Русская Амазонка

Вячеслав Шоболов

Русская Амазонка

Потерянные в океане

Сергей

В голове шумело. Вокруг все плавало в радужном свете. После выпитого было тяжеловато, но не противно. С удовольствием затянулся сигаретным дымом. Качка усиливалась. В каюту идти не хотелось, вечер только начинался. Может быть, встречу кого. У бассейна было пусто, только у дальних лееров стояли двое. Девушке видимо становилось холодно, она поежилась от ветра. С грустью посмотрел в их сторону – я тоже так хочу. Но после такого количества спиртного вряд ли хоть одна представительница противоположного пола захочет говорить со мной. К черту всех! Напьюсь окончательно!

Палуба пошла из-под ног. Ого! Кто из нас пьян: я или корабль? Порыв ветра надул рубашку пузырем. Холодно, однако. А ведь скоро экватор. Боком ударило о поручни. Ну, больно же! Зачем я так набрался? Начало подташнивать. Куда пойти? В каюте этот сосед со своими политическими разговорами, на средней палубе танцы, а-ля маскарад. О боже! Зачем так пить? Я сильно рефлекторно икнул. Только этого мне не хватало. Теперь уже в ушах звенит. Если чем-нибудь не отвлекусь – усну.

Пол под ногами все сильнее, с каждой минутой, начинал приплясывать. Похоже, ураган надвигается? Или я пьян в ураган? Ик… Порывом ветра меня бросило на панель. Куда это я забрался? В такую погоду лучше к себе. Тугой заряд воды опрокинул меня навзничь. Все кругом шаталось и качалось. Люди с визгом разбегались по каютам. Шквал обрушился с новой силой. Гирлянда зашипела и стала взрываться. Сноп искр осветил все вокруг: перепуганные лица, упавшие музыкальные инструменты на эстраде, поваленные стулья и меня, мокрого с головы до ног.

Огромная волна, с другого борта, повесила меня на леера. Чтоб вас всех! Я вцепился мертвой хваткой, из ближайшей двери повалил черный дым. Видимо, короткое замыкание сделало свое черное дело.

Я отпустил поручни и пошел к двери. Надо тушить. Удар в спину. Мокрый, лежу. Опять встал, хватаясь за панель. Дверь рядом. Взялся за ручку. Дикий женский визг прорезал темноту. Очередной водяной вал смыл меня к площадке. С другой стороны накатило. Ком тошноты подступил к горлу. Полная тьма, нечем дышать. Горькое и холодное заполнило рот.

Сколько я летел секунду, две? Мысли в голове колыхались, как студень. Я в воде за бортом. Кричать?

– Человек за бортом! – это меня заметили. Не утонуть бы. Темнота. Опять нахлебался. Теперь сигареты намокли. Бред какой-то. Они

думают меня спасать или нет? Вот он корабль, но уже чуть в стороне. Держусь на гребне. Полетели круги. Пытаюсь плыть. Волны сносят в сторону. Две или три палубы без света, дым все валит.

– Еще человек за бортом!

Кого это опять угораздило?

– Плавсредства на воду!

Белый цилиндр летит с борта, и, упав, развернулся яркой тканью надувного плота. Если не доберусь – приплыли. Плыву то под водой, то сверху, и пузатенький все ближе. Вот он милый, вот родной. Взобраться бы. Раз, другой, третий. Бесполезно. Слишком высокий борт. Леерный тросик не помогает. Только подтянусь, волны сбрасывают, и уж зубами хватался, а толку? Руки оторвать этим конструкторам.

А там паек есть. Чайку бы сейчас горяченького! После всех кувырканий решил отдохнуть и чуть не закричал. Пароходик то, "туту"! Уплыл голубчик, пиши – «пропало». В голове промелькнуло, насколько времени хватит сил? Если верить науке, то через четыре часа можно заказывать панихиду. Так что, Серега, хочешь жить – полезай вовнутрь. Легко сказать, да еще с «большого бодуна». Набодался я сегодня хорошо…

Стал руками перебирать по тросику или фалу, не знаю как его там. Вход ищу. Вот он, стрелочкой обозначен. Ну, давай, старайся, собери всю силу русскую. Раза с пятого, с полным животом морской воды. Перевалился через борт, а ноги свисают. Думаю, отдышусь, потом весь вползу.

