Трое в преисподней, не считая мертвецов. Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе

– Мы примерно знаем, как туда доехать, – продолжил полицейский, – но придется постараться, чтобы это сделать.

– Разберемся. Возьмите одну машину и отвезите нас, пожалуйста, к гостинице «Красноярск». Мы заберем свой автомобиль, и оттуда уже поедем все вместе.

Блондин кивнул и подтолкнул молодого кавказца, безмолвно стоявшего чуть позади, вытянувшись по струнке.

– Наша «Лада» где только не побывала, – сказал Уткин, неуклюже завалившись на заднее сиденье полицейской «девятки».

– И где только не предстоит ей еще побывать… – усаживаясь рядом, откликнулась Лисичкина.

ГЛАВА 5. «ЧЕМ БОГ ПОСЛАЛ»

Полицейская «девятка» и серебристая «Лада» ехали по извилистой тропе, сплошь и рядом усеянной кочками и ямами. Уткин, подпрыгивая в машине, бился головой о крышу.

– Я рад, что ее все-таки никто не купил, – сказал Виктор, поворачивая руль. – Впятером мы бы не влезли в один автомобиль.

– Куда уж с твоими мышцами, – фыркнул Павел.

Безымянная деревня начиналась с маленького сарая, дверь которого была открыта настежь. За сараем, видимо, находился огород, засыпанный белым снегом. Дальше стояли несколько разрушенных домов и парочка хороших. Самое страшное, что люди жили и в тех, и в других.

Виктор проследил, куда поехали полицейские, и повернул следом. Они остановились около маленького дома с синей крышей. Белые стены покрывали трещины различной величины, одно окно было разбито – видимо, какой-то пацаненок кинул камень, чтобы посмеяться.

Светлана, выходя из машины, смеяться совсем не хотела. В этом доме живет мать, которая будет хоронить свою дочь. Что может быть ужаснее? Лисичкина с комом в горле направилась за Виктором и Павлом к крыльцу по мокрой от снега земле.

– Как ваши имена? – спросил Снегирев у полицейских.

– Меня зовут Сергей Елисеев, – ответил блондин с яркими голубыми глазами. – А это, – он указал на своего напарника с кавказской внешностью, – Мажит Саибов.

– Сергей, как зовут эту женщину, живущую здесь?

Парень задумался, затем ответил:

– Любовь… Любовь Рашитовна.

– Что ж. Перед тем, как задавать ей вопросы, выкажите ей уважение и скорбь. Ей сейчас очень плохо.

Виктор кивнул Светлане.

Лисичкина пропустила мужчин вперед, а сама уныло поплелась за ними к лестнице на крыльцо, пиная обжигающе-холодный рассыпчатый снег. Эта бедная Любовь Рашитовна хотя бы сможет похоронить свою дочь, а впоследствии посещать ее могилу на кладбище, рыдая и убиваясь перед безмолвным серым могильным камнем с выгравированным на ним портретом несчастной умершей. Светлана же была лишена даже этого.

Елисеев осторожно постучал в дверь, и за ней долго сохранялась тревожная тишина.

– Неужели она и сама… того… – пробормотал Уткин и беззащитно оглянулся на Виктора, на чьем лице невозможно было распознать ни тени каких-либо мыслей и чувств. Его карие глаза в лучах уже заходящего солнца сияли решимостью и силой духа, и Павел поражался, глядя на своего товарища. Как мог он так самоотверженно и смело сражаться за жизни совершенно чужих ему людей, при этом едва обращая внимание на себя самого? Вот, что значит быть настоящим героем – ставить благополучие других превыше своего собственного, и при этом не просить абсолютно ничего взамен. Для настоящего героя подобное поведение – норма жизни, иначе он имеет право называться лишь подлым, лицемерным лжецом.

Дверь как-то исподтишка вдруг отворилась, негромко скрипнув, и на пороге показалась низкого роста женщина, сгорбленная, довольно преклонного возраста. Она с трудом удерживалась на ногах, и те мелко дрожали под непосильной тяжестью ее обмякшего тела. У нее уже не было ни ресниц, ни бровей, и маленькие светло-карие глаза утопали в волнах старческих морщин, покрывавших не только лицо, но и все остальное тело женщины. Из-под темно-коричневой шали выбились тонкие, почти прозрачные, пряди длинных седых волос. Она несколько секунд всматривалась в пришедших к ней людей, будто не в силах сфокусировать на них взгляд, и коротким кивком головы пригласила их войти, даже не спросив имен.

