Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга вторая

– Контрактом?!

– Ну, да, – будничным тоном подтвердил Брежнев. А ведь это – почти что «социалистическая революция, о которой всё время твердили большевики»! Мы – и профессионалы?! С ума сойти! – Старовойтов уже подписал его от имени Федерации.

– А ЛИХГ?

– Международная федерация согласна.

Брежневу не нужно было расшифровывать аббревиатуру.

– Тем более что контракт подписывался на конгрессе ЛИХГ в Майами, штат Флорида.

Он усмехнулся.

– В общем, «таможня даёт добро».

В прошлом году Леонид Ильич одним из первых увидел только что вышедший на экраны фильм Мотыля «Белое солнце пустыни». Картина настолько задела его за живое, что он расчувствовался и даже всплакнул. Несколько фраз из фильма моментально прилипли к мозгам и к языку. И так было не только с Брежневым: фильм получился народным…

Андропов с сомнением покачал головой.

– Мы – и профессионалы… Особенно сейчас, после фиаско в Праге… Стоит ли?

Вопрос навалился на Брежнева – и тот устало откинулся в кресле.

– Я и сам был в раздумьях. Тем более что канадцы грозятся «разбить нас в пух и прах». Как мне доложили, там у них даже принимают ставки на то, смогут ли русские забросить хотя бы одну шайбу. Понимаешь: не на то, выиграют ли русские хотя бы один матч, а на то, забросят ли они хотя бы одну шайбу!

Он усмехнулся, и покачал головой.

– Говорят, на нас ставят так низко, что в случае успеха счастливчик получит целое состояние.

– Ну, вот, – траурной миной на лице «обрадовался поддержке» Андропов. – Я и говорю: стоит ли?

– А с другой стороны…

Брежнев словно не расслышал «оптимизма» Юрия Владимировича.

– … сейчас нам предоставляется уникальный шанс разбить эту легенду о непобедимости профессионалов. Да и что мы теряем, Юра?

Его глаза вдруг озорно блеснули в Андропова.

– Даже, если побьют нас, ничего страшного не случится. После того позора, что мы заполучили от чехов, проиграть канадцам из НХЛ не стыдно! Даже почётно! Большего позора, чем от чехов, мы вряд ли претерпим!

– А вдруг канадцы разделают нас «под орех»? – заранее сдавшись канадцам, не сдавался Брежневу Андропов. – Это ж позора не оберёшься: чехам-то мы проиграли достойно, всего одну шайбу: два – три! А в первом круге и вовсе сыграли вничью!

– Канадцы – не чехи! – отмахнулся Брежнев – и рукой, и словом. – Тут совсем другие мерки. Другой уровень. Поэтому, даже если мы проиграем с неприличным счётом – ничего страшного. Зато сравним, как говорят учёные, потенциалы, и посмотрим, чего мы стоим в таком соперничестве. Потом уже можно будет делать выводы.

Он вдруг привлёк Андропова за плечи к себе.

– А, знаешь, Юра, мне почему-то кажется, что мы не опозоримся с канадцами. Я тебе даже больше скажу: мы их побьём!

– Да, ну, Леонид Ильич…

Растерянная улыбка по-хозяйски обосновалась на лице Андропова: Леонид Ильич «шутят». Такого шапкозакидательства настоящий болельщик не может себе позволить. Это – удел безграмотных политиканов, не знающих, с какого конца за клюшку браться.

– А вот увидишь!

В отличие от Андропова, Леонид Ильич не улыбался.

– Я не говорю, что мы выиграем всю серию: это вряд ли. Всё-таки, канадцы играют в другой хоккей, неизвестный нам. Надо ещё к ним попривыкнуть. Но пару матчей мы у них выиграем – голову даю на отсечение! И шайбы будем забрасывать в каждой игре!

Андропов недоверчиво хмыкнул.

– Вашими бы устами, Леонид Ильич…

– Юра, да что же мы так своих-то принижаем?!

