
Полная версия
Конан и Слуга Золота
Он прекрасно понимал состояние своего «султанчика», как он теперь его про себя называл. В который раз он поражался, по какому праву такое ничтожество, не видящее дальше своего пуза, занимает свой роскошный трон. И вот такой жалкий червяк, ничтожество, не владеющее даже своими нервами – вершит судьбы сотен тысяч людишек своей страны!
Ну, ничего. Со временем, когда Хаттаф подомнёт под себя войска, полицию и торговлю, он сможет устроить так, что…
Впрочем, ещё рано об этом. Вначале надо разобраться с визирем, и наиболее строптивыми придворными… А этот… Проблемы не представляет. Пусть пока посидит. А, может, стоит и оставить его там, на троне – марионетка нужна не только монстру.
Хаттаф и сам не заметил, как постепенно подпал под влияние советов и наставлений своей нынешней амбициозной любовницы. Впрочем – посеянные ею семена пали на вполне подготовленную почву его непомерного честолюбия.
Разве не об этом он мечтал? Власть… Власть над Турфаном! А, может, и не только… И – реальная власть.
Власть, даруемая только ЗОЛОТОМ!
Что ему этот жалкий султанат? Нет, с такими ресурсами, которые вскоре окажутся в его распоряжении… О! Можно создать целую империю! Можно нанять воинов хоть из Вендии, хоть из Кхатая!
Аргос, Шем – все это маленькие, жалкие ступеньки, по которым он сможет… О!..
Нет, Лавину он пока оставит. Но потом, когда через несколько месяцев она отработает своё, ему придётся выходить на качественно другой уровень – быть может, сочетаться с какой-нибудь принцессой династическим браком, или… Вот тогда ему и нужна будет полная свобода и не нужны будут никакие порочащие биографию связи! Правда, само-собой, терпеть дольше нескольких месяцев советы и указания властной и зловредной женщины он не собирается! Да ещё такой старой и некрасивой.
Признаться самому себе в том, что он в своих действиях и мечтах подпал под влияние более зрелой и амбициозной женщины, которая искусной рукой теперь направляет его действия и даже помыслы, молодой вельможа просто-напросто не имел мужества. Поэтому осознание того, что он в любой момент может отделаться от присосавшейся к нему пиявки, было жизненно необходимо: оно позволяло самооценке новоиспечённого бека оставаться на достойном уровне.
Впрочем, разве так было или будет, не во все века? Кто может уверенно сказать – кто же реально правит миром, или страной, или какой-либо организацией, ну,или, наконец, отдельным человеком – он сам…Или – его жена?
Мысли Хаттафа вновь вернулись к более насущным проблемам. К монстру. Кстати, самого монстра, подспудными усилиями всё той же руководящей им воли, он считал теперь чуть ли не средством, с помощью которого он захватит всю полноту власти, и добьётся всего, что наметил себе.
Вот именно. Он – Он! – наметил. Себе. У него впереди вся жизнь! Перспективы. Сила. Богатство. Ну, и, естественно, власть. И не власть – а ВЛАСТЬ!!!
Поэтому он, окончив доклад, поклонился с некоей даже брезгливостью, и не испросив, как было положено по этикету, разрешения, хоть всё ещё пятясь, удалился. Жалкий «султанчик» сразу исчез из его мыслей. Ему предстояла хлопотная ночь. Но он не зря поработал – всё должно пройти как надо.
Хаттаф усмехнулся про себя: вполголоса (Ну как же! Уши в стенах!)рассказывая о предстоящем жертвоприношении, он, как всегда, был крайне сдержан и всё что можно и нельзя – завуалировал… Ничего. Он знал, что остальное доделает воображение!
Уж собеседник-то понимал, о чём всё-таки идёт речь!.. Он сам почти и не думал теперь о том, что их могут услышать – ему было наплевать. А вот султанчик всё ещё переживает, бедняга – даже просит стоять поближе, так, чтобы было слышно только ему… Странно,что ему вообще нужен такой отчёт. Но ничего, Хаттаф с удовольствием сделает его: хотя бы, чтоб убедиться самому ещё раз: ничто не забыто.
Похоже, Боташ смирился с ним. И с его самостоятельностью. Проглотил нарушения этикета… А скорее, просто не обратил внимания – старичок слишком боится предстоящей ночи. Похоже, даже больше, чем сам Хаттаф. Ха-ха.
