Надбавка за вредность

Села. Скромненько сжав ноги, напрягшись и выпрямившись, будто шпагу проглотила. Воронцов встал чуть сбоку и облокотился о спинку стула. Так что мы оказались ближе, чем следует. Вся обратилась в слух – даже несмотря на легкое жужжание кондиционера слышала глубокое дыхание стоящего возле плеча мужчины. Сделала глубокий вдох, успокаивая подскочивший пульс – зря. Тут же уловила парфюм начальника – волнующий, притягательный, пряный с практически неуловимыми древесными нотками. Не резкий, не приторный, он не раздражал обоняние. Наоборот, оставлял за собой тянущийся шлейф недосказанности, суля что–то приятное… И чем сильнее раскрывался букет аромата, тем больше хотелось ощущать его. Дышать чаще, глубже. Я была уверена – в этот момент показавшейся Воронцову бледности быть никак не могло. Слишком сильно горели щеки.

– В–вот, смотрите, – слегка дрожащим голосом начала я. Неужели настолько соскучилась по мужскому вниманию, что даже такая совершенно невинная и вынужденная близость будоражит мысли?! – Понедельник я разгрузила – пришли документы от Медведева, и я подумала, что вы захотите заняться делом Белоярцева вплотную. А в четыре у вас переговоры по изменению договора.

– Хорошая мысль, Кира. Мне нравится, продолжайте, – чувствовал ли Воронцов, как влияет на меня? Но как бы то ни было, его голос прозвучал вдруг хрипло. Или это мне опять кажется? Расшалившиеся чувства заставляют слышать то, что хочется?

– Во вторник – две встречи. В одиннадцать и в три… – какого же труда мне стоило заставлять себя говорить уверенно.

Воронцов внимательно выслушал предстоящее расписание и молчал еще несколько мгновений. Спина заныла от неестественной позы, хотелось уже расслабленно откинуться на спинку стула, но я боялась.

– Меня все устраивает, Кира Георгиевна, – впервые начальник обратился ко мне так официально. – Не ожидал, признаюсь. В вашем варианте выходит, что вторник, среда и четверг нагружены равномерно, а первый и последний день недели предназначены для работы с документами. Одобряю.

– Спасибо.

– Единственное, мне не нравится, что Троегородцева вы назначили на утро. Неужели я настолько ужасный начальник, что вы желаете испортить мне весь день? – ухмыльнулся Воронцов. – Поверьте, это будет слишком жестокой карой. Господин Троегородцев – специфический человек, так что поменяйте его местами с Ефремовой.

– Хорошо, Кирилл Романович, – согласилась я. Хоть какое–то спасение! Так, подкатить стул к компьютеру поближе, чтобы избавиться от интригующего парфюма. Когда обернулась к мужчине, показывая, что выполнила указание, он довольно кивнул.

– Было бы неплохо, если бы вы продолжали в том же духе. Будете работать так же – и ваш испытательный срок подойдет к концу. Пока вы меня полностью устраиваете, Кира. Несмотря на утреннюю несуразицу. Посмотрим на следующую рабочую неделю. Вы помните, что нужно зайти в отраслевые отделы? Тогда сейчас распечатайте то, что прислал Медведев. Одну копию – мне, еще три в «союшный». В арбитражный не заходите, с Троегородцевым я уже связался лично.

Работа–работа–работа. Никогда бы не подумала, что буду радоваться заданиям. Как только Воронцов скрылся в кабинете, смогла выдохнуть. Даже расстегнула пуговку на рубашке под горло. Жарко. Или горячо? Хотя без разницы – суть одна. Зря я поменяла свое мнение о шефе. До этого было гораздо проще.

И все–таки я уверена, что не был он ни какой встрече. А может и был… но не все время отсутствия. Откуда мне знать? Просто чувство, обыкновенная женская интуиция.