Брежнев с добродушной укоризной смотрел на Андропова.

– Или мы до сих пор в танкистских шлемах играем? Или не выигрываем уже третью Олимпиаду подряд? Видели мы этих профессионалов!

Слова Леонида Ильича шли не в контексте с «белыми тапками» и «последней упаковкой»: видели в прямом смысле. Глазами. В шестьдесят седьмом на чемпионате мира в Вене в составе канадской сборной выступал защитник «Торонто Мейпл Лифс» Карл Бревер. Игрок он был незаурядный: недаром же его неоднократно включали в первый и второй состав «Олл старз» НХЛ. Но наши с ним справились!

– Я думаю, стоит рискнуть, Юра! Даже не рискнуть: попробовать! Тем более что мы уже связаны контрактом – а Советский Союз договоры привык соблюдать.

– Как он умудрился его подписать?

Капитулируя в главном, Андропов «пошёл по следу».

– Как? А вот сейчас мы узнаем об этом.

Леонид Ильич тут же потянулся к телефонной трубке. Он не стал звонить Андрианову, а попросил дежурившего сегодня Захарова – Брежнев всё больше времени проводил не на Старой площади, а в Кремле – разыскать Старовойтова. Тот являлся членом Исполкома ЛИХГ: Лиг Интернасьональ де хоккей сюр гляс. В переводе с французского: Международная Федерация хоккея на льду.

Вскоре Олег Алексеевич доложил Генсеку:

– Леонид Ильич: Старовойтов.

– Здорово, хоккеист! – запросто, как старого доброго приятеля, Леонид Ильич «похлопал по плечу» хоккейного чиновника. – Ну, что: готовишься к матчам с канадцами?.. Да, уже знаю. Посоветоваться? А чего теперь советоваться? Теперь играть надо! Кстати…

Он заговорщически подмигнул Андропову.

– … как случилось, что ты подписал контракт с профессионалами? Хочешь объяснить лично? Не возражаю. Давай прямо сейчас. И захвати с собой Тарасова с Чернышёвым… Ах, вот так даже…

Брежнев нахмурился.

– Тогда приезжай сам. Ждём тебя.

Положив трубку, он поработал бровями не для портрета.

– Они, видишь ли – люди принципиальные…

– Что: не хотят работать в сборной? – догадался Юрий Владимирович. Хотя тут и гадать не требовалось: намерения Чернышёва и Тарасова ни для кого не являлись секретом. Оба уже неоднократно заявляли, что сезон «семьдесят один-семьдесят два» будет для них последним. Сезон закончился – и они «держат слово». Выдохлись мужички. Исчерпали себя. Старый «багаж» истратился, а новым не обзавелись.

Но кое-кто уже начал выставлять провалившихся тренеров «жертвами чиновничьего произвола»: «месть за Саппоро». Надо было на Олимпиаде «позволить взять медальку» не американцам, а чехам: «большая политика!». Постфактум тренеры – «ни сном, ни духом!» – стали «борцами с тоталитаризмом»…

Председатель федерации прибыл менее чем через полчаса.

– Он здесь, – доложил Захаров: Леонид Ильич попросил сразу же известить его о прибытии хоккейного чиновника в независимости от того, кто у него будет в данный момент на приёме.

А принимать Леониду Ильичу, словно врачу-терапевту в поликлинике, приходилось иногда человек до тридцати в день. Правда, такое случалось нечасто: только в дни пленумов, когда к нему «косяками» шли со своими проблемами секретари обкомов, крайкомов, республиканских парторганизаций – и «просто» члены и кандидаты в члены ЦК.

Генсек не отказывал никому. Только заранее распоряжался о том, чтобы секретари в первую очередь пропускали к нему членов и кандидатов в члены Политбюро. Но и в данном случае он мог отступить от заведённого порядка, и в виде исключения принять члена ЦК, у которого на руках билет на поезд или самолёт: при всём желании Леонид Ильич не мог – да и вряд ли захотел бы – нарушить график работы транспорта. В этом также проявлялась его, столь редкая среди политиков, человечность.

