Записки сдержанного оптимиста
Записки сдержанного оптимиста

Полная версия

Записки сдержанного оптимиста

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Мы, мальчишки, стоим рядом, зачарованно смотрим, мечтаем о такой работе – романтика! В 1960-х они ещё были, позже не видел.

Мои встречи со двором, домом и подвалом были не ежедневными, но довольно частыми даже когда мы с родителями там уже не жили. Навещал сначала деда с бабушкой, потом только бабушку, когда деда не стало. Моей постоянной заботой тогда была переноска угля, закупленного на зиму и высыпанного горой во дворе, в подвал. И всё-таки не могу сказать, что попрощался со двором так, как следовало бы – при «последнем его вздохе» не присутствовал. А может, это и к лучшему.

P. S. Разрушен двор, разрушен, в сущности, целый квартал – от Торговой до Рабочей. Когда представляю эти уже несуществующие дворы, вспоминаю кадры из «Покровских ворот»: огромная чугунная баба бьёт по стенам, и умирают вместе со стенами вещи, не вывезенные хозяевами. Грустно… Сколько там осталось вещей, казавшихся ненужными уже, устаревшими: от часов с кукушкой и маятником, радиолы до дубовых столов – письменного и обеденного. Теперь их так жаль!.. Да что там вещи, в этих дворах целые жизни прошли. Одно знаю точно – до конца своих дней с тихой, светлой грустью я буду вспоминать тебя, ДВОР МОЕГО ДЕТСТВА.

Глава ІІ. 1909 ОСТБ

Областной сборный пункт встретил распахнутыми воротами с голым безмолвным плацем. Трудно было представить, что ещё неделю назад здесь кипела жизнь со всеми её страстями: прощаньями с поцелуями, угощаньями с водочкой, с песнями под гитару и со слезами, как же без этого. Хотя чему удивляться в первый день зимы – осенний призыв закончен. Капитан средних лет, сидевший за столом, заваленным документами, поднял на меня глаза, в которых читался вопрос: «Можно тебе доверять, парень?»

– Светлово знаешь, где находится? – спросил он.

– Возле Каховки где-то, – ответил я.

– Сам доедешь? Там находится штаб полка.

– Доеду, конечно.

– Вот документы, не потеряй.

И капитан объяснил, как от остановки дойти до штаба. Вот так 1 декабря 1981 года я поехал служить, один на рейсовом автобусе.

Чтобы лучше понять историю, надо знать предысторию, поэтому вернусь на несколько месяцев назад, так сказать, в мирные гражданские будни. Тех, кто думает, что проблемы с сельскими учителями возникли в «незалежній», спешу разочаровать – в Союзе они были не менее актуальными. По сложившейся традиции государство решало их методом кнута и пряника. «Пряником» было внеочередное поступление в пединституты жителей села. Например, у нас на физмате им было достаточно не сдать экзамены на 2. Предполагалось, что они вернутся учителями в свои сёла. Эффективность «пряника», по моим подсчётам, составляла не более 10%, так как даже возвращавшиеся далеко не все работали учителями. Большинство же, особенно девчонки, оседали в городе. «Кнут» работал лучше: уже в феврале на последнем курсе проходила акция под названием распределение. На ней решалось, где ты будешь отрабатывать свою 2-годичную трудовую повинность после института. Как вы понимаете, получить распределение в городскую школу было практически нереально. Моё же положение усугублялось тем, что я хорошо учился, да ещё и отец работал доцентом кафедры физики в этом же институте. Помните из истории, как гладиаторы приветствовали Цезаря: «Идущие на смерть приветствуют тебя!»? Примерно так я шёл на распределение. Предчувствия меня не обманули.

– Игорь, вы у нас лучший, а значит должны показывать пример. Что вы думаете по поводу села Рубановка Великолепетихского района?

– Покажите на карте, – попросил я, но внутри у меня была уже абсолютная пустота. Я наблюдал со стороны, как молодой человек, похожий на меня, подходит к карте и почти равнодушно смотрит на маленький кружочек на краю области в двухстах километрах от дома.