Остаток дня прошел как будто в дымке – я все думала о своей реакции на приятный аромат парфюма Кирилла Романовича. Конечно, заядлой скромницей я не была, но привыкла скрывать свои желания и мысли. И тем более, если эти мысли касались людей, от которых я нахожусь в зависимости.

Я столько лет жила с оглядкой на реакцию Данила, что перестала замечать, как замыкаюсь в себе. Потому что любой мой заинтересованный взгляд мог быть воспринят как повод для хорошей головомойки. Нет, не сразу, далеко не сразу мой любимый мужчина превратился в столь рьяного собственника. Сама виновата – сначала было приятно. До чертиков приятно. А какой женщине не льстит, когда мужчина, ее мужчина, провожает других парней, посмевших только на нее взглянуть, хищным, ненавидящим взором. Вот и я сначала таяла, улыбалась, видя такую реакцию. Мне льстило. Впрочем, как и льстит молодой девушке внимание противоположного пола. Вот только я не успела заметить, что этот хищный орлиный взгляд перекочевал с потенциальных соперников на меня.

Все друзья оказались позабыты – мне пришлось сделать выбор: они или Данил. И я, по уши влюбленная в сказочного принца, рядом с которым можно было ни о чем не волноваться, легко сделала этот выбор. Затем подверглись тщательному контролю странички в социальных сетях. Скажете: абсурд? Да как бы не так! Из двухсот контактов осталось тридцать: и то все девушки. Окончательной фазой помутнения рассудка стало вычитывание моих сообщений. И хуже всего то, что я сама разрешала я. А как не разрешить, если тебя обвиняют в том, что ты что–то скрываешь?

Нечего скрывать? Так докажи.

Поначалу я пыталась огрызаться, уверять, что ничего ужасного я подругам не пишу, о мужиках мы не разговариваем и вообще обсуждаем только важные темы. Только вот Данил был непреклонен: не нравятся мои условия, собирай вещи. А я… я так держалась за наш маленький мир, привычный, безопасный, комфортный, что не могла даже представить жизни без него. И он этим умело манипулировал.

Я не знаю, почему вечером, уходя с работы, предложила Лене подвезти ее до дома. Наверное, из–за того, что, медленно складывая вещи из кабинета Евгения Васильевича, напряженно думала, гоняя неприятные мысли. Как будто снова оказалась в золотой клетке. И поговорить–то было особо не с кем. Настасья уехала. А других людей, настолько близких, с кем я бы могла поделиться, не существовало.

Лена внимательно слушала, не перебивала, пока я, вцепившись в руль, рассказывала историю своей жизни. Милой невысокой шатенке с добрыми и ласковыми карими глазами, в которых проглядывали золотые искорки, хотелось доверять.

– Поэтому я не могу смотреть мужчинам в глаза, мне становится страшно. Страшно, что придет Данил и, опалив меня ледяным взглядом, процедит: «Собирай вещи и вали». А я бы спросила: «Почему?». Его ответ был не менее оригинальным: «Потому что тебе меня мало».

Мельком взглянула на затихшую шатенку. Заметив мой взгляд, Лена покачала головой:

– Кирюш, прости, но…

– Я ненормальная дура, – рассмеялась я. – Я знаю.

– Это, конечно, психологическая травма, и мне тебя искренне жаль. Но и ты сама виновата в токсичности этих отношений.

– Я знаю, – качнула головой. – И от того еще хуже. Иногда думаю – а что было бы, если я стойко держалась, когда он проверял границы дозволенного? Наверное, если бы сразу обсудили все вопросы и определили рамки, все могло бы сложиться по–другому.

– Нет, тут ты не права. Не могло. Как ты днем выразилась? Он хотел сделать из тебя идеальную жену? Вряд ли в это понятие вписывалась свобода женщины. И все равно. Столько лет! Да ты себя ведешь, как только поступившая в универ восемнадцатилетняя девчонка. Тебе же двадцать два, Кирюш! Очнись. И этот твой Данил больше не придет. Я вот только одного понять не могу: почему столько лет поощряла такое отношение? Почему не ушла?

