Песня последнего скальда

– Ингрид, тебе надо уйти, прежде чем наш разговор зайдет слишком далеко.

– Прогоняешь меня?

– Молчи!

– Поздно. Я пришла сегодня не для того, чтобы молчать. Я пришла для того, чтобы первой открыть тебе свою любовь!

Я ждал этих слов – Ингрид ошибалась, говоря, что я слеп и ничего не вижу, и я сказал вот что, а придумал я эти слова заранее:

– Ты не должна так говорить, ибо все знают, что ты давно отдана Харварду из Конунгахеллы!

Я полагал, что Ингрид убежит в ту же минуту, но она сказала неожиданно весело:

– Ты боишься Харварда? или, может, моего отца?

– Мне не зачем их бояться.

– Тогда чего же ты ждешь?– Она приблизила свое лицо к моему лицу, и ее жаркое дыхание обожгло мне губы.– Что нужно тебе еще? Я твоя, скальд! Возьми меня!

Ее руки обхватили меня мягким кольцом. Так плющ обвивает порой могучий дуб, и нелегко бывает этот плющ распутать.

– Люби меня!– Часто дыша, прошептала Ингрид. -Люби меня!

Я попытался отстраниться, но она крепко прижалась ко мне и ее губы настойчиво искали мои губы.

– Ингрид!– проговорил я, с трудом превозмогая желание сжать в объятиях ее гибкое упругое тело.– Остановись, Ингрид!

– Ты боишься, что меня возьмет другой? окажи только слово – и я пойду с тобой, куда прикажешь!

Если бы она сказала эти слова раньше, там, в древнем славянском капище, я не стал бы долго раздумывать. Но сейчас…

– Я не возьму тебя с собой, Ингрид.– Твердо сказал я.– Я не люблю тебя.

Она встала так стремительно, что опрокинула скамейку с моим ужином. Мгновенно отступив назад, она заговорила, и голос ее дрожал, словно струна арфы под рукой неумелого скальда.

– Н не ждала услышать это от тебя, Эрлинг-певец!

и выбежала вон. Гордая дочь Рагнара не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет.

Я сел на постели и сжал ладонями виски. Кровь бешено билась в жилах под моими пальцами, словно хотела алым фонтаном вырваться наружу. Великий Один отдал свой глаз за единственный глоток из источника мудрости, я же не пожалел бы и вдвое больше, только бы не было этого разговора с красавицей Ингрид.

А через день я впервые вышел из дому и направился в крепость к Орвару. Было у меня к нему дело, о котором думал я две ночи подряд. И доверить это дело я мог только другу.

Фризы с утра все ушли на берег, так что на подворье я застал только Орвара и еще одного торговца по имени Гуннбьорн. Случилось так, что прежде я спас Гуннбьорну жизнь, а как он отблагодарил меня – расскажу позже.

Орвар порадовался, что я наконец поднялся на ноги, стал говорить со мной о разном. А потом я спросил его о том, сколько стоит раб. Орвар был застигнут врасплох и ответил, что в стране Гардар за раба дают к двадцать, и тридцать шкурок куницы, и что лучше всего спросить у Гудмунда.

– Я не купец.– Сказал он,– Потому я не знаю достоверно.

– Я тоже не купец,– Произнес я.– Так что лучше скажи мне просто сколько на торгу просят за рабыню и оцени мне это в серебре.

– Венды,– подумав, молвил фриз,– берут за простую девушку-рабыню две гривны серебра, что составляет не меньше сорока куньих шкурок. Если же пересчитать это в шкурках бобров, то получится тридцать две штуки. А тридцать два бобра это, по крайней мере, полторы марки.

Я ничего не понял из хитроумных подсчетов Орвара и потому сказал:

– Не к чему мне эти заумные речи. Для меня они так же непонятны, как шум ветра или грохот прибоя.

Орвар махнул рукой и спросил:

– Кого ты задумал купить, Эрлинг-скальд?

