Черная перепелка

Соня же, развеселившись, в знак извинения пообещала всем врачам и медсестрам в течение месяца сделать бесплатный маникюр.

А кто такая маникюрша? Это не просто женщина, приводящая в порядок ногти. Это, как правило, благодарный и тихий слушатель, которому клиентки зачастую исповедуются по полной.

Не у всех врачей, кто в тот «бонусный» месяц успел воспользоваться услугами Сони, получилось подружиться с ней из-за нежелания «опуститься» до маникюрши. А вот Наташа с Тамарой в первый же день знакомства в благодарность за хороший маникюр пригласили симпатичную веселую девушку в рыбное кафе, что на пляже.

Там под белое вино душевно поговорили, еще выпили, затем переместились в квартиру Тамары, где пили холодное шампанское, заедая его клубникой.

Все три женщины были одинокие, вернее, незамужние. И если Тамара и не пыталась найти себе спутника жизни, то Наташа и Соня находились в поиске, а потому довольно часто меняли половых партнеров, что, собственно говоря, в основном и составляло содержание их душевных разговоров.

Основной спор троицы происходил как раз на тему, что лучше для женщины: относительный покой и одиночество или новые встречи, мужчины, надежды, любовь, страсть, разочарование – одним словом, «движуха».

И как-то так получалось, что именно ближе к новогодним праздникам все трое оставались один на один со своей неустроенной личной жизнью, причем какими бы путями они ни двигались к декабрю.

Словно все новые романы Наташи и Сони разбивались о твердый декабрьский лед, как хрупкое стекло.

И вот уже несколько лет они встречали Новый год втроем в квартире Тамары. Объедались, напивались, рыдали, пели, обзванивали своих бывших любовников, желая хоть как-то им насолить, испортить праздник, а иногда и провоцировали их, зазывая к себе, правда, никогда и ничем хорошим это не заканчивалось.

Тамара на эти проказы смотрела, что называется, сквозь пальцы – она просто развлекалась, глядя на разгулявшихся подруг, жалела их, но помочь ничем не могла, знала, что от мужчин только одни проблемы и несчастья.

Но в январе в жизни Наташи и Сони снова появлялись новые мужчины, а иногда на время возвращались прежние. Но как правило, они все были женаты.

Город Маркс – небольшой, и свободных мужчин не так много, а если и есть, то все какие-то неблагополучные, неустроенные, никакие. И в каждом таком вот ничтожестве (по мнению Тамары) ее подружки пытались найти какие-то положительные черты.

Она уже наизусть выучила все их оправдания:

«Он добрый, когда не пьет». «Он в постели ноль, но душа золотая». «Да он и не спит со своей женой, просто живут под одной крышей, детей воспитывают».

А потом оказывается, что и жены-то у них беременеют, и семейная жизнь такого вот кота-ходока плавно движется, как если бы и не было никакой Наташи или Сони.

Душевные раны залечивали по-разному. То отправятся втроем в областной центр на оперу или в филармонию на какой-нибудь эстрадный концерт. То купят путевку на неделю-другую в дом отдыха или санаторий местного значения, где будут тупо отсыпаться, танцевать вечерами с пенсионерами, ходить на лыжах зимой или на пляж летом.

На море же ездили поодиночке – трудно было запланировать отдых втроем, то отпуска не совпадали, то у кого-то денег не было.

А денег не было, в основном, у Наташи Кравченко. Все заработанное ею (а это небольшая зарплата медсестры плюс подработки уколами) она тратила на дорогую косметику, особенно помаду, да шерсть для вязания.

Ее шкаф в спальне просто забит был свитерами, кофтами и шалями с носками, которые она беспрестанно вязала.

Часть из них она раздаривала подругам или любовникам, остальное копилось и ждало своего часа.

Вязание стало для нее настоящим наркотиком. Когда бы к ней ни пришли, она встречала всех в толстом свитере или кофте, на диване – несколько незаконченных вязаных работ, повсюду спицы, клубки шерсти, и губы всегда ярко накрашены, даже когда их никто не видит и она дома совсем одна.

Соня же своим маникюром (особенно педикюром) зарабатывала больше Наташи, деньги копила, а накопив, спускала на духи. На ее туалетном столике всегда стояло несколько флаконов с драгоценными ароматами. Она разбиралась в брендах, знала, где, в каких интернет-магазинах и когда будут скидки, следила за этим, и когда получала очередную посылочку, радовалась, как ребенок.