– Любила, – скривила я губы. – И сейчас люблю. Наверное. Не знаю. Не помню, что такое любовь. А может любовь прошла через год, осталась только привычка. Не знаю, – ударила руками по рулю.

– Успокойся, истеричка, – отрезвила меня Елена. Я начинала любить ее за прямолинейность. – И послушай меня сюда. Мне глубоко похер, что там у тебя было и почему ты ходишь такая пришибленная. Меня это совершенно не колышит. Знаешь, почему?

– И почему же?

– Потому что ты мне нравишься, Кира Ржевская. И я рада, что ты пришла к нам в «Немезис». Я вижу, что ты хорошая девчонка. Интересная, целеустремленная, мечтательная. И, твою ж мать, я буду не Еленой Владимировной Леденниковой, если позволю тебе скатиться до психушки!

Ленина тирада впечатлила.

– И я уверена, что Настасья твоя поддержит меня. Так что требую, чтобы ты нас познакомила. И вообще. Я тебя как бы уже в подруги записала. А своих я не бросаю. Ясно тебе всё?

– Вы точно родственники, – не смогла сдержать улыбки. – Командуешь точь–в–точь, как Воронцов.

– Еще бы, – довольно задрала нос Лена. – Я тебе все сказала. А ты думай, размышляй. Придешь в понедельник такой же ханжой – я тебе кузькину мать покажу!

– Я не могу ничего обещать, Лен.

– А вот фиг тебе! Пообещаешь, как миленькая.

И я пообещала. Провожала взглядом тоненькую фигурку Лены, стремительно шагающей к подъезду, и понимала, что несмотря на внешнюю хрупкость шатенка гораздо сильнее. Сильнее меня. В ней был внутренний стержень, несгибаемый, который невозможно сломать. И я буду настоящей дурой, если откажусь от помощи новой подруги.

***

Всегда любила ночной город. Было в нем что–то противоречивое: казалось, мегаполис оживал, сверкал тысячью неоновых огней, витрин и гирлянд, опутывающих деревья. Через опущенное окно в салон залетал ветер, и я не могла им надышаться. В такие моменты все становилось неважным.

– По проводам… грусть свою и мысли я передам, – подпевала я певице, чей голос лился из динамиков.

Остановилась на светофоре и добавила громкости. Сердцебиение сабвуфера ненавязчиво вступило в мелодию, пронзив грудь тысячами осколков. Никогда не считала себя романтичной и сентиментальной особой, но ночь и правда была замечательной. Теплая, летняя… и только моя.

Иногда нужно было остаться наедине со своими мыслями. Дорога, автомобиль и ты. В такие моменты разум вдруг становился кристально чистым и можно было по–новому взглянуть на проблемы и печали.

Не знаю, почему потянуло в знакомый район. Задумчиво глядела на свет, горевший в одном из окон квартир на десятом этаже. Данил дома. Вздохнула, понимая, что опять погналась за призраками прошлого. Нужно было давно уже смириться и отпустить. Освободить себя. Позволить себе пережить и забыть.

Наверное, именно поэтому приехала сейчас сюда. Чтобы окончательно распрощаться с воспоминаниями. А ведь все начиналось так хорошо. Закинув Лену, довольно быстро добралась до дома – пока приготовила ужин, поужинала и закончила домашние дела, на город опустилась ночь. Лежала на своем старом, родном и любимом диване, силясь заснуть, но, как назло, сна ни в одном глазу. Промаялась около часа. Тогда поднялась, накинула одежду и отсчитала из кошелька немного купюр. Ссыпала мелочь в карман и поехала в никуда. Ехать ради дороги. Ради того, чтобы найти один единственно верный путь.

Хотелось верить, что я больше никогда сюда не вернусь. В окне замаячила тень… а затем еще одна. На губах расплылась горькая улыбка – он смог начать другую жизнь, так почему не смогу я? Глупо убиваться. Ведь сама сделала свой выбор.