Хотя бывали случаи, что уже своим графиком секретари выводили «Хозяина» из себя. Тогда Леониду Ильичу изменяло не только спокойствие, но и объективность. Он взрывался – и начинал «профилактику аппарата» на тему «научной организации труда и рационального использования рабочего времени»… Генерального секретаря.

Но потом – и так было чаще всего – он быстро «отходил сердцем», и шёл навстречу «пожеланиям товарищей». Иногда даже благодарил помощников за то, что те не убоялись «высочайшего» гнева: встреча с посетителем оказалась полезной. Особенно, если польза была не только для дела, но и для дела Леонида Ильича.

Сейчас же Брежнев, в кабинете у которого всё ещё находился Андропов, быстро дал указания секретарю ЦК Капитонову, и ещё быстрее дал понять тому, что не смеет его задерживать.

– Давай его сюда, Олег!

Леонид Ильич отработал рукой «зовущий жест».

Спустя мгновение Андрей Васильевич Старовойтов перешагнул порог кабинета Генерального секретаря.

– Подключайся!

Брежнев рукой показал гостю на стул.

– Ну, сознавайся: как это ты «попал в историю»? Юрия Владимировича…

Он покосился на Андропова.

– … очень заинтересовал этот вопрос.

Старовойтов побледнел: он и так вернулся с конгресса совершенно расстроенным – а к нему уже, оказывается, проявляет интерес КГБ. Да и то, что его с порога «брали в оборот» как-то не бодрило.

– Как Вам известно, Леонид Ильич…

Андрей Васильевич нисколько не сомневался в том, что Генсеку известно, если не всё, то многое: «внеслужебная» страсть Леонида Ильича ни для кого не являлась секретом.

– … в последний раз канадцы выступали на чемпионате мира в шестьдесят девятом.

Брежнев кивнул головой: «известно».

– Потом они потребовали, чтобы им разрешили включать в сборную профессионалов. Однако президент ЛИХГ Ахерн упёрся – и «хуч убей»! Тогда канадцы «хлопнули дверью» и ушли.

Старовойтов платком утёр вспотевший лоб.

– Но, не собираясь возвращаться на чемпионаты, они вдруг предложили нам провести серию матчей с их сборной. Вначале речь шла исключительно о любителях. А потом канадцы заявили, что сильных любителей у них не хватает, и на несколько позиций они выставят профессионалов.

Брежнев и Андропов обменялись ироническими взглядами, а Старовойтов протяжно вздохнул.

– Ахерн был не против. Ну, и я не стал возражать. Но когда канадцы представили список игроков, которых они намереваются заявить на матчи, у меня, Леонид Ильич, извините за выражение, глаза на лоб полезли: в команде не осталось ни одного любителя – только профессионалы! И какие: Эспозито, Маховлич, Голсуорси, Орр, Микита, Халл! Лучшие из лучших: уж, я-то знаком с профессиональным хоккеем!

– А Вы не пробовали возражать? – попробовал укорить Андропов.

Андрей Васильевич удручённо развёл руками.

– А что толку возражать, когда контракт подписан?! Тем более что в нём была строка о том, что Канада имеет право заявлять профессионалов, а советская федерация не возражает. Договорённость о том, что заменят лишь несколько позиций, была устной.

– Короче говоря, провели Вас канадцы.

Плечи Старовойтова опустились, как по команде.

– Получается, что так…

– Да не терзайся ты так, Андрей Васильевич! – рассмеялся Брежнев, Ну, подписал – и подписал! Правильно сделал.

Старовойтов опешил: не верь ушам своим?

– Конечно, правильно!

Леонид Ильич решительно отмёл сомнения Андрея Васильевича насчёт своей дикции и его слуха.

– Когда-то же надо выяснить с ними отношения! Ты как считаешь: готовы мы сразиться с канадцами?

