Епістолярій Тараса Шевченка. Книга 2. 1857–1861

Кончили ли вы печатать вашу книгу? Если кончили, то ради самого Аполлона и его прекрасных бессмертных сестер пришлите мне экземпляр. Я теперь читаю так, что попало, здесь даже порядочно читать невозможно. Старыми, разбитыми журналами пробавляюсь, и за то спасибо добрым людям.

Еще раз прошу вас, мой чтимый, мой искренний друже! Простите мне мое невольное прегрешение. Не поставьте в вину мне мое долгомолчание. Я хотя и представил вам причину моего тупого безмолвия, но никакая причина не извиняет невежливости. Еще раз простите и любите сердечно, глубоко полюбившего вас

Т. Шевченка.

Нижний Новгород.

1858,

февраля 16.

267. Т. Г. Шевченка до Я. Г. Кухаренка

16 лютого 1858. Нижній Новгород

1858.

Батьку отамане кошовий!

Письмо твоє од 7 августа того року із Єкатеринодара получив я 10 февраля сього року, аж у Нижньому Новгороді. Попошукало-таки воно мене немало часу та спасибі, що хоч коли-небудь, а все-таки найшло. А то вже я не знав, що й думать про тебе. Думав уже, нехай Бог милує, чи не занапастив ти де-небудь своєї доброї голови на тому іродовому Кавказі. А тепер, слава Богу, бачу, що ти живий і здоровий і з жінкою, і з діточками своїми. Нехай їх Бог ховає на многі літа! У мене була думка пробраться до тебе на хутір, – та ба! так думкою і осталась. Од 16 мая до 2 августа не давали знать із корпуса в укрепление о тій свободі. От катові! іродові душі! Мало їм було десяти літ. Кров холоне, як згадаю.

З августа вирвався із того каторжного укрепления і через море Волгою прямував на столицю. Я боявся застрять у тебе до осені. В Нижньому мене спинили, заказано, бачиш, мені в’їжджать і жить в столиці. Отаке-то лихо! Помилували, та тілько до половини. Сів у цьому поганому Нижньому та й досі сижу. Приїздив до мене на святки колядувать старий Щепкін, спасибі йому. Думаю оце поїхать до його під Москву в село Никольське, та може там і до літа останусь, а літом, якщо не пустять у Пітер, то чкурну в Харков, а з Харкова, як Бог поможе, то і на Чорноморію. Я до неї коли-небудь, а таки доберусь, до тієї Чорноморії.

Нема в мене тепер нічого такого доброго послать тобі прочитать з товариством, хіба оці «Долю», «Музу» та «Славу», я оце недавно скомпоновав їх, не знаю, як вони тобі подобаються.

Доля

I.

Муза

II.

Слава

III.

Скомпоновав ще я тут з нудьги одну штуку, поему «Неофіти», нібито із римської історії. Але вона ще не вироблена, тим і не посилаю. Як викончу, то пришлю. А поки що оставай[ся] здоровий, мій батьку отамане, мій друже єдиний, не покидай мене, сердешного сироту

Т. Шевченка.

Целую твою стару пані і твоїх молодих діточок. Як будеш писать, то пиши на ім’я М. С. Щепкіна. Я маю до його їхать.

268. Т. Г. Шевченка до І. О. Ускова

17 лютого 1858. Нижній Новгород

Многоуважаемый Ираклий Александрович!