Вещей у Сони было не так много, все дорогие, качественные, но и носились они подолгу, даже когда надоедали. А еще она очень любила шоколад. Горький, темный. В ее спальне под кроватью имелся небольшой чемодан, сохранившийся еще со времен детских (как она любила говорить, «пионерских») лагерей, в котором она хранила шоколад. Коробки, плитки, наборы, жестяные банки. Шоколадом она заедала стрессы.

– Да бог с ней, с этой Тропининой! – вдруг встрепенулась Наташа и цокнула чашкой по столешнице. – Я вот сижу и думаю, как бы нам поинтереснее встретить Новый год, а мысли снова и снова возвращаются к Максу. Вот смотрю на его старые кроссовки под столом, на его стол, за которым он много работал, делал назначения – словом, тратил время на писанину, вместо того чтобы оперировать… И мне не верится, что его уже нет здесь почти месяц! Что никто не ущипнет меня за щеку, не поцелует утром, типа, доброе утро, Натка. Он такой ласковый был, такая душка! Куда делся?

– Да уж… Тропинин ваш классный мужик был, – вздохнула Соня.

– Ты дура, что ли? – набросилась на нее Наташа. – Чего это ты про него в прошедшем времени? Да он живее всех живых! Вот увидишь, он вернется! Откроет дверь, войдет, такой здоровый, высокий, проведет ладонью по своим роскошным светлым волосам, взъерошит их, улыбнется, показывая все свои тридцать два зуба и скажет…

– …здорово, девчонки! – с трудом из-за сухого горла продолжила за нее Тамара.

– Тамара, только не вздумай плакать! – пригрозила пальцем Наташа. – Мы все по-своему его любим. Другое дело, что он никогда не станет нам больше чем другом. Мы все знаем, как ты убивалась, когда он пропал. И знаем даже почему. Потому что среди всех мужиков, с которыми мы знакомы и которые нас окружают, он – самый достойный.

– Да он человек какой! – судорожно вздохнула Тамара. – Золотой характер, легкий.

– Я рада, что свитер ему подарила, помните, такой белый, с коричневыми оленями, на прошлое Рождество? – сказала Наташа.

– А я вот ничего никогда ему не дарила, – сказала Соня. – Но разве в этом дело? Макс – это не мужчина, а сказка! Мечта! – Она, в отличие от подруг, видела доктора Тропинина редко, а когда видела, то у нее аж колени подкашивались, когда она представляла себя рядом с ним. И так же, как и они, недоумевала, что он, красавец мужчина, нашел в этой Юлии. – Его фотографию в этом свитере можно было бы поместить на обложку рождественского номера какого-нибудь известного глянцевого журнала, знаете, на фоне елки и горящего камина…

– Камин! Загородный дом – вот где я хотела бы встретить Новый год! – вдруг воскликнула Наташа, и глаза ее заблестели. – Что это мы каждый год собираемся у Тамары. Соня, тебе же твоя родственница оставила ключи от загородного дома, ну, того, что в лесу, да? Когда еще она приедет из своей Германии, делать ей здесь нечего… А дом-то у нее шикарный, с камином!

– Нет! Там холодно! Бррр… – обняла себя за плечи Соня. – Пока его протопишь…

– Да брось! Это же я вроде мерзляка, а не ты! Если в сарае дрова есть, то уже не замерзнем! А электричество там есть?

– Есть, конечно…

– Да мы замерзнем там и простынем, – сказала, тоже поежившись, Тамара. – Его сутки надо протапливать. Не думаю, что там есть дрова. Давайте лучше у меня, в тепле и уюте. У меня в этом году такая елка шикарная!

– Тамара, ну пожалуйста, соглашайся! Вот увидите, если мы встретим Новый год как-то иначе, то, может, и жизнь наша тоже изменится! Вы же помните: как встретишь Новый год…

– Ну, не знаю… – замялась Соня и тут же неловко соврала: – Я не помню, где ключи от дома… Но предупреждаю сразу – газа там нет. Плита, конечно, есть, и кроме настоящего камина есть электрический, плюс обогреватели по всему дому, но вот если бы мы были с мужчинами, то они взяли бы на себя все эти приготовления, отопление…

– А что, девочки, вдруг это на самом деле будет интереснее, чем у меня? Камин – это здорово, – неожиданно, словно только что не отговаривала подруг от этой затеи, поддержала Наташу Тамара, и все посмотрели на нее как на спасительницу.