Я не помнила, как вернулась домой и завалилась спать, мгновенно провалившись в спасительное беспамятство. Зато утром, поднявшись без будильника, поняла, что не зря, совсем не зря совершила ночную поездку. Как будто стало проще дышать. Ведь этот год я старательно объезжала наш бывший дом. Неужели отпустила? Сжигать мосты нелегко, но жизнь идет своим чередом.

Умылась холодной водой, улыбнулась себе в зеркале – и даже синяк на лбу, казалось, не выглядел столь ужасно. Обработав его мазью, сладко потянулась. Так–так–так, завтракать, собираться и вперед – соскучилась я по Мишке. А ведь еще сегодня Света, знакомая, с чьими лошадьми я занималась столько времени, обещала вручить мне свой подарок – долгожданную фотосессию.

С предвкушением потерла лапки. Итак, кого бы мне изображать? Принцессу? Амазонку? Эльфийскую лучницу? Нет, все не то. Недовольно сжав губы, перебирала вещи в шкафу.

– Нашла, – довольно расцвела я, доставая легкий, воздушный кремово–белый сарафан. Длина – в пол, удобно будет сесть верхом, подол красиво ляжет на спину Мишке. Хочется создать нежный образ.

Перед выездом набрала Свете, узнала, в силе ли договоренности. Бодрый голос знакомой заверил, что я могу приезжать, собирать коня, а сама Светка скоро подъедет.

Летела на конюшню, как на крыльях. Привычно поздоровалась с охраной на въезде – шлагбаум поднялся, пропуская в мой мир. На самом деле, если бы не ряд случайностей, я никогда бы не смогла себе позволить заниматься в «Легионе». Комплекс был выстроен одним состоятельным бизнесменом ради любимой жены. А уж потом стало ясно, что правильно раскрученный конный клуб может приносить деньги. На базе «Легиона» стали проводиться соревнования областного, всероссийского и даже международного уровня. Условия, как для лошадей, так и для людей – действительно шикарные. Но за удобство нужно платить. Я даже боялась вспоминать, сколько стоит одна тренировка в этом фешенебельном месте.

А мне просто повезло. В школе я познакомилась с девочкой, мама которой держала лошадь в «Легионе». Пару раз напросилась на поездки, а уже здесь встретила Свету – она согласилась обучать меня за помощь с ее спортивными четвероногими напарниками.

Мишка встретил меня довольным гугуканием.

– Ах ты ж моя сладость, – привычно приласкала буланого и угостила кусочком морковки. Золотистая морда доверчиво ткнулась в руку, шевеля бархатными губами и выпрашивая добавки.

– Нет, хитрюга. Сначала работа, потом угощухи.

На самом деле Мишка Мишкой–то и не был. Полная кличка чистокровного ахалтекинского жеребца – Михмалли–Гели – звучала жутко пафосно. Потому золотистый, сверкающий на солнце, тонконогий и изящный, словно фарфоровая статуэтка, восточный жеребец с оленьей шеей, аккуратной чуть горбоносой головой и ореховыми глазами, Михмалли, превратился в обычного русского парня Мишку.

Ахалтекинцев в спорте не очень любили из–за свободолюбивого нрава и горячей натуры. С ними нужно было договариваться. Заставить их что–то сделать было невозможно. Только сотрудничество. Они требовали считаться с их мнением. Но Мишка стал первой лошадью Светы, и любила она его искренне, потому как солнечный текинец был мечтой. Мечтой, ставшей явью. Хотя звезд она с ним не хватала, но на любительском уровне ехала вполне прилично. А характер у жеребца был несмотря на все суеверия и предрассудки золотой.

Почистила отливающую металлическим блеском шкурку Мишки, разобрала пальцами черные, как смоль, редкую гриву и хвост. Как раз подъехала Света.

