10).

Антон Михайлович Карпов родился в 1938 году в Петербурге. Блестяще окончил филологический факультет Ленинградского государственного университета, в 1967 году защитил кандидатскую диссертацию, а в 1981 году получил степень доктора исторических наук. С 1988-го – профессор. В 1990-м стал заведовать кафедрой мертвых языков исторического факультета Ленинградского историко-архивного института. С 1996-го – профессор МосГИУ, параллельно читал лекции в других вузах. Был членом Мальтийского научного общества, специального научного совета при Институте европейской истории общества Макса Планка (Франкфурт-на-Майне), профессором Тюбингенского университета.

Область научных интересов профессора была необыкновенно широка. Историческая семиотика (наука, изучающая историю знаков и знаковых систем), а также история западноевропейской культуры, общественно-политической мысли, история Католической церкви, история Инквизиции, история европейского Средневековья и средневековая юриспруденция. Основные труды: «Повседневность в европейской мифологии» (1974), «Историческая семиотика Средневековья» (1981), «История Инквизиции и Ренессанс» (1990), «Семиотика религиозных представлений» (1999), а также серия университетских учебников и множество научных статей. Число печатных трудов Антона Михайловича превышает две с половиной сотни.

С кончиной Антона Михайловича наука и культура понесли тяжелую утрату, но память, которую он оставил о себе, всегда будет светлой и останется жить в его трудах и делах его учеников».

Луньков не знал, да и не мог знать, что в то время, пока он «парился» на опознании в морге, в кабинет его непосредственного начальника постучалась молодая брюнетка.

– К вам можно? Здравствуйте, Сергей Олегович, – совершенно спокойно произнесла девушка, входя в кабинет декана. – Я ученица Антона Михайловича.

– Здравствуйте. Вы не с нашего факультета? Я вас что-то не припоминаю… – маленькие глазки Призорова так и ощупывали красивую фигуру девушки.

– Нет, я из другого вуза, – она слегка опустила голову. – Антон Михайлович вел у нас спецкурс исторической семиотики.

– Да? Я и не знал, представьте себе. Видите, какая у нас с вами беда приключилась… Так чего вы хотели?

– Можно с вами поговорить? Дело важное.

Сергей Олегович слегка усмехнулся, обнажив заметно пожелтевшие от табачного дыма зубы.

– Отчего же нет? Вот, садитесь на диван, и давайте поговорим, – охотно согласился декан. Чувствовалось, что у него имеется богатый опыт общения с красивыми молодыми студентками, обращавшимися к нему с просьбами.

Девушка свободно расположилась на черном кожаном диване, что стоял у стены, положив ногу на ногу. Черные кожаные брюки выгодно подчеркивали ее фигуру ниже пояса.

– Понимаете, какое дело… – брюнетка на секунду замялась, словно подбирая слова, – проблема в том, что незадолго до своей смерти Антон Михайлович взял у меня для изучения некоторые материалы. Это семейные реликвии, имеющие к тому же высокую материальную ценность. Я понимаю, сейчас не время: похороны и вообще не до того, – но я хотела бы получить свои вещи назад. А то мало ли… затеряются, попадут не в те руки… Всякое может случиться. А насколько я знаю, он завещал все свое имущество факультету. Не кафедре и не университету, а именно факультету.

– А что это за предметы? – пробасил Призоров. – Что вы хотите этим сказать?

По выражению лица девушки можно было понять: она совсем не пожалела, что начала этот разговор. Более того, она явно наслаждалась ситуацией.

– Во-первых, это антикварный кнут. У меня есть его фотка, вот…

С этими словами она протянула небольшую фотографию, величиной с почтовую открытку.

– Ого! – поразился декан, разглядывая снимок. – Наверное, ценная штука?

– Да, очень, – брюнетка медленно провела ладонью по своему бедру. – Антон Михайлович взял его у меня для того, чтобы показать эксперту. Кстати, этого эксперта можно спросить, он подтвердит. Еще там старинный меч и несколько документов.

Декан не мог оторвать взгляда от ног девушки.

– Вы знаете, – сказал он, – так вообще-то делать нельзя. Нужно доказать, что эти вещи не принадлежали покойному. Я не юрист, но только после открытия наследства… Это полгода, не меньше. Кроме того, факультет – не юридическое лицо, таковым является только университет.

– Может, имеется какой-нибудь иной путь, более простой и короткий? – ее тон стал напоминать заклинание.

Сергей Олегович, сидевший до этого в кресле, вдруг очутился рядом на диване.

– Есть один такой способ, – сказал декан, – но вам в этом случае придется очень сильно постараться.