Интересно, что «кнут» тоже имел привкус «пряника» для тех, кто не хотел служить, – учителей из сёл не призывали вообще. То есть до 28 лет проработал – и ариведерчи почётный долг. Но это был явно не мой случай. Во-первых, я служить хотел и даже конкретно в спортивной роте, потому как занимался плаванием сколько себя помнил, был неоднократным чемпионом области, плавал за институт на чемпионатах среди вузов и вообще был малость на этом «помешан». Во-вторых, да простят меня сельские жители, ну городской я до мозга костей, у меня даже бабушки с дедушкой в селе не было, к которым бы я на лето ездил. Не для меня это. Позднее своими мыслями о спортивной роте и дальнейшей тренерской деятельности я поделился со своим тренером, которому уже активно помогал с молодёжью. Неожиданно Петрович опустил меня с небес на землю: «Игорёк, преподавай свою физику. Плавание в этом городе никого не интересует, они культивируют греблю, гимнастику, борьбу». Да, не поспоришь, Петрович как в воду глядел. Это, конечно, внесло смятение в мои дальнейшие планы на жизнь, но прохождения службы не отменяло. Осталась самая малость – дождаться осеннего призыва. Ну а пока, сдав на «отлично» госэкзамены и «обмыв» диплом, решил поработать на судозаводе, в ЭМО (энерго-механический отдел). С заводом этим был знаком с раннего детства, так как на нём всю свою жизнь работала моя мама, к тому же присутствовал на спусках нескольких судов, да и подрабатывал, будучи студентом, в ЖЭКе судозавода. Так как моя заводская карьера длилась всего два месяца, то впечатлений на отдельную главу не хватит. Но на то они и есть заметки, чтобы сосредоточиться на ключевом. А ключевой на судозаводе, как и на любом предприятии, была пропускная система. Очень важно вовремя зайти и вовремя выйти, остальное не принципиально. Над центральной проходной где-то до 7:50 светилась надпись: «Вы пришли на работу вовремя. Успехов в труде!». С 7 часов 50 минут: «Вы опаздываете. Поспешите!». С 8 часов: «Вы опоздали на работу. Вы подвели своих товарищей!».

В первый день пришёл пораньше, чтобы не подводить товарищей, я вообще не люблю опаздывать. Мне показали мой стол в кабинете, рядом сидели ещё человек 5 за такими же столами. Посвящать в тонкости работы меня не спешили, поэтому огляделся… У каждого из моих коллег на столе лежало несколько листов бумаги, а рука с ручкой между пальцами подпирала щёку. Все они смотрели вниз, в выдвинутые ящики столов. Когда дверь распахивалась и появлялся начальник отдела, ящики задвигались отточенным движением, а ручки начинали выводить на бумаге ряды цифр. На второй день, а я учился быстро, мой ящик стола с книгой в нём работал синхронно с остальными. Мне объяснили суть моей работы: в основном это были арифметика и отчёты, но и работа с людьми тоже. Некоторые приходили ко мне в ЭМО, но и я часто посещал другие подразделения завода. Идиллическая картина в отделе наблюдалась недели две. В один прекрасный день всё резко изменилось: все бегали, кричали, столы были завалены бумагами, даже на обед никто не ходил. В глазах у коллег читалось: месячный отчёт!!! После трёх дней «штурма» жизнь возвращалась в спокойное русло. А через месяц всё повторялось, и так из года в год. Снимаю, конечно, шляпу перед сварщиками, сборщиками, малярами и другими трудягами, благодаря которым со стапелей сходили до 12 судов в год. Вы когда-нибудь были на спуске судна, например, сухогруза или огромного лихтеровоза? Фантастическое зрелище!

В один не прекрасный день меня вызвали в заводской комитет комсомола. Главный комсомолец, предложив сесть, сказал: – К нам поступил сигнал, что вы не поехали по распределению в село. (Через несколько дней я установил источник сигнала – «милая» женщина, соседка по Жилмассиву, сотрудница бюро пропусков, встретив меня на заводе, долго расспрашивала, что да как).

– Ну, во-первых, ещё лето, а во-вторых, я иду служить.

– Вы же понимаете, что мы должны отреагировать, вам придётся уволиться.

Так впервые я столкнулся с любимой забавой советских людей – писать доносы. Базовый принцип цивилизации – не лезть в чужую личную жизнь – здесь не работал, ибо личной жизни не существовало.