– Кирюш, ну привет! Смотрю, вы уже готовы. Выбрала, в чем будешь?

– Ага, в раздевалке лежит, – лыбясь, ответила я.

– Беги, переодевайся. Мы тебя ждем. Оксана, фотограф, уже здесь.

Сменить наряд сумела очень быстро. Учитывая, что для законченного образа предполагалась не надевать на Мишу седло, пришлось под сарафан нацепить шорты. Покрутилась перед зеркалом – красота! Длинный сарафан красиво ниспадает практически до пола. Распущенные темно–русые волосы укрывают нежнейшим плащом. Макияж сделала еще дома – только скрыла синяк и подкрасила ресницы. Естественность – девиз сегодняшнего дня!

Обув белые балетки, полетела обратно в конюшню. Выводили мы гордого Мишу вместе. Пока проходили через территорию, заметила, как из здания администрации вышли несколько представительных мужчин. Одного узнала сразу – владелец клуба. А вот двое остались неузнанными. Первый – низенький, с покрытыми сединой волосами, но держащийся так уверенно, что и язык не повернется назвать его старым. Второй – молодой, высокий, внушительный, с довольно длинными русыми волосами, зачесанными к затылку.

И именно в тот момент, когда мы приблизились к мужчинам на расстоянии пары шагов, Мишка решил огласить округу громким ржанием и затанцевать на месте. Все внимание сразу же обратилось на нас.

– Мишка! – строго одернула жеребца Света.

– Чшшш, – привычно протянула я, укорачивая длинную корду, за которую вела ахалтекинца.

– А это наша золотая гордость, – расплылся в улыбке Левин, хозяин комплекса. – Девушки, позвольте гостям полюбоваться на живой слиток золота.

И правда – в солнечных лучах шкурка Мишки переливалась, играла бликами не хуже драгоценного металла. Особенность ахалтекинцев – многие из них имели такой металлический блеск.

– Очень красивый жеребец, – серьезно произнес высокий мужчина, – можно погладить? – и обошел Мишку, чтобы огладить его по морде.

– Аккуратно, может укусить, – привычно предупредила я.

– Не стоит за меня волноваться, – зеленовато–голубые глаза незнакомца смеялись.

Он не был красивым в привычном понимании этого слова – скорее, симпатичный, мужественный, с внушительным разворотом плеч. Но глаза со смешинками подкупали.

– Я просто предупредила, – повела плечом и убрала упавший на глаза локон. Когда вновь посмотрела на мужчину, то заметила, что он не сводит с меня взгляда.

– Красивый, только вредный, – Света, как обычно, не стала расхваливать Мишку. – Владимир Семенович, мы пойдем. У нас с Кирой фотосессия намечается.

– Конечно–конечно, – кивнул Левин. – Господа, давайте продолжим нашу экскурсию.

Покинув общество мужчин в строгих костюмах, вдруг поняла, что раз сам хозяин перед ними расшаркивается, то спутники – не самые последние люди. Впрочем, все мысли вылетели из головы, когда подошла фотограф и устроила для нас с Михмалли настоящую пытку.

Ковер зеленой, с ярко–желтыми пятнами одуванчиков, травы манил ощутить кожей мягкость. Голубое небо с редкими белесыми облачками и слепящим солнцем кружило голову. Намаявшись исполнять указания Оксаны с земли, благодаря подбросившей меня за коленку Свете села верхом, подобрав повод.

Мишка привычно подобрался, изогнул оленью шею и потянулся к моей ноге.

– Вот! Отлично! Коснись гривы! Да–да, так! А сможешь волосы перекинуть на одно плечо?

И пусть от советов фотографа кипела голова, но магия прекрасного коня и бескрайних полей захватила с первых мгновений.

– А на свечку поднять сможешь? – вдруг с загоревшимися глазами вопросила Оксана.

– Можно попробовать, – неуверенно посмотрела на Свету, но та кивнула:

– Давай, он умеет. Ты же знаешь.

