Путевой дневник. Том 1. Хозяйка демонов

– Выспался?

– Ага… – протянул я заколдованным голосом.

Лишь через пару мгновений осознал, что ответил на чей-то вопрос. Обернувшись, я увидел позади Металлию, отмытую от дорожной грязи, прихорошившуюся и надевшую свежие наряды – привычный тёмный камзол и штаны, сверху прикрытые любимым чешуйчатым пальто. В руках она держала большой пузатый кувшинчик с узким, длинным горлышком, таким, через который удобно пить.

Дрейк подошла, а потом присела на кромку террасы, так близко ко мне, как я того и желал в своих мечтаниях, и заговорила спокойным, тягучим голосом:

– Сегодня у аранов великий праздник – ночь Ате́н Ау́м, богини крови и луны – покровительницы и повелительницы всех вампиров. В этот день им не дозволяется обронить и слова, своего рода «немое почитание», дань кровавому божеству. Лишь верховная жрица (у вампиров ей по совместительству является владычица кланов), имеет право произнести молитву и вознести жертву Атен – собственную драгоценную кровь. Вода её обитель. Поскольку Мина оторвана от своей семьи, она устроила такой маленький личный ритуал. Полагаю, в Дэле Луны-оборотня её место заняла сестра.

Металлия говорила, и речь её лилась, как вскоре польётся вино из тонкого горлышка кувшина.

– Что такого совершила Мина? Почему её выслали? – печально спросил я.

– Один непростительный проступок, отвратительный, по мнению её высокочтимой семьи и всех знатных кланов аранских. Теперь она тоже Ин’юр. Отверженная роднёй и собственным происхождением, но всё же самая благородная из имеющихся аранских дам, – проговорила госпожа, и я окончательно поник.

– Что же это за проступок?

– Ну этого я тебе не скажу! – усмехнулась Металлия, поиграв бровями.

Аман-Тар не доверят мне своё прошлое, потому что я не верю ей сейчас? Но я верю!

На этих словах Металлия протянула мне кувшин. Я недоверчиво принюхался к содержимому, опасаясь, что вместо сладкого вина в сосуде окажется слишком крепкий, горький напиток. Но пахло именно вином. Приятно.

Металлия ухмыльнулась, и я неожиданно понял, что вновь «отличился» подозрением и недоверием.

Направил горлышко себе в рот. И на вкус приятно… давно я вина не пил, с тех пор, как мы покинули Норвагорна.

Дрейк закурила трубку и произнесла:

– Ну, теперь сочинишь об Эву Костяном Пальце славную песнь? Прочтёшь её с упоением звёздам? Или что ты там пишешь в своих дневниках?

Я замялся.

– Я ничего не пишу, – туманно отозвался спустя недолгое время. – По привычке топлю вину в вине, как ты приметила. Металлия, прости меня, ты из-за меня пострадала. Из-за моей глупости, наивности…

– О, замолчи! – она махнула на меня рукой и вытянула кувшин обратно. – Что со мной будет? Мне не нужны защитники, я, кажется, упоминала это. Приключилось небольшое… приключение…

Она отпила из горлышка и вернула сосуд более преданному поклоннику. Мне.

– Кто бы мог подумать… – прошептал я, – что костяным пальцем Эву руководит Нэр Ялль. Что теперь с ней будет?

– Имена проклятых попраны и преданы забвению, – самодовольно изрекла госпожа, улыбаясь. Являя мне очередную присказку лунгов.

– Я вот всё думаю… – принял решение зайти издалека, – не верю, что этой девице было семнадцать, но она немногим старше меня. Что теперь будет с её семейством? Это отразится на них тёмным пятном? Как поступок Мины? Кто-то потерял собственного ребёнка, и даже погрести его не сможет по правилам и обычаям, давая душе право на вход в счастливую загробную жизнь. Так кто же заплатил бо́льшую цену? Преступница или же её родня?

Металлия сочувственно положила руку мне на спину и проговорила:

– А как твоё семейство? Как они без тебя поживают в Империи? Не скучают ли, не вспоминают денно и нощно блудного сына?

Я скрестил руки на груди и хмыкнул.