Когда роскошные створки тронного зала отделили его от султана, Советник по особым поручениям не вздохнул с облегчением, как когда-то – ему казалось теперь, что это было годы назад! – а гордо прошествовал мимо застывшей по стойке «смирно» охраны, хорошо ощущая свои силы и возможности.
Ни Боташ, ни его самоуверенный новый фаворит не обратили внимания на свежую маленькую дырочку во вновь повешенном на стену потрёпанном гобелене из Бритунии со странным названием «Торжество единорога». Как и глаза в нём. А если бы султану пришлосо в голову теперь сорвать полотно со стены, он обнаружил бы не дырочку – а дырищу, с пристроенным воронкообразным рупором для усиления любого шёпота…
***
Стащив своего старого знакомого вниз, Конан привёл его в чувство с помощью ведра воды, за которым ему пришлось сходить на кухню.
Два перепуганных глаза, заморгав, вытаращились на киммерийца. Конан вынул кляп. Пленник даже не пытался кричать, чем подтвердил свою редкую понятливость, и, в отличии от заносчивых горцев, готовность к сотрудничеству.
Пристально посмотрев на него, отработанным «злобным» взором, и убедившись, что его слушают и понимают, варвар спросил, указав рукой:
– Куда ведёт этот ход?
– Во дворец султана! – в правдивости ответа сомневаться не приходилось. Не в пещеры же Мардука носили пленниц!
– Где женщины, которые были здесь?
– Там… Во дворце, наверное… Я не знаю. Нет, я правда не знаю! Их всегда забирают и уносят только личные телохранители Хаттаф-бека! Горцы. Они же и охраняют всегда этот ход! Нам с ними даже запрещено разговаривать…
– И где сейчас остальные телохранители, и сам… Хаттаф-бек?
– Ну… Тоже, наверное, там, во дворце!
– Когда же он вернётся сюда?
– Теперь только завтра! А, может, и послезавтра… А телохранители точно завтра.
– А как же осведомители, шпионы?
– А, эти… Нет, теперь они появятся не раньше, чем через неделю – придут за авансом, и принесут новые сведения… А расчёт за эту пар… э-э… за этих женщин они уже получили! – даже в тоне стражника сквозило презрение.
Очевидно, в организации почтенного советника была чёткая иерархия, и строгое разделение труда. Наиболее грязная и гнусная работа – наёмникам, информация по кандидатурам и наводка – со спецагента (недобрая ей память!), охрана организации – стражникам, самая же ответственная, секретная, часть – доверенным приближённым. Наверное, из родового клана Хаттаф-бека.
Что ж. Это разумно. Каждый знает ровно столько, сколько ему положено.
Повара и слуги не знают ничего. А в тонкости и суть посвящён лишь сам организатор – Хаттаф-бек, и, вероятнее всего, его любовница. Похоже, ей-то удалось приятно совместить работу с хобби… Кстати, учитывая её характер – интересно, расстроится ли шеф, узнав о её судьбе?..
Вот ему точно жаль, что не удалось лично побеседовать или расквитаться. У кого теперь узнать, где именно в подземельях дворца происходят дьявольские обряды и жертвоприношения? В том, что они-таки происходят, варвар теперь не сомневался, считая версию Шеймоса вполне логичной, и инстинктивно чуя смертельную опасность, нависшую грозовой тучей над любимой женщиной.
Задав на всякий случай своему спелёнутому, словно младенец, пленнику ещё пару вопросов, и убедившись, что дальше охраны особняка его знания не распространяются, Конан понял, что нужды в пленнике больше нет. Можно, значит, свидетеля убирать.
Но убивать беззащитного, пусть и врага,было не в правилах киммерийца. Хотя в бою он разил без пощады, пленника убить у него не поднималась рука. С другой строны, и отпускать его сейчас никак нельзя. Никто не должен предупредить негодяев! Что возмездие уже движется к ним. В виде могучей северной боевой машины.
Поэтому Конан затолкал кляп обратно в рот сардара понадёжней, проверил узлы на руках и ногах, и оттащил в одну из комнат первого этажа.
Осмотр подвалов больше ничего полезного не дал.
Вернулся Ринат, оставивший своих людей у входной двери. Он подтвердил то, что варвар и так знал: в доме больше никого нет.
– Заведи всех твоих вовнутрь. Двое-трое пусть стерегут дверь. Остальные – этот подземный ход. Ждите меня три часа. Если за это время кто-нибудь попытается войти через парадное – впускайте, и вяжите. Если сможете. Если нет – убивайте без пощады! Честные люди в этот дом не заходят! А, да. Сардара, который вон там – не трогайте.