Ракета, Днепр, ветер в лицо… Я лечу к новым приключениям в неведомом мне населённом пункте Рубановка. О чём действительно сейчас сожалею и что хотел бы возродить из тех времён – весь этот флот на подводных крыльях: ракеты, кометы, метеоры, вихри. Поездка на них – мегаудовольствие. Вот и причал Великой Лепетихи, районо, дежурные фразы: поздравляем с прибытием… бла-бла-бла… Автобус на Рубановку, встряска после ракеты и четырёхчасовое путешествие закончено. Детище казака Рубана удивило своей огромностью. Это было село с четырёхтысячным населением и тремя колхозами. Как, вы думаете, они назывались? Сейчас скажу, но сначала – анекдот, старый анекдот.

Идёт общее собрание вновь созданного колхоза. Председатель: – Как назовём наше хозяйство? Агроном: – А давайте «Дело Ильича». Председатель: – Уже есть, недалеко от нас. Доярка: – А может, «Красный Октябрь»? Председатель: – Не пойдёт, в соседнем районе такой. Выпивший конюх: – А давайте он будет называться «Лопе де Вега». Председатель: – А чего так? Конюх: – Так больше похоже на «А пошли вы все!..»

Так вот, колхозы назывались «Шлях Леніна», «Червоний Жовтень» и «Имени ХІХ съезда партии». Очень приятная женщина, завуч школы, встретила, что называется, с распростёртыми объятиями. За одну минуту мне было обещано всё: полторы ставки, кабинет, классное руководство. Я не мог вставить ни слова, только когда дело дошло до женитьбы, дома и хозяйства, осмелился произнести: «Извините, но я иду служить». Она улыбнулась, пожала плечами и сказала: «Ну що ж, Батьківщину треба захищати». А посему дали мне только физику в седьмых классах и отправили селиться к бабушке Федоре. Сухая, очень подвижная пожилая женщина жила одна, поэтому была рада новому жильцу. Дом был маленьким, типично сельским, в две комнаты и с удобствами во дворе. Когда хозяйка сказала, что в моей комнате есть «световой приёмник», я, грешным делом, подумал про телевизор. На самом деле это была радиола с уверенным приёмом «Маяка» и Бухареста. По крайней мере со мной в комнате кто-то разговаривал. Уроков было мало, поэтому приходил домой рано и абсолютно не знал, чем себя занять. На второй день взял в школьной библиотеке «Трое в лодке, не считая собаки». Я возлежал на большой высокой кровати, читал в сопровождении радиопередач «Маяка» и смеялся на полсела, короче, медленно сходил с ума. Также ежедневным занятием был поход на почту для звонка домой – узнать, пришла ли долгожданная повестка. Самых ярких впечатлений из моей недолгой сельской жизни два: это жители, которые с первого дня здороваются с молодым учителем и покажут, и расскажут, как пройти в школу, чтобы обувь осталась чистой; и это ловкость, с которой бабушка Федора скручивала шеи голубям (кстати, там впервые попробовал голубятину). И вот в один из осенних дней, получив сообщение, что повестка пришла, я по уже сложившейся традиции стукнулся головой о дверную коробку, собрал вещи, попрощался с Федорой и отправился домой.

Призывная комиссия! Как много в этом слове для сердца юноши слилось, как много в нём отозвалось! Неимоверное количество анекдотов на эту тему, и ни одного приличного. Как я понимаю, все призывники поделились на три категории: здоровые, больные и «косящие». Наибольший интерес для меня представляли последние, так как они обладали огромным творческим потенциалом. Был у меня один хороший знакомый Гена. Так вот он за год до описываемых событий достал кучу книг по психиатрии и начал тренироваться. Это был настоящий профессионал, разбиравшийся во всех тонкостях, вплоть до того, на сколько миллиметров должен быть прищурен один глаз! По моим сведениям, он так и не служил, но вынужден был каждый год до 28 лет демонстрировать свой талант. Вообще я бы таких людей не призывал, их надо было брать в элитные разведшколы. Ну а у меня, кто бы сомневался, начались проблемы с моими хроническими заболеваниями. По гаймориту, заработанному на плавании, я отделался лёгким испугом – ограничением от службы в районах Крайнего Севера, а вот по бронхиту с астматическим компонентом пришлось ложиться в больницу. Повезло, что в тот момент я был абсолютно здоров. И вот он, последний кабинет, в нём женщина, глава медкомиссии и офицер из военкомата.

– Призывник Малинский, – представился я.

– Что будем с вами делать? – врач с сомнением посмотрела на меня.

– Я хочу служить.

– Да, но у вас диспансерный учёт по бронхиальной астме, – и она тыкнула пальцем в мою толстенную медицинскую карточку, перечёркнутую наискосок широченной зелёной линией.