Подруги знали, что там, где Тамара, там все получится, и они со всем справятся. Не было, казалось бы, ничего такого, чего не умела бы делать Тамара. Она и проводку Наташе в квартире чинила, и прокладки в кранах у Сони в кухне меняла, и вообще обладала кучей полезных для жизни навыков.

– Ну, если уж и ты, Тамара, хочешь в лес, то мне тогда вообще ничего не страшно, – откровенно призналась Соня. – Дрова там в сарае есть, это точно, когда мы были там последний раз с одним моим приятелем, жарили мясо на углях, то дрова брали как раз из сарая. Электричество там круглый год есть, даже интернет, все оплачено…

– А интернет-то зачем?

– На всякий случай, если Марта вдруг приедет… Так вот, она присылает мне деньги, чтобы я следила за домом, поддерживала его. Хотя мне почему-то кажется, что таким образом она просто помогает мне, подкидывая свои евро. Ну, какие там могут быть расходы?

– Но раз ты такая богачка, и у тебя есть евро, вот ты и купишь икру, а? – Наташа сверкнула глазами. – Не представляю себе Новый год без черной икры.

– Эка тебя развезло, – усмехнулась Тамара. – А меня устроила бы и красная икра. И нечего раскулачивать Соню.

– Да я куплю, без проблем. Вот салаты терпеть не могу готовить, а икру принесу и торт испеку.

– Вот и решено, – захлопала в ладоши Наташа. – Я – салаты, Тамара – колбаску и рыбу, а Соня – икру и торт! Ну, и по мелочи кто что хочет принесет! Ох… Вот все вроде бы хорошо, но настроения новогоднего нет. И снег идет, и все вокруг суетятся, елки наряжают, витрины магазинов украшают, в городе иллюминация, красота такая… А я думаю иногда о том, где сейчас находится наш Макс. Вы на самом деле думаете, что он еще жив?

– Надо верить в то, что он жив, – сказала Тамара. – И тогда он вернется.

– Откуда? – Соня как-то по-детски смешно выставила вперед ладошки, растопырив пальцы. – Откуда? Оттуда же не возвращаются.

5. Из дневника ***

«Когда хочешь, чтобы тебя ни в чем не заподозрили, надо вести себя естественно, не говорить того, что тебе нельзя, вести себя так, чтобы на тебя меньше всего подумали.

Вот и я тоже поддержала эту идею с домом в лесу. Знала, что там будет холодно, неуютно, что, возможно, возникнут проблемы с электричеством, и что дом на самом деле надо протапливать сутки прежде, чем он согреется. Но слишком уж невероятно прозвучало предложение встретить Новый год именно там.

И как вообще возникла эта идея?

Макс в белом свитере на фоне горящего камина. Вот из этой картинки родилась идея камина, Мартиного дома, праздника в новых декорациях.

Кто же из нас сказал, что надо встретить Новый год как-то иначе, не так, как всегда?

Наташа? Захотелось перемен?

Мои наивные девочки, несчастные девочки, а я ведь могла тогда отговорить вас поехать в лес, и тогда все сложилось бы по-другому.

Но как? Рано или поздно туда все равно кто-нибудь да поехал бы. Но это могло произойти весной или летом. Когда будет тепло. Не поздно ли?

И все-таки, кто-то за нами следит, тот, кто наверху, и это он заговорил тогда голосом Наташи и предложил поехать туда. Туда, куда я сама не смогла бы.

А если бы меня кто-то увидел?

Нет-нет, все должно было выглядеть естественно, об этом я думала и раньше, когда пыталась построить схему…

Я лихорадочно соображала, как сделать так, чтобы кто-то попал туда естественным образом.

К примеру, если бы из Германии внезапно вернулась Марта, хозяйка дома и наша общая знакомая, немка по национальности, которая уехала в Германию с мужем в качестве поздних переселенцев – немцев Поволжья.

Но все понимали, что она не вернется и что ей куда приятнее и комфортнее встречать Рождество в Германии, там, среди своих многочисленных родственников, эмигрировавших туда первой волной.

Значит, чтобы попасть в дом как бы легально, открыто, всем вместе, сделать это надо было с ведома Сони, доверенного лица Марты, обладательницы ключей.

И как же идеально все сложилось! В какой-то момент я поняла, что уже завтра, нагруженные провизией и подарками, мы с подругами приедем туда, в лес, что находится в трех километрах от города, возле Графского озера, и откроем ворота дома, затем проберемся по сугробам до крыльца, поднимемся и откроем двери.