– А-а-а! Мамочка! – что-то меня за ногу схватило и не отпускает. Акула!

– А-а-а! Спасите! – думал и вторую ногу отцапает, но вдруг понимаю, что боли нет, только тяжесть. Это, наверное, уже шок. Подергал ногой – не отпускает. Может штаны снять? Да, конечно, и вымерзнуть как мамонту. Э-э, была, не была, залезу весь, а там посмотрим, что за рыба-кит меня за ногу держит.

Вполз. Перевел дыхание, а сам чувствую, что ногу отпустило. Дурак. Это судорога была, а ты – кит, кит, сом с яйцами. Усмехнулся сам себе и лежу в луже, надо воду черпать, но так и уснул.

Разбудила дикая головная боль и тошнота. Долго я морскую воду из себя выплескивал, наконец, отплевался. Открыл глаза, вытер слезы и ахнул. Вот это звезды. Море еще болтало, но небо очистилось. Сколько же времени? На своей «амфибии» рассмотрел: без двадцати три. Утром начнут искать. Главное жив, остальное приложится. Хмель прошел, а боль осталась. Надо в аптечке посмотреть таблетку от головной боли. Я лежал, свесив руки с борта. Попал в оборот, ничего не скажешь.

Хотел найти аптечку и чуть не закричал. Рука коснулась чего-то холодного, но живого. Сердце бешено колотилось. Значит рыба – была? С опаской опять дотронулся, но чешуи не было. Откуда-то из глубины еще пьяного сознания дошло: это человеческая нога. Звезды давали немного света, чтобы что-то разглядеть. Стал ощупывать соседа. Кожа гладкая, нежная. Мороз пробежал по спине – девушка. Причем, без сознания. Больше всего удивило, что на ней только плавки. Вот вляпался, еще истерику закатит. Осторожно перевернул ее на спину. Русалку поймал. Проверил пульс – жива. Одно из двух: либо спит, либо в обмороке. Под ногами хлюпает вода. Надо отчерпывать. В темноте ничего не разберешь, но с этим делом справился быстро, устал, наверное, вымотался за ночь. Лучше немного поспать, а утром будет видно, что к чему. Аптечку в темноте так и не нашел. Свернулся калачиком и уснул.

Проснулся от духоты. Одиннадцать часов. Солнце крадется к зениту. Первое, что оказалось перед глазами – стройные девичьи ноги с черным треугольником кружевных трусиков. Ее рвало.

– Тебе помочь?

– Нет, – чуть слышно отозвалась незнакомка.

Скорее всего, это были последствия проглоченной морской воды, я то уже через это прошел. При дневном свете сразу разобрался с рундуком. Сухой паек на трое суток, запас пресной воды в металлических термосах, аптечка, несколько фальшвееров, фонарик, спички в целлофане, сухой спирт. Короче – жить можно. Открыл термос и плеснул в крышку воды.

– На, выпей.

– Не надо, – раздался дрожащий голос.

– Выпей, легче станет.

– Не буду…

– Вот упрямая, – отодвинул полог тента и высунулся к ней, – желудок сорвешь, нельзя так.

Недоверчиво покосившись в мою сторону, она взяла крышу.

– Полежи пока на солнышке, а я заварю чаю, и будем завтракать, – достав все необходимое, расположился на ящике.

Она не стала меня слушать и задом вползла под навес, скрестив на обнаженной груди руки, устроилась напротив.

– Ты как заправский моряк.

– Я не моряк, а журналист.

– Писака значит.

– Скриплю, как могу, а ты по морям голышом плаваешь? Русалкой работаешь?