И тут его рука оказалась на правом бедре брюнетки. Пока она ничего не отвечала, пытаясь только чуть отдалиться от декана. Но не тут-то было, рука декана все энергичнее ласкала правое, а затем и левое бедро девушки. Он почти вплотную придвинулся к ней и вот уже одной рукой обнимал ее за плечи, а другой весьма интимно трогал круглые коленки.

– Сергей Олегович… – начала было она, но он ущипнул ее за ягодицу.

– Тихо, тихо, красавица, – сипло прохрипел Сергей Олегович, пытаясь расстегнуть ей джинсы, – не так резво! Слушай меня внимательно, детка! Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь нас услышал? Ведь в таком разе я уже точно ничем не смогу тебе помочь, и все твои усилия пропадут даром!

В эту секунду Призоров ощутил дикую, ни с чем не сравнимую, но знакомую каждому мужчине боль в паху. Он готов был закричать, но вторая рука девушки с невероятной силой зажала ему рот. От нестерпимой боли и железной хватки девичьих рук декан даже не мог пошевелиться.

– А теперь слушай меня, ты, жирный похотливый боров! – громко зашипела девушка. – Сейчас ты не дергаешься, а медленно встаешь вместе со мной и делаешь шаг вперед. В противном случае я раздавлю твои яйца!

В качестве подтверждения своих слов она несколько усилила хватку. Глаза Сергея Олеговича налились кровью и почти вылезли из орбит. Он встал и как робот шагнул вперед.

Тут он увидел, что его кабинет куда-то пропал, а сам он вместе с девушкой оказался на бесконечной равнине под ярко-белым небом без солнца и облаков. А вокруг кипела битва, и одни существа убивали других. Призоров попытался сделать шаг или что-то сказать, но у него не получилось продвинуться дальше мыслей об этом, поскольку он уже не имел собственной воли…

9. Голос аспиранта

Забавно, что погибшему человеку уже совершенно все равно, кто его убил. Да и вообще – убил ли. И когда кого-то обманывают – при условии, конечно, что делают это аккуратно, – тоже никому нет никакого дела. А вот лязгать зубами о вилку в приличном обществе запрещено, и до этого есть дело всякому. Женщине не разрешается говорить прямо, что о ней думают, и недопустимо морщить нос от неприятного запаха, и без галстука в хороший ресторан не пускают. До этого тоже всем есть дело. Абсурдный мир.

Когда, согласно своей абсурдной договоренности, Алексей Викторович позвонил вечером декану, то на том конце провода долго никто не отвечал. Дождавшись включения автоответчика, Луньков положил трубку, выругался вполголоса, встал, вышел из-за стола и направился в кабинет декана. Но и здесь его ждал полный облом – дверь оказалась запертой. Несколько секунд он думал, куда бы Призорову позвонить – сначала на мобильный или сразу домой? Начал с сотового. «Абонент временно недоступен, перезвоните позже», – сообщила трубка известную всем пользователям сотовой связи фразу. Тогда Луньков набрал номер домашнего телефона декана, но и этот номер ничем, кроме автоответчика, порадовать не смог.

Мысленно послав автоответчику, да и самому своему начальнику тысячу чертей, заведующий кафедрой позвонил аспиранту Карпова. Трубку долго никто не брал, и Алексей Викторович хотел уже отключиться, как вдруг длинные гудки прервались, и недовольный голос Латникова наконец отозвался:

– Алло!

– Николай? Здравствуйте. Это Алексей Викторович. Вы уже знаете, какое у нас несчастье?

– Конечно, знаю, – рассудительным тоном ответил голос Латникова. – На Тверском бульваре найдено тело Антона Михалыча.

– Вы не смогли бы принять участие в траурных мероприятиях? Вы же его ученик…

– Я весьма сожалею, но сейчас болею, знаете ли, – вполне жизнерадостно вещал голос на том конце провода. – Я на больничном. Лежу пластом, температурю и ни на что более деятельное решительно неспособен.

– Это ваш окончательный ответ?

– Мне очень жаль, Алексей Викторович, что я сейчас не в состоянии вам помочь.

– Однако голос у вас вполне бодрый.

– Наглотался всякой дряни, вот и бодрый. Это временно. Я ходить могу только по квартире, да и то с некоторым трудом, уверяю вас. Голова раскалывается немилосердно.

– Тогда выздоравливайте. Кстати, хочу вас немного порадовать! Декан принял решение издать неопубликованные работы вашего учителя под своей редакцией. Под авторством Карпова, разумеется. Непосредственно ответственным за выпуск сборника назначат вас, а я буду курировать этот проект. Приказ еще не подписан, но решение принято.

В этот момент раздался и тут же прервался возглас Латникова, будто он сразу же закрыл трубку рукой.

– Вы что-то сказали? – удивленно проговорил Луньков.

– Все нормально, это я от радости, – отозвался голос аспиранта. – Антон Михайлович тоже обрадовался бы.