– Это было в детстве, я перерос, я КМС по плаванью.

– Вы действительно хотите служить? – настойчиво повторила она.

– Хочу.

– Очень похвально, – заметил офицер, переглянувшись с врачом.

– Хорошо, – поколебавшись ещё несколько секунд, сказала врач и перечеркнула ручкой почти всю страницу с перечислением родов войск, оставив только мотопехоту, погранвойска и стройбат.

– Годен!

Осталась самая малость: подстричься «под ноль», попрощаться с друзьями-товарищами и с вещичками 28 октября явиться на сборный пункт. Тут случился небольшой курьёз. Мой друг детства Юрчик после двух бокалов пива уверенно так сказал: «Маля (это моё прозвище), ты с нами ещё ноябрьские праздники отгуляешь». Я отнёсся к этому с юмором: «Юрец, в это время я уже в сапогах по плацу гулять буду!» Но… «не так сталося, як гадалося».

Команда на сборном пункте получилась просто замечательная – выпускники трёх вузов: сельхоза, техноложки и педина. Веселье било ключом, все друг друга знали или непосредственно, или через своих друзей. Сто человек то объединялись, чтобы спеть под гитару «Машину времени», то разбивались на кучки поменьше, сидя на корточках, угощались «горячительным». Такое броуновское движение длилось до десяти вечера. Всех построили и начали перекличку. Мы уже знали, что вся команда едет в Николаев, а оттуда – по разным учебкам. Те, кого вызывали, отходили в сторону и строились в колонну. Когда нас осталось человек десять, я начал испытывать смутное беспокойство. Назвали ещё троих… Семь человек, и я в их числе, стояли и смотрели, как команда марширует через ворота сборного пункта в сторону вокзала. На нас вообще никто не обращал внимания. Оправившись от лёгкого шока, зашли в здание за дальнейшими инструкциями. Всё, что мы услышали, – не переживайте, сидите дома и ждите телефонного звонка. Надел спортивную шапочку на лысую голову, забросил рюкзак на плечи и побрёл по ночным улицам домой. Если описывать моё состояние одним словом, я бы выбрал «подвешенное».

С одной стороны, можно было ещё погулять на гражданке, с другой, хотелось уйти служить с кем-то из знакомых. Да и сидеть, ежедневно ожидая звонка, – не лучшее занятие. Вот и ноябрь заканчивается, двоих ребят из оставшихся забрали, об остальных не знаю. Отец начал «закипать», надел свои орденские планки и пошёл к облвоенкому. Я его напутствовал: «Только не стройбат». Вернулся батя очень злой, оказывается, его военком ещё и отчитал: «Ваш сын с высшим образованием, поэтому должен идти в сержантскую учебку следующей весной!» На следующую весну отец не согласился, в результате я получил что? Правильно, стройбат!

В штабе полка меня надолго не задержали: «У вас высшее образование, ещё и физмат, будете нормировщиком при штабе. Но пока нужно пройти школу молодого бойца и принять присягу, а у нас одна только такая рота в батальоне, которая стоитв пгт Новоалексеевка Генического района». И дальше та же фраза, что и на призывном: «Сам доедешь?» В батальоне потом шутили, что я в армию на велосипеде приехал. Воинская часть располагалась прямо возле трассы и издали мало напоминала военный объект. Это было обычное длинное пятиэтажное здание с небольшим заасфальтированным двором. С одной стороны часть ограничивалась кирпичным двухметровым забором, с остальных трёх сторон – обычной сеткой-рабицей. Подойдя ближе, можно было заметить характерные плакаты с воинской тематикой. Асфальт был расчерчен белой краской, как подобает строевому плацу. Перед ним в центре возвышалась небольшая трибуна с флагштоком. Батальон находился прямо посреди микрорайона, и любопытные могли с балконов девятиэтажек наблюдать за нашей армейской жизнью. Кстати, офицеры проживали тоже в этих домах. Первое знакомство с армейской реальностью оказалось шокирующим: я с сопровождающим направлялся на получение военной формы, как раз в этот момент сотня новобранцев неслась по лестнице в свою казарму. Выглядело это не очень, учитывая, что на лестничных клетках стояли по два сержанта и с криком: «Бегом, салабоны!» размахивали своими ремнями, поочерёдно прикладываясь к бойцам. Не помню, о чём я тогда подумал, да и думать особо было некогда. Быстро получил зимнее бельё, «повседневку», намотал портянки (отец научил ещё дома) и нырнул на полтора года в армейскую действительность. Да, забыл упомянуть, после института тогда служили полтора года, если не было военной кафедры в вузе. Теперь немного о стройбатах. Появились они в конце Великой Отечественной войны, когда надо было восстанавливать разрушенное хозяйство после ухода немцев. Кстати, высшее армейское руководство часто выступало против существования этих подразделений с несвойственными армии функциями. Но существовало очень много строек, куда гражданские рабочие не спешили – как, например, отечественные космодромы. В результате число стройбатовцев росло, и к началу 1980-х, когда служил я, их было около 400000. Чтобы вы оценили эту цифру, скажу – это больше, чем ВДВ, морская пехота и погранвойска, вместе взятые! Сами мы иронично называли свои войска «королевскими», а когда спрашивали: «Где служишь?», отвечали: «В элитных войсках. Нам даже оружия не выдают». На эмблеме же у нас был бульдозер с якорем снизу и молниями сверху. Что это означает? Моя версия такова: «Строим везде – на суше, под водой и в небе!»

