Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Эта теория преподносится у нас как образец экономической свободы. Однако реальная суть у нее совсем иная. Вот как ее определяет другой американский экономист Л. Ларуш: Милтон Фридмен «…исповедует совершенно фашистские экономические взгляды. До какого-то момента экономисты типа Фридмена мирятся с существованием политических свобод в обществе, но когда эти свободы вступают в противоречие с их экономическими догмами, Фрид-мен и ему подобные выступают за отмену политических свобод. Экономическую политику по рецептам Фридмена нельзя долго проводить без диктатуры»[139].

На Западе такой подход использовался при проведении экономических преобразований, проводимых Рональдом Рейганом в США («рейганомика») и Маргарет Тэтчер – в Великобритании («тэтчеризм»). Правда, российские неолибералы «забывали» сообщить, что в западных странах эти преобразования носили мягкий эволюционный характер.

Фридмановский подход был также использован в свое время в Аргентине, в Израиле, в экономике Чили во время диктатуры Пиночета для лечения «больных» капиталистических экономик. Там эти эксперименты не дали положительного результата: годовая инфляция достигала сотен процентов, процветал биржевой капитал, а объемы производства уменьшались. От такого подхода эти страны в конечном итоге отказались.

Широко рекламировался российскими неодемократами опыт лечения экономики стихийным рынком в форме «шоковой терапии» в Польше. Многим было известно, что когда цены в Польше были отпущены на свободу, они возросли в первый год реформы в 12 раз, во второй год – еще в 10 раз. И Польша втянулась в долгосрочный экономический кризис: резко упал национальный доход, более чем на 30 % упало производство, выросла безработица и снизился жизненный уровень населения. Между тем было известно, что в Польше давно существовал частный сектор (сельское хозяйство и мелкий бизнес, приватизированное жилье), соотношение между объемами производства товаров народного потребления и средств производства примерно соответствовало аналогичным показателям в западных странах, чего не было в России.

Е. Гайдар и его сподвижники – «чикагские мальчики» – неудержимо верили и пытались убедить общественность, что шок – это только в начале, а затем «заработает» рынок и «все получат облегчение». В российских условиях «шоковая терапия» привела к полной деградации государства. Так формировалась гайдаризация экономики как составная часть ельцинизма.

Уже через полгода нахождения у власти правительства Ельцина – Гайдара стало ясно, что оно с самого начала не было готово, да и не было настроено на многотрудную, кропотливую, сравнительно долговременную работу по стабилизации, а затем и дальнейшему оздоровлению экономики. Оно предпочло, что называется, с ходу овладеть ситуацией, дабы продемонстрировать российскому люду, а в большей мере нашим зарубежным «благодетелям» свои блестящие профессиональные возможности.

В марте 1992 г. «мировому сообществу» и Международному валютному фонду (МВФ) был представлен «Меморандум об экономической политике Российской Федерации», подписанный от имени правительства Е. Гайдаром и от Центрального банка – бывшим в то время председателем Банка России Г. Матюхиным. МВФ взял на себя обязательства обеспечить Правительство Российской Федерации необходимыми кредитами для «перехода к рынку», а Правительство Российской Федерации обязалось исполнять программы «переходного периода», законы, кодексы, разработанные только экспертами МВФ. То есть де-юре в Российской Федерации вводилось внешнее управление.

В «Меморандуме…» предполагалось «резкое снижение темпов инфляции» до конца года, а также «максимально возможное противодействие падению производства» на основе простых преобразований: либерализации цен и внешней торговли, разгосударствления общественной собственности и массовой ее приватизации, макроэкономической стабилизации посредством сжатия денежной массы. По мнению «реформаторов», подобный подход являлся кратчайшей дорогой в общество благоденствия, в социальный рай. В «Меморандуме…» ни слова не говорилось о научно-техническом прогрессе, инвестиционной политике государства как основах реформирования экономики и достижения ею качественного экономического роста.