– Ну ладно, – выдохнула я.

Послушный воле всадника Мишка золотым росчерком пронзил голубые небеса. Черная грива и мои волосы синхронно взметнулись вверх, и ветер тут же подхватил их.

– Охренеть! – услышала восторженный возглас Светки.

Мягко опустившийся на четыре ноги Михмалли тут же повернул ко мне голову, хитро кося ореховым глазом – мол, хвали! заслужил!

– Не боитесь?

И как давно они здесь стоят? Троица мужчин с легкими улыбками на губах наблюдала за бесплатным спектаклем.

– Нисколечки, – честно призналась я, раскидывая руки в стороны и подставляя лицо лучам солнца.

– Теперь в движении? – Оксана оторвалась от своей техники и вопросительно переводила взгляд с меня на Свету.

– Давай. Я его разомну только немножко, – согласилась я.

Через некоторое время Мишка со мной на спине беззвучно летел по краю горизонта, едва касаясь копытами бренной земли. Что еще нужно для счастья? Только лишь стремительный полет и щемящее сердце чувство истинного, искреннего восторга. Ведь мы разучились радоваться простым вещам. Не видим их за сутолокой будней, бесконечных проблем. А всего–то нужно позволить себе вкусить жизнь сполна и испить будоражащего кровь напитка свободы!

Успокаивала разгоряченного Мишку долго. Но после фырчащий жеребец то и дело норовил вырвать пучок травы и забрызгать белый сарафан зелеными слюнями. Я смеялась и отпихивала голову коня. Игра для двоих и ни для кого больше. И именно в этот момент я была счастлива.

– Вы шикарно смотритесь вместе, Кира, – подошел со спины мужчина.

– Вы нам льстите, – усмехнулась я.

– Да нет, я чрезвычайно серьезен.

Мишка в очередной раз совершил попытку обмуслякать ткань, но я беспардонно отпихнула его подальше и от меня, и от шедшего рядом мужчины. Почему–то на душе было спокойно. Впрочем, это совсем не странно. На конюшне я всегда была сама собой, без глупой скромности и смущения. Моя зона комфорта, и этим все сказано.

– Не боитесь, что заляпаете костюм? – прищурила один глаз я.

– Нисколечки, – передразнил меня незнакомец. – Ваш жеребец же понимает, что я мужчина, и на меня эти его знаки внимания не подействуют.

– Это не знаки внимания, – хихикнула я.

– Это вы так думаете. Мне–то лучше знать.

– Ну если та–а–а–ак, – протянула я и, сорвав одуванчик, предложила жеребцу. Тот не преминул жадно вырвать его из рук.

– Какое кощунство! Кира, вам не жалко бедные цветы? – он вовсю флиртовал. А как иначе можно объяснить, что сейчас этот молодой человек в строгом костюме за бешеные бабки и в дорогих туфлях топает со мной по полю?

– Нет, меня гораздо больше волнует, что Мишка считает их вкусными.

– Мишка, – хохотнул мужчина и, сняв пиджак, перекинул его за спину. – Неужели это его настоящее имя?

– Как вы могли о таком подумать? Истинное имя золотого сокровища Михмалли–Гели. А как же вас величают, уважаемый? – близость лошади вселяла уверенность, да и, признаться, мне нравился наш слегка сумбурный разговор.

– Максим, – весело отозвался собеседник.

– А дальше? – подозрительно прищурилась я.

– Сначала вы, – тут же выкрутился Максим.

– Я так не согласна, – усмехнулась.

Пора бы уже возвращаться домой. Дел – вагон и маленькая тележка.

– Как хотите, – пожал плечами Максим. – Кира, позволишь пригласить тебя сегодня на ужин?

– А когда мы перешли на «ты»?

– Только что, – нагло заявил мужчина.