Письмо ваше от 7 января получил я 15 февраля, за которое приношу вам мою искреннюю благодарность. И за письмо старого моего друга черноморца Кухаренка приношу такую же вам искреннюю благодарность. Сердечно радуюсь благополучию вашему, Агафьи Емельяновны и здоровью моих милых и малых друзей Наташеньки и Наденьки. Наденька, я думаю, уже бегает? Как бы мне хотелось ее потютюшкать! А моя умница, красавица Наташенька вспоминает ли своего друга дядю Тараса Горича. Сердечно жалею, что не могу ничем я ей напомнить о себе. Нижний Новгород без ярманки настоящая деревня. Хуже, потому что обыкновенные сельские продукты дороже, нежели в селе. Город просто сам по себе дрянь. Семь лет в Новопетровском укреплении мне не казалися так длинны, как в Нижнем эти пять месяцев. Это значит перепутье. На Рождественских святках) приезжал ко мне в гости из Москвы мой старый друг Михайло Семенович Щепкин (известный актер). Теперь я думаю отдать ему, старику, визит. Он мне сделал честь, какой немногие удостоились от знаменитого старца. На будущей неделе думаю оставить навсегда Нижний Новгород, прожить до весны под Москвой у Щепкина, а весною, если не разрешат мне жить в столицах, поеду в Харьков, в Киев, в Одессу и за границу. Бог с ними и с столицами. Деньжонок теперь уже накопилось столько, что безбедно можно прожить года три за границею. А там что Бог даст. Не погиб в неволе, не погибну на воле, – говорит малороссийская песня.

Какова у вас зима нонишний год? Здесь ужасно много снегу, а морозов сильных еще не было да, кажется, и не будет, больше 15 градусов не было. Письмо мое вы получите не раньше праздника Воскресения Христова. То я и поздравляю вас с этим светлым праздником и от души целую вас всех – и Катю, и няню, и в особенности больших друзей моих Наташеньку и Наденьку. Пошли им Бог здоровье! Прощайте, многоуважаемый Ираклий Александрович. Не забывайте искреннего вашего

Т. Шевченка.

Пришлю вам из Москвы какую-нибудь хорошую книгу. [3–4 нрзб.] Сердечно жалею, что я не мог из [1 нрзб.] сделать предполагаемого употребления. Если получу к тому времени фотографический портрет свой из Петербурга, сделанный по моему рисунку, то и портрет пришлю. А вы мне пришлите собственного изделия портреты друзей моих Наташеньки и Наденьки. А письмо ваше адресуйте на имя Михайла Семеновича Щепкина в Москву, в контору императорских театров.

Целую Жуйкова с благоверною и Бурцева с благоверною же, а старого паливоду Мостовского без благоверной три раза целую.

Поздравляю Агафью Емельяновну с прошедшим днем ангела.

Нижний Новгород.

1858,

февраля 17.

269. М. О. Осипова до Т. Г. Шевченка

17 лютого 1858. Бересток

Село Бересток Севского уезда.

Письмо Ваше, мой дорогой и высокопочитаемый заочный знакомец, мне бы хотелось сказать друг, много обрадовало меня. После нескольких писем к Вам, оставшихся без ответа, я было уже потерял надежду получать от Вас весточки. Последнее полученное мною от Вас письмо был ответ на мое, начатое в Курске и оконченное на Бельбеке. То письмо я берегу, как драгоценность, я перечитывал его много раз и себе и людям, принимающим участие в Вас; в нем в особенности я люблю легенду о раскаявшемся грешнике, так трогательно примененную к Вашему положению. Из Крыма и на обратном походе я не писал к Вам, не зная Вашего адреса; я предполагал, что в Вашем положении уже произошла перемена. Из Петербурга же писал несколько раз, уведомлял о ходе Вашего дела и в одном письме старался иносказательно предупре- дить Вас, чтоб Вы не описывали Ваших начальников скифов и, наконец, имел счастие поздравить Вас с Вашим Воскресением, радостным для многочисленных поклонников Вашей Музы. Может быть, содержание моих писем было причиною, что они не дошли до Вас.