– Нет, зубастой акулой, – обиделась она.

– Чего ты дуешься, я тебя не обзывал, каждый свой хлеб как-то зарабатывает, – она молчала.

– Все равно я вам не верю, – все так же агрессивно огрызнулась девчонка.

– Не злись тебе не идет.

– Мне лучше знать, что мне идет, а что нет.

– Ну, ты крыса, слушай… – рассмеялся я и всыпал заварку в кипяток.

– Да пошел ты…

– Начали за здравие, а кончили за упокой, – открыл консервы, печенье, разорвал пакетики с пластиковыми столовыми приборами. Протянул ей.

– Ешь.

Она хотела взять, но тут же отдернула руку, опять прикрывая свою наготу. Слезы из ее глаз брызнули чуть не ручьем.

– Что ты комплексуешь, можно подумать, я этого никогда не видел.

– Но ты-то одетый, а я нет, – прохныкала она. Молча, снял рубашку и отдал, чтобы как-то успокоить. Отвернулся и стал копаться в рундуке. Она проворно оделась. Ели молча.

– А ты ничего.

– В каком смысле?

– В любом. Заботишься, не пристаешь, шутишь.

– Работа у меня такая – с людьми ладить. Ты наелась?

– Да, спасибо.

– Тогда давай знакомиться, Сергей, – я протянул руку.

– Настя, – она в ответ подала узкую ладошку с тонкими длинными пальцами. Впервые за все время ее глаза засветились улыбкой.

– Русалка по имени Настя, ты как за бортом оказалась?

– Ты думаешь, я что-нибудь помню, все как в кошмаре. Мрак, крик, дым, вода, холод. Бр-р-р.

– Так оно и было.

– А что теперь?

– Плывем навстречу судьбе.

– Философствуешь?

– Оптимистом легче прожить.

– А если нас не найдут?

– Этого не может быть.

– Ты думаешь?

– Насть, посуди сама. Человек оказался за бортом, это в море всегда «ЧП». Тем более нас двое.

– Не двое, больше. Когда начался пожар, там еще прыгали, – от этих слов у меня похолодело внутри. Машинально дернулся к выходу.

Вокруг океан, гладкий, спокойный не за что зацепиться глазу. Вернулся назад.

– Теплоход должен был застопорить машины и вести с рассвета поиски.

– А если он утонул?

– Не думаю, не те времена, хотя я уже ничему не удивляюсь, даже тому, что ты передо мной.

– Сколько мы протянем?

– Минимум три дня, а при желании, и на неделю хватит.

– Ты спокойный как слон, – при этих словах невольная улыбка пробежала по моему лицу, – вот опять улыбаешься.

– Слоном меня в армии дразнили, только слоны разные бывают: меня звали Бешеный слон. К тому же, зачем волноваться, от этого ничего не изменится.

– Хорошо вам, мужикам, все у вас просто и гладко, а тут платье с туфлями смыло и уже целая трагедия, да еще чуть истерику не закатила. Ты не обращай внимания, я не такая. Иногда находит.

– Ты же ведь официантка, если мне память не изменяет?

– Да, бросила все и теперь плыву.

– Жалеешь?

– Никогда не думала, чтобы такая махина, и могла попасть в подобную передрягу. Правда, я на море недавно, и это мой первый шторм.

– Это не шторм, а ураган. Не горюй, Настя, выкрутимся. А чтобы было легче, и не так быстро одолевал голод, давай спать.

– Я попробую, но давно днем не спала, может не получиться.