Теперь об этом туннеле: если из него, – Конан указал на чёрное отверстие за косяком люка, – кто-то, кроме меня будет пытаться выйти – тоже убивайте! Но – только мужчин! Женщин лишь связывать и затыкать рты! Потом, когда через три часа будете отсюда уходить, заберёте их с собой, и доставите… Э-э… нанимателю.
Ну а если за эти три часа ни я, ни женщины, ни вообще кто-либо, отсюда не появится, можете считать работу выполненной, и убираться из этого дома. Главное – сами в этот лаз не суйтесь: можете сделать хуже и мне и себе! И дольше трёх часов не ждите – а то у них смена. Всё понятно?
– Да, Конан! Одно только объясни: на черта нашему… нанимателю эти женщины? И что делать с ними потом?
– Хм… Честно говоря, не знаю. Просто может случиться так, что я буду прикрывать бегство оттуда нескольких женщин. Конечно, если мне удастся до них добраться, и они… будут ещё живы.
Как там что получится – я не знаю. Но если женщины выйдут, вы должны сохранить их живыми! Пусть этот старый… ваш начальник, или наниматель сам с ними разберётся. Если, конечно, я не вернусь! Вообще-то в этом случае дня через два их можно просто отпустить, или отослать из города.
– Ладно, я понял. Лучше возвращайся сам! Ну, удачи тебе! – на суровом загорелом дочерна лице Рината проступила открытая широкая улыбка.
Конан крепко пожал протянутую руку, улыбнувшись молчаливому и невозмутимо справлявшемуся с любой работой, командиру таких неотёсанных и грубых с виду, но таких надёжных и хватких в деле головорезов.
Да, с Ринатом и его людьми было просто и удобно работать. Киммериец подумал, что если когда придётся набирать себе команду, или отряд, вот таких ему и надо: страшных и неприветливых снаружи, но надёжных, молчаливых, крепких и смелых. Готовых сражаться плечом к плечу с друзьями, как бы там не сложилось, до самого конца.
Впрочем, о чём это он? Ведь он – волк-одиночка! Привык во всём полагаться только… Хотя… Есть свои плюсы и в действиях командой! И возможностей больше. И добычу можно захватить – покрупней. И отбить, если что, даже защищённую… Ладно, позже!
Чувствуя странную лёгкую грусть, и смутно надеясь, что они ещё встретятся, Конан кивнул головой, и произнёс:
– Спасибо! И вам того же! – поправив пояс, снова полностью укомплектованный, и проверив меч, торчащий в удобных ножнах за спиной, он повернулся к люку.
Бесшумно и осторожно, с факелом в одной руке, и связкой ключей в другой, он скрылся из глаз. Ринат пододвинул табурет, и сел у люка, положив на колени арбалет…
Киммериец, внимательно вглядываясь и прислушиваясь, двигался по ещё пахнущему свежей землёй полого уходящему вниз туннелю. В непроглядном даже для его зрения мраке впереди различить пока ничего не удавалось. Сводчатый потолок был сырам, как и стены, по которым сочились тощенькие струйки воды, и на полу было мокро – следы от сапогов выделялись чётко. Да, похорже, пару часов назад здесь кого-то несли: подошвы сильнее, чем от обычного веса мужчины, впечатаны в глину. А вот здесь отлично видно, как кто-то один прошёл. Уже потом, после того, или тех, кто нёс женщину…
Назад Конан не оглядывался – он знал, что тыл у него прикрыт надёжно.
До полуночи, по его прикидкам, оставалось ещё часа полтора. Он должен успеть.
На то он и Конан.
Часть 2.
От омерзения Каринэ стошнило, и теперь едкий запах рвоты примешивался к сладковато-приторному запаху – крови, и удушливому – страха и пота.
Сейчас, за полчаса покончив с женщиной, имени которой они так и не узнали, и переработав её тело в золотую кашицу – теперь-то Каринэ понимала, что означают эти аккуратные пирамидальные кучки вдоль стен!!! – чудище своим ужасным языком гладило Ригину по лицу, явственно наслаждаясь беспомощностью жертвы, загнанной в угол: её дикими криками и ужасом в глазах.
Слёзы, дрожь, что сотрясала ужасными спазмами тело несчастной и её жалобные мольбы вперемежку с ужасными проклятьями, явно доставляли страшилищу массу удовольствия. Оно гнусно улыбалось, если можно так назвать выражение на его нечеловеческой роже.