– Здравствуйте, Любовь Рашитовна. – Снегирёв, как обычно, стал негласным лидером, и Уткин с удовольствием отметил, что больше не завидует своему другу. Роли между ними распределились именно так, как было задумано судьбой, и, как бы Павел ни злился и не старался стать лучше Виктора, прыгнуть выше головы он бы никогда не смог. – Мы все очень соболезнуем вашей утрате. Поверьте, мы понимаем, каково это – потерять своего родственника, тем более – ребенка.

Лисичкина почти незаметно кивнула, опустив взгляд. В доме царил аромат отвратительной старости, совсем не той, которая пахнет черным крепким чаем, песочным печеньем и немного пыльными платками. В комнате воняло чем-то кислым, настолько резким, что начинали слезиться глаза. Внутри практически не было мебели и предметов домашнего обихода: каменная печь, по всей видимости, давно была разбита и разобрана по кирпичикам, и только прожженные черные доски служили теперь упоминанием о ней; окна были заколочены досками изнутри, единственным источником света когда-то была лампочка на потолке, но и от нее остались теперь только осколки грязного стекла. Огарки желтоватых восковых свечей, стоявших на табурете около спального места, испещряли следы крошечных мышиных зубов, сам же диван был давно разодран, из него вываливались клочьями вата и поролон, но хозяйке ничего не оставалось делать, как безропотно стелить сверху матрас в разводах и безысходно накрывать его колючими синими одеялами.

Любовь Рашитовна, кряхтя от напряжения, присела на край своей кровати, если это сооружение вообще можно было так назвать. Как ужасно было осознавать, что старость большинства людей проходит именно в таких условиях – люди в России умирают от нищеты в разрухе, а государство закрывает на это глаза и говорит, что в стране все замечательно.

– Моя дочь умерла. Что вы от меня хотите? – эти слова отняли у пожилой женщины много сил, и не только душевных. Ее глаза заслезились, и она краем вязаной кофты вытерла увлажнившиеся впалые щеки.

– Как бы тяжело вам ни было, нам надо с вами об этом поговорить. – Виктор передал свечи Елисееву, а сам присел на табурет, напротив старушки. – Но чтобы наказать убийцу вашей дочери, нам буквально необходимо узнать все, что может дать хоть какую-нибудь подсказку. Вы нам поможете?

Любовь Рашитовна пустым взглядом посмотрела на Виктора. Пышущий отвагой и молодостью, с румянцем, расцветающим на бледных щеках, поправляющий холодной рукой темные кудри – как прекрасен он был в своем образе героя, но совсем не внушал к себе доверия.

– И кто вас понабрал, детей, в полицейских…

Старушка, охая, начала говорить.

– Приехали мы сюда, чтобы заработать денег. Тогда это село было рабочим поселком, а в СССР все ехали в Сибирь, чтобы найти работу.

– Да тут же невозможно жить, не то что работать! – воскликнул Павел.

– Кто хочет жить – везде будет жить…

Виктор согласно кивнул.

– Дочь моя, Лизонька, не живет уже со мной. Повзрослела рано, когда младший брат родился.

Сергей записывал всю информацию в свой блокнот с водопадами. Мажит стоял рядом и ждал телефонный звонок из полиции. Вскоре должны либо доказать, либо опровергнуть участие Маргариты в убийстве девушки.

– У вас, получается, еще дети есть? – спросил Виктор, пододвинув табурет ближе к кровати.

– Нет.

Он повернулся к своим напарникам, задавая немой вопрос.

– Умерли все, – прошептала Любовь Рашитовна. – Петруша, самый старший, погиб в аварии. Ехал быстро, а дороги скользкие…

Она готова была заплакать, но пыталась удержать слезы. Потеря собственных детей для каждого значит потерю жизни, но эта старушка пережила всех детей и продолжает держаться.

– Олег, младший, умер пару лет назад, от рака.

– Это ужасно, – сказала Лисичкина, – мы живем уже в две тысячи шестом году, а лекарства от этой болезни до сих пор нет.

– Может лет через пятнадцать будет, – ответил Уткин.

– В две тысячи двадцать первом и поговорим об этом.

– Лиза вот умерла последняя. Сильный удар. Мне показали фотографии.

– Мне очень жаль, что вы видели это, – Виктор положил свою руку на маленькую ручку старушки.

– Я видела то, что видела. Не нужна мне ваша жалость. Она не вернет мне дочь и сыновей.

– А где жила ваша дочь? – спросил Елисеев, переворачивая листок блокнота.

– В Дивногорске. Город, до леса далеко. Как она оказалась там, не понимаю…

– Любовь Рашитовна, я обещаю вам, что мы найдем убийцу и накажем его.

– Правосудие, – усмехнулась она.

Звонкая, совершенно дурацкая мелодия мобильного телефона прорезала сложившуюся ненадолго тишину, и Мажит, что-то буркнув, (по всей видимости, извинение), вышел на улицу.

