Любовь в 33 года

Анна Музыка

Любовь в 33 года

Глава 1. Знакомство

Хорошо, легко и весело писать про загородную жизнь, когда это особняк в живописном американском городке, каменный дом на склоне итальянских холмов или старинное английское поместье, в котором сохранилась усадьба герцога, графа или, на худой конец, барона.

От одного упоминания подобного жилища чувствуешь, что сейчас будут вскрываться тайны, зашуршат юбки аристократичных особ, из-под старинного книжного шкафа выкатится неожиданная интрига, которая полностью перевернет твое первое впечатление от романа. Здесь оживают дамы, облаченные в кисею, занятые шитьем, в ожидании того самого, который появится из ниоткуда, устроит пышный бал и непременно влюбится в нее – бедную, но гордую красавицу, которая покорно сносит все тяготы жизни и своей благодетелью заслуживает трепетную и нежную, нескончаемо искреннюю и безусловную любовь. Другие благодетельные барышни, надо полагать, не так чисты сердцем и порывами, и им остается только томно вздыхать над чужими романами и утыкать заплаканные носы в свое вязание.

Совсем другое дело мятежно-серая даль бесконечной русской деревни. Стоит только заикнуться, что действие происходит вдали от городской пыли, тут же перед мрачным взором читателя восстают лишения и неподъемная тоска, воспетая классиками. Череда несправедливостей, вольностей и самодурства, голод, грабежи, насилие и стенания русского духа – вот к чему приводят обыкновенно истории, получившие свое начало в отечественном пригороде.

Однако, наше путешествие отлично как от первого, так и от второго варианта.

Начинается оно в просторном приморском домике кубической формы, с единственным торчащим в сторону моря балконом на втором этаже, с широкой летней верандой на первом и обширным, хотя и угловатым садом во дворе.

Дом был куплен уже построенным, в основном из-за чрезвычайно удачного расположения, через пять минут прогулки по каменистой лестнице ноги упирались в мелкую гальку и еще через десять секунд в ласковые морские языки. Сам по себе дом был несколько неказист. Похожий на однотонный кубик Рубика, он моментально линял после ежегодной процедуры окраски, и пытался быть то розовым, то небесно-голубым, то мятно-зеленым, но неизменно оставался лишь бледной копией обозначенной на банке с краской этикетки.

Эта оплошность прощалась дому, потому как в его геометрических недрах, казалось, могло уместиться бесчисленное количество постояльцев. На первом этаже вход вел в широкую гостиную, из которой в одну сторону простиралась кухня, в другую две хозяйские спальни, гардероб и ванная комната. Во втором этаже значился уже упомянутый балкон. Он проходил вдоль целой стены, был достаточно узок и неудобен как для чаепития, так и для вечернего наблюдения за звездами. Истинная его цель так и не была обнаружена. Помимо этого чуда архитектурной мысли, на втором этаже умещалось три гостевых спальни и библиотека.

В таком доме не скрыться тайнам прошлых веков, не найти закопченную древность давно ушедшего быта и не стоит ожидать раскрытия загадочных преступлений в мрачном зале с потрескивающим камином. Зато он светел и приветлив для своих постоянных и временных обитателей. Здесь уже несколько лет проживала семья Карпенко: Аркадий, Светлана и двое их сыновей: старший Костя и младший Юра.

Муж и жена, с возрастом все больше походившие друг на друга, оба невысокого роста, подтянутые и полные жизни люди.

Светлана носит удлиненное каре, не стесняясь в своей прическе седых волос, тонкие изящные ее черты придают ей сходство с француженкой. И часто в ее улыбке и жестах мелькает юношеская кокетливая жеманность.

Аркадий – это образцовый представитель жителей приморского города. Жилистый сухопарый мужчина, всегда темно-загоревший, с коротко стриженными и практически полностью белыми волосами. Хитрый огонек не покидает его взгляда, что легко может вызвать смущение, поскольку не всегда понятно – серьезен он или шутит.

И, наконец, два плода этого союза – вихрастые, темненькие, по-богатырски взращенные щедрым южным солнцем, и совершенно не похожие друг на друга, младшие Карпенко.