– Скажи себе – надо, – и я задремал довольно быстро

Настя

Что теперь будет? Куда нас несет? Найдут или нет? А если нет? Меня прошиб нервный озноб. Я слышала, нет страшнее смерти, чем от голода. Нет уж, лучше утопиться. Пусть лучше акулы растерзают, это быстрее. Зачем я только на флот пошла? Романтики захотела, дура. Вот ты ее и получила. Хорошо, что хоть не одна. Ну, я вчера и вцепилась в его ногу. Правда, что утопающий хватается за соломинку. Как хочется в туалет! Что делать? Горшка здесь нет. Криво усмехнулась своим мыслям. Сейчас начни шевелиться, он проснется. Что ж при нем это делать? Дурацкий стыд, не помирать же? Можно подумать, что я при мужчинах не раздевалась. Что естественно, то не безобразно. Но на горшке-то я при них не сидела. Я чувствую, что пока надумаю, все будет здесь, это еще хуже. Может поплавать немного? Это идея. Меньше объяснений будет. Не наступить бы на него. Кажется, спит? Если проснется, то окликнет. Нет, спит.

Вот и хорошо. А водичка теплая, класс. Трусы бы не упустить, а то и срам прикрыть будет не чем. Как хорошо! А я боялась, дура.

В первый момент, показалось, что сердце остановилось. Скорее всего, так и было. Может это не ее плавник, а я паникую. Но все равно надо выбираться. Что ж такой борт высокий. Ой! Нет, не получается.

– Серега! Акула! А-а-а!!!

Сергей

Крик прорезался откуда-то из глубины сна. Господи, кто ж так орет? Светло. Тент, ящик, а ее нет.

– Серый! Мамочка! – она кричала и плакала одновременно, от этих причитаний кровь стыла в жилах. На меня смотрели вышедшие из орбит глаза, на лице мертвенно бледном, перекошенном от ужаса. Акула была рядом, но, наверное, не очень голодная, поскольку сразу ее не разорвала. Одной рукой схватил за ворот рубашки, и рывком бросил на плот. Я тоже был напуган, а тут в глаза бросился ее голый зад, из-за этого вспылил.

– Что голышом поплескаться захотелось, за ночь не наплавалась, дура! Жить надоело?

– Я…Я… – она в голос разревелась, уткнувшись в комочек собственных трусиков. Во мне кипела ярость, за ее глупость, хотел еще наорать, но она была такая мокрая и жалкая, что показалась маленькой девочкой, совсем ребенком, так горько она плакала. Гнев прошел. Стал на колени. У нее началась настоящая истерика. Это надо было остановить. От души дал пару пощечин. Стало тихо. Она убрала руки от лица.

– Ты, что спятил?

– Нет, на, пей, – дал ей воды, – успокоилась?

– Угу, – Настя смиренно кивнула и сделала несколько маленьких глотков.

– Полегчало?

– Да, спасибо, – она трусиками утерла нос и удивленно на них уставилась, потом перевела взгляд на свои стройные ноги и расхохоталась.

– Ты, что? Крыша поехала?

– Почти.

– Объясни толком. То плачешь, то смеешься.

– Если тебе рассказать, ты точно посчитаешь меня дурой. Все гораздо проще, чем ты думаешь. – Я молчал, ожидая оправданий.

– Мне захотелось в туалет, я постеснялась и ничего лучше, чем сделать это в воде, не придумала. Результат на лицо: ты не только меня лицезреешь, но и концы чуть не отдала. Дура я и есть дура, – она вновь рассмеялась. Ситуация была более, чем комичная, и я не выдержал и тоже рассмеялся.

– Давай на будущее договоримся, что во всех сомнительных случаях мы будем советоваться, тогда избежим многих неприятностей. Идет?

– Идет.

– А теперь одевайся, русалка по имени Настя, – мои глаза лучились улыбкой.

– Сейчас это уже не имеет значения.

– В принципе, да. В мире все относительно. Ложись, спи, горе да беда.

– Лучше расскажи мне что-нибудь. С детства люблю слушать разные истории.

– А?! Радионяня начинает свой рассказ?

– Что ж так и будем все время спать?

– Силы надо беречь. Мы же не знаем, сколько нас будут искать.