– Моё семейство… дед мой был хорошо знаком со Старым Императором, но даже тот не сумел купить ему новых предков и благородную кровь. Это решило всё для нашей семьи. Дед жил долго, очень долго. После ста дести лет мы перестали считать. Но смерть пришла и за ним, отнимая все почести, имения, наделы, деньги. Ведь те передаются лишь по знатному роду. Отец и сам немалого добился, у него двое сыновей. Я и мой брат, что на двадцать лет меня старше, у которого уже семеро сыновей. Те малые земли, что остались у отца, разойдутся племянникам. Мне ничего не достанется. Да мне ничего и не нужно, только небольшой домик в Лемне… Мать родила меня, когда ей было сорок. Отцу так вообще пятьдесят пять. На меня они не рассчитывали, а появление сочли за божественный знак и вмешательство Всевышних. Матушка даже некой имперской награды удостоилась за такие труды. Теперь живут вдвоём мирной жизнью в небольшой деревушке Сырая Корчма, в имении Зелёных Холмов.

– Да в тебе течёт сатари́йская кровь, не иначе, – загадочно выдала Металлия. – А та, что ждёт тебя? Она тебе не семья? Твоя суженая?

– Ссуженная, а не суженая, – усмехнулся я. – Она – дочь старинного отцовского приятеля, те определили нас в супруги друг другу ещё в детстве. Дамала бегала за мной по всему Лемну, приносила обеды и ужины, поила вином. В одно утро я очнулся в её объятьях, и всё оказалось решено.

– Печально, – Металлия запрокинула голову, устремляя взор на небеса. – Что за печальный удел, иметь столь короткую жизнь и не прожить её с тем, кого выберешь сам?

– А ты? Где твоя семья, моя госпожа? – я изобразил жест почтительности, которому успел обучиться от лунгов, и Аман-Тар рассмеялась.

– Лунгу не понести дитя от другого лунга, только от иных происхождений. Но и на то требуется особое время, и добрая доля удачи. Мы редко вступаем в браки, и почти никогда не вьём родовых гнёзд. В исключительном случае заключаем священные узы, которые не разомкнуть ничем, лишь смертью.

Я усмехнулся и прильнул к горлышку сосуда с вином.

– «Не разомкнуть ничем», – насмешливо повторил. – Ты откуда вышла? Из старой сказки?

– Я не понимаю людей. Что за суровый мир, где честь и достоинство, приличествующие каждому разумному созданию, прослыли сказочными? – негодующие обронила Металлия.

Она попыталась уйти, но я удержал её, взяв за руку. Невинный жест расположения.

– А я не понимаю лунгов, – проговорил ободряющим тоном. – Впрочем, людей не понимаю тоже. Но мы оба знаем часлнат. Разберёмся как-нибудь.

Она насмешливо покачала головой и улыбнулась, подразумевая то, что я – наивный идиот. Что и без указаний госпожи всем в Мирсварине было доподлинно известно.

Мы оба замолчали, продолжая распивать вино.

Я запутался. Размылась та чёткая грань между отдельными понятиями, которая у меня всегда имелась прежде. Теперь уже сам не понимал ни только, во что я верю, и верю ли вообще, но и кто я такой. В Диких Землях всё выглядело по-другому, не так, как в Империи, несмотря на то, что над ними простиралось одно и тоже небо, одни и те же звёзды светили, одни и те же Дион и Цер, связанные поясом. Только наименования отличались.

По сути, что я знал о людях? Будто со многими встречался, помимо собственной многочисленной семьи и работников Палат Славословия? Всё время посвящая ученичеству и знаниям, не имел возможности обзавестись друзьями, даже приятелями. Представления не имел, все ли жители Империи – коварные и бесчестные, любители связей на стороне и поклонники тёмных сторон жизни, или же только большинство из них. В моих мыслях всё выглядело просто и понятно, люди обладали волей, разумом, держали слово и ответ за собственные поступки, и, разумеется, владели почти безграничным, добрым сердцем. Но на проверку всё очутилось иначе. Кажется, сердце лунга куда более чуткое и правдивое, нежели человеческое.

Мне было неудобно, и я не желал пребывать дальше в собственном теле. На бессмертие взглянул с иной стороны, если это цена за то, чтобы прослыть настоящим человеком, со всеми лучшими качествами, то, возможно, не так уж она и завышена.

Лун шесть назад я бы ужаснулся от некоторых нынешних своих слов и поступков. Но сейчас многое кажется мне другим. Дикие Земли изменили меня, или я сам изменился? Или просто открылся настоящим?

Уснул с этой мыслью и спал так сладко, как не спал, кажется, целую вечность.

На утро проснулся вполне довольным и, не побоюсь того, счастливым. Как можно быть счастливым в подобное время? Непозволительная роскошь!