Высокий, немного угрюмый Костя то и дело сводит брови к носу, когда задумывается над очередным проектом, и вздергивает их высоко на лоб, когда удивляется очередной неудаче. От чего на его юном лице прочно обосновались две шикарные мудрые морщины. Улыбаться его заставляют только мечты о грядущих успехах, что случается довольно редко.

И Юрик, добродушный, чуть пышненький, как подоспевшее тесто, и вечно румяный парень. Он всеми силами морщит лоб, пытаясь скрыть свою веселость за тяжелым, как у брата, взглядом, но он тут же разглаживается от мечтательной улыбки. Юра стремится во всем походить на Костю, но во время совместных занятий невольно по несколько раз обводит комнату скучающим взглядом, замечая это, стряхивает его с себя, и все начинается заново.

Пользуясь удобством расположения дома и безмерным гостеприимством хозяев, здесь регулярно появлялись и исчезали прочие лица: родственники и друзья, соседи и одноклассники, просто хорошие люди и даже их животные.

Тем летом наиболее жадными до общения и морских пейзажей оказались друзья Аркадия, с которыми он три года назад основал медицинский центр, и которые инвестировали в этот проект значительную часть необходимых средств. Не чтобы отдать им должное, а из дружеских соображений Карпенко всегда тепло принимали Ставрасовых.

Они приехали в середине июня, сразу после окончания летней сессии их единственного сына.

А в начале июля с неожиданным визитом нагрянула племянница Светланы – Ира. Она будто из ниоткуда вдруг появилась вечером в общем балагане ужина, с темно-синей спортивной сумкой в одной руке, полосатым рюкзаком в другой, с тяжелым взглядом из-под опухших век и стянутыми в тонкую нить губами. Она лишь обвела взглядом присутствующих, приподняла руку в приветственном жесте и, скорее не улыбнулась, а просто с силой сморщила губы.

– Дорогая, что же ты не предупредила, когда у тебя рейс, мы бы встретили, – Светлана взволнованно обронила вилку, и подошла к ней.

– Нет, ничего, одной мне пока спокойнее, спасибо.

За столом возникло оживление, но Светлана одернула всех, махнула рукой, мол «не сейчас», и увела девушку в подготовленную спальню.

– Надеюсь, никто не обидится, что я не поздоровалась как следует? – сказала Ира, когда прикрыла за собой дверь.

– Брось, все свои, – тетя крепко обняла ее, и теплый домашний аромат, наполненный нотками свежей зелени и куриного бульона вызвал в девушке неожиданный приступ удушливых слез. – Все забудется, постарайся здесь выбросить любые мысли из головы.

– Но как я объясню остальным?

– Не надо ничего объяснять. Пока пусть эта история останется между нами, чтобы никто лишний раз не приставал, а там посмотрим.

Ира улыбнулась сквозь слезы и смогла наконец разжать объятия.

– Спасибо, тогда пока не будем об этом?

– Пока не будем. Ты просто устала от дороги, и тебе нужен отдых. Зови, если что-то понадобится, или хозяйничай сама. Здесь все в твоем распоряжении, чувствуй себя как дома, – тетя еще раз мягко похлопала ее по спине и вышла.

Девушка осталась одна. Она широко раскрыла старые деревянные рамы окон, и подставила лицо мягкому подсоленному воздуху. Почти сразу она расстелила кровать, и крепко без снов проспала со свободно распахнутым окном всю ночь.

На другой день она выбралась из своего убежища, чрезмерно улыбчивая, от чего казалось, будто ее веселье старательно наигранно. В кухне она наткнулась на Светлану и незнакомую женщину с закатанными по локоть рукавами, которая выкладывала в глубокую миску крупные комки бледновато-желтого творога.

– Доброе утро! – Ира неловко замерла на пороге, только сейчас осознав, что хоть и у родственников, но в чужом доме, к которому пока совершенно не привыкла.

– Познакомься, – сказала Светлана, – это Елизавета, мы здесь питаемся хорошими продуктами только благодаря ей. А это моя племянница – Ирина.

При упоминании своего имени девушка словно очнулась и с готовностью расплылась в широкой улыбке.

– Ну бросьте вы, – смутившись, отмахнулась женщина в ответ. – Просто Тимофевна, меня тута все так кличут.

– Выходи в сад, Ириш, – обратилась к ней тетя Света. – И на, вот, поставь на стол.