– … – потянул носом Старовойтов: «посчитал».

– Отчего так?

– Очень уж неоднозначный вопрос, – соответствовал рангу Андрей Васильевич: дипломат – он и в спорте дипломат.

– Чем же это?

Андрей Васильевич вздохнул.

– А кому играть? «Старики» ушли из сборной: Майоров, Давыдов, Ромишевский, Старшинов, Фирсов… А молодёжь…

Он огорчённо махнул рукой: самая убедительная квалификация «мастерства».

– Фирсов?

Брежнев наморщил лоб, вспоминая.

– Он ведь ушёл буквально только что, по окончании этого сезона.

– Да. Ну, и что: всё равно ведь ушёл.

– Но ведь он всегда сожалел о том, что не удалось встретиться на льду с профессионалами. Сколько раз сам заявлял об этом в газетах.

Леонид Ильич ещё не знал, что, кроме газет, уже имелся и более весомый довод: Фирсов готовил к публикации книгу под рабочим названием «Зажечь победы свет» – строка из песни к фильму «Хоккеисты». Книга должна была в скором времени выйти в издательстве «Физкультура и спорт». И, несмотря на то, что книжку написал не Фирсов, а известный спортивный журналист Спасский – это скромно именовалась «литературная запись» – в ней знаменитый хоккеист высказывал сожаление о том, что ему не довелось и уже не доведётся сыграть с профессионалами.

– Заявлял…

– Ну, вот: теперь ему предоставляется такая возможность. Больше повода сожалеть у него не будет.

Старовойтов покривил щекой – тактично, но недвусмысленно.

– Мы, конечно, поговорим с ним… Попробуем переубедить.

– Я думаю, что другие «старики»: Давыдов, Старшинов, Ромишевский, Кузькин – не откажутся постоять за честь страны, – словно перенял эстафету неуверенности Брежнев. – А что касается тренеров…

Он задумался.

– … Не на одних же Тарасове и Чернышёве свет клином сошёлся!

– Есть у нас кандидатура…

Старовойтов в очередной раз не исполнился энтузиазма.

– Мы там, у себя, предварительно говорили уже с Бобровым: он согласен.

– Ну, вот!

Леонид Ильич энергично обернулся к Андропову.

– Значит, уже полдела сделано! С Бобром всё будет, как надо! И в отличие от некоторых, он не трусит канадцев.

Это были не просто слова: Брежнев уже «слышал краем уха», что на федерации Тарасов был категорически против матчей с профессионалами.

– Мы ещё не готовы играть на таком уровне! – кричал он там. – Мы только опозоримся перед всем миром! И все будут говорить, что наши чемпионские медали ничего не стоят, что настоящие чемпионы мира – канадцы!

Это удивляло Брежнева: ведь Тарасов всегда был поборником регулярных встреч с канадцами. Хотя, вероятно, он имел в виду только встречи с любителями. А, может, «как до дела – так и в кусты»?

– А то эти «некоторые», – не пожалел иронии Леонид Ильич, – могут «сражаться» с профессионалами только на сэндвичах, за обеденным столом.

Брежнев почти дословно процитировал один их эпизодов статьи Тарасова, опубликованной в литературном альманахе «Это хоккей», вышедшем годом ранее. В ней – в статье – Тарасов описывал свою встречу в Вене с Карлом Бревером и то, как они сэндвичами – откладывая их на свою сторону – отмечали превосходство наших и профессионалов в том или ином компоненте игры. Тогда этот «поединок» закончился вничью.

– Да и о молодежи ты зря так…

Брежнев укоризненно покачал головой.

– У нас, к примеру, есть отличная тройка цээсковских нападающих, которые теперь играют за «Крылья»…

Он защёлкал пальцами, и, так и не вспомнив, обернулся за помощью к Андропову.

– Лебедев, Анисин, Бодунов, – «оказался на месте» Юрий Владимирович.

– Вот! А Мальцев? Харламов? Якушев? Они, что: «старики»? Никому из них и двадцати пяти нет!