– Вредный мужик. Не злись на меня, ладно? – она положила свою руку на мою и улыбнулась. На нее определенно нельзя было злиться. Девчонки есть девчонки. Поднял ее ладошку с музыкальными пальцами.

– Играешь?

– Во что?

– Не во что, а на чем?

– Да, на пианино и гитаре.

– Я тоже.

– Никогда бы не подумала, что при такой силище можно заниматься музыкой.

– Это хобби, так жить веселей.

– Ты, наверное, и стихи пишешь?

– Да, иногда.

– Почитай что-нибудь.

Я внимательнее посмотрел в ее глаза, что можно сейчас озвучить?

– Что?.. Может вот это:

Не знаю… Но каждому вставать и падать?

Не знаю… Но каждому смеяться и плакать?

Не знаю… Но каждому грозит гроза.

Но есть на свете твои глаза.

– Нет не то. Это в другой раз оно очень длинное, лучше …

Глаза! Боже мой! Какие глаза!

Карий кружок, а вокруг бирюза.

Я боюсь обмануться, но их глубина,

Так зовет вдруг и манит, не вижу я дна.

Бархат ресниц несмело дрожит,

Тени печаль под ними лежит.

Тихонько губами я к ним прикоснусь,

И тут замираю, а вдруг обожгусь?

Об эти черные два уголька.

Искры блеснули в их уголках,

Это же смех, а может и страх,

А может и тайны неведомой флаг.

Ох, и глаза! Ну, и глаза!

Сколько же раз вы сводили с ума?

– Классно, жаль, что не про меня, очень похоже.

– Когда-нибудь я и тебе напишу, просто стихи это состояние души, а сейчас настроение не то, извини.

– А, что? Я ничего. – Она пожала плечами. – Иногда я людям завидую, как это у них ловко получается слова складывать.

– До революции этому специально учили, на меня бывает, находит, и я не могу от рифм отделаться и говорю все время стихами.

– Везет. Почитай еще.

– Давай в другой раз, для стихов надо, чтобы душа пела, а она сейчас замирает.

– Ну ладно. Может, перекусим? – Настя смотрела на меня такими жалобными глазами, что отказать, не повернулся язык.

Мы немного поели и растянулись на полу. Я смотрел в потолок, страшно хотелось курить. Когда нас найдут, первое, что сделаю – закурю.

Настя

А с ним спокойно. Я и не думала, что он такой сильный, как пушинку выдернул меня из воды, а все-таки пятьдесят три килограмма. Поделом тебе, дуре, за все, сидела бы под крылом у мамочки и сопела в две дырки. Но ведь ты же сама все оборвала, добивалась, стремилась, отдавалась, только ради того, чтобы попасть на флот и ходить в загранку. Чего теперь обижаться. Тем более это положение не самое худшее. Можно было вообще утонуть. Кто-то точно утонул, а мне повезло. Он второй раз спасает, а мог и бросить или испугаться. Если станет приставать, сопротивляться не буду. Хм? А почему именно «приставать»? Может он ухаживать начнет. Многие ли за тобой ухаживали и ласкали по-настоящему? Ведь им всем одно нужно – добраться до твоего тела, получить свое и гуляй милая. Твари. Нет, конечно, это приятно, но не то. А ты, естественно, принца ждешь в свои двадцать два? У других уже семьи, дети. Авось, я не уродина какая-нибудь, от мужиков отбоя нет. Но что я, в конце концов, разнюнилась: хочется любви, любви. Да, я как все хочу настоящей и на всю жизнь. Банально.

– Ты чего улыбаешься?

– Да, так, размечталась.

– А? Мечты, мечты! Где ваша сладость, ушли мечты, осталась гадость.

– Это точно.

– И о чем же, если не секрет, мечтается?

– Просто в себе копаюсь.

– Иногда это полезно. У меня это тоже было.

– Давно?

– Года четыре назад.

– А тебе сколько?

– Двадцать шесть. Много?

– В самый раз.

– Для кого? – от этого вопроса почувствовала, что покраснела.