Вы, верно, уже знаете из письма графини Н[астасии] И[вановны], нашего общего, светлого друга, о роде настоящих занятий моих. Я живу в деревнях, граничащих с преддверием Малороссии, на границах Курской и Черниговской губерний, где некоторые помещики хорошо знают малороссийский язык, потому в числе моих знакомых есть и здесь горячие поклонники Ваши. Я доволен моим настоящим положением и в особенности тем, что избавлен необходимости жить в уездном городе и поддерживать знакомство с уездным чиновничеством. Если бывает грустно, то по разлуке с любимыми. Я рад уединению на некоторое время, потому что оно изменяет взгляд не только на жизнь, но и на поэзию и на искусство во всех его видах. Впрочем, мне говорить Вам об этом не нужно. Вы испытали это сами чересчур. Количество моих служебных занятий не позволяет мне заняться, насколько бы мне хотелось, тем, что меня интересует здесь – наблюдениями и исследованием причин и препятствий к благосостоянию крестьянского быта здешнего края. Писатель, живущий в народе, мог бы много подметить теперь интересного по поводу задуманной эмансипации. Теперь стоит только бросить в журнал жирой вопрос об этом предмете, мысль, основанную на знании действительности, чтоб зажечь горячий и важный спор. Он познакомил бы правительство с теми препятствиями, которые встретит оно при приведении в исполнение своего намерения.

Здесь в народе ходят разные толки, распущенные, я думаю, злонамеренными: напр[имер], крестьяне говорят, что освободить их вздумал не сам Государь, а что его к тому принудил французский Царь; что крестьянам отдадут всю землю, принадлежащую к поместью, что это помещики выдумали, чтоб запугать их, что им дадут только усадебную. Помещики запуганы предложением правительства; кто толкует о несправедливости правительства, кто о беспорядках и зле, которые последуют за реформой. Немногие хоть и со вздохом, но сознаются, что пора приступить к этому. Когда ж здешний губернский предводитель дворянства потребовал письменных мнений от помещиков, они начали писать лирические отзывы с неизбежным курением правительству, похожие на школьные сочинения на заданную тему. Ни один не занялся дельным и добросовестным рассмотрением этого вопроса: какие будут препятствия при выполнении этого проекта и чем их можно предупредить. А препятствия будут. Найдутся такие, которые порадуются безурядице и не прочь будут посодействовать ей. Еще недавно среднее дворянство говорило либеральными речами, разумеется, втихомолку, против консервативного правительства, а теперь наоборот. Кой-какие помещики потолковали между собою, что нужно поспешить продать лес, пока не отняли его; но и крестьяне на стороже и уговариваются не дозволять этого, потому что лес будет их собственностью.

Напишите мне, пожалуйста, не говорят ли у Вас чего получше об этом; а о себе в особенности поболее: кто Ваши знакомые, что Вы поделываете, какие у Вас средства к жизни; знакомы ли Вы с В. И. Далем. Я хочу со временем попросить перейти к нему. В Нижнем я знаю только одного купца Климова, это человек образованный и благородный, советую познакомиться с ним. Теперь уж можно спросить Вас: писали ли Вы что-нибудь во время Вашего остракизма? Что делается с Вашим Дармограем? Кстати о повести, которую Вы доверили мне: я получил ее перед отъездом из Петербурга и, уезжая, передал графине Н[астасье] И[вановне]. У нее эту повесть взял Мей для прочтения; она ему очень понравилась. В то время он собирался издавать журнал и под этим предлогом не возвращал ее графине. Когда я вернулся в Петербург, то уже ни малейшего Мея не мог найти; одни говорили, что он в отлучке, другие, что он хоронится от заимодавцев. Мне было очень досадно, что посредничество мое не удалось.

До свидания, пишите мне, если можно, поболее. Обрадовал ли Вас Щепкин своим приездом?

Душевно преданный и любящий Вас

Н. Осипов.

Адрес мой: в Орловскую губ[ернию] в г. Севск, удельному депутату такому-то.

17 февраля

1858 г.

N. В. К сожалению моему, я до сих пор не знаю отчества Вашего имени, напишите мне, пожалуйста.

270. М. М. Лазаревського до Т. Г. Шевченка

20 лютого 1858. С.-Петербург

20 февраля 1858 года. С.-Петербург.