– Да, так оно вот… Но объем и параметры сборника ограниченны. Все в деньги упирается, как я понял. Призоров скоро должен сообщить нам основные детали.

– Ну… э-э-э… – Латников явно не знал, как закончить эту беседу.

– А пока выздоравливайте, у нас с вами много интересной работы впереди. Удачи.

Сказав эту банальную до пошлости фразу, Алексей Викторович положил телефонную трубку, сцепил кисти рук на затылке и c задумчивым видом откинулся на спинку кресла. Разговор с аспирантом чем-то ему не понравился. Странно. Что-то было не так, беспокоило нечто неуловимое, что-то неприятное, как впившийся в ладонь шипик от стебля розы.

10. Шаманка и Лилу

Тем временем телефонный собеседник Лунькова с третьей попытки аккуратно положил трубку, после чего устало расслабился на диване. Засохшие розы со срезанными шипами, что стояли в вазе на полке, чем-то сильно раздражали Латникова. Почему они до сих пор не на помойке? Он не знал, а самому выбрасывать не хотелось – каждое движение давалось с трудом. Ему приходилось напрягать все свои силы, чтобы сохранять самообладание и внешние признаки спокойствия. Тело еще плохо слушалось его, кисти рук выглядели слишком большими, а мускулы – слишком сильными. От всего этого походка становилась не очень убедительной. Да и вообще все казалось непривычным и странным, а кое-что смотрелось просто отвратительно и мерзко. Неожиданно ему сильно захотелось секса, но вставать и что-то еще предпринимать не было решительно никакой возможности. Из раздумий его вывел звонок мобильника. Контакт обозначился как Shamanka.

– Алло, – привычно произнес Латников.

– Привет! Это я! – звучал в трубке молодой звонкий девичий голос. Говорившая явно была уверена, что ее сразу же узнают. – Ты что, объявил телефонный бойкот после понедельника, а со мной решил больше не разговаривать? Иногда это очень кстати, что мой мобильник перестает ловить сигнал, и на него практически нереально дозвониться. А то звонят тут всякие…

– Еще неплохая практика – периодически забывать мобильник дома, – охотно поддержал разговор Латников. – Чувствуешь себя истинно свободным!

– Точно, свободным, – сразу же согласилась она. – Я его в сумочке часто забываю, а звонок не слышно. Сейчас еще отключать стала временами, и правда хорошо! А ты почему мне не позвонил?

«Интересно, кто эта девушка?» – подумал он. А вслух сказал:

– Извини, я плохо голоса по телефону различаю, а номер почему-то не определился, – на всякий случай соврал он. – Ты кто? Уточнить можно?

– Что, не узнал меня? Шаманка! Ты правда меня не узнал?

– А-а-а! Ну конечно же, Шаманка! Сейчас у меня бывает, знаешь ли. Зато ты богатой будешь!

– В смысле – богатой? Как твои дела?

– Примета есть такая, народная: если кто из хороших знакомых не узнал тебя, то богатым будешь!

Неведомая Шаманка засмеялась:

– Ха-ха… Говорят, что мой смех подобен смеху ведьмы, возможно, они все правы, однако зачем мне это говорить!

– Смех ведьмы? Вообще-то это комплимент в твой адрес. А я вот тут приболел немного.

– Хреново! – без особого сожаления в голосе сказала Шаманка. – Слушай, хочешь поржать?

– А что?

– Звонит мне один знакомый человек лет тридцати. Ты его не знаешь. Говорит: «Слушай, как удалить себя из Мира?» «Ну, – говорю я, – застрелись!» Было полминуты тупняка, потом до него наконец дошло: «Нет, ты не поняла, удалить из мира мейла?» «А, ну там все просто…» – и я сказала, как. Прикол, да?

В тот момент Латников так и не понял, когда здесь надо смеяться, что за «мир мейла» и где тут «прикол».

– А как у тебя? – спросил он, чтобы сменить тему. – На работе не устаешь?

– На какой еще работе? – удивилась она. – Ты чего?

«Вот черт, значит, не угадал, – чертыхнулся про себя Латников. – Значит, надо как-то иначе выкручиваться».

– Болею я… грипп. Заплетык языкается. Я хотел сказать: на учебе.

– Сессию сегодня закрыла. Сдала без троек, так что теперь отдыхаю до февраля. Целыми сутками свободна. Это ты после понедельника заболел? Ну мы тогда отожгли с Лариской! Макс еще не со всеми подругами нас познакомил. Ты когда поправишься? Может, заедешь?

– А куда? – спросил Латников, а сам отметил про себя, что есть еще некие Макс и Лариска.

– Ну как это «куда»? Ко мне, естественно!

– Нет, лучше уж ты ко мне. Я сейчас стараюсь из дома не выходить. А чего это ты такая сердитая? Из-за меня?