Сугробы? Об этом я как раз и не подумала. Тогда сугробов не было. Но дом точно остыл. Ведь его протапливали месяц назад…

И как хорошо, что я догадалась выключить все радиаторы.

Макс, мой дорогой Макс, да если бы я знала, чем все это закончится, разве открыла бы этот дом своими руками?

P.S. На ней было темно-зеленое платье и меховая шапочка».

6

Дверь ему открыл доктор Михаил Ильич Смушкин. Он был одет по-домашнему, в широкие спортивные штаны и растянутую футболку с красным солнцем на животе. Темные волосы его обрамляли круглое смугловатое лицо, стекла очков поблескивали в полумраке прихожей.

Поговаривали, что он знает великое множество тайн жителей Маркса. Венеролог, ему открывали душу и тело и женщины, и мужчины. Он знал, кто кого заразил и чем, кто кому изменил и когда. Пациенты ценили его за молчание, умение хранить тайны. Будь он болтуном, сплетником, его карьера в столь замкнутом пространстве, каким являлся маленький провинциальный городок, была бы закончена.

– Вы к Юле, предполагаю, – сказал Смушкин, пропуская Дождева в квартиру. – Сейчас я предупрежу ее.

Юля вышла к Дождеву в халате, сонная, растрепанная.

– Вы? – В глазах вспыхнула тревога. – Нашли? Неужели?

Конечно, она имела в виду тело бывшего мужа. Потому и испугалась.

– Я задам вам несколько вопросов?

– Да, конечно. Проходите, пожалуйста. – А в глазах вопрос, страх. – Прошу вас, не тяните. Вы нашли его?

– Нет. Но я хотел бы поговорить с вами о рыбалке. О той самой рыбалке, которая так напрягла вас в свое время, удивила. Не так ли?

– Ну да… Вот, садитесь, пожалуйста. Миша, поставь чайник, – бросила она небрежно, как разговаривают с прислугой, даже не взглянув на своего сожителя.

Смушкин ушел на кухню, судя по его виду, его не смутила бы ни одна просьба Тропининой. Вплоть до абсурдной.

Кажется, Михаил был влюблен в эту женщину.

– Скажите, Юлия Андреевна, он поехал на рыбалку со своей удочкой, спиннингом или?..

– Какой странный вопрос. – Она прикусила губу. – Вы это серьезно? Пришли ко мне, чтобы поговорить о какой-то там дурацкой рыбалке?

– Вы напрасно относитесь к этой теме легкомысленно. Дело в том, что порой люди совершают поступки, им несвойственные, и на это у них имеются свои причины. Итак – у Максима Тропинина есть снасти, рыболовные принадлежности?

– Нет!!! И никогда не было, я же вам говорила, он терпеть не мог рыбалку.

– Хорошо. Тогда следующий вопрос: как вы думаете, существует ли причина, мотив, по которой он не мог отказать человеку, а потому отправился с ним на рыбалку?

– Его друзья, я имею в виду ближний круг, наши коллеги по больнице, все знают о том, что Макс не любит рыбалку, а потому никогда его с собой не звали. Другое дело – пикники. Вот это он любит. У нас даже специальная корзина для пикника есть, ему подарили ее наши друзья. Очень дорогая вещь, стильная.

– Но какая разница, пикник или рыбалка? И то, и другое – все происходит на свежем воздухе, где-нибудь на берегу реки или на острове.

– Он считает, что люди, собравшиеся отдохнуть на природе, должны общаться друг с другом, разговаривать, петь, наслаждаться природой, солнцем, понимаете? А не стоять по пояс в воде в резиновых сапогах с удочкой, наблюдая за тем, клюет или не клюет.

– Быть может, его отношение к рыбалке было связано у него с каким-нибудь случаем из детства? Он ничего вам не рассказывал?

– Послушайте, Дождев, прекратите делать вид, что вы ищете моего мужа. Зачем вы задаете мне все эти бессмысленные вопросы о какой-то там рыбалке? Это же бред! Ну, поехал он с кем-то, может, на лодке, остался ночевать на острове…

– Он приехал с рыбой?

– Ну да… Поймал две маленькие щучки и так, по мелочи…

– Вам фамилия Закатов ни о чем не говорит?

– Что-то слышала… А кто это?

– А это и есть как раз тот человек, Андрей Закатов, с которым ваш бывший муж в августе этого года отправился на рыбалку, на острова.