Достойного ответа не нашлось. Хорошо бы запрятать воспоминания о Нэр Ялль куда подальше и никогда не обращаться к ним, даже под страхом пытки, но как тогда поступить со шрамом на левом боку? Его забыть не получится. Вот к чему приводит наивность, но я всегда полагал, что нет ничего плохого в том, чтобы верить в лучшее в людях. Провёл рукой по запёкшейся корке. Перестал ли я верить теперь? Не думаю…

Плотно позавтракав, направился в библиотеку, окрылённый возможностью вновь поработать под её неусыпным наблюдением над своим трудом о Диких Землях, ведь так давно не делал этого, не имея достаточно бумаги и надлежащего положения в пространстве.

Всё чаще меня посещали тревожные мысли о том, а желаю ли я вообще возвращаться в Империю? Сложное решение. С одной стороны, обязательно следует вернуться, и скорей. Ведь Дамала…я взял обязательства на себя, и не могу так просто отвернуться от них, когда те стали неудобными. Чем тогда буду лучше Нэр? Очередное червивое сердце – совсем не то, что требуется Мирсварину. Тут подобного «добра» и без меня в достатке.

Не имея в распоряжении ровным счётом ничего, помимо самого себя, я решил отплатить Аман-Тар преданностью, доверием и всеми лучшими качествами, чтобы убедить её в том, что далеко не все люди всего-навсего ничтожные смертные. Ведь жить с подобным знанием невыносимо, особенно, когда существование длится вечность.

Возвращаться в Ривер-Немм совершенно не хотелось, особенно сейчас, когда я нашёл в Диких Землях нечто такое, что вообще заставило меня пересмотреть всю прежнюю жизнь и события. Нашёл кого-то, кто понимает меня (пусть и не признаётся в этом), кто ценит не моё положение в обществе, имущество или близость к имперскому трону, а то, что люди зовут «душой». Мою наивность, веру в лучшее. Того, кто искренне смеётся над моими дурацкими шутками и нелепыми выходками. Того, кого даже никогда не искал… и с каждым днём надоедливое сердце стучит всё быстрей.

Но вернуться придётся, иначе я стану таким же, как и все прочие жители Мирсварина низкого, людского происхождения.

Подойдя к огромному окну в библиотеке, я опёрся на стекло. Жёлтые, смятые листья. Хмурое серо-синее небо. Скоро осень передаст жезл власти зиме, и всё вокруг занесёт снегом. Колючим, мокрым снегом…

И ведь я действительно прижился здесь! Поразительно! Словно отдалённый, иноземный цветок врос в чужеродную почву. Если подумать, сколько шансов выпадало уйти? И сейчас – я могу просто открыть дверь и выйти. Навсегда.

Так почему же я ещё здесь? Почему я так хочу остаться?

Разве только потому, что быть здесь достаточно удобно? По сути, на мне нет никакой ответственности. Мне не нужно дни напролёт проводить в Палате, не нужно беспокоиться о продвижении по службе, не нужно заботиться о женщине и маленьком ребёнке. Меня бесплатно кормят, поят, развлекают, защищают. В целом, я как жрец. Как духовный служитель. Никакой работы, лишь видимость. Куча свободного времени для любимых занятий.

Как признаться другому в том, в чём даже себе не осмеливаюсь признаться?

– Никогда не видела тебя таким угрюмым.

Я вздрогнул. Увлёкся размышлениями и не заметил, как вошла Мина. Она расположилась на кушетке перед камином, прекрасно выглядящая, наряженная, в роскошных, дорогих платьях и украшениях. Но я смотрел на неё трезвым взором, без следов былого очарования.

– Наверно, задумался… – холодно протянул я.

– Наверно? Не знаешь точно? – насмешливо спросила принцесса, покручивая кольца на тонких пальчиках.

– Как с наружи? Пахнет зимой? – выдал я нечто несуразное, опять уставившись на то, что творилось за пределами замка.

– А ты открой окно, и сам узнаешь.

Мина резко поднялась и направилась твёрдой походкой в мою сторону, стуча каблучками туфелек. Шаг, цок. Два, цок. Три… тоже цок. Тяжёлая ткань платья шуршала, соприкасаясь с каменным полом.

Дойдя до окна, Дамина отодвинула меня в сторону. Потом открыла защёлку, взялась за ручки и лёгким движением распахнула створы. В комнату в тот же миг ворвался холодный ветер, словно злой дух, поджидающий подходящее время. Он растрепал волосы Мины, закружил их в причудливом танце. Я сжался. Действительно пахло зимой. Свежий, морозный воздух. Звенящий.