Вместе с тем, в рамках «Меморандума…» ответственность за формирование в Российской Федерации институтов «рыночной экономики», за ее результаты перешла к МВФ, представляющему экономические интересы «семерки», а точнее США. На основании этого кабального договора президент, правительство не имели права вносить какие-либо изменения в программы «переходного периода», законы, нормативные правовые документы без согласия МВФ, поскольку это будет рассматриваться как нарушение международного договора с вытекающими из этого негативными последствиями для России. Поэтому ничего удивительного нет, что все министерства и ведомства страны были напичканы иностранными «специалистами».

Западных покровителей, зорко наблюдавших за «реформированием экономики» в России, уверяли, что с социализмом и коммунизмом будет покончено, и реформаторы возьмутся за кардинальное изменение как сложившегося типа производственных отношений, так и существовавших организационных структур и механизмов регулирования экономики, социально-экономических процессов.

«С коммунизмом в России покончено окончательно!» Эту фразу как средство маскировки и оболванивания в угоду Западу Б. Ельцин запустил, находясь в 1992 г. в Париже на встрече его и Е. Гайдара с французскими предпринимателями. Она ему настолько понравилась, что он не преминул повторить ее на встрече с представителями русской эмиграции во главе с великим князем Владимиром Кирилловичем Романовым[140].

В идеологии ельцинизма это означало полный вывод государства из экономики, которую должны были вытащить из пропасти рыночные отношения и сформировавшийся новый, значительный по величине средний класс. И невдомек было бывшему коммунисту, кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС Борису Ельцину и его «чикагским мальчикам», которые в свое время несли коммунистические идеи в массы, что коммунизм как великую идею человечества уничтожить невозможно (!!!). Но можно «уничтожить» их носителей – трудящихся. За годы «активных» ельцинских реформ – 1991–1993 гг. население России сокращалось ежегодно в среднем на 600 тыс., смертность увеличилась более чем на 45 %. Если в 1991 г. естественный прирост населения в Российской Федерации составлял еще 104 тыс. человек, то в 1992 г. он ушел в минус на 220 тыс., а в 1993 г. опустился до -750 тыс. человек.

Неудивительно, что идеология развала российской экономики, да и российской державы в целом, вызывала особое покровительство со стороны Запада. Лидеры стран «большой семерки» и конкретно США, как утверждает бывший директор европейского отделения МВФ Джон Одлинг-Сми (1992–2003) в опубликованном в 1990-е гг. докладе, вынуждали МВФ предоставлять кредиты России в целях политической поддержки режима Бориса Ельцина. В этот период МВФ предоставил России кредиты в размере около 16,5 млрд долларов.

В основе стратегии курса, осуществляемого лжереформаторами, лежат три экономических мифа, реализация которых привела Россию к катастрофе, Величайшей российской депрессии.

Миф первый. Ориентация на саморегулирование рыночных отношений и форсированное формирование капитализма как фактор стабилизации экономики и вывода ее из кризиса.

Мировая история свидетельствует, что все внезапные «ломки» сложившихся схем производственных отношений всегда были фактором дезорганизации, хаоса, общего упадка производительных сил. И самое негативное в опыте всех революций – или недостаточное понимание роли и значения преемственности в развитии, или неспособность ее обеспечить.

Наши «теоретики» и «стратеги» резкого, одномоментного «вхождения» в рынок как по незнанию, так и по недомыслию или глупости игнорировали и мировой, и отечественный опыт. Достаточно им было обратиться к историческому опыту нашей страны, чтобы извлечь из него уроки. Речь идет об опыте управления в период русско-японской войны, об опыте «красногвардейской» атаки на капитал в послеоктябрьский период, об опыте коллективизации, а также формирования мобилизационной экономики в годы Великой Отечественной войны. Этот опыт различен, но одинаково поучителен. Это потом, задним числом Е. Гайдар, А. Чубайс и другие их сторонники, чтобы оправдать политику, которую они начали проводить в начале 90-х гг., в том числе и шоковую терапию, ввергнувшую страну в глубочайшую российскую депрессию, начали искажать исторические факты, данные статистики, ссылаться на послефев-ральские дни 1917 г., этапы индустриализации и коллективизации страны[141].