Сегодня графиня прислала ко мне Сераковского, чтобы я с Овсянниковым приехал непременно к ней. Овсянникова я не застал в квартире и был у нее один, а к Овсянникову сейчас послал письмо, что графиня ждет нас обоих непременно послезавтра. Графиня присылала за мною, чтобы объявить, что по просьбе графа Федора Петровича тебе дозволено жить в Петербурге (под надзором полиции) и под руководством графа Ф[едора] П[етровича] для продолжения изучения живописи при Академии художеств. Графиня чрезвычайно рада, что ты приедешь сюда (Ах, если б ты знал доброту ее сердца и желание делать как можно больше добра), и просит тебя, чтобы ты поспешил, а главное, не обижался условиями, потому что это только форма. Она говорит, что ты должен представиться Президенту (Ее Высочеству) Академии, что тобою интересуются теперь все художники и желают скорейшего твоего приезда.

Зная из слов Овсянникова и Шрейдерса, что ты свыкся уже с Нижним, я не знаю, как ты примешь настоящее известие, но искренно скажу, что я рад и оч[ень] рад, не потому только (как и все, которые знают тебя только по слуху даже), что увижу тебя, но что ты здесь можешь жить и лучше, и полезнее для себя и других – в физич[еском] и в нравств[енном] отношении. Притом же, если бы ты после и не захотел остаться здесь, то можешь уехать, куда и когда хочешь. А по всему этому и ты должен быть рад дозволению приехать сюда.

Граф Ф[едор] П[етрович] просил Ее Высочество, и Она докладывала, о чем Ф[едор] П[етрович] третьего дня получил письмо от Адлерберга, который извещает, что об этом сообщено Долгорукому для извещения нижег[ородского] Губ[ернатор]а. Графиня просит тебя не медлить, чтобы застать выставку и скорее явиться к Президенту, чего будто она хочет. Поспешай же. Посылаю тебе в особом конверте 50 р[ублей], на дорогу станет, а то и здесь деньги нужны. Приезжай же скорее. Наговоримся при свидании. Если не сейчас выедешь, то пиши, пиши и графине и графу. До скорого свидания.

Весь твой Мих. Лазаревский.

В случае бы тебе не объявили еще об этом официально, то ты держи это в секрете и никому не розказуй; так просила графиня; она боится, чтоб не выдумали чего.

271. Я. Г. Кухаренка до Т. Г. Шевченка

21 лютого 1858. Катеринодар

Екатеринодар, февраля 21 дня, 1858 года.

Аж тепер, мій стародавній друже, Тарасе Григоровичу! я зобрався одвітить на посланіе твоє, писане до мене з Астрахані ще в августі прошлого року. Письмо до тебе на ім’я Єленєва за «Москаля», «Ченця», і «Майський вечір» я писав, дивуюсь, що ти не получив його.

Чи не сором тобі, друже мій стародавній! що твій брат рідний та служить у нас в Чорноморії, а ти не мусив мені й написати. Годів два назад я б йому поміг, бо я був тоді на такому місті, що підчиньонному міг добро робити, а тепер минулося… Син мій старший, що ти його знаєш, розпитався з артилерійськими охвицерами, що в їх служить твій брат, сказав мені, а я зараз: «Подавай його сюди!» – От і прийшов, а я й питаю: «Як тебе зовуть? – Петро Шевченко. – Здоров, Петре! – Здрастуйте!» – А я йому з пазухи вийняв твоє поличчя, та й кажу: «А дивися, Петре, що се таке?» – «Оце мій брат Тарас», – каже Петро. Тоді я давай його садовити, так не сідає, бо добре вимоштрований, сердега!.. Ну, я бачу, що не посажу, почав його розпитовати: коли в москалях? Де стоять? і прочее. Сказав йому, щоб ходив до нас, як приїздитимуть (бо вони верст 25 од города стоять), дав йому карбованців з десяток на обіхідку, поставив у синів гостювати. Після того Петро навідується до синів в городі, бо я більше живу в хуторі.

Якщо письмо моє Єленєвим не получено і до тебе не прислано, то я писав там ось що: дякував і тепер дуже дякую за твоє поличчя, возив я його в Одесу, там обробив у рамця і показовав всякому, хто не цурається нашої мови. Бачив, як тебе, мій друже єдиний! українці дуже люблять і радуються, що ти жив єси. Приїхавши додому, застав твоє письмо і «Москалеву криницю», дуже дякую тобі за неї, добре написав! Список з неї послав я в Москву старому Щепі, та й писав йому: «Гляди, кажу, Старий! До тебе з того світа Тарас буде». А старий пише, що тебе не було й чутки немає, а за «Москалеву криницю» дякує і не надякується.

