Любовь всему верит. Роман

Обед состоял из трех блюд, не считая закусок. Артур сидел напротив Балашова, ловко орудовал ножом и вилкой, расправляясь с отбивной, и рассказывал о поездке во Францию.

– Вам знакомо творчество Ван Гога или, скажем, Писсаро? Это французские постимпрессионисты. Их пейзажи – лучшая реклама тех мест. Раньше я особо не задумывался. Ну, знаменитые. Ну, шедевры. Наш Левитан или Шишкин не хуже. А приехал на юг Франции, в Арле, я вдруг понял… Да нет! Меня реально вставило. Я буквально балдел от всех этих мостов, мельниц… Знаете, этот народ не просто прижимистый, он трепетно хранит свою старину и вообще все, что связано с культурой. Мне показывали здания, которые изобразил Ван Гог… Прикиньте, сто тридцать лет назад! Вот скажите, что нам мешает так же бережно относиться к культурным памятникам?

– Наверное, низкий уровень культуры.

– Общее место, – поморщился Артур. – Нужны конкретные шаги. Надо ломать систему…

Дверь открылась, пропуская молодую пару.

– Здрасте, – поздоровался парень, глядя на Балашова.

– Добрый день, – отозвался тот, невольно заметив, как насторожился Артур.

– Вы хозяева пансионата? – спросила девушка, взмахнув длинными ресницами.

– Нет, мы гости, – улыбнулся Балашов, любуясь грацией и свежестью юной прелестницы.

– А-а, вот и молодожены приехали! – воскликнула Татьяна, появившись на галерее второго этажа. – Иду, иду! Настя и Алексей, кажется?

– Это мы, – улыбнулась Настя, став при этом еще краше.

– А я вам комнату приготовила, – по-матерински заботливо сообщила Татьяна, проходя за свою «конторку». – Да вы поставьте вещи-то. И присаживайтесь. Сейчас оформимся и я вас покормлю. Небось, голодные?

– Есть немного, – усмехнулся Алексей.

Молодожены снимали пуховики, доставали документы, усаживались поближе к хозяйке, а Балашов с Артуром тем временем, закончив обед, поднимались в свои комнаты.

– Да-а, – философствовал Артур, оглядываясь на юную пару, – племя молодое, незнакомое… И чего ради в эту Тмутаракань приперлись?

– Наверное, на Францию еще не заработали, – предположил Балашов.

Слегка уязвленный Артур хмыкнул и недовольно покосился на соседа.

– Кстати, о Франции. Насколько я знаю, к постимпрессионистам относится только Ван Гог. Писсаро был в авангарде импрессионизма, – заметил Балашов, входя в свою комнату.

Наморщив лоб, Артур смотрел на закрытую дверь соседа, пока внизу не раздался бодрый голос Татьяны:

– Вот и все. А теперь пошли наверх. Переоденетесь, а я пока стол накрою. На первое у меня борщ с пампушками. Любите борщ?

– Мы все любим, – весело ответил Алексей. – А что такое пампушки?

– Это небольшие булочки. Я сама пеку.

– Ой, у меня уже слюнки текут, – пожаловалась Настя. – Ужас, как проголодалась.

Артур не стал дожидаться, когда поднимутся новоселы, скрылся в своей комнате.

А в холл вошли двое – Юрий и молодая женщина в беличьей шубке.

– Проходите смелее, не бойтесь. Тут все свои, – сострил хозяин, слегка подталкивая новую гостью к «ресепшн».

– А я первая? – робко спросила женщина, озираясь по сторонам.

– Нет, почему же? Народ подтягивается. Вы шубку-то снимите. У нас тут жарко. Давайте я помогу.

– Ой, что вы! Я сама.

Она поставила чемодан и неловко стянула с себя шубу, да так и осталась с ней в обнимку, пока не вернулась Татьяна.

– О! Вы Зоя! – сходу угадала хозяйка.

– Да. Откуда вы знаете?