Забвение исторического опыта и законов экономики привело Россию к всеобщему социально-экономическому обвалу. На одной шестой части планеты, обладающей огромными запасами ядерного, химического и бактериологического оружия, происходят быстрая люмпенизация населения, деградация общества и разрушение самих основ государства. Все это делает обстановку в стране непредсказуемой и взрывоопасной.

В 1991 г. на советско-американском симпозиуме российские лжедемократы, взахлеб расхваливая успехи стран с рыночной экономикой, которая, мол, только и обеспечивает процветание, обосновывали суть российских либерально-рыночных реформ. Выступивший на этом форуме японский миллиардер Хороси Такавама в пику российским рыночникам сказал: «Вы не говорите об основном. О вашей первенствующей роли в мире. В 1939 г. вы, русские, были умными, а мы, японцы, дураками. А в 1955 г. (после смерти Сталина) мы поумнели, а вы превратились в 5-летних детей. Вся наша экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той только разницей, что у нас капитализм, частные производители, и мы более 15 % роста никогда не достигали, а вы при общественной собственности на средства производства достигали 30 % и выше. Во всех наших фирмах висят ваши лозунги сталинской поры». Это говорил капиталист тем, кто вскоре разрушил экономику страны, созданную трудом многих поколений, разрушил способную быть эффективной систему[142].

Ориентация российских неореформаторов на «невидимую руку рынка» (А. Смит), некомпенсированное, сознательное разрушение системы управления народным хозяйством привели производительные силы страны в хаотическую фазу функционирования, к полной ломке всего и вся – «до основанья»… В экономике это недопустимо прежде всего потому, что именно производительные силы являются ее ядром. Вне определенного порядка они никогда и нигде не реализовались, а только деградировали. Об этом я говорил, выступая на III Съезде народных депутатов Российской Федерации в марте 1991 г.[143]

Уже в 1991 г. промышленное производство в России упало на 5,6 % по сравнению с 1990 г., в 1991 г. снизилось еще на 19,5 % и в 1993 г. составило 69,5 % к уровню 1990 г.

В Российской Федерации уже в 1992 г. (табл. 1) не стало ни одной отрасли, которая бы резко не снизила объемы производства. И эта пагубная тенденция, к сожалению, продолжилась. Производственный аппарат был в значительной мере просто разрушен, сложилась весьма своеобразная для огромной страны структура производства.

Приобрела устойчивый характер тенденция опережающего увеличения оплаты труда по сравнению с ростом его производительности. В 1990 г. денежные доходы населения возросли на 16,5 %, а производительность общественного труда снизилась на 5 %. И эта тенденция усилилась в последующие годы. Опережающий рост денежных доходов населения и нарастающее отставание в производстве товаров и услуг вело к острейшему дефициту на потребительском рынке, стремлению любыми путями «отоварить» денежные накопления. Это существенно расширило питательную среду для спекуляции, различных хозяйственных преступлений.

Большой природно-ресурсный потенциал России сориентировал нарождающуюся олигархию на участие в системе международного разделения труда как импортера природных ресурсов, особенно энергоресурсов, усиливая сырьевую ориентацию российской экономики. В экспорте стали преобладать нефть и нефтепродукты, природный газ, урановая руда. Поэтому в структуре промышленности в общем объеме производства увеличилась доля этих отраслей, от реализации продукции которых получалась огромная и быстрая сверхприбыль, и, соответственно, сократилась доля пищевой, легкой, химической промышленности, машиностроения. Все отрасли и производства с высокой добавленной стоимостью просто деградировали.

Одновременно в страну усилился приток импортных товаров, которые практически вытеснили произведенные в России машины, оборудование и транспортные средства, продовольственные товары, продукцию легкой и других отраслей промышленности. Все это сломало хребет российской экономике, нанеся более значительный ущерб, чем даже ваучерная приватизация.

