
Полная версия
В стороны света
другой берег.
Тот,
кто ушёл сам,
не возвращается назад.
Ригведа. Сотворение мира
Вначале.
Кто смотрел?
Кто видел?
Кто знал?
Под чьим зонтиком
скрывались глаза?
Кто измерял воды?
Раздвигал бездны?
Мрак поедал мрак.
Или без начала?
Ни смерти, ни бессмертия,
ни тени дня, ни ночи.
Но в пустоте возникало желание,
но желание становилось словом.
Только мудрый знает,
слушая сердце.
Или не знает?
Ни в себе,
ни вне себя,
ни вдоха, ни выдоха.
Нечто одно дышало
по своему усмотрению,
по своему состоянию.
Или не дышало?
Потом появились боги.
Или мы их придумали?
Только оно и знало.
Или не знало?
В самом начале.
Из "Тибетской книги мёртвых"
*
Когда иное бытие увижу,
не устрашусь ни образа, ни звука –
воображений своего ума.
Презрев иллюзии, увижу цель
и сделаю последний шаг
в сознание, где бесполезны мысли.
*
Блуждая в лабиринтах эгоизма,
я выйду на дорогу света,
где охранит меня Божественная Мать,
рождённая из глаза Бога,
и я пройду опасные пути,
и, наконец, достигну совершенства.
*
Похоть, ненависть, глупость, тщеславие, зависть –
это пыль на моей дороге,
отряхиваю с ног её и иду дальше,
ухожу из света своего сна
в новый свет бодрости сознания
и ясности новых чувств.
Из древнего
Диалектика Гераклита
Родился ты, чтоб умереть,
За ночью – утро светлое.
Бессмертны смертные
и жизнь есть смерть.
Электра и Орест
(Воспоминание о мифе)
Электра:
–Возьми, Орест, брат мой, отца кинжал,
а я возьму топор, каким убили
мать наша и её возлюбленный – отца.
Орест:
–Его уж не вернёшь. Но мать,
но наша мать! Мы её дети.
Родительница-Мать. Из её лона
леса и горы, боги, люди, мир…
Электра:
Отец был прежде мира.
Орест:
–Но всё течёт. Родивших нас не будет.
Не будет нас. Но будут наши дети.
О том напишут Софокл и Еврипид
в какой-то новой жизни…
Электра:
–Так бей же!
Пусть кровь течёт!
Алкей – Сапфо
Я сказал бы тебе
пару ласковых,
да стыжусь –
не так сильно и точно
переведут меня на русский.
Алкей – сыну
Расскажи моей родне,
что я струсил на войне
что серебряный мой щит
в спальне у врага висит.
Не грусти и стих сложи,
что отец, Алкей твой, – жив!
Зима Алкея
Что делать нам зимой с подругой,
когда метёт и воет вьюга?
Во-первых, сладкого вина
налить в бокалы, пить до дна.
А во-вторых, в тепле, во мгле
объятьям жарким сдаться в плен.
Алкей. Пей!
Свечи на столе
зажги, в кубки налей
хмель янтарную, пей!
Налей каждому по два,
закружится голова,
не говори, что хва-
тило, достань, милая,
бумагу, чернила,
запомним, что было.
Твоё плечо,
ух, горячо!
Налей ещё!
Сапфо. Откровение
Как женщина, мне роскошь не чужда,
я не стыжусь, купаясь в красоте,
ловлю открытые мгновения любви
и откровенные шепчу слова.
Античное
В театре мы плачем,
как плачет глубокая река.
На трибунах кричим,
как кричит гора,
сбрасывая к подножью камни.
На галерах молчат.
Сапфо. Одиночество
Полночь. Луна зашла.
Как перед смертью.
И ложе холодное,
как в гробу.
Одна сегодня я.
Сапфо. С грустью
А злые языки –
всё про любовь.
Но грязными словами.
Сапфо и яблоко
Яблоко на верхушке дерева,
белый налив – моё!
Ветер не сорвал,
птица не склевала,
рука не достала!
Сапфо. Плач
Дождь сошёл с туч,
снег с гор.
Андромаха тоже плакала.
Сапфо. Брачная ночь
Грусть, прочь!
Благовоннолонной невесты
с благовонночлненным женихом
славим ночь!
Сапфо – Алкею
Постыдные слова
желанья тайного
не говори невинной деве,
поэт!
Алкей – Сапфо
Свидетель Зевс,
того ты хочешь,
что я хотел сказать.
Сапфо – Алкею
Поэт, задиристы
твои стихи, но нет в них
моего ответа.
Анакреонт – Клеоблуду
и его сестре
Клеоблуда! Клеоблуда!