– Рабыню.– Ответил я. – Ту девушку, что ходила за мной, пока я лежал в доме Рагнара.

Орвар сдвинул брови и крепко задумался. Потом спросил хмуро:

– Что ты думаешь с ней делать?

– Заберу с собой.

– Ты поступишь глупо, Эрливг-скальд. Есть немало способов получить женщину, не бросая серебро по ветру.

– Нет, Орвар.– Покачал головой я.– Ты не понял. Мне нужна именно эта девушка.

– Неужто она опоила тебя приворотным зельем?

– Нет. Просто она мне приглянулась.

Фриз пожал плечами.

– Я хотел бы отговорить тебя, но, вижу, ты упрям, как вол. Много ли у тебя серебра?

– У меня нет ничего. -Усмехнулся я.

– У меня есть полмарки, но этого мало.– В раздумье проговорил Орвар.– В другое время я бы попросил у Гудмунда, но сейчас он на меня сердит и, пожалуй, ничего не даст.

– Что же делать?

–Не знаю. Может,Вадим…

– Что Вадим?– Насторожился я.

И тогда будто бы нехотя Орвар рассказал мне, что задумал Вадим силой выгнать Хрёрека из Ладоги и потому обещал много серебра всякому, кто пойдет вместе с ним на битву. И с фризами он уже договорился,

– И что же?– Спросил я.

– Я не прочь проучить заносчивого Хрёрека и тебя хочу звать с собой.

Вот значит как. Не по нраву, стало быть, Вадиму делить Ладогу с заморским гостем. А Орвар всегда готов лезть в драку, даром что битым из нее выйдет!

И я сказал:

– Не пристало нам в чужую распрю лезть.

Орвар мне ничего не ответил, и разошлись мы с ним каждый по своим делам.

Когда опускается на землю ночь, все замирает. Арвак и Альсвинн -могучие кони, влекущие по небу огненную колесницу солнца, уходят в свое стойло, чтобы передохнуть после дневных трудов. Ночью отдыхают и люди и боги.

Когда я поднялся по крутой тропинке к усадьбе, было темно и тихо. Но все же в эту ночь кому-то не спалось – там, над журчащим ручьем, где веселятся, купаясь в лунных лучах, зеленоглазые никсы, клонилась неясная тень. Словно кто-то сидел над быстрой водою.

Сперва мне показалось, что это была Ингрид и я хотел обойти ее стороной. Но потом я узнал Сбыславу и подивился, что встретил ее тут. Я подошел к ней, а она, увидав меня, встревожено проговорила:

– Зачем ты вышел сегодня из дома, викинг? Твои раны могут открыться! Я сел рядом с ней на колючую сухую траву.

– Почему ты ушел, никому не сказав?– Не унималась девушка,– Я боялась, что по дороге с тобой может что-нибудь приключиться и некому будет тебе помочь.

– Так ты дожидаешься здесь меня?– Спросил я. Она смутилась и отвела взгляд.

– Я ходил к фризам.

Мы сидели, глядя на текущую воду, которая весело звенела, подпрыгивая на камнях.

– О чем ты думаешь?– Спросил я.

– О звездах,– Ответила девушка.– Они счастливы, потому что там, высоко в небе их не тревожат земные печали.

– Ты несчастлива?

Она пожала плечами и, сорвав с наклоненной ветки листок, бросила его в воду, и он поплыл, колеблясь в такт волне.

– Нет.

– Даже сейчас?

Сбыслава посмотрела на меня своими большими глазами и в них, как в колодце, отразились холодные искорки звезд.

– Мне грустно.– Сказала она, снова опустив голову.

Я протянул руку и осторожно коснулся ее пшеничных волос.

– Может быть, мне удастся прогнать твою грусть?

– Не надо.– Тихо проговорила Сбыслава.

Я отодвинулся от нее и стал смотреть как звезды играют в догонялки, прыгая с одной волны на другую. Потом я сказал:

– Я знаю, тебе плохо, потому что ты не свободна…Ты не говорила, но я все равно узнал.