– Якушеву уже двадцать пять, – «откликнулся из регистратуры» Андропов.

– А Третьяк: Он тоже «старик»? Ему только-только исполнилось двадцать! Да у нас – всего три игрока, которым за тридцать: Рагулин, Кузькин и Мишаков!.. Ну, и Старшинов с Фирсовым – если они, конечно, согласятся… А остальные – молодёжь! Но – молодёжь, давным-давно уже обстрелянная! «Я те дам!» молодёжь!

Старовойтов всё ещё никак не мог исполниться энтузиазма.

– Не дрейфь, Андрей Васильевич! – перешёл к директивам Брежнев.

– Вы, Леонид Ильич – прямо, как Бобров, – усмехнулся Старовойтов. – Тот тоже сказал мне, что надо не огорчаться, а прыгать от радости: дескать, в кои-то веки выпал шанс обыграть профессионалов…

Леонид Ильич дружески хлопнул гостя по плечу.

– Правильно сказал! Молодец, Бобёр! Семи смертям не бывать, а одной не миновать! Сколько верёвочке не виться – так почему бы не сейчас? Даже не так: когда же ещё, как не сейчас?! Ведь чем дольше мы будет откладывать встречу, тем больше будем мандражировать! Чем больше мыслей – тем больше страхов! Это же элементарно! А я думаю, что не так страшен чёрт, как его малюют!

Он решительно взмахнул рукой – так, словно рассекал напополам воздух.

– Только сейчас!

Вернувшись в кресло, он огласил «резолюцию».

– Значит, так. Сейчас отправляйся домой. Отдохни, как следует. А завтра, в это же время я жду тебя здесь вместе с Бобровым. Там и решим, что и как…

Глава сорок вторая

Назавтра Старовойтов был, «как штык». Вторым «штыком» отрабатывал Бобров.

– Это хорошо, Всеволод Михайлович, что ты не испытываешь страха перед профессионалами, как некоторые «большие специалисты».

Адресуя «свежий булыжник огороду» Тарасова, Брежнев знал, что между тем и Бобровым уже давно царят неприязненные, почти враждебные отношения. Они начались ещё тогда, когда Тарасов бросил играть и перешёл в тренеры. Куда более талантливый Бобров не желал выслушивать поучений заурядного игрока. Мелкие стычки переросли в «дружбу навек».

Но выражая уверенность в готовности советских хоккеистов к поединкам с канадцами, Всеволод Михайлович отнюдь не хорохорился: в отличие от Тарасова, он верил в победу. Он был убеждён в том, что советские хоккеисты имеют оснований для этой уверенности ничуть не меньше, чем заокеанские «проз». Бобров не терпел обывательского «профи», поскольку так профессионалы именуются только в немецком языке. В английском же языке сокращённое наименование их – во множественном числе – «проз». Только так их называют в США и Канаде.

Ни в чём не похожий на Тарасова, Бобров не был диктатором в хоккее. Но это не мешало ему, оставаясь «снаружи»» добродушным мужичком, быть, куда большим воином, чем почти всегда пребывающий в ярости бывший партнёр по тройке. Напротив: это качество давало ему дополнительную уверенность в успехе.

– Команда укомплектована полностью, Леонид Ильич, – твёрдо заявил Бобров. – Во всех звеньях. Будем, конечно, ещё экспериментировать, искать оптимальные сочетания. Но всё, что мне нужно, у меня уже есть. Все игроки.

– А Фирсов? – моментально насторожился Леонид Ильич. – Фирсов разве Вам не нужен?

Простоватое лицо Боброва сделалось откровенно простецким. Как тут было не вспомнить Евтушенко: «Вихрастый, с носом чуть картошкой – ему в деревне бы с гармошкой, а он – в футбол, а он в хоккей».

– Толя, конечно – большой мастер. Но он уже ушёл. А я по себе знаю, как тяжело возвращаться. Хотя, если он решит вернуться, я его с удовольствием возьму. Такой боец команде не помешает.