Не лучше обстояли дела и в сельском хозяйстве. Неореформаторы довели ее до полной деградации. В начале «эпохальных реформ» либерал-экономисты (Ю. Черниченко, А. Емельянов и др.) уверяли, что только частная собственность на землю, фермеризация, создание класса крепких крестьян повысит эффективность в этой отрасли. Хотя все понимали, что для фермерских хозяйств в России никакой необходимой инфраструктуры не было. Деление земли на паи и передача их в «собственность» крестьянам – это был изначально неперспективный, тупиковый путь развития сельского хозяйства в России, а если говорить попросту – являлся самым настоящим обманом крестьян. Даже в такой фермерской стране, как США, общее число ферм сокращается, но быстро увеличивается группа крупных индустриальных ферм с площадью земли свыше 1500 га.

Особенно остро почувствовал «демократические преобразования» работающий люд. Часовая оплата труда в США в 1992 г. составляла 11,45–13,8$. При такой «цене труда» среднемесячная оплата американца составляла соответственно 2000–2400$. В «реформируемой» экономике России, по данным Госстатистики, реальная начисленная заработная плата в 1991 г. составила к уровню 1990 г. 97 %, в 1993 г. уже 65,6 % и была в разы ниже, чем в США. «Реформаторы» довели среднегодовой объем ВВП на душу населения в России до уровня среднемесячной зарплаты в США. Такого резкого снижения ВВП на душу населения и заработной платы никогда не бывало в странах с рыночной экономикой. Даже в период «Великой депрессии» в США (1929–1933) часовая оплата труда держалась на уровне 0,54–0,55. История не знала аналогов такого варварского отношения зарождающегося господствующего класса к собственным гражданам, как в России.

Подчеркнем еще один момент. Заработная плата как «цена труда» в условиях рынка является неотъемлемым элементом рыночных отношений и, следовательно, прочно увязывается со стоимостью жизненных благ. Российские лжедемократы проигнорировали это требование. Поэтому падение реальной заработной платы в России по сравнению с 1990 г. оказалось более глубоким и продолжается до настоящего времени.

С началом «радикальных реформ» покупательная способность населения снизилась более чем в три раза. Разрушительные удары были нанесены по всем сферам жизнедеятельности человека. Резко ухудшилось питание людей, которым стали недоступны многие жизненно важные продукты. Старшее поколение, поколение победителей в Великой Отечественной войне, униженное и ограбленное «реформаторами», начало едва сводить концы с концами. Реальная начисленная месячная пенсия в 1991 г. составила к уровню 1990 г. 96,8 %, а в 1993 г. – уже 65,7 %.

В результате резкого, насильственного проведения экономических «реформ» уже к концу 1993 г. почти половина промышленных предприятий России, включая военно-промышленный комплекс, простаивала из-за полного разрыва хозяйственных связей, отсутствия сырья и комплектующих деталей, электроэнергии и горючего. Начался демонтаж самых современных на тот период предприятий – все шло на металлолом. Впервые с 1933 г. в России была зарегистрирована безработица. В 1992 г. уровень общей безработицы в экономически активном населении страны превысил 5,2 %.

Народ продолжал безмолвствовать. Я часто вспоминал, особенно в дни сентябрьско-октябрьского 1993 г. противостояния, мысль Монтескье: «Каждый народ достоин своей участи». К сожалению, эту «участь» российский народ несет до сих пор.

В тот период мне неоднократно приходилось выступать в СМИ по вопросу путей выхода из кризиса, формулировать предложения по конкретным мерам к программе обновления России[144]. Доказывалось, что кардинальные изменения должны быть осуществлены прежде всего в сфере реального сектора экономики, повышении его эффективности на основе достижений науки, проведении активной инвестиционной политики. В программах правительства эти направления вообще не были задействованы. Структурная перестройка экономики на новой технико-технологической базе, обновление производительных сил – как известно, это не сиюминутный процесс, а сложная кропотливая работа. Успехов «неореформаторам» хотелось достичь быстро, «уже сегодня». И это «уже сегодня» длится вот уже двадцать лет.