Я видел, как девушка побледнела к как вздрогнули ее хрупкие плечи. Она не посмотрела на меня. Не смогла. Прошептала побелевшими губами:

– Я не хотела, чтобы ты знал. Прости… Я пойду.

Я удержал ее за руку и сказал хрипло:

– Мне все равно, кто ты. Н никогда не стану думать о тебе плохо. Девушка вздрогнула, и вздрогнула она оттого, что я против своей воли произнес эти слова на языке славян.

– Ты знаешь мой язык?

– Твой язык – мой язык. Я не свеон и не фриз. Мой род жил среди поморских славян и сам я славянин, как и ты.

– Н не понимаю твоих слов, викинг. Когда я слушаю тебя, мне становится страшно.

И она замолчала. Я после понял – не поверила. И тогда я сказал вису:

Дева печали вяза

вепря попутного ветра,

не исчезай во мраке

злой и холодной ночи.

Ранила сердце скальда

липа дождя ладони,

власти ее предался

сшибки мечей вершитель.

Сбыслава еще долго молчала, а потом проговорила тихо:

– Там, далеко, за морем-океаном живет Лада, богиня любви…Ты веришь в Ладу, викинг?

– Зачем мне боги,– сказал я,– когда моя Лада здесь.

– Не говори так, викинг.

– Отчего же? Неужели викинг не может верить в любовь?

– Я знаю только одно: весной викинг уйдет в поход, и что за дело ему, будет ли несчастная девушка-славянка, проливать слезы в разлуке. В походе он найдет много других женщин.

– Викинг не уйдет.– Твердо сказал я.

– Это ты только говоришь так.Твои драконы уже повернули свои головы в сторону страны северных богов.

– Мои драконы сгорели,– Проговорил я, глядя в синие глаза девушки, в которых отразилась бесконечная ночь, полная холодной тоски.

– Девушка-славянка не может любить викинга. – едва слышно проговорила Сбыслава.

– Не говори так, потому что викинг вдет другого ответа. Она вздохнула и отвела глаза.

– Я не могу тебе ответить иначе, северный гость.

Я осторожно, словно боясь спугнуть, обнял ее, но Сбыслава выскользнула из моих рук и побежала прочь. Я поглядел ей вслед и не стал догонять. А потом поднялся и медленно побрел к усадьбе, и ночь смотрела мне вслед глазами тысячи звезд.

Когда я возвращался, мне довелось увидеть еще кое-что.

Я шел к дому через темный двор и вдруг увидел в стороне возле конюшен мужчину и женщину. Мужчину я не мог рассмотреть, но зато готов был поклясться чем угодно, что женщина, стоявшая рядом с ним, была Ингрид. Я нарочно обошел их стороной, рассудив, что Ингрид стояла там с Харвардом-ярлом. Попадаться им на глаза я не хотел. А напрасно. Иначе, узнав с кем ту ночь обнималась гордая дочь Рагнара, я, быть может, охранил бы себя от бесчисленных бедствий.

Боги давно привыкли к святотатству. Ведь святотатственна даже сама мысль о том, чтобы проникнуть своим разумом в их тайну, постичь их сокровенные замыслы, И кто знает, может быть я, никому не ведомый скальд, оскорбил их больше, чем кто-либо другой. Ведь я, недостойный даже коснуться подножия священных идолов, попытался разгадать извечные тайны богов.

Боги любят утолять вековую жажду кровью живых людей, и теперь ,под покровом глухих ночей, они готовили себе на заклание новую жертву, чтобы наконец промочить пересохшее горло.

Черные тучи обступили славный город Ладогу с того самого дня, когда вытащил на речной песок свои острогрудые корабли грозный Хрёрек-конунг. И с того самого дня все трепетали, ожидая чего-то, и ждали, и не могли дождаться.