– Не так уж много у меня постояльцев. Добрый день. Садитесь, я оформлю вас. Юра, не стой, как столб. Помоги даме.

– Ой, ну что вы, какая я дама? – смутилась Зоя и почти выхватила из рук Юрия плетеный стул. – Спасибо, я сама могу.

– Ну, сама так сама, – пожал плечами Юрий и переглянулся с женой.

– Ты иди во двор, – скомандовала Татьяна, – принеси дров для камина.

– Их уже девать некуда, – огрызнулся он, но, увидев выразительный взгляд жены, сменил тон: – Ладно, пойду. Мне возле сарая надо подмести.

Он вышел, и Татьяна заметила, как облегченно вздохнула Зоя.

– Вы у нас на неделю, кажется? – спросила хозяйка, глядя в компьютер.

– Да.

– Угу. Так. Вижу. Вепрева Зоя Борисовна. Ваш паспорт, пожалуйста. Угу. Занесем ваши данные…

Она скользила пальцами по клавиатуре, заглядывая в документ. Зоя напряженно следила за манипуляциями хозяйки пансионата. На ее бледном лице горел нервный румянец. Приглушенные звуки на втором этаже вызывали в ней неосознанное беспокойство. Она всякий раз оглядывалась, услышав то смех Насти, то кашель Артура.

– Скажите, а замки у вас надежные? – спросила она, сжимая податливый мех шубки.

– Замки? Какие замки? – оторвалась от экрана хозяйка.

– Ну, эти… На дверях.

– На дверях? Ну разумеется, – пожала плечами Татьяна и окинула гостью внимательным взглядом. – А вы чего-то опасаетесь?

– Нет, почему? Но все-таки… Как-то, знаете, в незнакомом месте…

– По-моему, вам нечего бояться. У нас надежные замки, кроме того, дом находится под охраной.

– А-а, тогда конечно…

– Вы проходите в свою комнату. Она наверху, слева от лестницы. Оставьте вещи и сразу возвращайтесь, я приготовила обед. Скучать не придется. Сейчас спустятся молодожены и…

– А можно мне в комнате перекусить?

– В комнате? Но… Я не знаю. Если вам так удобнее…

– Да, мне удобнее в комнате.

– Ну, хорошо. Я принесу в комнату.

Татьяна проводила новенькую задумчивым взглядом и пошла на кухню.

* * *

Актриса провинциального театра Воронцова, худощавая женщина, перешагнувшая сорокапятилетний рубеж, зябко поеживаясь и поочередно поджимая ноги, нетерпеливо всматривалась в темноту дороги. Оттуда, ей сказали, должно появиться такси.

А если оно не появится? Что тогда? Надо ведь что-то предпринимать. Можно, конечно, переждать на вокзале. Но ситуация обретает какую-то анекдотичность, черт возьми! Человек, задумавший проститься с земной жизнью, ждет своей участи в зале ожидания. Смех! Сюжет для водевиля.

Боже, как холодно! Ноги почти ничего не чувствуют. Хм! Еще один повод посмеяться. Оказывается, она не просто ждет такси, а репетирует предстоящий финал. Ведь именно этот способ она выбрала для своего ухода. Но зачем усложнять? Зачем портить людям праздник? Когда можно просто сесть в сугроб, забыться и уснуть.

Воронцова пересекла площадь и шагнула в снежный отвал, образованный снегоуборочной машиной. Вопреки ожиданиям снег оказался твердым и комковатым. И как в него садиться? Верхом? Как царь горы?

Передернув плечами, она повернулась и медленно пошла на одеревеневших ногах, с тоской посматривая на дорогу.

Вдалеке сверкнули огоньки фар.

Слава богу, вздохнула Воронцова, и побежала навстречу огням.

– Вам куда? – спросил курносый парень, открыв дверцу.

– В-в «М-мечту», – дрожа всем телом и заикаясь, выговорила актриса.

– Садитесь.

Она нырнула в тепло иномарки и замерла, удивляясь, как мало надо человеку для счастья.