Солнце уже заполнило все пространство и неистово щипало глаза. Девушка прислонила ладонь к глазам, стараясь разглядеть за раз все переливы цветов в саду. В носу смешалось множество причудливых сладких запахов, а в ушах – чистых звуков живой природы. Она пыталась распознать все растения, высаженные заботливо в некотором организационном порядке, и простирающиеся в две стороны от дома, но тут же бросила эту глупую затею, поскольку едва ли могла бы дать названия и трем из них.

Она замерла на несколько секунд, с удовольствием поглощая новую действительность, затем прошла к широкому столу, спрятанному в глубокой тени беседки, увитой диким виноградом.

– О, а вот и наша спящая красавица! – воскликнул ее дядя. – Мы уже хотели вызывать принца, чтобы он тебя спасал.

Родственники наконец обменялись крепкими объятиями, и Ира с нескрываемым любопытством посмотрела на незнакомое семейство.

– Ах да, вы же лично и не общались ни разу, – дядя хлопнул себя по лбу. – Старый я дурак! Ира, это мой коллега и друг, Дмитрий Евгеньевич, его жена – Наталья Николаевна и их сын – Евгений, а это, как я вам уже говорил, наша племянница Ирочка, дочка Светиной сестры.

– Та просто Женя, – бросил молодой человек нарочно более грудным хриплым голосом, как с барского плеча бросают дорогой полушубок.

Ира приветливо всем кивнула, села рядом со своими братьями, сбоку от остальных гостей и принялась украдкой их рассматривать, не мешая общему ходу беседы.

Наталья сразу привлекла ее внимание и отозвалась в ней с большой симпатией. Стройная брюнетка, с прямым глубоким взглядом и уверенными движениями, она произвела впечатление молодой, хорошо образованной женщины с сильным духом и юношеским задором к жизни. В ту секунду, когда Аркадий их представлял, она привстала, с большим порывом протянула Ире руку и сказала:

– Можно просто Наташа, я уверена, мы подружимся, – она энергично потрясла протянутую ладонь.

Дмитрий оказался значительно более сдержанным. Будто погруженный в собственные мысли, или утомленный жарой, он казался сочинением из другой оперы за этим столом. Долговязый и не по возрасту худощавый он был похож на заучившегося студента. Он при этом часто и невпопад улыбался, делал иногда пометки в блокноте, затем нервно комкал листы, и вновь их разглаживал.

– Не обращай внимания, – шепнул ей Юра, когда Ира удивленно вскинула брови после того, как Дмитрий в очередной раз потерял лежащую рядом с ним ручку. – Дядь Дима в следующем году хочет профессора получить, вот все и соображает над своей научной темой.

Ира облегченно кивнула и больше на некоторые странности соседа по столу внимания не обращала.

Третьим представителем этого семейства оказался юноша с остро очерченным овалом лица, очень подвижной мимикой, и крупными строгими чертами, которые делали его общий вид надменным и горделивым. Он мог понравиться, и очевидно хотел нравиться и выделяться. Это было понятно по аккуратно срезанной линии в левой брови, по проколотым ушам, по зачесанным и уложенным волосам и даже по выбранной черной майке, которая подчеркивала спортивную линию его мышц.

Он был молчалив, задумчив, как бывают, пожалуй, задумчивы юноши в пору летних каникул, когда свободное время позволяет им насладиться размышлениями о собственной будущности, строить великие и грандиозные, но, как мы знаем, зачастую несбыточные грезы, о чем они к своему счастью пока даже не догадываются.

Когда их представляли, он лениво поднял взгляд, обнажая глубокую голубую хрусталь своих глаз, неожиданно чистых, даже немного наивных, оскалил половину белозубой улыбки, и в показном безразличии в равной степени читались не то застенчивость, не то подростковая еще неприступность, желание казаться независимым и отрешенным от всего обыденного, будь то даже новое знакомство.

Иру немного покоробило его «Та» вместо «Да», но она подумала, что это особенность южного диалекта, и решила не придавать этому большого значения.

Глава 2. Парк

Жизнь в этом тихом местечке текла всегда своим чередом, только летом чуть ускорялась, когда кажется, будто часы отдыха будут долгими и наполненными, а они ускользают незамеченными, потому что наконец мы заняты тем, что приносит настоящее удовольствие.