Слыхал я о том, что вновь собирались ладожане на тинг и говорили о том, кому отдать под защиту славный город Ладогу. И были на том тинге два великих вождя – Хрёрек-конунг и князь Вадим, и каждый из них силой своих дружин похвалялся, и не знали ладожане кого над войсками главой поставить. Долго бранились между собой Хрёрек и Вадим, и только мудрый Гостомысл, говорят, удержал их от поединка. И кричали одни ладожане за Хрёрека, а иные – за Вадима, и не было между ними согласия. Сказывают, до того даже дошло, что собрались уже люди вовсе прогнать Вадима из города.

Долго спорили и на том порешили, что идти Хрёреку к своим вождям и говорить о союзе с Ладогой, а потом воротиться и ответ дать станет ли он, морской конунг, защищать страну Гардар. И обещал Хрёрек перед всеми, что придут они без ратей и с малым числом кораблей и не станут затевать войны и убийства.

После того я во второй раз пришел к Орвару и, когда входил на подворье, лицом к лицу столкнулся с Вадимом. И не было нужды спрашивать от кого он возвращался. Вот и думал я тогда, как понять все это, и не мог ничего придумать, и мучился от этого.

И после вспомнил я слова из той висы, что сказал мне как-то славный Тормунд:

В битве не струсит,

друга не выдаст

тот, кто звенящим

мечем опоясан…

И не знаю я теперь, кто из нас двоих – я или Орвар – первым предал побратима. Да только в тот раз, не раздумывая, я направился прямо туда, где в закатном тумане смутно обрисовывались хищные силуэты Хрёрековых драконов .

В тот вечер липкая – будто осенняя – сырость подкрадывалась к городу от реки, и с воды тянуло прохладой, благо на мне была теплая куртка на тюленьем меху. Я вышел на берег, окутанный белым плащом тумана, и остановился, почувствовав в холодном воздухе дымное дыхание костров.

– Кто тут?– Окликнул меня голос.

Навстречу мне, раздвинув темноту, вышел воин, закутанный в медвежью шкуру. В опущенной правой руке он держал копье.

– Мое имя Эрлинг Тормундссон. – сказал я, подняв руку,– Я хочу говорить с твоим вождем.

Не помню, как оказался я возле кораблей и как Хрёрек-конунг вышел мне навстречу. Тогда-то я в первый раз увидал грозного властелина морских дружин, о котором только и говорили нынче по всей Ладоге.

Он был высок и ладно сложен, но по виду не скажешь, что богатырь. И я подивился тому – ведь воины всегда избирают себе вождем наисильнейшего. Хрёрек не был стар, но глубокие морщины пролегли по его лицу. А так -вряд ли ему могло быть больше зим, чем мне.

И еще я разглядел его глаза – светлые и прозрачные, как у рыбы.

Прежде чем я рассказал ему о коварных замыслах Вадима и о той великой беде, что раскинула крылья над его головой, Хрёрек спросил:

– Видел ли я тебя раньше? Мне знакомо твое лицо.

Когда же я напомнил ему о нашей битве с воинами Атле-ярла и о том, как он, Хрёрек-конунг, помог мне избежать погибели, он не сказал ничего, только брови сурово сошлись над переносицей. А потом он стал расспрашивать о Вадиме и его помощниках и больше ни словом не помянул обо мне о об Атле-ярле.

До сих пор я думаю и все не могу взять в толк, зачем в тот вечер пошел я к Хрёреку. Может, верил еще, что остановлю Орвара, уберегу его от напрасной ссоры с опасным и сильным врагом. А, может, еще что…

Конунг слушал меня не перебивая и все кутался в подбитой мехом плащ, и морщины сильней обозначились на его обветренном лице.

Потом он спросил:

– Почему я должен верить тебе?

– Я всего лишь скальд, а не прорицатель, -сказал я,– но думается мне, что солнце взойдет завтра не для того, чтобы озарить веселое пиршество. Над тобой простерлась черная тень, конунг. А верить или не верить мне -решай сам.