В качестве одного из важных направлений выхода из кризиса предлагалось принятие неотложных мер по восстановлению управляемости экономикой с учетом исторического мирового опыта, особенно результатов вывода США из Великой депрессии[145]. Не отвергая и развивая рыночные отношения, предлагалось четко видеть их границы и возможности, учитывать негативные моменты, ведущие к социальной напряженности.

Обосновывалось, что основополагающим направлением на пути к экономическому прорыву было и всегда будет повышение темпов и качества научно-технического прогресса. Речь шла прежде всего о новой государственной политике в инновационной сфере – формировании и стимулировании рынка научно-технической продукции и услуг. Наше отставание в сфере НТП, писал я в одной из статей, объясняется не слабостью фундаментальной науки и технологической мысли. Россия много теряет именно от того, что мы не ценим пока конкретную научно-интеллектуальную собственность, разбазариваем продукт научного труда, особенно наукоемкие технологии, программные продукты, которые широко внедряются, но не в России, а на Западе. Неореформаторы просто игнорировали российскую науку, не обеспечив ее функционирование финансовыми источниками. В результате усилился отток научной элиты за рубеж, который продолжается.

Для меня остается бесспорной марксистская концепция о роли государства в экономике: вывод государства из сфер управления реального сектора экономики, оборонного комплекса, АПК, а также здравоохранения, социальной защиты населения, науки и образования, что ставили во главу угла российские неореформаторы, чреват гибелью самого государства.

Исторический пример: Великая депрессия в США 1930-х гг. вела к существенному усилению экономической роли государства на основе теории Дж. Кейнса. Он фактически стал родоначальником нового раздела экономической теории – макроэкономики, в центр внимания которой выдвинуты проблемы экономической политики государства.

Кейнсианская экономическая теория исходит из того, что теорема о «невидимой руке» в условиях рынка Адама Смита должна быть дополнена государственной деятельностью, направленной на защиту коллективных интересов. «Саморегулирующий рынок, – писал в середине прошлого столетия идеолог капитализма Дж. Кейнс, – за руки нас не возьмет и к вершине прогресса не поведет»[146]. И далее: «капитализм не является саморегулирующейся системой, способной к бесконечному процветанию; нельзя полагаться на то, что капитализм развивается сам по себе…»[147] «…я защищаю его (расширение функций государства. – Примеч. авт.), – подчеркнул Дж. Кейнс, – как единственное практически возможное средство избежать полного разрушения существующих экономических форм и как условие для успешного функционирования личной инициативы»[148]. Именно постепенный, эволюционный переход от частнособственнического капитализма к более прогрессивной системе социально-экономических отношений, учитывающей возросший уровень обобществления производительных сил, к государственно олигополистической системе, в которой существенную роль стало играть государство, позволил экономике США уже в 1933 г. перейти к фазе оживления и в 1937 г. достичь докризисного (1929) уровня ВВП.

Кейнсианские рецепты впоследствии стали идеологической программой смешанной экономики и теории «государства всеобщего благоденствия»[149] Людвига Эрхарда. Государственное вмешательство в экономику становится значительным и считается предметом консенсуса.

Повторяю, это было известно и неоднократно опубликовывалось в СМИ в 1991–1993 гг., когда правительство возглавляли Ельцин – Гайдар – Черномырдин. Все еще можно было поправить, как говорится, малой кровью. Однако «Программа углубления экономических реформ», представленная в середине 1992 г. правительством Верховному Совету, в своих концептуальных макроэкономических подходах сохранила «монетаристскую» ориентацию, вытекающую из требований Международного валютного фонда.

Миф второй. Подъем экономики и жизненного уровня населения, снятие проблемы «угрозы голода» через либерализацию цен и «прорыв» к мировым ценам.