Старшие мужчины часто ходили рыбачить. Они наряжались в самые поношенные костюмы, собирали множественный инвентарь, который в пересчете на рубли мог обеспечить закупку рыбы наивысшего качества, но это, разумеется, совсем «не то», брали с собой воду, хлеб и сосиски, и спускались пятнадцать минут широкой обходной дорогой на волнорезы.

Там Аркадий обыкновенно присоединялся к группе местных рыбаков, а Дмитрий Евгеньевич спустя каких-нибудь несколько минут такого общения удалялся на дальний конец пляжа, на камни, под предлогом лучшего клева в диких местах. Ему никто не верил, да и местным прекрасно было известно, какие места были более рыбными. Рыбаки хмыкали, перегоняя из одного угла губ в другую бесконечную сигарету, но принимали его право на одиночество. Ведь каждому нужна своя медитация.

Дмитрий сидел на камнях, иногда забывая забросить удочку, смотрел на слияние небесно-голубого, чувствовал за своей спиной надежную силу высоких гор, вдыхал мягкий соленый воздух, слушал пену воды и старался не думать. В редкие секунды ему удавалось поистине счастливое – он переставал умственно осознавать свое «я», и был по-настоящему: глаза поглощали цвет воды, уши – крик чаек, кожу трогал воздух, нагретый лучами солнца. Он становился частью настоящего, не интерпретированного нейронными соединениями. Но мозг быстро перехватывал инициативу, искал причину для анализа, не находя вовне он спускался в самое себя и вызывал тревогу в мужчине. Тогда он начинал думать о чем-то привычном, бесконечном, нерешенном и не решаемом. О правильности прошлого, о планах на будущее, научной работе, о всевозможных «если бы», на которые ему никогда не хватало духу…

*

Домом и садом в основном занимались женщины. Пару раз в неделю заходила соседка – та самая Тимофевна. Она помогала с крупной уборкой, стиркой, готовкой. Вообще женщину звали Елизавета, но в какой-то момент имя стерлось, с языков все чаще стало слетать «тимофевна», и никто не мог даже с уверенностью сказать от фамилии пошло это слово или от отчества. Она не обижалась, может быть даже сама начала эту моду, стесняясь своего настоящего, величественного, словно царского, имени. Тимофевна была не старая еще женщина, добродушная и сердечная, всю жизнь всего и всех боявшаяся. Она подрабатывала так во многих домах, везде ее принимали хорошо, отзывались о ней только приятными словами. Своей семьи у нее не было. Возможно, работой она заполняла потребность в теплом близком кругу без риска быть брошенной или оставленной детьми, без опасения измены или неожиданной смерти родного человека.

Для каждого члена семьи или гостя находилось какое-нибудь дело, а поскольку людей всегда было больше, чем задач, то и свободного времени оставалось достаточно. Светлана регулярно занималась гимнастикой, делала дыхательные упражнения и зарядку на свежем воздухе. Ей нравилось ощущение полного дома, среди родных и близких людей она приближалась к максимально гармоничному для себя состоянию.

Наталья Николаевна спорту предпочитала искусство. Умиротворяющие виды густо-зеленого сада или сверкающего на солнце моря будили в ней давно забытые художественные амбиции. Она скупила в местном магазинчике всю необходимую утварь и самозабвенно часами напролет воспроизводила окружающие пейзажи, пачкая руки красками и распространяя вокруг себя сигаретный дым. Еще одна забытая привычка прошлого, которая шла в комплекте с творческой реализацией.

Младшие Карпенко постоянно возились в небольшом сарайчике, откуда доносился периодически скрип пилы, запах расплавленного припоя или глухие удары барабана вместе с визгом электрогитары.

Костя ежедневно увлекался новыми идеями, мечтал изобрести «что-то такое, чего еще не было и что было бы крайне полезным», изгалялся над своими инженерными познаниями и умениями, изобретал, изобретал и изобретал без конца, забрасывая предыдущие начинания так же легко, как новые идеи захватывали его воображение. Одним наиболее постоянным его хобби была музыка. Он в равной степени мечтал стать известным изобретателем и популярным рок-музыкантом. Юра везде хвостом ходил за старшим братом, и они как два сообщника не нуждались в ином обществе.