– Любовь Рашитовна, ваша дочь жила одна в Дивногорске? – Снегирёв снова обратился к старушке, и та быстро отерла не желавшие покидать ее слезы горечи и отчаяния.

– Одна она жила, замуж не хотела выходить. Все говорила, денег сама заработать хочет сначала, на работу хорошую пыталась устроиться, да разве найдешь в этой глуши сейчас что-то? Все развалили, разграбили… Не нужен простой народ этой стране больше. Вот и сидим теперь по домам своим, ждем, пока на голову крыша обвалится. Может, хоть в других городах что-то меняется. Да и то вряд ли. В России куда не поезжай, везде все одинаково. Лучше нет.

– Что вы делали в этом поселке? – спросила Лисичкина, чтобы ненадолго отвлечь старушку от мыслей о смерти своего последнего ребенка. Может, после небольшой передышки она сможет ответить еще на несколько вопросов. Снегирёв понимающе ждал.

– Завод здесь был, все работали, и мужики, и бабы, слава богу, хоть детей в покое оставили, после войны-то. Части для техники мы тут делали, для тракторов, в основном. Не знаю, куда это все потом уходило, потому что у нас пахать тут нечего, тайга сплошь и рядом.

Любовь Рашитовна закашлялась и шалью прикрыла рот.

– Вы больны?

– Как знать. Каждый из нас чем-то болен. И не обязательно болит тело.

У Уткина холодок прошелся по спине. Каждую ночь во снах он видел убитого таксиста, и каждый день корил себя за это, хотя понимал, что защищал себя и Светлану. Не мог он принять этого, что-то внутри него отказывалось признавать, что это произошло, и ничего теперь не изменить – так надо было. Теперь это событие будет преследовать его всю жизнь, постепенно приближаться, настигать, запугивать, пока в конце концов не придет время расплачиваться за содеянное. Павел всем телом вздрогнул, когда Лисичкина внезапно схватила его за руки.

– Ты что, себя контролировать не можешь? – шикнула женщина, пока Виктор что-то спрашивал у старушки. – Прекрати щелкать пальцами. Господи, руки ледяные!

В комнате стало совсем тихо. Любовь Рашитовна о чем-то задумалась, пытливые глаза Снегирёва выжидающе блуждали по ее лицу, Елисеев за его спиной строго нахмурился. Наконец, бабушка сказала:

– Да, были у нее там друзья какие-то, в Дивногорске этом.

– Вы знаете адрес дочери?

– Не помню. Она мне присылала открытку на Рождество, четыре года назад, посмотри. – Любовь Рашитовна вынула из-под скомканной плоской подушки потрепанную карточку с елочными ветками и красногрудыми снегирями. На обратной стороне был указан адрес отправителя: город Дивногорск, улица Хулиана Гримау, дом 47.

– Есть, – прошептал Снегирёв и передал открытку Елисееву, чтобы тот записал адрес. Старушка было потянулась за маленьким клочком бумаги, но Виктор поспешил ее успокоить: – Не волнуйтесь, мы не заберем ее.

– Это последнее, что у меня осталось…

Мажит Саибов разгуливал по дорожке на улице туда-сюда, с отчетливым кавказским акцентом разговаривая по телефону.

– Эта девушка была в аэропорту без оружия, нож принадлежал мужчине, – сказал голос в трубке.

– Но как он умер? – спросил Мажит.

– Она воткнула его же нож ему в горло, затем вынула и бросила в снег. Так говорят свидетели. Десятки человек, в том числе и работники аэропорта.

– Зачем она убила?

– Мы полагали, что убийцей была она, а он как-то узнал об этом, но девушка не причастна к смерти той бедняги на рельсах. Она просто спасла блондинку, которая по случайности попала в руки сумасшедшего.

– Значит, если она не убийца, то это мужчина?

Голос в трубке замолчал, видимо, раздумывая, затем произнес:

– Мы никогда не узнаем, откуда у него был нож, почему он убегал и хотел попасть домой, но известно точно, что к убийству девушки он не прилагал никаких усилий. Причина его бешенства была в другом, но это уже не наше дело.

– В таком случае, мы снова в тупике, – разочарованно произнес Мажит.

– Именно поэтому Бог послал нам Виктора Снегирёва.

ГЛАВА 6. «СЛИШКОМ МНОГО ОБЕЩАНИЙ»

Мажит положил телефон в карман и вошел внутрь старого дома. Ясно было, что до конца расследования еще очень далеко. Он никогда раньше не участвовал в таких тяжелых заданиях, его даже не готовили к этому, но вот он здесь и пытается найти следы убийцы, растерзавшего девушку. На минуту Мажит задумался, что бы он сделал, будь это его родная дочь? Особенно, если ему не попался бы Виктор, который в таких вещах разбирается лучше всех полицейских в этом городе.