Данный постулат не выдерживает критики ни с точки зрения теории, ни с тем, что случилось в стране в 1991–1993 гг. на практике.

Первым шагом гайдаровского кабинета министров было осуществление со 2 января 1992 г. «отпуска цен» – их «либерализация», не подготовленная ни с экономической, ни с политической, ни с социальной точек зрения. Либерализация цен ликвидировала административные ограничители, что были в советский период, а новых, рыночных механизмов еще не появилось.

Переход к свободным ценам привел отнюдь не к их снижению, как предполагали и убеждали лжереформаторы. Разрушение государственной управленческой машины регулирования цен и их либерализация привели к тому, что рост цен стал просто неуправляемым. В стране начался ценовой хаос, денежная система была расстроена до основания. Иного в условиях предельно монополизированной российской экономики и быть не могло. Между тем, давая подачки в виде долларовых кредитов, увеличивая внешний государственный долг России, международные финансовые институты требовали полного освобождения цен на энергоносители, другие виды сырья, подъем этих цен до «мирового уровня». В результате всевозможных уступок и расшаркиваний «демократов» перед западными хозяевами цены на многие товары значительно «оторвались» как от существующего платежеспособного спроса населения, так и от денежной и стоимостной товарной массы.

Опасаясь социальных последствий, правительство неореформаторов на первых порах пыталось сохранить некоторые государственные ограничения на рост цен. В частности, цены на хлеб, молочные продукты, сахар, растительное масло и детское питание могли быть повышены не более чем в 3,5 раза, на бензин и водку – в 4 раза, на проезд наземным и водным транспортом – в 2 раза, воздушным транспортом – в 3 раза. Только «псевдореформаторы» забыли, что они сознательно вбросили экономику в «саморегулируемый» рынок, сняв все ограничения.

Вопреки обещанному правительством росту цен в 2–3 раза потребительские цены моментально скакнули вверх. Если в 1-м квартале 1992 г., по данным Госкомстат РФ, рост цен на продовольственные товары в стране составил 1200 % по отношению к этому же периоду 1991 г., то уже в сентябре превышение было зафиксировано на отметке 4000 %, а на такие основные продукты питания, как хлеб и картофель, – до 10 000 %. Цена масла, сыра, яиц и мяса поднялась в 40 раз, сахара – в 70 раз. Деньги превратились в фикцию. При этом зарплаты и пенсии по своей покупательной способности уменьшились в среднем в 4 раза. В 1993 г. цены выросли еще в 9,4 раза. В итоге к концу 1993 г. цены выросли к уровню 1991 г. по большинству товаров в 5–10 тысяч раз. Подавляющая часть народа просто стала нищими.

В Москве и крупных городах пышным цветом расцвела неприкрытая спекуляция, именуемая в «новых» условиях модным термином «предпринимательство». На многочисленных уличных толкучках появились товары из госторговли, но теперь уже по завышенным в сотни раз ценам. В том числе откуда ни возьмись появились и продукты питания, которых до января 1992 г. не было сыскать днем с огнем, а после «либерализации» цен они вдруг материализовались без каких-либо ограничений. Но поскольку чудес на свете не бывает и продовольствие из воздуха в течение недели или месяца возникнуть не может, естественно, возникал вопрос: где это продовольствие находилось до того, как было выброшено на прилавки по баснословным, грабительским ценам?!

Бездумная либерализация цен сильнейшим образом ударила прежде всего по населению, причем со всех сторон. На начало января 1992 г. на сберкнижках у населения хранились вклады на сумму 373 млрд р., что в среднем составило 2506 р. на человека. Это, если считать по тогдашнему курсу, составляло более 500 млрд $. Одновременно на руках у россиян находились наличными примерно 161,9 млрд р., что в среднем составило 1088 р. на человека. Либерализация цен, проведенная Ельциным – Гайдаром по указу от 2 января 1992 г., одномоментно обнулила денежные вклады более чем 70 млн россиян, что было воспринято населением как прямой грабеж со стороны государства.