Ну а моя часть называлась 1909 ОСТБ (отдельный строительно-технический батальон), подчинялись мы «Укрводстрою» и основным нашим занятием было строительство каналов. Но об этом чуть позже. Наша третья рота размещалась на 3-м этаже, а мой І взвод – в самом начале казармы. Кровати были двухъярусными, а так как я прибыл в часть последним, то и получил соответствующее место под солнцем. В обычной жизни это большого значения не имеет, может, наверху даже лучше… Однако курс молодого бойца к нормальной жизни отношения не имеет. Сержант Ешмуратов, растягивая слова, командовал: «О-т-б-о-й! Р-а-з, д-в-а, т-р-и, не успеваем. П-о-д-ъ-ё-м! Р-а-з, д-в-а, т-р-и, не успеваем. О-т-б-о-й!»



Тридцать пацанов прыгали в свои кровати и выпрыгивали из них, я, естественно, во второй ярус. Это длилось минут пятнадцать, и это был мой первый отход ко сну в армии. В этом месте я должен сказать о двух святых вещах в Советской Армии: во-первых, это сон, во-вторых, еда. Стройбатовская еда – это отдельная тема для разговора, мы обязательно её коснёмся. А сейчас о сне. «Солдат спит – служба идёт». Фраза эта знакома многим, но не все знают, как она работает. Могу вам сказать, что ещё год после возвращения из армии я засыпал в любом транспортном средстве, и не важно было, на полчаса или на 5 минут. Это связано с тем, что на службе я спал везде: в бортовой машине, которая везла нас на объект и с объекта, в попутках, когда я был нормировщиком, стоя, сидя, лёжа – не имело значения… Однако в первые две недели я практически не спал – и это была сознательная «китайская» пытка. А чего, собственно, ожидать интеллигенту после института в стройбате?! Командир моего взвода прапорщик Колесников невзлюбил меня сразу. Это был довольно симпатичный мужчина 30-ти лет с коротко подстриженными усиками и язвительно-циничным выражением лица. В первый же день перед строем он заявил: «У нас тут появились сильно грамотные». Дальше – веселее. Как только он заступил дежурным по роте, я был поднят с кровати и, стоя в одном белье, учил обязанности солдата. Смысл, как вы понимаете, был не в этих обязанностях, а чтобы я пару часов не поспал. Через день он всунул меня дневальным по роте. У меня есть такая черта характера: всё, за что берусь, делаю хорошо. И несение службы у тумбочки, и чистота в казарме – всё было на хорошем уровне. Но за три часа до смены дежурный по роте сержант Нурумбеков снимает меня с наряда – и через три часа я заступаю по новой уже с сержантом второго взвода Стрицким. Идут вторые сутки без сна. Позже я узнал, что это происки моего прапорщика, он поставил перед сержантами задачу загнобить Малинского. Но я оказался твёрдым орешком. Помните Ильфа и Петрова? «Ночью к нему явилась царица Тамара…» У меня было примерно так же, но мне явились стихи. Во вторую подряд бессонную ночь на тумбочке под мелодию рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» явились стихи:

Мимо проходят и беды, и радости,В окнах вагонных мелькают года.Нам ещё рано думать о старости,Но и о ней нужно помнить всегда.Пусть всё в жизни прекрасно —Рано иль поздно придёт седина.Вспомни каждый свой праздник,Каждую каплю хмельного вина.Мы научились страдать и надеяться,Вечно любить, забывать навсегда.Жизни корабль пошёл на снижение —Скоро посадка, не знаем, куда…Пусть всё в жизни прекрасно —Рано иль поздно придёт седина.Вспомни каждый свой праздник,Каждую каплю хмельного вина.