– И такой щелчок! – энергично добавил Брежнев. – Ведь у нас ни у кого больше нет такого щелчка!

Бобров ещё раз посмешил гримасой.

– Ну, у Гусева неплохой щелчок. Но, конечно, не такой, как у Толи.

– Ну, вот и договорились!

Леонид Ильич звонко впечатал ладонь в столешницу.

– Ну, держись, НХЛ! Держись… этот… как его?..

Текст вместе с глазами пошёл к Андропову: Леонид Ильич плохо запоминал иностранные фамилии.

– Кэмпбелл, – в очередной раз оказался на месте Юрий Владимирович. И не один – а вместе с фамилией президента НХЛ…

…Суперсерия семьдесят второго года затмила собой даже Олимпиаду в Мюнхене: там ещё шли соревнования, когда второго сентября в монреальском «Форуме» состоялся первый в истории матч между хоккеистами-любителями и сборной лучших профессионалов НХЛ.

Профессионалы не досчитались двух самых сильных и самых «звёздных» игроков, двух Бобби: Халла и Орра. Первый, в свои тридцать три года в очередной раз «угодивший» в первый состав «Олл старз», неожиданно подписал контракт с «Виннипег Джетс» – клубом из конкурирующей с НХЛ ВХА – Всемирной Хоккейной Ассоциации.

Поскольку договорённость о проведении матчей имелась с Национальной Хоккейной Лигой, то у боссов НХЛ были все основания не включать Халла в сборную, как «изменника». В руководстве Лиги к нему именно так и относились. Не помогли даже многочисленные обращения болельщиков и руководства ВХА: бизнес оказался важнее спорта – и даже политики.

Второй же, легендарный уже в свои двадцать четыре защитник «Бостон Брюинз» – также из первого состава «Всех звёзд», лауреат Кубка Стэнли, «Харт трофи» – приза самому ценному игроку лиги, и «Джеймс Норрис трофи» – приза лучшему защитнику – в очередной раз получил серьёзную травму. О восстановлении его к началу матчей не могло быть и речи.

Но и без них состав у канадцев был «я те дам!». Именно у канадцев: энхаэловцы с паспортами США в мастерстве существенно уступали северным соседям. Ворота у профессионалов должны были защищать Тони Эспозито – первый состав «Олл старз» плюс «Везина трофи» – приз лучшему вратарю Лиги, а также Кен Драйден – вторая шестёрка «Всех звёзд» и «Колдер трофи» – приз лучшему новичку Лиги. Из игроков обороны выделялись Бред Парк – первый состав «Всех звёзд», Пэт Стэплтон – второй состав «Олл старз», а также пара из «Монреаль канадиенс» Серж Савар и Ги Лапойнт.

А какое было у канадцев нападение! И «первый среди первых» – Эспозито. Фил Эспозито, тридцатилетняя «суперзвезда» НХЛ, первый состав «Олл старз» плюс Кубок Стэнли и «Арт Росс трофи» – приз лучшему бомбардиру Лиги. Ещё, как минимум, три звёздных имени можно было поставить рядом с ним: Фрэнк Маховлич, Пит Маховлич и Стэн Микита!

Эти имена знали – пусть и понаслышке – практически все любители хоккея в СССР. После каждого имени можно было ставить восклицательный знак – и не один. Для советских людей, не знакомых ещё с профессиональным хоккеем воочию, эти хоккеисты уже при жизни стали легендами. Их имена звучали не менее громко, чем имена самых популярных в Союзе «звёзд» мирового кино тех лет: Брижит Бардо, Софи Лорен, Ален Делон!

Но и имена Ивана Курнуайе, Бобби Кларка, Рода Жильбера, Рэнди Кешмэна, Теда Беренсона, Жан-Клода Паризе, Жиля Перро и Денниса Халла отнюдь не были неизвестными для русских поклонников этой игры. Хотя бы – по статьям в еженедельнике «Футбол-хоккей».