Сын Ставрасовых не вливался в компанию молодежи и больше стремился к уединению. Он предпочитал одиночные пешие или велосипедные прогулки, чтение, иногда его можно было встретить за мольбертом или со скетч-буком у моря. Так ли он был увлечен литературой, размышлениями и художественным искусством, или хотел привлечь к себе внимание, казаться взрослее и серьезнее – было не понятно. Среди молодежи он не был душой компании, среди взрослых еще не был равным. И хотя часто его принимали дружелюбно, было понятно, что одному ему комфортнее.

Ира немного его побаивалась, он казался грубым и неприступным, за те пару дней после ее приезда он ни разу не показал готовность к общению, скорее наоборот, будто избегал ее. Это несколько тяготило, потому что для общего домашнего уюта ей казалось важным, чтобы со всеми складывались хорошие отношения. Но с этим мальчиком оставалось только напряжение и неловкость.

Часто приходили гости на ужин, реже всей компанией выбирались к друзьям или в горы. Для всех в этой семье находилось место в компании и наедине с собой.

И, наконец, Ира, племянница хозяев, которая только приехала и не влилась еще в общий быт, не знала пока, куда себя деть и искала сама не понимала, чего – то ли веселой компании, новых знакомств и впечатлений, то ли одиночества. Она находилась в тщетных попытках убежать от самой себя и своих мыслей.

Так понемногу проходили дни до приезда Иры, так должны были проходить и далее. Похожие друг на друга, и все-таки самобытные.

*

Спустя пару дней после приезда, очередным солнечным утром Ира вышла к завтраку последней. Она выспалась и была на удивление в очень приятном расположении духа. Подходя к свободному месту, она неожиданным порывом пробежала кончиками пальцев по гладко уложенной шевелюре младшего Ставрасова, немного взъерошив его волосы. Он резко и с неудовольствием одернул голову. А у Иры моментально испортилось настроение от этого мимолетного инцидента. Она поняла, что вторглась без спроса в его личное пространство, и, хотя для нее жест был скорее дружелюбным, неосознанным желанием познакомиться, подружиться, показать расположение, но для молодого человека он мог быть попросту неприятным. Она этого не учла. Девушка перекинулась взглядами с его матерью, задаваясь немым вопросом – что она сделала не так, но Наталья только примирительно пожала плечами, как бы говоря «мальчишки, что с них взять». Ира принялась намазывать свежий, еще теплый хлеб маслом, и сказала немного принужденно весело:

– Слушайте, такая, конечно, тут классная погода. Я так рада, что смогла вырваться и приехать!

– Да, сейчас лучшее время, – отозвалась тетя Света. – Клубники, правда, с черешней уже почти нет, зато абрикосы… ммм, закачаешься, инжир, персики, у нас вон слива вся обсыпана, собирать некому, – она бросила полушутливый укоризненный взгляд на мужа.

– А я так давно у вас не была, как вы развлекаетесь? Кроме моря и фруктов, конечно.

– Уж скучать некогда, – со смехом сказал Аркадий. – Барабуля пошла, так я купил себе лодку, представляешь? Да, высший класс, я тебе покажу. Я на нее, и рыбачить…

– К чему ей твоя рыбалка, – перебила его тетя. – У нас Сорокинский парк работает, на центральной площади новые кафе открыли. Но мы редко туда выбираемся, в основном только на море. У нас вот с девочками йога, сейчас еще дыхательные практики начали осваивать.

– Значит про рыбалку ей не интересно, а про йогу вашу – очень? – парировал Аркадий.

– Да ну тебя, – она отмахнулась. – В общем, есть где провести время, не переживай, только надо тебе компанию найти…

– Я могу все показать, – раздался хрипловатый голос Жени, он прокашлялся, поднял на секунду голову, и снова будто погрузившись в раздумья, добавил. – Я все равно там часто бываю.

– Отлично! – одобрительно кивнула тетя Света.

– Спасибо, – ответила Ира, а сама задумалась, насколько комфортна будет ей такая компания.

После завтрака она не спешила напоминать про обещание Жени показать ей развлечения городка, но он подошел сам и предложил пойти прямо сейчас, пока солнце не вошло в ту приятную стадию, когда ты буквально физически ощущаешь, как поджаривается твоя кожа. Ира не нашлась, как отказать, учитывая, что сама напросилась, и они вышли.