И раз, и два, и три. Прощай, осень! Я ещё не успел насладиться тобой, а ты уже спешишь покинуть меня.

– Посмотри, Валентор! – неожиданно соучастным голосом объявила Манназ. – Жизнь не кончается на этом. Нужно двигаться дальше, оставляя все несчастья позади. Наступит зима и покажется, что всё умерло. Но ведь мы знаем, что это не так. Просто тяжкое, скудное время, словно неприятное, но проходящее бремя. Валентор, – её глаза были такими влажными, сочными, – я-то знаю, что жизнь не заканчивается на наших переживаниях. Она порой даже после смерти не заканчивается… если посчастливится попасть в теневые, туманные сады Срединного Мира и прогуляться под ручку с Атен.

Ничего не ответил, только хмыкнул. Что может быть надменной принцессе известно о том, что творится у меня на душе? Я подошёл к камину и занял прежнее место Мины.

– Меня беспокоит не то, о чём ты подумала, – недовольно отозвался я.

Она опустилась рядом. Ткань снова зашуршала. Такой приятный звук. Украшения Дамины зазвенели, в знак согласия с убранством.

– Ты не должен ни в чём себя винить, – уверенным тоном изрекла Мина.

– Ну да. Легко говорить тому, кто остаётся непричастным. Да и вообще! Это ведь не твоё дело. Мне не нужна ничья поддержка, тем более жалость. Металлия тебе рассказала? Зачем?! Это моё личное дело! – я сделался очень недовольным, ведь теперь всякая женщина в Эль’Кавре найдёт очередное подтверждение тому, что я – «лопух».

– Ты всё преувеличиваешь. Ты раздуваешь чувства, они надуманные…

– Зачем госпожа тебе рассказала о случившемся?! – недовольно прошипел я.

– О… – издала томный вздох Мина. – Она и не такое готова поведать в обмен на мою драгоценную кровь.

– Твоя кровь её травит, – я злобно сверкнул глазами, начиная подозревать нечто неладное в Манназ.

Я так надеялся, что Аман-Тар избавится за нашу поездку от привязанности к подобного рода «утешениям».

– Да не отравит уж, не бойся! Она же лунг! – рассмеялась принцесса, желая обернуть всё в шутливую упаковку.

Она игриво сверкнула глазками, и положила ледяную руку на моё запястье. По коже пробежалась стайка гадливых мурашек.

– Что ты вообще знаешь, кроме жажды крови? – выдавил, смотря на пол.

– Любовь, например. Госпожа говорила, ты расспрашивал обо мне. Хотел знать, из-за чего я сижу здесь, вдали от семьи, от родины.

Моё сердце заколотилось, как бешенное.

– Думаешь, почему Металлия тебе не рассказала этого? – Манназ продолжала играть собственным голосом, извлекая из него непонятные нотки.

– Не знаю. Не доверяет тайн. Возможно, потому, что они не принадлежат ей. А принадлежат тебе.

Вампирша хмыкнула.

– Тайн? Не тайна это вовсе, а известно всему Мирсварину. Миновало лишь тебя, по счастливой случайности. Однажды я полюбила смертного. Но не такого жалкого, как ты, – надменно усмехнулась она. – Когда-то на просторах Предела проживал сатарийский люд, храбрые, достойные, долгоживущие представители малого происхождения. Я полюбила принца, но для моей семьи он навсегда остался бы «всего лишь недостойным смертным». Мы сбежали, потом ещё приключилось… нечто неприятное, что я всё же имею право умолчать. В общем, так я и запятнала собственную честь. Честь своей правящей семьи, клана, всех вампиров. В итоге оказалась здесь.

Сатарийский люд. Вчера Металлия упомянула, будто во мне течёт их кровь. Из-за долгожительства моего семейства, видимо. Настало время для меня жалеть Мину, но я не смог отдаться этому чувству всецело, увлёкшись идеей «облагорожения» собственного происхождения.

– И мир померк для меня… но ничего не могу с собой поделать, – звучал голос вампирской госпожи где-то на заднем плане. – Похоже, меня тянет к смертным. Теперь вот выкладываю перед тобой все карты, очевидно смертному, в надежде на что? Что мы станем друзьями? Но надолго ли?

Ещё одного бессмертного друга мне не потянуть. Я усмехнулся и презрительно взглянул на Мину со словами:

– Не надо этого делать. Не играй со мной, не пытайся покорить от скуки и сотворить очередного безвольного раба для себя, бессердечной госпожи.