Так сказал я, в слепоте своей думая, что в ту ночь мне удалось подменить собою саму Судьбу.

Хрёрек долго молчал, и гирдманы стояли за его спиной, ожидая его ответа. Я же повернулся и пошел прочь, но не прошел я и десяти шагов, как Хрёрек окликнул меня. Он сказал:

– Если когда-нибудь боги отдадут этот город в мою власть, я не забуду тебя, скальд.

Так он сказал и, неслышно ступая, пошел к своим кораблям.

Не знаю, поверил ли Хрёрек-конунг моим словам, да только на следующий день призвал он к себе Рагнара и Харварда-ярла и долго с ними говорил. А потом Хрёрековы драконы растворились в густых туманах, что лежали на седых волнах великого Нева-моря.

А вечером случилось вот что.

В тот день Рагнар-хозяин угощал в своем доме самого Вадима, и все мы от души повеселились. Ингрид была здесь. Она сидела на коленях у Харварда-ярла, и он угощал ее из своего рога.

А потом все, кто там был, улеглись спать – иные, упившись до полусмерти, там же, где и сидели, другие разбрелись по боковушкам и оттуда доносился их богатырский храп.

Я же пошел к себе и, оттого что после выпитого пива мне сделалось жарко, отодвинул овчину, загораживавшую окно и высунулся наружу.

Луна светила холодным бельм светом и если бы не это, я, пожалуй, ничего бы и не увидел. А тут – черная тень лежала поперек двора, выдавая присутствие человека. А был ли он один – кто знает.

Я решил посмотреть, что там, и вышел на двор. Я шел вдоль стены, прячясь в ее тени, и тут же услыхал, как залаяли у ворот Рагнаровы волкодавы. А потом я едва не столкнулся с Ингрид, которая тоже шла вдоль стены, направляясь в дом.

– Что тебе надо?– Испуганно отступив назад, спросила девушка. Она была изрядно захмелевшая и яркий румянец горел на ее щеках.

– Ничего,– Растерянно проговорил я,– Мне показалось…

– Да ты пьян, Эрлинг-скальд. Если вдруг тебе покажется еще что-нибудь, будет лучше, если ты не станешь вмешиваться не в свое дело.

– Я видел тень во дворе.

– Правда?– мне показалось, что в голосе Ингрид послышалось беспокойство. – А что ты еще видел?

– Ничего. Зачем ты спрашиваешь?

– Не твое дело. Ступай спать и не броди по двору посреди ночи.

– Тебе ли говорить об этом?

– Хватит!

Она хотела было уйти, но я окликнул ее.

– Что еще? – Сердито спросила девушка.

Хмель, видно, совсем помутил мой разум. Я взял ее за плечи и притянул к себе.

– Хочу поговорить с тобой.

Мне показалось, она готова была уступить минутному порыву, но тут -словно холод заполнил все ее тело.

– Поздно нам говорить,– Отстранив меня, сказала Ингрид,– Слишком поздно.

Я хотел сказать еще что-то, да понял – напрасно. А Ингрид оглянулась зачем-то на темный двор и пошла прочь.

А о том, что делала она той ночью, узнал я после, несколько дней спустя.

Вскоре узнал я о том, что Орвар хотел купить у Рагнара-хозяина рабыню. Да не кого-нибудь – Сбыславу! Рагнар не уступил. Видно, думал я, захотел фриз помочь мне, да не вышло. Странно только, что мне он про то ничего не сказал.

А поведал мне о том все тот же отрок Борислав, что ходил на корабле у Хрёрека. В этот раз не .ушел он с грозным морским конунгом, остался здесь, у Рагнара. Дел у него никаких не было, вот и совал он свой нос всюду. А меня его открытие немало озадачило.

Но еще больше задумался я после, когда, случилось вот что.

Как-то пришел я домой поздно вечером. От реки полз туман и, казалось, бревенчатые срубы сараев ежились от промозглой сырости. Собаки залаяли, почуяв человека, но, узнав своего, подбежали и стали лизать мне руки. Я потрепал по загривку моего любимого волкодава и пошел к конюшням. Мне показалась, что дверь сеновала открыта, и я подумал, что надо бы ее запереть.