– Уже третий раз в «Мечту» еду, – жизнерадостно сообщил водитель, скосив глаза на молчаливую соседку.

– Да? – безразлично отозвалась та.

– Ага. У них, видимо, заезд сегодня. Придумали же – из дачи пансионат сделать. А чо, молодцы! Чем зря такие хоромы топить, лучше с пользой – и для себя, и для людей. Правильно я говорю?

– Угу.

– А вы надолго туда?

– Не очень.

– Я бы тоже отдохнул. На лыжах или на сноуборде погонял… Но… Работать надо. Семью кормить.

– У вас семья?

– А как же. Сын и дочка.

– Вроде молодой еще.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся парень. – Это дело не хитрое. Из армии пришел и готово. Невеста честно ждала, письма писала. А мне чего, в кусты?

– А любовь?

– Ну и любовь, конечно. Как без нее?

Он помолчал, видимо, тронутый деликатной темой, но открытый и доброжелательный нрав искал выхода эмоциям.

– Мы ведь с ней еще с пятого класса замутили. В основном, конечно, я старался. Подножки ставил на переменах, за косы дергал, придурок. У нее косы были… Высший класс! А как родила – обстригла. Некогда, говорит, с гривой возиться.

Парень покачал головой и прицокнул языком, выражая тем самым

восторг и сожаление одновременно.

Воронцова посмотрела на его курносый профиль с пшеничным чубом, и в груди защемило от воспоминаний.

И у нее был ухажер, где-то в шестом классе. Кешка Рудников. Кудрявый мальчишка с тонкими, музыкальными пальцами и девчоночьими ресницами. За косы он не дергал, да и не было у нее никаких кос, но подножки на переменах ставил и обзывал «вороной». А в десятом признался в любви.

Грустно усмехнувшись, она представила его лицо со страдальчески сдвинутыми бровями и опущенными пушистыми ресницами. Бледный, несчастный, сжимая тонкие пальцы и дрожа всем телом, Кешка произнес две фразы: «Воронцова! То есть, Оля… Ты можешь рассчитывать на меня. Я все для тебя сделаю».

На выпускном он застал ее с Сашкой Решетниковым. Уединившись в классе, они целовались. Но, застигнутые Кешкой, нимало не смутились и даже расхохотались над его совершенно обалдевшим видом.

Тяжело вздохнув, Воронцова тряхнула головой, чтобы исчезли мысли о юности, и сосредоточилась на дороге.

Свет фар выхватывал из темени декабрьского вечера стволы сосен, безмолвными стражами стоящих по обе стороны заснеженного тракта.

Давно не бывавшая в лесу, актриса ощутила безотчетный страх. Не приведи господи, оказаться одной в этой чаще. Только бы не сломалась старенькая «Тойота», везущая их неведомо куда, сквозь непроглядные дебри векового сосняка.

И вновь она одернула себя. Для чего трястись от страха перед смертью, если в планах предусмотрена встреча именно с ней, безглазой каргой в черном капюшоне. Но тут уж ничего не поделаешь – первобытный страх, заложенный природой, неискореним и за редким исключением не поддается управлению.

– Приехали, – сообщил водитель, когда они остановились у освещенных ворот какого-то особняка. – С вас двести пятьдесят рублей.

– Двести пятьдесят? – рассеянно переспросила актриса, разглядывая высокое здание пансионата.

– Ну да. Обычно беру двести. Но в темное время, сами понимаете…

– Нет-нет, не беспокойтесь. Я заплачу.

Она порылась в сумочке и протянула ему триста рублей.

– Сдачи не надо, – торопливо предупредила она.

– На амортизацию пойдет, – рассмеялся парень. – Утром привез отдыхающего, по выправке военный, я таких сходу определяю, так он тоже триста заплатил. Говорит, на наших дорогах на одном ремонте можно прогореть.

– Спасибо вам, – сказала Воронцова, выходя из авто. – С Наступающим.