Каринэ, оказавшаяся пока вне поля зрения монстра, и понимая, что помощи ждать неоткуда, подобрала один из оставшихся целым клинков с роскошно отделанной рубинами и сапфирами рукояткой, спрятав его за спину, и двигалась бесшумно.
Ей было ясно, что их всех ждёт один конец – быть переработанными магической утробой в жалкую и безмолвную кучку драгоценного золотого помёта!
Она предпочла бы смерть такой судьбе, но, похоже, монстр прекрасно сожрал бы и труп. Причём – с тем же результатом… Кончина первой его жертвы была ужасной! Ригина билась в истерике, так, впрочем, на свою беду и не потеряв сознания. Каринэ же досмотрела до самого конца процесс неторопливого поедания… А монстр ещё поглядывал – то на неё, то на Ригину…
Ощущая, что терять нечего, она собиралась теперь дорого продать свою жизнь – сидеть и ждать сложа руки было не в её правилах!
Прокравшись вдоль шершавого бока массивной туши, она что было сил рубанула, вложив, как учили в далёком детстве, в удар энергию от напрягшихся мышц живота и кистей, по тошнотворно блестящему от крови и слюны языку!
Добрых шесть футов розово-жёлтой плоти, противно, словно обезглавленная змея, извиваясь, упало к ногам Ригины. Та пронзительно завизжала, содрогнувшись всем телом.
Но злобный утробный рёв монстра перекрыл этот визг!
Он был такой силы, что Каринэ показалось, что её барабанные перепонки вот-вот лопнут. Отбросив ятаган, она закрыла уши руками, а затем и упала на колени, закрыв глаза, и чувствуя, как падают камни со сводов подземелья. Кажется, она потеряла сознание.
Очнувшись, Каринэ увидела прямо перед своим лицом горящие глаза и страшные белые зубы.
Пасть с обрубком двигалась, челюсти открывались и закрывались. Кажется, монстр что-то говорил ей. Но в ушах ещё словно было забито ватой, и в голове стоял страшный гул. Обхватив себя руками за голову, она поднялась, пошатываясь, на колени, но дальше не смогла – жутко кружилась голова, и перед глазами плыли цветные круги…
Растирая виски руками, она отвернулась от внимательных и злых глаз, и потрясла головой. Глубоко вздохнула. Стала дышать равномерно и правильно – животом, как учили, казалось, миллионы лет назад за миллионы миль отсюда. Где-то там, в другой, реальной, жизни… Головокружение стало поменьше. Да, так получше, но нужно снова сесть – хоть прямо на пол. Да, сидит она вполне устойчиво.
Как сквозь толстый войлок до неё доносилось яростное и не слишком разборчивое бормотание: «Бу-бу-бу!» Затем это бормотание распалось на отдельные слова:
– … с-сука! Ты у мея поучишь спойна! Смейть твоя будэт ужасна! Огонь выжжет твои с…ные потъоха! Живот взойвется, словно бурдюк с деймом! А, ты всё ещё нэ слышишь… Ничэго, попозже я повтою ещё! Ты дойжна знать, какая кончина тебя ждёт!
Отойдя от Каринэ, и злобно сверкнув на неё глазом, таким же сумасшедшим, как и у первой жертвы, чудище подошло ко вновь потерявшей сознание Ригине. Словно издеваясь, оно вновь глянуло на бессильно облокотившуюся на каменную стену Каринэ, убедилось, что та смотрит, и подняв с полу бедную Ригину за ногу, принялось медленно, и со смаком, жевать.
***
Коридор кончился несколькими ступенями и прочной дверью, к которым у Хаттаф-бека была просто какая-то страсть.
Она оказалась заперта на очередной хитрый замок. То есть, возможно, для кого-то он и был хитрым, но не для варвара – профессионального вора, да ещё с ключами в руках. С первого взгляда определив нужный ключ, он вставил его, и уже не боясь нашуметь, отомкнул замок. Торопиться же его подгоняло всё нарастающее ощущение опасности. Это чувство никогда его не подводило – что-то определённо страшное происходило сейчас с его Каринэ!
Поэтому он смело распахнул дверь. И нос к носу столкнулся с двумя злыми и державшими оружие наготове сардарами. Знакомый «горский» оскал он узнал сразу же. Да и явно эти были посильней «обычных» сардаров, и посноровистей: первый смог увернуться от брошенного варваром кинжала, второй же так ткнул копьём, что уже сам Конан еле увернулся!