Клеоблуда я хочу!
Но молчит мой Клеоблуд,
плут!
Кобылица молодая,
Клеоблудова сестра,
и к тебе пора пришла
любовной печали..
Анакреонт седой
Мне осталось только смотреть
на моих лесбиянок прекрасных.
Их глаза ж – мимо старца,
на юношей девы глазеют.
Анакреонт. Страсть
Вниз головой – с высокой скалы!
Не проходит любовная страсть,
жарко пьянит!
Анакреонт. Последняя дорога
Тень моя уже плывёт в Тартар,
ветер щиплет голову седую.
Узкая тропинка – парок дар
мне последний. Посох взял, иду я.
Анакреонт. О скифах
Когда я скифа
стихотворству обучу,
что пьёт, как лошадь,
любит, что кентавр, –
не будет равных в мире
ему в искусстве созерцать слова.
Анакреонт. Последняя дорога
Любовь и творчество –
две тайны.
Как будто здесь я
и как будто нет меня.
Я болен и
меня нет здоровее.
Анакреонт. Праздник
В венках из укропа и мяты,
не пьяные, не помятые, –
празднуем!
Анакреонт. Не о войне
Несите поэта на щите славы!
Анакреонт. Не убегай!
Как рога быка, твои ноги,
перси, как вымя пустое,
косые глаза татарки.
Не убегай от меня!
Анакреонт. Счастье
Утром съел пирожок,
выпил чашу вина.
Смотришь, к вечеру написал
песню и её пою.
Руки нежные
в моих руках.
И в плену глаза –
чёрные в синих.
Алкман. Спартанка
На бегу быка остановит,
выдоив львицу, сыр приготовит.
Архилох. Пустячное
Да горит огнём
тяжёлый щит мой!
Живым бреду домой
за новым.
Архилох. Наставленье
Сверяй теченье крови с ритмом жизни.
А сердце пусть беседует с Вселенной.
Гиппонакт – Гермесу
Друг воров ночных!
Дай поэту одежду, деньжат, женщину.
А я оставлю в веках имя твоё.
Ещё:
Ни хламиды тёплой, ни сапог.
Как пёс облезлый, мёрзну. Спаси, бог!
Гиппонакт. Сон
Приходит бог богатства, он же спонсор,
к Гиппонакту: «Здравствуй, брат!
Возьми деньжат, они тебе нужнее…»
Да нет же. Это только снится мне
на лавке под стеной Афин.
И пёс голодный скулит у ног моих.
Гиппонакт счастливый
Был дважды счастлив он:
в день свадьбы и в день грустный похорон.
Феогнид. Не знаю зная
Вся в парадоксах судьба,
как в звёздах небо ночное.
Слышу не слыша, не вижу, расширив глаза.
Не знаю конца, бесконечно зная о нём.
Феогнид. Помоги
Попроси, подлец, ещё раз о помощи –
я с удовольствием ещё раз тебе помогу.
Феогнид. Последнее
Из всех благих богинь
осталась на земле одна – Надежда.
Феогнид. Весна
Птицы резкий крик.
Время весенних работ.
Даль – как боль в груди.
Платон. Совет
Клад нашедший, оставь
его потерявшему петлю;
тот будет в печали качаться.
Платон. Музы
Женщин иметь, поставлю их в ряд, – не обуза:
десятая, сотая, идеальная… Муза.
Платон. Афродита
Не Праксителя
резец создал тебя. Сама
вышла из пены к нам.
***
Гомера гнал и звал Ньютона
рулить страной трактат Платона.
Мыслитель, принимай за это
хулу лихую от поэта.
Платон. Человек
Руки, ноги мои,
позвоночник, поддерживающий туловище,
радуясь и сияя, несут
самое совершенное –
мою голову,
до краёв наполняющую
божественным сознанием.
А на заднем дворе,
естественно, задние вещи.
***
Волны пустого моря.
Звёзды над вечной страной.
Недописанный рассказ Платона.
Платоническое
С точки зрения Платона –
верно.
С точки зрения Человека –
скверно.
Платон. Вдруг
Непонятно
пришла весна.
Как слово «вдруг».
Ни в медленных глазах старух,
ни в громе, что уже потух.
Но в резком, странном слове «вдруг».
Ещё не сладкое, как булка,
не вкусное, как колбаса,
но уже съели или сам
сглотнул. Не слово – мука,
цунами, перепой, испуг.
Вот это-этот странный «вдруг».
Демодок. Тьфу!
Тьфу вам! хиосцы,
милетяне, киликийцы;
как вы дурны все, кроме меня,
рождённого тоже в Хиосе.
2 августа 2015 года.