– Вообще.

– Ладно, ты, как хочешь, а я пошел купаться, меня это пекло скоро расплавит.

– Ты, что с ума сошел?

– Нет.

– А акула?

– Они крайне редко нападают на человека, и ведь ты покараулишь на плоту?

– Но из меня спасатель плохой.

– В любом случае, я иду.

– В туалет? – съехидничала я.

– Нет, ошибаешься, если такая нужда возникнет, то я стесняться не буду, такова наша природа и от этого нам не уйти, в этом нет ничего зазорного, пойми.

– Пожалуй ты прав.

– А ты будешь плавать?

– Нет, ты на меня побрызгаешь.

– Как скажешь, – он стащил с себя джинсы, кроссовки и носки, откинул полог и прыгнул.

Сергей

Вода доставила настоящее наслаждение. Не могу сказать, что не боялся акул, но надо было вывести Настю из остаточного испуга. Нанырявшись, подплыл к надувному борту. Она сидела и смотрела все еще широко открытыми глазами, в которых мелькали искорки страха. Обдал ее водой. Она ойкнула, потом взялась за пуговицы на рубашке и стала расстегивать.

– Пока я не вылезу, не прыгай.

Мы поменялись местами. Я с удовольствием наблюдал за ней. Приятно смотреть на красивое женское тело. Стройные женские ноги, небольшая округлая грудь с маленькими сосками, русые, длинные волосы, струящиеся по воде. Настя была на полголовы ниже меня, а я считал себя высоким, все же служил в ГБ, а туда маленьких не берут. Теперь можно было с уверенностью сказать, что Настин испуг прошел, и глаза ее светились радостью свободы.

– Тащи меня, – она протянула руку, – все же в этом есть свое блаженство.

– Только есть захочется быстрее.

– Не будь занудой, живем один раз, а если умирать, так, что и расслабиться нельзя?

– О, это мы так далеко зайдем. Перед смертью не надышишься.

– У всех смертников есть последнее желание, а у меня несколько, и ты меня не убедишь, я не признаю никакие авторитеты, а ты им не являешься.

– Ладно, делай, что хочешь, а я буду идти до конца.

Опять растянулся на полу и через некоторое время задремал.

Настя

Вот интересно, если он будет умирать, и я соглашусь ему отдаться, неужели он откажется. Или я не в его вкусе? Хозяйство у него богатое и мускулатура красивая. Черноглазенький искуситель. Хотелось бы знать, насколько у него терпения хватит просто смотреть на меня. А я бы согласилась и еще как… Размечталась глупенькая.

* * *

День догорел незаметно. Близилась экваториальная ночь. Все загоралось огнями: небо и вода. Океан светился и мерцал. Выкатывалась рыжая луна, отбрасывая причудливые блики. Они не видели этой сказочной ночи, они спали. Настя свернулась калачиком, сама того не подозревая, у Сергея на груди, а он осторожно обнимал это хрупкое создание, как бы охраняя ее покой. Что их ждало впереди, они не знали. Течение все несло и несло их от того страшного места пожара.

Весь прошедший день пропавших тщетно искали с их корабля и ближайших судов. Никто не знал, как далеко ураган утащил спасательный плот, эту песчинку в океане. Была поднята береговая авиация Соединенных Штатов. По уточненным данным общее число пропавших составило десять человек. Обнаружить их не удалось. В бортовом журнале появилась запись: «Пропали без вести…».

Сергей

Второй и третий дни прошли, как и первый. Вечером третьего дня предложил экономить продовольствие и воду. Жара стояла жуткая, постоянно хотелось пить. Мы часто купались, но только по одному. Медленно меня, да, наверное, и ее, начинала одолевать тревога о дальнейшем нашем положении. Когда я засыпал, какой-то неприятный холодок опасности или страха остался в груди.

Настя

Меня как обычно разбудил «туалет». Толком, не проснувшись, направилась к выходу, но стоило откинуть полог, как током ударило. Земля. В дымке, но земля. Довольно широкая полоса гор и скал.