– И вас так же! Все у вас сбудется, вот увидите.

– Почему? – машинально спросила она.

– В «Мечту» приехали. Ни куда-нибудь.

* * *

Татьяна украдкой разглядывала «новенькую».

Худое лицо немолодой аристократки, с высокими скулами и точеным носиком, выражало ту степень отрешенности, когда человек либо очень устал, либо перенес тяжелое горе. При этом макияж был выполнен профессионально, местами с небольшими излишками, но в целом не портил, а только подчеркивал правильность черт и наличие вкуса.

Элегантное пальто с чернобуркой, изящные сапожки на гвоздиках и сумка из дорогой кожи, благоухающая модными духами, наводили на мысль, что бегать по магазинам с авоськами и стоять у плиты, чтобы накормить семью, этой женщине не приходится.

– Ольга Васильевна, вы у нас только до первого января? – поинтересовалась Татьяна, отметив, что других вещей у элегантной дамы, кроме небольшой дорожной сумки и изысканного клатча, не было.

– Да, – коротко ответила Воронцова, не глядя на хозяйку. – А номер, как и обещали, с балконом?

– Да, конечно. Правда, в такой мороз вряд ли захочется проводить время на балконе, но…

– Я привыкла к зарядке на свежем воздухе, – сухо пояснила гостья.

– А-а, тогда понятно. Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.

– Спасибо.

– Через час у нас ужин. Я накрою здесь.

– Хорошо, – меланхолично отозвалась гостья и посмотрела наверх.

Ей показалось, что за балюстрадой галереи мелькнуло испуганное лицо молодой женщины. Испуг исказил ее черты, превратив лицо в трагическую маску.

Воронцова пожала плечами и пошла следом за Татьяной, стараясь больше не смотреть по сторонам и не впитывать в себя обстановку чужого дома.

Зачем ей эти детали? Эта посторонняя жизнь с ее страхами и проблемами. У нее свой путь и своя цель, ради которой она приехала сюда, в затерянную среди снегов и сосновых лесов глубинку, не обозначенную ни на одной карте мира.

– Располагайтесь удобнее, – мелодичным голосом говорила Татьяна,

плавно обводя рукой небольшую уютную комнату, оформленную в пастельных тонах. – А в восемь часов ждем вас на ужин.

– Спасибо.

Татьяна вошла в холл, но вдруг всплеснула руками и вернулась обратно. Постучав в дверь к Воронцовой, она заглянула в комнату и увидела сценку, которая потом не давала ей покоя, наводя на размышления о людских странностях.

На кровати, в пальто и шапке, с сумкой в руке лежала Воронцова и смотрела в потолок. Ее безжизненное лицо не отражало ни одной эмоции.

Татьяна кашлянула и искусственно бодрым тоном извинилась.

– Извините, ради бога! Памяти совсем нет…

Странная постоялица поднялась и, ничуть не смутившись, спросила:

– Что вы хотели?

– Я забыла спросить, что вы предпочитаете на ужин? Диетическое или от мяса не откажетесь?

– Мне все равно.

– Ну, тогда, как и всем. Тефтели под белым соусом.

Татьяна закрыла за собой дверь и задумчиво потерла переносицу.

Надо рассказать мужу, решила она, отправляясь на кухню.

Ровно в восемь часов спустились молодожены. Они ворковали между собой, не замечая тщательно выполненного убранства стола – главной гордости хозяйки, вложившей в эту красоту все силы и талант. Вскоре появился Балашов, а за ним и Артур.

– Добрый вечер, господа! – непринужденно воскликнул Артур, отодвигая стул. – Меня зовут Артур. А вас, юная леди?

– Настя, – смутилась девушка и переглянулась с мужем.

– Алексей, – исподлобья посмотрев на Артура, представился он.

– А я Сергей Владимирович, – улыбнувшись молодой паре, сказал Балашов.

– Очень приятно, – нежным голосом ответила Настя и покраснела.

– Неужели в наше время такое возможно? – обращаясь к Балашову, театрально удивился Артур.