Для 21-летнего парня это было круто. Вскоре чёрная полоса сменилась белой. То ли прапор понял, что так ничего не добьётся, то ли командир роты сказал ему «пару ласковых», а у него на меня были свои виды. В общем, жизнь входила в более или менее нормальное русло. Человек – существо социальное и всегда ищет контакты с окружающими, в армейском замкнутом мире это особенно важно. Должен быть кто-то, на кого можно опереться и с кем можно поделиться. Первое время все такие братства и группировки собирались по принципам землячества или национальности. При беглом рассмотрении этого вопроса с обеими позициями у меня было не очень. В роте нас, херсонцев, оказалось четверо: Саня Скакун – 27-летний такой себе «бравый солдат Швейк», после физмата, как и я, держался он несколько отстранённо, да и его особо никто не трогал; сержант 3-го взвода Витя Богомольников, познакомились мы сразу, но первое время он всё же был сержантом; Игорь Кваша – мутная личность, о его «подвигах» будет дальше; ну и, собственно, я. Других представителей Украины в нашей роте не было. Что же касается наций и народностей, стройбат бил все рекорды – только в нашем батальоне их было 55! Конкретно в роте – около пятнадцати: узбеки, киргизы, казахи, латыши, армяне, русские… Я – эксклюзивный, в одном экземпляре. Интересный случай произошёл на второй день службы. Рота, как обычно, неслась на ІІІ этаж в казарму исключительно бегом. Перед лестничной клеткой между вторым и третьим этажами скорость значительно уменьшалась. Подняв глаза, я увидел стоявшего посреди потока новобранцев большого, двухметрового смуглого парня с орлиным носом, он был, как скала, которую обтекает бурный поток. Воин всматривался в лица, как бы ища кого-то. Когда он увидел меня, глаза у него вспыхнули. Положив руку мне на плечо, он спросил: «Ты кто по нации?» «Еврей». «Слава богу, ещё один. Я Кешок Ягудаев из Пятигорска». Кешок относился к этнической группе так называемых горских евреев, которые проживали на Северном Кавказе. Он был из 2-й роты, на год старшего призыва и весьма авторитетным. Вплоть до его дембеля мы с ним дружили, когда приезжали мои родители на присягу, я его звал посидеть с нами. Несмотря на размеры, он был очень добрым, стеснительным парнем. Один раз очень помог мне.

Ну а дружба, как говорится, сама себе дорогу проложит, и всё будет так, как оно должно быть. С первых дней мы нашли друг друга, причём в одном отделении: Саша Казюпа и Толик Малёванный из Невинномысска Ставропольского края. Ребята были весёлые, с прекрасным чувством юмора, в общем, наши люди. Толик с самого начала был назначен каптёрщиком и пробыл им почти до конца службы. Каптёрщик в армии – большой человек, на мой взгляд, один из главных людей в роте, включая и офицеров с прапорщиками. Это, конечно, если голова на плечах есть, а у Толика она была. Где-то так через неделю после начала службы Толик подошёл после отбоя и сказал, чтобы я не засыпал. Через часик мы втроём отправились в каптёрку и перекусили «чем бог послал» – Толик был хранителем многочисленных посылок и имел свою долю за хранение. Кстати, если бы не он, то получателям посылок не досталось бы вообще ничего. Пару раз наблюдал, как бойцы, получив на КПП посылки в выходной день, когда все были в роте, заносили их в казарму. Дальше рассказывать? В лучшем случае хозяину посылки доставалась пачка сигарет без фильтра и несколько шариков твёрдого солёного козьего сыра. Это стройбат, ребята! В дальнейшем кто был попроворнее, получал посылки на гражданских, ведь все работали на каких-то объектах вне части.

После долгоиграющей пластинки двух подряд нарядов по роте я, наконец, выспался, но уже на следующий день перед вечерней поверкой меня вызвал командир роты капитан Зайцев.

– Игорь, ты у нас – самый грамотный, нужно заполнить книгу роты красивым почерком. На построение не иди и после отбоя останься, попиши.

На страницу:
2 из 4