Ти, брате Тарасе Григоровичу, тепер в Пітері позбиравши таке, як «Москалева криниця», «Чернець», «Майський вечір», і проче що, та й тиснув би в друкарні, нехай ідуть на світ Божий, а якщо сам не схочеш хлопоту, то чи не візьметься пан Куліш, він, видно, парняга добрий, я його «Записки українські» маю й читаю – не начитаюсь.

Кланяйся од мене Гулакові, якщо здрастує, і Ельканові, якщо живий. – Та той не вмре ніколи. – Чи не бачився з Порохнею? Де живе, можна взнать в бывшому Департаменте воєнних поселений, теперь Главное управление иррегулярными войсками.

Будь здоров! Щасливий і багатий, та напиши, де ти обрітаєшся і що тепер робиш?

А я твій довіку

покірний слуга

Яків Кухаренко.

Жінка моя стара і дітвора, хто зна, хто й не зна тебе, усі кланяються.

272. Т. Г. Шевченка до М. М. Лазаревського

22 лютого 1858. Нижній Новгород

22 февраля.

19 февраля вернувся Шрейдерс із Петербурга, привіз мені Беранже Курочкіна, четыре экземпляра нерукотворенного образа і твоє братнє сердечное писание. Спасибі тобі, друже мій єдиний, за все і за вся. Добре єси зробив, що заказав 50 штук помянутого образа, нехай поки що земляки дивляться хоть на сей облик бородатого недобитого кобзаря свого. Думаю на тім тижні покинуть оцей поганий Нижній. Поїду аж під Москву в гості до мого старого батька – до М. С. Щепкіна, та в його до весни пробуду. А весною, як не буде мені якої ради з тими поганими столицями, то чкурну в Харьков або в Киев, а може, й дальше, як Бог поможе. Дожидаю Овсянникова с чемоданом, а то б я вже давно виїхав. Чи здорова графиня Н[астасия] И[вановна], поцелуй її за мене. Був у мене в гостях Яков. Славний хлопець! Шрейдерс не нахвалиться тобою і Семеном і тепер цілує вас обох. Добре зробив, що не купив Шекспіра, цур йому, який дорогий! Поцілуй за мене Семена та й прощай, мій друже єдиний. Посилаю тобі оцю недавно спечену штуку, для того і пишу мало, щоб паперу більше осталося для новорожденного чада. Не забувай свого искреннего Т. Шевченка.

Адрес мій:

В Москву. Михайлу Семеновичу

Щепкину. С передачею.

В конторе императорских театров.