Перехватив толстое копьё за древко, киммериец сильно потянул на себя, и когда сардар инстинктивно попытался его удержать – большая ошибка! – и подался из-за этого вперёд, мощным и резким ударом ноги варвар попал ему в лицо, вроде, даже, выбив глаз. Во-всяком случае, горец за него схватился, откинулся к стене, и завыл, вперемежку с ругательствами, на какое-то время выбыв из игры.
С его напарником Конану пришлось повозиться, но на его стороне было преимущество манёвра: с длинным и тяжёлым копьём развернуться в тёмном и тесном коридоре подземелья было трудно. К тому времени, как его враг осознал это и схватился, наконец, за клинок, отбросив неудобную деревяшку, было поздновато – из трёх широких ран на руках и груди обильно текла кровь, ослабляя сардара, и ухудшая его и так уступавшую подвижному, словно ртуть, варвару, реакцию.
Слабенькая сабля, впрочем, почти тут же разлетелась на куски под несокрушимой сталью великолепного хайбарского меча, и его лезвие развалило на две неравные части шлем и голову горца, словно спелый арбуз.
Одноглазый, метнув в Конана свой кинжал, и промахнувшись, попытался сбежать, почему-то прихрамывая, и всё ещё даржась за глазницу. В планы киммерийца это не входило: уж он-то не промахнулся.
Снова обтерев об одежду убитых такие полезные и ухватистые кинжалы, Конан вновь вернул их в ножны пояса. Затем снял со стены горящий факел взамен того, что пришлось кинуть в сердитых горцев, и который, конечно, потух, разбившись о грудной панцирь.
Он осмотрелся. Никто на шум не прибежал. Тогда, чутко вслушиваясь и вглядываясь в темноту впереди, он двинулся дальше – исследовать подземные лабиринты дворца султана Боташа восьмого, жалея лишь об одном: на камнях следов не видно!
***
Рёв, от которого задрожал пол и в ужасе стали оглядываться по сторонам его личные, закалённые и проверенные десятками битв, телохранители, привёл Хаттаф-бека в некое замешательство. Раньше Хозяин никогда так не ревел! Может – упаси Мирта! – он недоволен?! Тогда Хаттаф-беку несдобровать!
В замешательстве он замялся на несколько секунд. Но всё же решился.
Со страхом в душе покинув роскошные апартаменты, выделенные для него Боташем во дворце, Хаттаф-бек в сопровождении двух лучших своих людей стал быстро спускаться в подземелье. Мысли его вновь оказались охвачены простым животным ужасом. От того, что он пережил несколько месяцев назад, его отделяло, оказывается, не так уж много! Что стоят все его амбиции перед гневом монстра?!
Никогда ещё все эти коридоры и двести ступеней спуска не казались ему столь длинным и тяжёлым путём!
В каменных катакомбах было нежарко, но Хаттаф-бек обливался липким потом. Что же он недоглядел? Что пошло не так? Ох, тяжко быть рабом!
Но – Неграл с ним – пусть рабом! Лишь бы – живым рабом!
***
Первый ход, ведущий вниз, пришлось отвергнуть – на его полу лежал толстый слой пыли, и он явно никем давно не использовался. Извилистый коридор вёл киммерийца его дальше. Со вторым опускающимся вниз коридором было не лучше – запах, а затем и зрелище ручья с нечистотами показали киммерийцу, что он в сточном коллекторе. К тому же эти два спуска никто не охранял. Значит, нужно искать в других местах.
И побыстрее.
Конан с факелом в руке и мечом наготове, быстро и бесшумно крался по бесконечным узким и широким коридорам и переходам, спускаясь и поднимаясь по каменным ступеням, мимо вентиляционных узких шахт, трещин в серо-чёрной скале, проходя сквозь узкие – только протиснуться! – или широкие – потолка сверху не видно! – ходы природной или доработанной людьми огромной пещеры. Боташам очень повезло: такого лабиринта для чёрных дел не было и у некоторых волшебников, с которыми киммериец уже имел несчастье сталкиваться.
Иногда ему попадались запертые, или незапертые, а то и просто распахнутые настежь двери каких-то казематов, но всё это неизменно оказывалось не тем, что он искал.
Вот чёрт, как же этот сволочь Хаттаф-бек сам здесь находит дорогу?! Или Конан пропустил какой-то секретный лаз? Да и вообще, где люди? Где какие-нибудь часовые, у которых можно было бы выпытать дорогу?! Почему такое огромное пространство никак не используется?! Или… все боятся?