– Вы о чем? – не понял тот.

– Разве молодые девушки не разучились краснеть?

– Как видите, – серьезно ответил Балашов и, заметив вздувшиеся желваки на лице Алексея, добавил: – Надеюсь, что и молодые люди не разучились отстаивать честь своих дам.

– К сожалению, рыцарский век остался в прошлом, – вздохнул Артур, не сводя глаз с Насти. – Молодежь выбирает пиво, непечатный сленг и унисекс, причем девушки не отстают от парней по крутизне разборок.

– А зачем обобщать? – не выдержал Алексей. – Вы похожи на бабушек у подъезда, ругающих молодежь за мини-юбки. Сами-то, небось, пивко уважаете?

– Алеш! – цыкнула на него Настя, дернув за рукав.

– Вы мне нравитесь, – усмехнулся Артур.

– А вы мне нет, – отрезал Алексей.

– У-у, – насмешливо протянул Артур.

Их рокировку остановил приход Зои.

– Добрый вечер, – смущенно поздоровалась она и села на краешек стула.

– Здравствуйте, – ответил Балашов и отвернулся, чтобы не смущать женщину еще больше.

Артур кивнул, скользнув равнодушным взглядом по ее бледному лицу без намека на пудру и тушь, и вновь уставился на Настю.

– А вот и горячее! – радостно объявила Татьяна, подходя к столу с фарфоровой супницей. – Обещанные тефтели в белом соусе.

– Божественный аромат, – втянув в себя воздух, похвалил Артур.

– И такой же вкус, – поддакнула Татьяна, накладывая в тарелки дымящиеся тефтели.

– А вы с Юрием разве не разделите с нами трапезу? – осведомился Артур.

– Если не возражаете.

– Мы будем только рады, – ответил за всех Балашов.

– Артур, наполните, пожалуйста, бокалы. Сегодня у нас испанская «Малага», – похвастала Татьяна.

– Да вы что? – вытянул лицо Артур. – Комплимент из знойной Испании нашей сибирской глухомани? Не верю.

– Не верите в подлинность вина? – расстроилась Татьяна. – Вообще-то оно куплено в Интернете. Специально для праздника.

– Не будем заранее судить, – заступился за выбор хозяйки Балашов. – Давайте-ка я сам разолью.

Он взял бутылку и внимательно рассмотрел этикетку, затем взболтал напиток и налил немного в свой бокал.

– Обратите внимание – пена в самом центре, – опустив руку с бокалом, заметил он.

– Ой, исчезла, – прокомментировала Настя.

– Отсюда следует… – сказал Балашов и вопросительно посмотрел на Артура.

Тот пожал плечами, выпятив нижнюю губу.

– Что вино настоящее, – закончил фразу Алексей.

– Правильно, – подтвердил Балашов и налил вино в Настин бокал.

– Ну не знаю, – скорчил недовольную физиономию Артур. – Я предпочитаю такие вина как Токайское, Кьянти… А что такое «Малага»…

– Это любимое вино Есенина, – раздался низкий женский голос из глубины холла.

Все повернули головы и увидели стройную женщину в твидовом костюме а-ля шанель. Она прошла к столу и поздоровалась.

Артур вскочил, отодвинул стул. Она села, словно и не заметив его жеста.

– Подумаешь, Есенин, – фыркнул Артур, слегка задетый ее невниманием. – Крестьянский поэт.

– А также Достоевского, – не обращая внимания на его реплику, закончила фразу обладательница чарующего голоса.

– Хочу представить вам еще одну нашу гостью, – сказала Татьяна, довольная рекламой купленного ею вина. – Ольга Васильевна. Прошу любить и жаловать.

– Очень приятно, – высказался Алексей, покрываясь легким румянцем.

Артур перехватил ревнивый взгляд Насти, брошенный на мужа, и криво улыбнулся.