– О, да ты изменился, – загадочно прошептала Мина, дотягиваясь рукой до моего плеча. – Думаешь, что возмужал? Ничего. Моё очарование – самое великое, притягательное и неподдельное среди всех вампиров. Ведь я – воплощённая Атен Аум, Кровавая госпожа. Скоро оно тебя накроет вновь, и ты будешь моим. Рабом или другом, без разницы. Рабским другом.

Тут я гневно подскочил на ноги и принялся угрожающе тыкать пальцем в лицо Мины.

– Что ты вообще знаешь о дружбе? Бездумно растрачиваешь деньги той, которая была милостива к тебе. Отравляешь её своей гнилой, мёртвой кровью!

– Успокойся, – холоднокровно отвечала Манназ. – Это плата за вечность. Дома никто не разделял моего увлечения людьми… но ваше обаяние заключается как раз в смерти. Бессмертные существа скучны и ленивы. Но люди совсем не такие. В вас столько жизни! Столько движения! Постоянные изменения! Вы не лежите на боку, но бегаете, суетитесь, делаете что-то, добиваетесь, ошибаетесь, и снова делаете! Это увлекательно и неплохо развлекает. И всё из-за страха не успеть. Из-за страха смерти. А если боишься моего очарования, то скажу я тебе, что у госпожи имеется одно надёжное лекарство, только вот оно тебя не порадует…

Я не спешил признаваться надменной принцессе, любующейся забавы ради людскими невзгодами и суетой бытия, что лекарство это мне уже доподлинно известно. Я уже обладал им, и вкус новшества меня страшил, но и утешал одновременно.

Отпустив раздражение и гнев, я вернулся на место. Если Мина действительно полюбила кого-то настолько, чтобы ради него отказаться от благ знатного происхождения, от почёта и расположения клана, то, возможно, и в ней имеется нечто хорошее, тщательно запрятанное в гнилую кожуру. То, что разглядела Аман-Тар пророческим взором лунга, и то, что никак не мог узреть я под всем внешним блеском, роскошью и напускным высокомерием. А если госпожа это видит, то я верю ей всецело.

– Никогда не смотрел на собственное происхождение с такой стороны, – спокойно заявил я, сочтя, что, дружба получше вражды и неприязни. – Знаешь, Мина, большинство считает смертность далеко не положительным качеством, но ведь ты права. Именно она делает жизнь столь ценной и значимой.

Вампирша желала и далее играть со мной в игры, я же желал, чтобы на её месте очутилась иная госпожа. Интересно, Манназ догадывается, какая именно?

Почему этого не произошло? Потому, что я назвал при виде звёздных волос Сиринэль неверное имя шутки ради? Всевышние прокляли меня, но почему?

Ах, да, да. Потому, что я не веровал, причастен к двум… нет, к трём убийствам, подвёл друга, лгал без дела. И съел дракона.

– Ну, что, полегчало от откровений? – Мина продолжала упорствовать, строя из себя надменную гадину. – Ощутил прилив сил от обладаний новыми знаниями?

Я всегда любил знания, и всегда любил обладать ими. Но теперь, отчего-то, и они не приносили должной радости, должного облегчения. То, что я хотел знать, никто не мог рассказать мне. Потому решил приступить к изучению хатра.

– Не беспокойся об этом, – отрезал я. – Раз мы теперь с тобой добрые приятели, обречённые томиться в единой темнице, научи меня хатру. И поведай о тех сатарийцах. Куда они исчезли, отчего выродились?

Она долго рассказывала о славной Сата́ре, былой людской столице в Мирсварине, и упомянула, что её разрушило некое бедствие, которое принцесса не желала обрисовывать даже вкратце, по привычке обводя меня вокруг пальца и оставляя в дураках. Я принял решение не отчаиваться, и всё выведать самостоятельно. Ответ лежит здесь, в библиотеке Металлии, мне же необходимо самому прочесть его, ничего не отдавая на волю случая, судьбе.

После долгой беседы и нечаянно обронённых Миной слов о выпивке, я бодро подскочил на ноги и провозгласил:

– Ты напомнила мне об одной прекрасной вещи, которая скрашивает даже самое жалкое и безрадостное существование, и лечит любой на свете недуг. Не только телесные болезни, но и духовные. О вине!

Если Аман-Тар продолжает тешить себя недостойными привычками, то зачем отставать мне?