Минут десять они шли молча вдоль пустынной дороги, которая словно пыльная веревка зигзагами петляла в зелени. По правую сторону под ними расплескалось море, прекрасное, освежающее прозрачной голубизной. Они шли по горному каскаду, на широких ступенях по обеим сторонам располагались дома и прилегающие участки. Высоко слева, как надежное любящее плечо, высилась гора, укрывающая эту местность от холодных назойливых ветров. Одна только природа позволяла этому месту называться красивым и приятным. Дорога была плоха и давно не знала ремонта, каменное ограждение во многих местах было сломано, попадался мусор, пустые бутылки, со всех сторон на них озирались осиротевшие коты и собаки. Складывалось впечатление, что местные жители настолько опьянены морем, свежим воздухом, горами и ароматными растениями, что просто не замечали, во что превращают подаренный природой уютный уголок. Отдельного тротуара, кстати, тоже не было. От проезжающих машин приходилось прижиматься к ограждениям, глотать выхлопные газы и благодарить вечные зигзаги дорог, которые не позволяли водителям разгоняться.

– А ты чем, вообще, занимаешься? – спросил Женя.

– Кхм, – Ира кашлянула. – Я дизайнер. А ты?

– Я еще учусь, – он замолчал.

– А где?

– В Меде.

– Здорово.

Это был один из самых неловких и коротких диалогов в ее жизни. Но он внезапно продолжил:

– Ты надолго приехала?

– Наверное на все лето, пока не знаю.

– А как же работа?

– Мне нужен перерыв. Решила устроить себе затяжной отпуск.

– Круто.

– А тебе как здесь отдыхается?

– Нормально, – он пожал плечами. – Мы раньше тут постоянно жили. Потом уехали в город, когда я в универ пошел. Теперь это вроде традиция у нас, мы каждый год приезжаем. У нас же свой дом, но сейчас там ремонт, а мы напросились к дяде Аркаде.

– Аркаде?

– Да, – он усмехнулся. – Я его в детстве так звал, прижилось.

– Забавно, – Ира тоже улыбнулась. – И чем ты здесь занимаешься?

– Отдыхаю, купаюсь, читаю, рисую иногда. В лес на велике выбираюсь или вот как раз в парк. А ты катаешься?

– На чем? На велосипеде? Нет-нет-нет, – она замахала руками.

– Почему?

– Я не доверяю этому транспорту. У меня был только неудачный опыт, с меня достаточно.

– Тебя что, в детстве не научили?

– Нет.

– Если захочешь, я научу, – он запнулся и еле слышно выругался.

– Если решу когда-нибудь, что пора прощаться с жизнью, то обязательно. Но большое спасибо за предложение, – и девушка спонтанным жестом слегка провела по его плечу в знак благодарности.

– А тебя назвали в честь дедушки? – Ира сменила тему.

– Ага. Не понимаю, зачем, как будто других имен нет.

– Что-то не так с дедушкой или с именем?

– Та нет, – он задумался. – Дедушка тоже был врачом. Кардиохирургом, вообще-то. Очень крутым. Я просто боюсь, что меня с ним будут сравнивать и ожидать как минимум таких же результатов. Даже имя такое же дали. Это напрягает.

– Согласна, такая ответственность. Но имя хорошее. Ев-ге-ний, – протянула она со вкусом. – Есть в нем что-то внушительное.

Парень зарделся и промолчал. Они уже подходили к высокому зеленому забору, и он приоткрыл калитку, пропуская Иру вперед.

Возможно, примерно такая картина открывается, когда распахивают ворота рая. Буйство цвета, множество вариаций на тему зеленого, фантазийно раскиданные яркие бусины-бутоны. С одной стороны живая изгородь, за которой простирается акварель от салатового до фисташкового оттенков, с другой ковры деревьев, кустов, пальм, цветов, по-царски раскатанных прямо к подножию величественной бирюзы.

Сразу у входа они встретили любопытное дерево, будто замершее в приветственном поклоне, почтительно приподняв крону-шляпку. Первым желанием Иры от увиденной красоты было поклониться в ответ. Она почти остановилась, с восхищением осматривая открывшиеся виды, и тут же захотелось сорваться с места, разогнаться, и бежать, бежать в самый дальний конец парка, охватить его весь, раскрыть для себя каждое создание щедрой земли.