Даже отсутствие последовавших за Бобби Халлом в ВХА вратаря Джерри Чиверса и защитника Жан-Клода Трамбле, годом ранее включённого в первый состав «Всех звёзд», а также объявившего о завершении карьеры Горди Хоу, не ослабили сборной. У канадцев на каждую позицию было по два-три равноценных игрока.

Сборная СССР также недосчиталась, как минимум, одного игрока, на которого многие рассчитывали, как на «козырную карту»: Фирсов «не услышал призывов». Формально осуждать его было не за что: товарищ объявил о завершении выступлений в сборной ещё до того, как стало известно о предложении НХЛ.

И, тем не менее, реакция была бурной. Особенно, в болельщицкой среде. Не было ни одного человека, который «не выразил бы непонимания». Ведь хоккеисту был всего тридцать один год – «детский возраст» по меркам НХЛ. У них там это – самый расцвет карьеры!

Чего испугался знаменитый игрок? Поражения команды? Удара по престижу советского хоккея? Или удара по личному престижу лучшего нападающего мирового любительского хоккея? Последнее казалось болельщикам наиболее вероятным. И это дополнительно настраивало спортивную общественность против Фирсова. Тем более что, как вскоре выяснилось, он решил не бросать хоккей и поиграть ещё пару сезонов за ЦСКА.

Зато сразу же откликнулся Старшинов. Вячеслав Иванович был на год старше Фирсова. Также, как и Анатолий Васильевич, он объявил о завершении карьеры игрока, и был уже назначен старшим тренером родного клуба – московского «Спартака». Но понадобился его опыт и авторитет – и Вячеслав Старшинов вновь надел свитер игрока сборной. Такие, вот сравнения – как «фитиль» «собрату-пенсионеру»…

Второго сентября, оставив все дела и на пару часов забыв обо всём на свете – даже о небывалом «в его царствие» неурожае – Леонид Ильич примчался на дачу. С собой он прихватил и Юрия Владимировича: одному смотреть хоккей настоящему болельщику противопоказано. Не с кем ведь даже перекинуться «парой слов» – и не только хоккейной тематики!

Матч начался так, как многие и предсказывали: уже на тридцатой секунде Фил Эспозито открыл счёт. Профессионалы обрушили на ворота Третьяка настоящий шквал атак. И через шесть минут и две секунды после первой шайбы мы уже проигрывали ноль – два: отличился Пол Хендерсон.

И что самое неприятное: наши были почти смяты. Оснований для оптимизма с каждой секундой оставалось всё меньше. Андропов, так до конца и не убеждённый Брежневым в необходимости «выяснение отношений с НХЛ» именно сейчас, старался не смотреть на Леонида Ильича: так сильно тот переживал начало. А тут ещё – врачи не позволяли «отвести душу» вместе с табачным дымом! В кабинете Леонид Ильич ещё нашёл, как выйти из положения: приглашал к себе курящего Захарова, клал перед ним пачку любимых сигарет «Новость»: «давай, обрабатывай!». Пассивное курение был теперь его максимумом.

И Захаров не подводил: искуривал одну сигарету за другой, «запаливая» её от предшественницы. Сейчас Леонида Ильич был лишён даже такой возможности: Юрий Владимирович не курил. Ему это занятие было противопоказано ещё больше, чем Генсеку: почки.

Брежневу уже доложили, что перед матчем в Канаде наибольшие ставки делались на счёт восемь – ноль в пользу НХЛ. Несколько меньшей популярностью пользовался счёт десять – ноль. Тоже в пользу Канады.

Ставок на победу русских не было. Правда, несколько смельчаков поставили на то, что русские забросят хотя бы одну шайбу. Но, скорее всего, это были не смельчаки: даже для смельчаков такой шаг – чересчур смелый. Наверняка, поставили домохозяйки, о хоккее знающие понаслышке: в лотерею чаще выигрывают не асы, а дилетанты.