Я придирчиво оглядела статную фигуру в кофейного цвета рубашке и светлых молочно–бежевых брюках. Наверное, со стороны мы отлично гармонировали. Почему–то сравнила Максима с Воронцовым. Казалось, что между двумя столь непохожими друг на друга молодыми людьми была какая–то общая черта. Вот только какая? Она неуловимо ускользала, и я даже закусила нижнюю губу, пытаясь поймать мысль за хвост. Но, увы, единственное, что пока могла сказать – они оба ходили в деловых костюмах. Не густо.

– Я не могу принять ваше, – сделала акцент на обращении,– предложение.

Максим недовольно поджал губы, сверкнув зеленовато–голубыми глазами. Цвет напомнил мне турмалин в маминых сережках. И правда, практически точь–в–точь. Однако, тень неудовольствия, омрачавшая загорелое лицо мужчины, исчезла быстро, сменившись предвкушающей улыбкой.

Ой дура–а–а. Какая же я дура. Сама же сделала себе хуже – ну что мне стоило сказать «я подумаю»? Как же сразу не догадалась, что Максим – из того типа мужчин, что обожают охоту. Весь смак в процессе. И как бы ты ни убегала, хищник всегда настигнет. Не остановится. Просто потому, что погоня доставляет удовольствие. Многое мне рассказывала Настасья о таком типаже. Но никогда не думала, что сама наткнусь на мужчину с подобными «наклонностями».

– Увы, Кира, я не приму отказ.

– Так зачем спрашивали? – тут же задала вопрос, стараясь не смотреть на Максима. С деланным усердием изучала элегантную голову Мишки с по–человечески выразительными глазами и темными ресницами. Даже остановилась на секунду, чтобы чмокнуть бархатный нос меж ноздрей и почесать завитки шерсти на лбу.

– Ты бессердечная девушка. Я чувствую себя лишним – так нежиться с лошадью, когда мужчина приглашает провести вечер в его компании!

Фраза, брошенная с усмешкой, заставила резко оглянуться на Максима. Нет, ну каков наглец?

– Я вас не держу, – четко выговаривая каждое слово, резко огрызнулась я.

Терпеть не могла, когда мне говорили что–то подобное. Нет уж, мне Данила хватило. Больше я не собираюсь жертвовать тем, что мне дорого, в угоду кому–либо.

Потянув за собой ахалтекинца, стремительно зашагала к конюшне. Опять. Я опять сделала эту ошибку! Нет, а как прикажете мне себя вести? Поощрять? Соглашаться?

– Кира, постой!

– Извините, Максим, у меня очень много дел, – отмахнулась я и припустила со всех ног. Мишка порысил рядом, игриво вытягивая шею.

Мне повезло – мы вышли как раз к заасфальтированной парковке, и от преследователя спас заезжающий на территорию пикап с коневозом. Вот и ладушки! Вряд ли Максим найдет из трех огромных конюшен ту, в которой я исчезла.

Света встретила меня у денника Михмалли, скрестив руки на груди и гаденько улыбаясь.

– Ну как поговорили?

– Никак, – недовольно выдохнула я. – Предательница!

– Ой да брось, Кирюш. Ты чего такая неприступная? Смотри, неплохой вариант. Я сразу заметила, что он заинтересовался!

– Никакой он не вариант. Я побегу, Свет. Ты завтра будешь? – угостила Михмалли обещанной морковкой.

– Не, я с мужем уезжаю. Слушай, раз ты приедешь, то позанимайся нормально с Мишкой? А то берейтор его назавтра отпросилась.

– Без проблем. Давай, пока!

– Удачи. И подумай над тем, что я тебе сказала!

Я закатила глаза и посеменила в сторону раздевалки. Никогда так не спешила и не собиралась, как будто на пожар. Вряд ли бы успела за время, пока горит спичка, но и то хлеб. Только уже покинув здание, подумала: а чего, собственно, я переполошилась? Ведь обещала Лене вести себя, как адекватная девушка. А сама чего?