Мои рукописи, карты, зарисовки обречены покрыться пылью. Ведь, бедняги, совсем одинокие, остались в библиотеке. Работа ждала, а я развлекался…

Мина отдала распоряжение служанкам, чтобы те поторопились и устроили нам настоящий пир с жареным поросёнком в роли главного блюда (для меня). Она даже за музыкантами и танцовщицей отправила. Веселиться, так с размахом!

В ожидании еды мы провели немало времени (ладно, я провёл; принцесса полакомилась кровью неводных в самом начале), но наш досуг скрашивали приглушённые звуки лиры и молоденькая танцовщица. Её украшения звенели, отсчитывая каждый поворот, каждый наклон тела. Блеск металла и камней, дурманящий запах, исходящий от стеклянных курильниц для благовоний, похожих на те, что я видел в храме Даннун, увлекали в далёкую сказку. Но я словно потерял возможность наслаждаться мимолётными мгновениями. Радость покинула моё сердце, и даже вино не могло смыть этот прилипчивый налёт тоски.

«Праздные удовольствия невесомые, они не оставляют следа», говорила Аман-Тар, и я начинал понимать эти слова. Понимать их, не зная хатра.

Вино, угощения, музыка, празднества имеют смысл лишь когда делишь их с кем-то дорогим, близким по духу. Иначе – это пустой звук. Он заполняет уши, может даже заполнить тело, но затем вывернет ситуацию наизнанку, и в итоге ты останешься ещё более несчастным, чем казался себе до развлечений. Громкими звуками, в отличие от злых духов, скорбные мысли не прогнать.

Я так увлёкся раздумьями, что даже не заметил, как прислуга подала молодого поросёнка. Сайла подлила вина в мой бокал и положила на тарелку хорошо прожаренную, сочную ногу, покрытую золотисто-медной корочкой.

Мы весь вечер делали вид, что веселимся. Мина так громко и звонко смеялась, и я запретил себе думать о той, очаровательный смех которой предпочёл бы любому вину и еде. Луна висела высоко в небе, когда мы распустили слуг и отправились на отдых.

С большим трудом добрался до комнаты и, не раздеваясь, рухнул на постель. Меня терзали скверные мысли. Не люблю думать о чём-то скверном на пьяную голову, но отбросить тяжбы в сторону никак не выходило. Почему всё так печально получается?

Как я угодил в такую переделку?

Во всяком случае, у меня нет шансов. Нет проблеска надежды. Нет…

Утро выдалось хмурым. Я тоже пребывал в хмуром настроении, чувствовал себя серым, рваным облаком, проплывающим над замком. Обессиленный, выполз на террасу.

И действительно, я как облако. Промелькну над Эль’Кавре так же быстро, так же незаметно, и никогда не вернусь. А этот бессмертный замок с его бессмертными обитателями так и будет стоять здесь, под небом, разрывая его чрево острыми пиками, и ждать скончания времён.

Я пролечу как миг, как лёгкий ветер, в жизни Металлии и Мины. Но они… они навсегда останутся в моей душе отпечатком этих странных дней, проведенных в Диких Землях. Даже если вернусь в Империю… Я пропустил столько праздников, так давно не посещал храмов, что, кажется, сам стал безбожником. Как лунги. Примут ли меня назад Всевышние?

До меня дошли слухи, что Металлия покинула замок. Покинула меня, не попрощавшись. Убежала прочь, как бегали от чего-то её друзья-бессмертные. Я же приготовился к неизбежности, ведь знал, что уже пропал. От таких вестей не спрятаться, они кроются в том самом неудобном органе, без которого вполне успешно обходятся местные жители-люди. Настало время возмужать, расправить плечи, и сказать себе правду. Встать с ней лицом к лицу, и иметь дело напрямую, без посредников. Без иносказаний.

Решил отыскать Мину. Первым делом заглянул в её покои. В пустынной гостевой никого не обнаружил. Тихо скользнул во внутренние комнаты, опасаясь, и в то же время предвкушая те сцены, которые мне могут открыться.

Но здесь действительно никого не было. Я огорчённо вздохнул и направился к окну, чтобы взглянуть на мир со стороны Мины. Но тут на меня налетела одна из её служанок, Сайла, что пронеслась по залу словно вихрь, переходя из левой комнаты в правую. Девица ничего мне не сказала, а лишь продолжила путь.

Вампирша не закрыла за собой дверь в правой комнате, что вызвало у меня огромный интерес. Я подошёл ближе. Из заветной щели лился приглушённый розовато-медовый свет, и веяло запахом роз. Всё ближе и ближе с каждым шагом, проводимый за руку неуёмным любопытством.