Внутри было уютно, как в доме – хорошие были конюшни у Рагнара-хозяина. В стойло я не пошел, оттого что лошадей не любил. Постоял у двери и поднялся по приставной лестнице на сеновал. Не знаю, зачем я полез туда. Кажется, мне послышалось, будто там кто-то есть.

То, что я увидел наверху, было словно молния в темноте ночи. Будто повязка упала с моих глаз и мне открылось все то, что до сих пор скрывалось во мраке.

Женщина лежала в объятиях мужчины, разбросав по соломе свои золотые волосы. Мне не надо было присматриваться, чтобы узнать Ингрид и разглядеть, что рядом с нею был вовсе не Харвард-ярл! Я едва не свалился с лестницы, узнав Орвара.

Стараясь не шуметь, я спустился вниз и вышел на двор. Сперва я хотел запереть сеновал – пускай посидят до утра, пока рабы не придут кормить лошадей! Но потом я подумал, что не стоит этого делать. Ингрид не моя женщина, а что мне за дело до Харварда-ярла и его будущей жены!

Кровь викинга наполовину смешана с морской водой, но тот, чьи ноги приросли к твердой земле, быстро отвыкает от шаткой палубы, и боги перестают посылать ему удачу.

Жизнь викинга – в походе, там, где бушуют холодные северные ветры и стонут под их ударами каменные стены фиордов, там, где поют песнь победы звонкоголосые секиры и смерть собирает жатву с тюленьих полей. И так должно быть. Потому что викинг должен умереть в крови – павшему не от боевых ран нет места в чертоге Одина. Умерший в постели от болезней и старости навсегда попадает в мрачное подземное царство Хель. И пути назад оттуда нет. Потому что чудовищный пес Харм, всевидящий слуга смерти, сторожит дорогу в обитель мрака.

Но не место воину в этой стране.

В царстве подземном

не место мужчине -

ждет его Один

в светлой Вальхалле.

Кто знает, может, я и вправду слишком долго ходил по суше, и удача отвернулась от меня. Время от времени я думал о том, как бы вновь уйти с дружиной викингов в туманы северных морей и умереть, как умирают герои. Может, я и ошибался, полагая, что Хильд или Херья однажды унесут меня на своих крыльях в чертоги богов. Но я, викинг, не мог думать иначе. И Орвар тоже.

Орвар строил корабль для себя и своей дружины. Он еще не подыскал ему подходящее имя, хотя работа уже близилась к концу. Фризы запасали полосатые шерстяные паруса, укладывали их в сундуки, чтобы за зиму не побила моль, готовили весла и снасти к предстоящему походу. Думали они воевать до весны вместе с Вадимом против свеонов, а по весне идти назад, в северные земли.

Да только не судьба была Орвару выйти в море на том корабле. Ни в тот год, ни в следующий. Никогда.

Беда прилетела нежданно, зашумев вороньими крыльями над славным городом Ладогой.

Когда с вековых дубов золотым дождем посыпались осенние листья, захворал вдруг старый Гостомысл. И пошли, поползли по Ладоге недобрые слухи, будто бы злые люди захотели его колдовством извести. И многие говорили тогда о князе Вадиме.

Орвар в то время все чаще стал захаживать в терем и подолгу говорить с Вадимом. А о чем говорили они, не ведал никто. Я же никому не обмолвился о том, как сговаривались Орвар и Вадим против могучего Хрёрека, и как я помешал свершиться их черному умыслу.

Орвар же много о чем мне рассказывал. От него узнал я, что Гостомысл один мешал Вадиму всю власть взять, а как слег он, так поднял голову Вадим, стал собирать людей, чтобы войной идти против Хрёрека и тех, кто за него стоял. Да только и враги Вадимовы не дремали. Однажды грозовой ночью, когда буря бушевала так, словно гневные волны хотели раскачать вселенную, послали Злотолюб и Святомысл вестников к могучему Хрёреку со словами: "Приди, князь, в город наш и защити нас, а иначе быть беде великой!".