Боятся того, что обитает здесь? Боятся, и не смеют тревожить?
Конан чуть ли не бегом двигался теперь по проходам и лестницам, проскакивая залы и комнаты, и полагаясь только на инстинкт. Считать повороты и запоминать приметы оказалось невозможно: их было слишком много, и теперь он полагался только на свои чувства и подсознание.
Поэтому он и сам не заметил, как попал в огромную… подземную темницу.
Дремавших здесь под чадящим факелом двух придурков он легко обезвредил – они были не чета крепким и шустрым, молодым и ретивым воинам Хаттаф-бека.
Затем ключами, оказавшимся на поясе одного из стражей, он отомкнул замки тяжёлой решётки, перекрывавшей длинный тёмный коридор, уходящий, казалось, в бесконечность, что, впрочем, оказалось недалеко от истины. Где его конец, киммериец так и не узнал. Начав отпирать и осматривать камеры, расположенные по обе стороны прохода, он быстро убедился, что здесь нет никаких женщин, а заключены лишь несчастные, полуживые и больные бедняги, жалобно стонущие и щурящиеся, но пытающиеся передвигаться к свету, к свободе.
Понять, что он невольно принёс им свободу – по-крайней мере, возможность попытаться освободиться – эти едва живые мужчины могли по крепким солёным ругательствам и вопросам варвара, всё ещё надеящегося найти или добраться до женщин.
Когда несколько наиболее «шустрых» доходяг вылезли в коридор, Конан просто отдал ключи самому здоровому и порядочному на вид, велев отпирать все остальные камеры, и повыпускать всех сотоварищей. По его соображениям выходило, если даже человек простой убийца, он и заслуживает простой и быстрой смерти на плахе, а не мучительного угасания от цинги, сырости и голода во мраке вечной ночи.
Кроме того,у него мелькнула мысль, что чем больше переполоху под дворцом наделают эти несчастные, тем легче будет ему самому – они отвлекут на себя часть воинов Хаттаф-бека и султана. Поэтому он даже оставил несчастным штук пять своих кинжалов и постарался, как мог, объяснить, как покинуть проклятое подземелье.
Сомнительно, конечно, что ослабшие бедняги смогут спастись все. Но даже если сбежит хоть часть – и то неплохо. Времени у них в распоряжении имелось не так много – Ринат со своими покинет дом советника часа через два, а смена свежих охранников придёт из казармы через три. В этот промежуток им и надо угодить. Пока он объяснял, куда идти и что делать, коридор заполнился довольно солидной толпой.
Наудачу он спросил, стараясь перекрыть неизбежный гул голосов:
– Послушайте! Кто-нибудь знает, где здесь, в подземельи, самое охраняемое место? В смысле, то, которым султан дорожит сейчас сильнее всего?
Толпа притихла. Обросшие и чумазые лица некоторое время переглядывались. Затем вперёд кое-как протиснулся один из скрюченных застарелым радикулитом узников – совсем старик на вид. Он еле ковылял, и что-то говорил, но так тихо, что даже чуткое ухо варвара ничего не улавливало. Старик раздражённо махнул киммерийцу рукой, приглашая нагнуться пониже. Конан, долго не думая, рявкнул: «Тихо!», и поспешил приблизиться к ветерану катакомб. Тот постарался как-то распрямиться.
– Самое охраняемое здесь место – сокровищница! – прошамкал беззубый рот, – Но она под другим крылом дворца. Тебе придётся вернуться назад, и подняться почти к поверхности, чтобы попасть туда. Наша темница находится под северным крылом, а тебе нужно южное. Значит, смотри: отсюда двинешься по этому коридору, через минуту окажешься в комнате с четырьмя галереями.
Пойдёшь по второй слева и сначала окажешься почти наверху. Оттуда… – старик очень подробно и понятно обрисовал весь маршрут движения до южного крыла, а в конце добавил, – Последнюю часть тебе придётся проползти по старому сточному коллектору, так как вход в секретный каземат усиленно охраняется – там обычно человек десять. А труба с дерьмом, может, и не совсем удобна, зато безопасна и гораздо короче секретного туннеля. Я думаю, такой молодой здоровяк, как ты, минут за пятнадцать доберётся! – седой и грязный старец подумал, и добавил. – Поторопись! После полуночи обычно уже всё бывает кончено!