– Сергей, Серый!

Сергей

– Что опять случилось? – ели открыл глаза.

– Земля!

– Где? – меня, как пружиной подбросило. – Судя по очертаниям, это остров. Значит и большая земля должна быть недалеко. Но до нее еще надо добраться.

Мы сидели, как зачарованные. Нас несло точно на эту черную громадину. С трудом верилось, что качка скоро кончится. Да, но если это только горы поросшие травой… Боже, о чем я думаю? Это же земля, а значит, шансов выжить значительно больше! Я посмотрел на Настю, она, молча, плакала, эх девчонки.

– Сережа, это же спасение?! Правда?!

– Не знаю, но это лучше, чем наша посудина.

Берег рос на глазах, и по мере приближения, новые страхи одолевали меня. Плот несло течением точно к отвесному утесу, который казался совершенно черным, а у подножия кипела пена. О высадке не могло быть и речи.

– Настя, давай собираться, – мне хотелось отвлечь ее от момента удара, шансов было пятьдесят на пятьдесят. Сердце бешено стучало. Мы уложили остатки вещей и пищи. Плотно задраили полог.

– Зачем ты его застегнул?

– Держись, Настена, сейчас нас начнет мотать, как лягушку в футбольном мяче.

– И ты думаешь, что…

– Не надо об этом. Задача одна – продержаться, – ее порыва я никак не ожидал. Она бросилась со слезами в мои объятья.

– Не хочу, Сережа, миленький! Не хочу! Сделай что-нибудь! Ну, пожалуйста, – и пришел первый удар.

Нельзя сказать, что он был страшен, но и приятного было мало. Один бросок на острую скалу и мы пойдем на корм рыбам. Мы намяли друг другу бока, насажали синяков о рундук. Это длилось около пяти минут. Нам они показались целой вечностью, но с каждым толчком становилось легче. Я рискнул откинуть полог. Плот протащило вдоль побережья. Течение отклонилось от горы и огибало остров слева. Нас вновь выносило в открытый океан. Хоть вплавь, а надо добраться до земли.

Страхи оказались пустыми. Через несколько минут мы качались на спокойной волне перед огромным песчаным пляжем.

– Как в кино, – прошептала Настя.

Движение остановилось, мы застыли на зеркальной глади лагуны. Глазам не хотелось верить: спокойная, прозрачная, голубая вода; буйные джунгли опоясывают остров почти до самых вершин утесов. Райская идиллия.

Глядя на остров, вздохнул свободнее – есть пища и пресная вода, в тоже время появилась надежда, что здесь найдут быстрее, не может быть, чтобы этого клочка земли не оказалось на карте. Первой задачей стало добраться до берега. Долго не решался предложить преодолеть оставшиеся метры вплавь, боялся появления акул.

– Чего мы ждем? Я готова.

– Тогда прыгаем.

Мы потревожили водную гладь своими телами и, толкая плот перед собой, двинулись к берегу. Когда днище заскрипело по песку, на ватных ногах вышел на сушу и упал, Настя растянулась рядом.

– С прибытием, Робинзон! – улыбнулась Настя.

– С удачей, Пятница! – все тело сковала непомерная тяжесть, но главное мозги зашевелились свободнее. Смертельная угроза миновала.

– Сережа, давай плот на берег затянем? – вцепившись в причальный тросик, с улыбками на лице, мы справились с этой проблемой.

Валяться под солнцем крайне жарко. Побрели в тень деревьев, а, увидев кокосовые орехи, мне страсть как захотелось один расколоть, но не тут-то было. Без определенного навыка и каких-либо режущих предметов это было непростым делом, но, найдя острый осколок камня, приложив максимум усилий и исчерпав почти все свое терпение, я разлил в крышки от термосов кокосовый сок – райское наслаждение. Нервное напряжение все же сказалось, мы задремали.