Посидипп. Дорога жизни
В жизни, где всё – тревога да суета,
женщины выбор: родить меня,
мой: поскорей умереть.
Феокрит. Жизнь
Козла белого длиннорогого кровь
брызнет на камень горючий.
Слышу стук копытец вверху средь кустов.
3 августа 2015 года.
Каллимах. Там
–Как ты живёшь, Харидант, под землёю глубокой?
–Здесь так темно, что с трудом
груди находишь любимой, на ощупь целуя…
Асклепиад Самосский. К вечеру
Слетай, братан, в бакалею,
возьми две пол-литра,
баночку стерляди,
баночку огурцов,
хлеба буханку, спичек, свечей
да в переулке у Фроськи
вырви куст роз покрасней,
что у забора всыхает.
Всё это быстро неси.
На обратном пути ж
загляни к Андромахе
и скажи, чтоб с подругой пришла.
Леонид Тарентский. Диоген
Бочка плывёт с Диогеном,
Диоген ли с бочкой?
Ничего с собою не взял,
ничего не оставил живым.
5 августа 2015 года.
Анакреонту. Подражание древним
Юношей славных там нет, певец сладкострастный!
Только Аид, старец, хозяин подземных ночей.
Но, и того ослепив, вспыхнул в поэте огонь.
***
Толпа отшельников гудела за столом
и пела песни, вечером молилась;
объекты: Яхве, Иисус, Осирис.
На башне тихо плакал метроном,
Икар автопилотом падал в лужу,
Менократида изменяла мужу,
Овидий шёл с корзинкой в гастроном.
***
Гомер одну дорогу дал,
а Зевс другую.
Подумал так Аякс, присев
на семикожный щит.
***
Если б Елену сожгли на костре,
а Париса распяли,
не сгорела б Троя, а те
греки, которые не с той встали,
сидели б дома, пили вино, ласкали женщин,
толкали речи.
И Гомер не ослеп бы,
пиша такие длинные строчки
под олеандровой свечью,
впрочем было б нелепо
думать о трусости греков,
пусть их.
Щит Ахиллесов
Там были сцены жизни. Виноград
хмелел от солнца, танцевали греки,
грудь Афродиты, её толстый зад
заценивал Парис, катили реки
память Стикса, ржал Троянский конь,
ржавели копья, в бога честь огонь
горел, светились будущего горизонты,
и Шлиман был ещё сперматозоидом.
Закончил щит Гефест.
Спит мирно Польша. Вечер
темнел над газовою печью,
и расползался дым окрест.
Зеркало Диогена
Учение
Дрочил, мочился, как собака,
писал о государстве, ел говно.
Как все, как все мы, впрочем. Но
при всех на солнце ярком.
В трещину амфоры
Ну, снова ты. Вот,
ослепительно траурный день
нового солнца Коринфа!
Памятник из меди
Вот вам моя
откровенная жопа,
жизнепоклонника из Синопа.
От сербского
Милорад Павич:
Огромный член между ногами
не мешает писать
хорошие стихи.
Ирландия
Уильям Батлер Йейтс. Иннисфри
На острове каком-то Иннисфри
я разведу бычков, коров и тёлок,
построю дом из кирпича или
из света, в ульях будут пчёлы.
Мой высоко над площадью балкон,
а в Иннисфри свободно и легко,
растут редисы, и гуляют кони,
давай их ржанью вторить на балконе.
Но я пойду туда, когда я встану,
к звезде далёкой, ясной и туманной.
У.-Б. Йейтс. Любовь
Пришла, не узнаю твой лик,
и следом слёзы жалкие Голгофы
и все пропавшие в пучинах корабли,
все, от Христа рожденья, катастрофы.
Погасло солнце, корчится луна,
и песня воробьёв отменена,
которая жила под нашей крышей,
ты слышишь, милая? и я не слышу.
Нидерланды
Ян Гресхоф. В чёрном
Все трое в чёрном в кабачке сидят,
глаз в глаз и взгляд во взгляд,
у всех троих отточенное мненье,
как у меня стихотворение,
их не волнует мысль, что всё пройдёт,
настанет и для чёрных свой черёд,
ну а пока пускай себе сидят –
священник, доктор и судья,
у них – закон, клистир, цитата из Евангелия,
всё прочее – галиматья.
Но всё пройдёт.
Бельгия
Эмиль Верхарн. Моленье
(Бельгия, с фр.)
И наступает ночь. Их бледные уста
в глухой молитве достают Христа,
слова живых, давно покрытых прахом,
любви, сомненья, радости и страха,
слова мещан, селян и проституток,
уставших от работы, от утех.
Невинность спит, распят последний грех,
и гаснут свечи, наступает утро.