И стало тогда так, что заперся Вадим со своими людьми в тереме, а иные воеводы собрались под горой, в городе, и не было у них ладу меж собой. Собрались четыре тинга – один в крепости у Вадима, другой на теремной площади, а два других – в городе на торгу. И долго спорили и бранились, но не могли придумать, что делать дальше.

А после стали ходить кругом недобрые слухи, что приносили заезжие купцы, будто Атле Змея и брат его Снио снова пришли на Нево-море и воевали теперь белозерских славян. И некому было против них выступить.

Тогда вновь послали ладожские воеводы послов за могучим Хрёреком. И будто бы обещал морской конунг выслать свои дружины против северных разбойников, а сам собрался идти в Ладогу и там с воеводами совет держать.

Вадим же о той уведал и созвал новый тинг и стал просить у ладожан войско. Да только не дали ему войска ладожане, а дружина его разбежалась. Собрал тогда молодой князь своих товарищей и пошел на Ильмень-озеро. И не думал я, что боги снова сведут их лицом к лицу – грозного северного конунга и изгнанного Вадема-ярла.

В те дни я больше пропадал в крепости, на подворье у фризов. Не хотелось мне идти в дом Рагнара, хотя никто меня оттуда не гнал. И не знаю, кого больше я боялся увидеть – Ингрид или Сбыславу.

Однажды я долго бродил вдоль частокола Рагнарова подворья, когда ко мне подошел Борислав.

– Что это ты, Эрлинг Тормундссон, здесь расхаживаешь?– Спросил он, лукаво щуря глаз.– Отчего в дом не заходишь? Давно ведь мы тебя не видели!

– Кто это – мы?

– Ну, я.– Отрок снова хитро усмехнулся.– Да и другие еще. Сбыслава, к примеру.

Я вздрогнул и кинул на Борислава сердитый взгляд.

– Не гневайся, Эрлинг-скальд. Ведь вижу я, что и сам ты хочешь ее увидеть.

– Послушай,– быстро заговорил отрок,– хочешь, нынче же я приведу ее к тебе?

– Нынче?– Я поднял на него удивленный взгляд.

– Подожди здесь.

Отрок лукаво подмигнул и скрылся за воротами.

Я не очень-то верил, что Сбыслава и впрямь выйдет ко мне. Сел на камень, подставил лицо осеннему солнцу и стал ждать.

Она все-таки вышла. Не знаю, чего там наговорил ей Борислав, только обо мне, видно, не сказал ничего. Сбыслава прямо растерялась, увидев меня, а потом подошла ближе и спросила:

– Ты зачем здесь?

– Тебя жду.

– А кто сказал тебе, что я выйду?

Я перевел недоумевающий взгляд на Борислава, спрятавшегося за спиной у девушки, потом на корзинку в руках Сбыславы.

– Куда ты идешь?– Спросил я.

– К реке. Несу поесть рабам, что пасут там коз. Я помешкал мгновение, а потом твердо сказал:

– Я пойду с тобой.

Сбыслава бежала впереди, и ее тонкая фигурка легко скользила вниз по крутой тропинке. Я отдал свой меч Бориславу и поспешил за ней следом.

Я догнал девушку, когда она уже спустилась к реке и остановилась в тени задумчивых ив, любуясь своим отражением. Я подошел и, став, рядом, тоже глянул в темную воду.

Омут манил в свои прохладные объятия, и я вдруг вспомнил – с чего бы вдруг -как бьется седая морская волна о черные бока кораблей-драконов, и как под звуки боевых труб весла гонят впереди себя белоснежную пену – словно из мутной глубины выплыл ко мне тот день, когда наши струги начали свой путь через морские просторы, где властвуют Ран и Эгир.