IДОЛЯТи не лукавила зо мною,Ти другом, братом і сестроюСіромі стала. Ти взялаМене маленького за рукуІ в школу хлопця одвелаДо п’яного дяка в науку.– Учися, серденько, колисьЗ нас будуть люде, – ти сказала.А я й послухав, і учивсь,І вивчився. А ти збрехала.Які з нас люде? Та дарма…Ми не лукавили з тобою,Ми просто йшли. У нас немаЗерна неправди за собою…Ходімо ж, доленько моя!Мій друже щирий, нелукавий!Ходімо дальше, дальше слава,А слава – заповідь моя.IIМУЗАІ ти, пречистая, святая,Ти, сестро Феба молодая!Мене ти в пелену взялаІ геть у поле однесла;І на могилі серед поля,Як тую волю на роздоллі,Туманом сивим сповила.І колихала, і співала,І чари діяла., і я…О чарівниченько моя!Мені ти всюди помагала,І всюди, зоренько моя,Ти не марніла, ти сіяла.В степу безлюднім, в чужині,В далекій неволі,Ти в кайданах пишалася,Як квіточка в полі.Із казарми смердячоїЧистою, святоюВилетіла, як пташечка,І понадо мноюПолинула, заспівала,Моя сизокрила…Мов живущою водоюДушу окропила…І я живу. І надо мноюСвоєю Божою красоюВитаєш ти, мій херувим,Золотокрилий серафим!Моя ти доле молодая!Моя порадонько святая,Не покидай мене! Вночі,І вдень, і ввечері, і раноВитай зо мною. І учи,Учи нескверними устамиХвалити правду. ПоможиМолитву діяти до краю.А як умру… Моя святая!Святая мати! ПоложиСвого ти сина в домовину…І хоть єдиную сльозинуЗ очей безсмертних покажи.IIIСЛАВАА ти, задрипанко, шинкарко,Перекупко п’яна!Де ти в чорта забариласьЗ своїми лучами?У Версалі над злодіємНабор розпустила,Чи з ким іншим мизкаєшсяЗ нудьги та з похмілля?Пригорнись лишень до менеТа витнемо з лиха,Обіймемось гарнесенькоТа любо, та тихоПожартуєм, чмокнемосяТа й поберемося,Моя крале мальована.Бо я таки й досіБахурую коло тебе,Ти хоча й пишалась..І з п’яними королямиПо шинках шаталась,І курвила з МиколоюУ Севастополі..Та мені про те байдуже.Мені, моя доле,Хоч на себе надивитисьДай, і пригорнутисьПід крилом твоїм, і любоЗ дороги заснути.

1858,

9 февраля.

Марко Вовчок – це псевдонім якоїсь пані Маркович. Чи не знаєш ти її адреса? Як не знаєш, то спитай у Каменецького в типографії Куліша. Я чув, що він її добре знає. Як довідаєшся, то напиши мені, треба буде хоч письмом подякувать їй за її сердечные, щирії оповідання. Шкода, що не оставив тобі Куліш «Неофіти». Може, вони єсть у Каменецького. Спитай.

273. Т. Г. Шевченка до М. С. Щепкіна

23 лютого 1858. Нижній Новгород

Друже мій добрий і єдиний!

Посилаю тобі квитанцію із Контори транспортов, через котору я посилаю ящик з моїми книгами. Прийми його та нехай у тебе полежить де-небудь до якогось часу.

Вибуду я із Нижнього 25 февраля. А коли прибуду в Никольское – не знаю. Думаю вже не вертаться в Нижній. Обісів він мені. Цур йому. Цілує тебе твоя Тетяся тричі, і я тричі, поки побачусь, а то й лік потеряю, а поки що бувай здоров і веселий і не забувай мене.

Т. Шевченко.

Поцілуй за мене Сергея Тимофеевича і Максимовича.

23 февраля

1858.

274. А. І. Толстої до Т. Г. Шевченка

24 лютого 1858. С.-Петербург

24 февраля. С.-Петерб[ург], 1858.

Итак, мои заветные мечты сбываются – я увижу Вас скоро, наш давно желанный гость – Тарас Григорьевич. Вот уже неделя, как пришла бумага к графу с разрешением Государя о дозволении жить Вам в столице и посещать Академию художеств. По получении официального на то повеления не мешкайте нисколько и отправляйтесь тотчас в Петерб[ург]. Вас ждет здесь многое: Академия, друзья и Ваша родная семья. Приезжайте же скорей. Да и для графа нужно, чтобы Вы по получении дозволения тотчас приехали. – А иначе В[еликая] Княгиня может сделать замечание графу, от чего Вас нет, – тем более, что она приняла в Вас самое живое участие.

Ничего не могу более писать, руки дрожат от нетерпения и радости.

Гр. А. Толстая.

P. S. Уведомьте меня, когда Вы получите бумагу и когда выедете из Нижнего, чтобы я могла ожидать Вас.

275. Т. Г. Шевченка до М. М. Лазаревського

25 лютого 1858. Нижній Новгород

25 февраля.

25 февраля в 7 часов утра получив я твоє письмо. Ніхто зроду не поздравляв мене з іменинами так весело, як ти мене сьогодня поздравив, спасибі тобі. Поцілуй тричі графиню Н[астасию] И[вановну] і графа Ф[едора] П[етровича], а через тиждень або два я сам їх поцілую, і тебе, і Семена, і всіх добрих людей, сущих в Петербурге.