Балашов наполнил бокал Воронцовой. Та лишь кивнула в ответ, приподняв уголки губ. Застолье с ее приходом обрело принужденный, чопорный оттенок. Все молча ели, обмениваясь случайными взглядами.

– А мне вино нравится, – с детской непосредственностью вдруг нарушила молчание Настя. – Вкусное. Правда же, Алеш?

– Угу. Классное вино.

– Ну и слава богу, – выдохнула хозяйка, все еще переживающая за свое Интернет-приобретение.

Входная дверь тяжело открылась, слегка скрипнув. Зоя, скромное присутствие которой никто не замечал, вздрогнула и уронила вилку, отчего раздался звонкий протяжный звук.

В дом вошел Юрий. Замшевые угги и пуховик на нем были в снегу. На испитом бледном лице особо выделялся покрасневший нос.

– Ну и погодка, – сказал он. – Третий раз за день подметаю. Метет и метет.

– Переодевайся и садись за стол, – с натянутой улыбкой приказала Татьяна.

– Зачем? Я и на кухне могу, – проворчал хозяин и неверным шагом

прошел в сторону кухни.

– Извините, – пробормотала Татьяна, вставая, и устремилась следом за мужем.

– Сейчас получит по полной, – ухмыльнулся Артур.

Из кухни раздался сердитый голос Татьяны. Она отчитывала мужа, но слов разобрать было невозможно. Вскоре она вернулась с бутылкой вина.

– Вот, из старых запасов, – ставя бутылку на середину стола, сказала она и постаралась стереть с лица досадливое выражение.

– О! Другое дело! – воскликнул Артур, взяв на себя роль виночерпия. – До боли родное «Каберне».

Он поднес бутылку к бокалу Насти, но Алексей накрыл его ладонью.

– Ей хватит сегодня, – строго произнес он.

– То есть как? – вспыхнула юная жена.

– Увы, – пожал плечами Артур. – Слово мужа – закон.

– А мне, пожалуйста, полный, – не глядя на Артура, попросила Воронцова.

Балашов обратил внимание, что еда на ее тарелке осталась нетронутой. «Странная дама, – подумал он. – Ведь опьянеет, как пить дать».

– Желание дамы тоже закон, – с завуалированной издевкой произнес Артур, наполняя бокал Воронцовой.

* * *

Сыграв с Артуром партию в шахматы, Балашов поднялся к себе.

Проходя мимо комнаты молодоженов, он стал невольным свидетелем их ссоры.

– По какому праву ты командуешь? – плачущим голосом вопрошала Настя.

– По праву мужа, – сдержанно отвечал Алексей.

– Мы что, при царе Горохе живем? По праву мужа, видите ли!

– Во все времена муж – глава семьи. Ты не знала?

– Надо же! Глава он. Сначала деньги научись зарабатывать, а потом командуй.

– Вот, значит, как? К деньгам все свела? А не ты ли на свадьбе у подруги вещала: «Только любовь правит миром. Ни за какие деньги не купишь любовь»? Врала, значит?

– Ничего я не врала. Просто… Просто…

Раздалось горькое рыдание, заглушаемое, очевидно, подушкой.

Покачав головой, Балашов вошел в свою комнату.

Он долго не включал свет, любуясь волшебной картиной за окном.

Там, на темно-фиолетовом фоне декабрьского вечера медленно кружились мохнатые снежинки, а за их тонкой кисеей проступали стройные стволы сосен-исполинов.

Воображение унесло Балашова в далекое детство. Вот он, тринадцатилетний пацан, идет с матерью по Синему бору. Солнце, пробиваясь сквозь густые ветви, ложится причудливым узором на изумрудный мох. Его бархатный ковер делает шаги неслышными, мягко пружинит и отдается в душе чем-то ласковым и теплым.

Мать уже набрала полную корзинку боровиков, крепких, ладных, с шоколадно-коричневыми шляпками, и зовет сына домой. А ему не хочется покидать это царство, где так хорошо и свободно душе. Он просит ее чуточку подождать, зовет к озеру, предлагает искупаться.