– Ну и что? Какое отношение это имеет к тому, что Макс пропал месяц назад?

– Думаю, никакое. Просто для того, чтобы знать, где его искать, я должен знать о вашем муже больше, понимаете?

В гостиную вернулся Михаил Ильич с подносом в руках. Он поставил перед Дождевым чашку с кофе и сахарницу.

– Не буду мешать, – сказал он Юлии и ушел, вероятно, в спальню.

– А что Михаил Ильич думает по поводу исчезновения вашего бывшего мужа?

– Он шутит. Говорит, что его унесли инопланетяне. Хотя мне кажется, что все вокруг уверены, что его уже нет в живых. А Миша отшучивается, чтобы не травмировать меня. Вообще-то он хороший, терпит меня.

Дождев на мгновение отвлекся, разглядывая розовые ноздри Юлии. Вроде такое милое лицо, тонкие черты, а ноздри кажутся раздутыми, злыми.

Дождев подумал, что не смог бы жить с женщиной с такими ноздрями. Она бы раздражала его чрезвычайно. А так – стройная, с полной грудью, темные волосы, большие карие глаза.

– Значит, вы не были знакомы с Андреем Закатовым, так? И ваш муж не рассказывал вам о том, что он в середине августа сделал сложную операцию по удалению желчного пузыря известному предпринимателю Закатову?

– Да вы знаете, сколько он удалил этих желчных пузырей? У него кто только не оперировался, и московские чиновники, и газовики, начальство, из тех, что отдыхают на Волге, на своей турбазе… Знаю, что его много раз звали на разные там банкеты, рыбалку, опять же охоту… Но Макс не любил подобных мероприятий, и вообще он предпочитал проводить время среди своих друзей, он терялся среди чужих, ему было скучно и неловко. К тому же на всех этих пьянках, помимо мужиков, бывают, как правило, девушки легкого поведения, это я точно знаю. У нас в больнице санитарка работает, так вот, ее дочь моет полы как раз в санатории, где отдыхает так называемая элита. Вот уж она там насмотрелась на этих девиц!

– Хорошо, я понял. Тогда еще вопрос. Скажите, Юлия, когда вы были на квартире Тропинина последний раз?

– Не знаю. Не помню. Я время от времени навещала его, приносила ему еду, это правда. Знаю, что не должна была так делать, но ничего не могла с собой поделать. Да вы разве сами не видите, что я до сих пор считаю себя его женой, близким человеком? Не могу привыкнуть к роли постороннего человека. Сварю борщ – несу ему, нажарю котлеты – бегу к нему!

– У вас что же, ключи были от его квартиры?

– Нет. Просто я же знаю, когда он заканчивает дежурство и идет домой. Как правило, он приходит, перекусывает и ложится спать. Он же много работает, устает. Ну, а если его дома нет, то я звоню соседке и оставляю ей пакет с едой.

– А в самой квартире вы бывали?

– Ну, бывала, пару раз. Когда у Макса поднялась температура и он не вышел на работу. Пришла, принесла ему лекарства, мед… А что вас интересует конкретно? Нет, я не видела у него девушек, если вы об этом. Не знаю, где он вообще с ними встречался. Но то, что он был не один, я чувствовала. Он в последнее время вообще выглядел счастливым, умиротворенным. Да он просто летал!

– Давайте вернемся к его квартире. На мой взгляд, она выглядит нежилой.

– Да. Точно. Вот если бы он жил с женщиной, тогда другое дело. Занавесочки, посуда, шкафчики… Всего этого там нет, это верно. Холостяцкая берлога.

– Однако он все-таки кое-что приобрел или ему подарили… Я имею в виду, чтобы как-то украсить эту самую берлогу.

– А… поняла. В спальне над кроватью висит большая картина, букет роз в белой фарфоровой вазе. Да-да, красивая картина. Но только понятия не имею, откуда она у него. Скорее всего, подарил какой-нибудь пациент. Не думаю, чтобы Макс сам пошел и купил ее.

– Этот натюрморт – работа известного художника Валентина Петровича Гришина.

– Это не того ли художника, что живет неподалеку от нас, в Караваево?

– Да, точно.

– Но я не помню, чтобы Макс его оперировал. Вся больница бы об этом знала. Знаменитости нас не жалуют. Мы же живем в дыре!

– Понятно. Ну что ж, спасибо вам большое, – слегка оторопел Дождев от последней фразы Тропининой.