Твій іменинник Т. Шевченко.

Шрейдерс цілує тебе і Семена.

276. Т. Г. Шевченка до А. І. Толстої

5 березня 1858. Нижній Новгород

5 марта.

Моя святая заступница! Свидание наше так близко, так близко, что я едва владею собой от ожидания. 2 марта я получил ваше сердечное святое письмо и не знал, что с собою делать в ожидании официальной бумаги. Наконец, эта всемогущая бумага сегодня получена в губернаторской канцелярии и завтра будет передана полицеймейстеру. Послезавтра я получу от него пропуск и послезавтра же, т. е. 7 марта, в 9 часов вечера (в этот час мальпост отходит из Нижнего в Москву), я оставлю гостеприимный Нижний Новгород. В Москве остануся несколько часов, для того только, чтобы поцеловать моего искреннего друга, знаменитого старца М. С. Щепкина. Говорил ли вам Лазаревский, что этот бессмертный старец сделал мне четырехсотверстный визит о Рождественских святках. Каков старик? Самый юный, самый сердечный старик! И мне было бы непростительно грешно не посвятить ему несколько часов в Москве.

Во имя всех святых, простите мне великодушно мой лаконизм. Я в эти долгие дни буквально не владею собой. Не только писать – читать не могу. На днях получил я от Сергея Тимофеевича Аксакова его новую книгу «Детство Багрова». И она у меня так и лежит неразрезанной. Несносно томительное состояние.

До скорого свидания, моя великодушная святая заступница. Всем сердцем моим целую вас, графа Федора Петровича и все родное и близкое вашему нежному, благородному сердцу.

Сердечно благодарный ваш Т. Шевченко.

Деньги 50 рублей получил.

277. Т. Г. Шевченка до М. М. Лазаревського

12 березня 1858. Москва

Москва.

12 марта.

Я в Москві, нездужаю. Око розпухло і почервоніло, трохи з лоба не вилазить. Доктор посадив мене на дієту і не велів виходить на улицю. От тобі і столиця! Сам чорт простягся поперек шляху та й не пускає мене до вас. Нічого робить, против його, курвиного сина, нічого не вдію. Доктор говорить, що я неділю або й дві остануся в Москві. Прошу тебе, зайди до графині Настасії Івановни і розкажи їм про моє лихо.

З завтрашньою почтою посилаю тобі два рисунка. Закажи снять фотографу дві копії в половину менше, одну для себе, а другу для мене. А потім передай рисунки графу Ф[едору] П[етровичу] і попроси його, щоб він при случаї передав їх Мар’ї Ніколаєвні для альбома. Коли вони будуть варті того. Я сам думав передать їх лично, та бач, що зо мною зробилось.

Будь ласкав, найди там того гульвісу Овсянникова і скажи йому, щоб він непременно побачився зо мною в Москві. Сижу я у Михайла Семеновича Щепкіна близ Садовой улицы, в приходе старого Пимена, в доме Щепотьевой.

Не забувай мене, друже мій єдиний. Поцілуй за мене Семена.

Т. Шевченко.

Насчет рисунков, як найде граф і що він з ними зробить, напиши мені. Не держи їх тілько довго у фотографа.

278. М. О. Максимовича до Т. Г. Шевченка

15 березня 1858. Москва

Шевченкові од Максимовича

привіт і поклон!

Як ся себе маєш, добрий земляче, і як здравствує твоє розумне чоло і видюще око?.. Сьогодні навряд чи побачимось; коли і виїду к вечору, то все-таки не трапиться тебе одвідати. Тим часом посилаю тобі «Жабомишодраковку», тії гекзаметри Думитрашкові, що я казав тобі; да ще й мої псалми… будь ласкав, подивись на сі псалми пильненько і що в їх не доладу, одміть мені все до посліднього словця; з твоєї поради, може, і зможеться мені їх справити так, щоб і в люди з ними не сором було показаться коли-небудь.