– Ну что ты, Сережа. Какое мне купание? Да и устала я. В другой раз сходим. А ты лучше с друзьями сбегай, зачем тебе я?

Он молчит, стесняясь сказать, что давно мечтал именно с ней побывать на Песчаном озере. Чтобы от его красоты посветлело материнское лицо, разгладились морщинки. Чтобы сошли с хрупких плеч заботы и ставшая привычной усталость.

О, сколько невысказанных при жизни признаний прошептали его губы у могилы матери! Сердце до сих пор не смирилось с ее ранним, несправедливым уходом.

«Мама! – тихо произнес Балашов. – Завтра я приду на твою могилку, и мы поговорим».

Подумав о предстоящем дне, Балашов разволновался. Завтра он увидит ту, которой целиком принадлежало его юное сердце. Ох, и помучила она его!

Красивая девочка с каштановыми волосами, лучшая в классе, да что там в классе! Во всем поселке не было другой такой колдуньи с глазами цвета меда, тоненькой и гибкой, пахнущей луговыми цветами.

«Эх, Марина, Марина! И что толкнуло тебя выйти за этого Витька? Нахрапистого недалекого „качка“ с деньгами отца-кооператора. Разве его подарки значили для тебя больше моих букетов сирени? Неужели деньги стали для тебя путеводной звездой и мерилом счастья? А как же любовь? Нет, не верю. Существует причина, о которой я не догадываюсь».

И вновь перед глазами встала сценка из прошлого.

Он с другом Петькой ловит рыбу на Песчаном. На берегу появляется Витек, за его спиной маячат двое дружков, готовых стелиться ради подачек своего властелина.

– Э! Мелочь! А ну, брысь с нашего места! – кричит Витек и сплевывает сквозь зубы.

– Никуда мы не уйдем, – отвечает он, чувствуя, как холодеет в животе.

– Мы здесь с пяти утра, – пытается разойтись «по-хорошему» Петька.

– Да хоть с прошлого года. Мне плевать. Кыш отсюда!

– Не уйдем, – упрямо отвечает Сергей.

Витек кивком приказывает вассалам применить силу. Те хватают зашиворот незадачливых рыбаков и пинками прогоняют с берега.

Всю дорогу до дома Петька размазывает по лицу слезы, а он, стиснув зубы, клянется себе, что когда-нибудь отомстит.

Но клятву так и не сдержал. Видно мало ему досталось тогда на берегу, он еще и невесту отдал этому мерзавцу. А сейчас, спустя много лет, вынужден признать полное свое поражение.

От выпитого вина и воспоминаний стало жарко. Балашов открыл балконную дверь и вышел на мороз. Вдохнув чистого холодного воздуха, почувствовал облегчение.

Нет, не все сказано в этой драматической истории. И пусть молодость не вернешь и ошибок не исправишь, судьбу можно повернуть в другое русло. Они с Мариной еще не старые. Зато много испытали и обрели драгоценный опыт. И если чувства еще живы…

Где-то внизу раздался не то стон, не то тяжкий вздох. «Что за чертовщина? – удивился Балашов. – Я тут со своими переживаниями потихоньку схожу с ума? Мне уже лешие мерещатся?»

Но что-то толкнуло его подойти к перилам и посмотреть вниз.

Фруктовый сад мирно спал под снежным одеялом, на которое отбрасывало желтую тень освещенное окно первого этажа.

«Кто это бодрствует в такое время?» – заинтересовался Балашов.

Нагнувшись ниже, он увидел такой же балкон, в центре которого стояло плетеное кресло-качалка. В нем кто-то сидел, откинувшись на спинку. Приглядевшись, Балашов узнал Воронцову.

«Похоже, я не один сумасшедший в этом доме. Нашлась еще одна экстремалка, – усмехнулся он. – Ладно, пойду умоюсь».

Вернувшись из ванной, Балашов переоделся в пижаму и лег в кровать с намерением почитать перед сном. Но чтение не шло.