Он, в отличие от нее и ей подобных, что с презрением относятся к провинции, очень любил свой город, считал, что ему крупно повезло, что он родился на Волге, в живописном месте, что может дышать свежим воздухом, наслаждаться прекрасными пейзажами, рыбачить и охотиться и в то же самое время находиться в городе, пользоваться всеми благами цивилизации.

– Вы мне очень помогли. Если вспомните еще что-нибудь…

– Да, понимаю. Позвоню или приду.

Дождева так и подмывало сказать этой Тропининой: мол, держись за Смушкина, хороший мужик, добрый, любит тебя, хватит уже цепляться за прошлое. Но, конечно, ничего не сказал.

Уходя, крикнул в сторону спальни, где из вежливости скрылся венеролог:

– До свидания, и спасибо за кофе!

7

– Девочки, только не на такси! – взмолилась Наташа, когда подруги собрались у Сони, чтобы уже от нее отправиться в сторону Графского озера.

– Почему? – спросила удивленно Тамара.

– И ты еще спрашиваешь? Да в нашем городе такси – раз, два и обчелся! Таксисты друг друга знают, а Генка мой раньше работал вместе с ними, думаешь, они не доложат ему, где я собираюсь отметить Новый год? Не хочу, чтобы он в разгар праздника заявился туда пьяный и все нам испортил!

– Причина, конечно, так себе, – усмехнулась Соня, – и после того, как вы с ним разругались из-за того, что он отказался заплатить за твою пломбу, не думаю, что в новогоднюю ночь он бросит свою семью и отправится разыскивать тебя в лесу, зная, что нас там будет как минимум трое. Если уж ты предполагаешь, что его дружки доложат ему о том, где ты, то расскажут, что ты была не с мужчиной, а с нами, твоими подругами. Но все равно я поддерживаю тебя, город маленький, кто-нибудь да узнает, где мы. А там, у озера в лесу, стоит всего один дом, дом Марты. Вдруг кто-то напишет ей, что в ее доме устраивают пьянки. Вы же знаете, какие у нас люди злые и завистливые. Все преподнесут ей в самом некрасивом свете.

– Твоя причина отказаться от такси еще бредовее! – усмехнулась Тамара. – А может, дело в том, что нам всем будет просто спокойнее, если мы поедем на моей машине? Ведь туда не только добраться нужно, но еще и вернуться обратно. Кто знает, сможем ли мы вызвать такси после, ведь весь город будет пьянствовать неделю, а то и больше. И на таксистов надежды мало.

– Без комментариев! – рассмеялась Наташа. – Твой аргумент не лучше наших. Таксисты в праздничные дни хотя бы заработают немного, подняв цену… Но в одном ты права, если мы поедем на твоей машине, то я буду чувствовать себя спокойнее.

– А может, никуда не поедем? – неожиданно предложила Соня. – Можем остаться у меня, вот прямо сейчас! Или встретим Новый год у Тамары, как всегда.

– Это еще почему? – удивилась Наташа. – Боишься замерзнуть?

– Не знаю… просто предчувствие какое-то нехорошее. К тому же меня уже неделю тошнит. А что, если у меня проблемы с желудком? Если кому-то из нас плохо станет?

– Я взяла с собой лекарства, – сказала Тамара. – Самые необходимые: от обжорства, нервов, обезболивающие. Соня, что случилось?

– Просто представила себе, как мы сейчас приедем, надо будет откапывать ворота от снега, расчищать. А я не знаю даже, где снеговая лопата и есть ли она там. Будем по очереди расчищать снег, вспотеем, надо будет потом принять душ, а в доме холодно… Неуютно. Мы можем заболеть!

– Так может, вообще разбежимся прямо сейчас по своим норам и встретим Новый год поодиночке? – нахмурилась Тамара. – Соня, если ты против, то я не поеду. Я могу спокойно отпраздновать Новый год одна, без проблем.

– Девочки, да что с вами? – Наташа принялась тормошить подруг, заглядывая в их лица. – Что это вы перепуганные какие-то? Мы ведь уже собрались! К празднику все готово! Соня, давай уже, бери себя в руки! Да не будешь ты чистить снег, я сама все сделаю! И если нужно, потом приму душ! Тамара растопит камин! Будет классно! Там же и телевизор есть?

– Огромный, и все ловит, – поджав губы, пробормотала Соня. – Там и интернет есть, я же говорила, так что с этим все в порядке. Ладно, поехали, конечно. Сама не знаю, что это вдруг на меня нашло…