– Что-нибудь узнали? – спросил он, подойдя к Сергею.

Светловолосый Елисеев с блестящими глазами указал на свой блокнот, где был написан адрес неразборчивым почерком.

– Адрес убийцы? – с надеждой спросил Саибов.

– Нет. Дом, где жила убитая.

– Лиза, – встряла Любовь Рашитовна, – ее зовут Лиза!

Он кивнул ей.

– Спасибо вам большое, – сказал Виктор, вставая с табуретки. – Как я уже говорил, убийца будет найден и получит по заслугам.

– Держитесь, – Светлана нежно дотронулась до плеча старушки и вышла из дома.

На улице дул холодный ветер, обещая принести с собой снеговые тучи.

– Ночью будет буря, – сообщил Сергей команде.

– Мажит, вам звонили из полиции? – спросил Снегирев.

– Да. Маргарита не причастна к убийству девушки. Она лишь хотела защитить… э-э…

– Светлана.

– Светлану, да. Тот парень тоже не убийца. Хотя они не выяснили откуда у него нож, и почему он так сильно хотел улететь.

– Ну, в тот момент я тоже горела желанием улететь отсюда. Тут и правда ужасно, – сказала Светлана, ежась от холода.

– Есть тут какой-нибудь ларек? Хотя бы чаю попили бы. – Уткин, запахнувшись в огромную куртку, все равно чувствовал себя крайне неуютно, продуваемый, как ему казалось, всеми ветрами мира, собравшимися почему-то здесь, в этом забытом, почти уже заброшенном местечке.

– Ты видишь здесь хоть что-нибудь, кроме развалившихся домов? – Лисичкина скептически отвернулась и пошла к серебристой «Ладе», которую уже припорошило редким хрустящим снежком. Из него как раз в пору было бы лепить снеговика или кидаться снежками друг в друга. В какой-то момент она даже решилась взять в руку этот ледяной бесформенный комок и, заливаясь громким, искренним смехом, кинуть его в первого, кто попадется на глаза. Светлана уже было протянула покрасневшую от холода руку к крыше автомобиля, но отдернула ее, когда снова услышала голос Павла:

– Вообще-то, да, вижу.

По высоким ненадежным сугробам, прямо по дороге, задыхаясь, бежала девушка, то и дело спотыкаясь, застревая в снегу и падая на колени. Ее голые ноги, уже посиневшие от жуткого мороза, были разодраны в кровь, и она отчаянно махала мягкими, пухлыми руками, видимо, не в силах что-то сказать. Елисеев высказал первое, что пришло ему в голову: к ним приближалась выжившая жертва, и это был бы идеальный шанс раскрыть чудовищное преступление за короткий промежуток времени, что однозначно привело бы к премии, если даже не к повышению в должности, однако, Снегирёв промолчал и лишь сделал несколько шагов вперед, чтобы лучше рассмотреть приближающуюся к ним фигуру. Девушка с растрепанными короткими волосами, выкрашенными в какой-то непонятный и грязный черно-коричневый цвет, была одета, по всей видимости, в первое, что попалось под руку: покатые плечи и голые руки прикрывала странного вида накидка ручной вязки, отдаленно чем-то напоминавшая пончо – она доходила ей до колен, а следом по снегу тянулась парочка длинных потрепанных ниток, видимо, ранее выполнявших роль пояса. Ноги ее утопали в сугробах, и тяжело было понять, обута ли она во что-либо вообще. Светлане, с изумлением наблюдавшей за происходящим, страшно было даже представить, что эта бедная девушка могла бежать по такому холоду босиком, при этом с завидной скоростью приближаясь к ним, уже замедляя шаг. Изо рта у нее ободранными молочно-белыми клочьями вырывался теплый пар, щеки раскраснелись, но никаких заметных глазу повреждений Лисичкина не увидела.

Девушка наконец остановилась, уперлась руками в кровоточащие колени и попыталась отдышаться, опустив голову.

– Господи, да что с вами? – воскликнул Виктор, подбегая к незнакомке и подхватывая ее за локоть. – Что произошло?

– Я… бежала… думала, не успею… – девушка едва находила в себе силы, чтобы сказать пару слов, и Снегирёв повел ее в полицейскую машину, которая, нагретая, словно ждала этого часа. Лисичкина с ужасом для себя отметила, что на ногах у девушки были резиновые зеленые сланцы, какие обычно носят на пляже. Бедняжка так спешила, что даже думать не стала о своем здоровье. Ради чего?

В автомобиле, окутанная объятиями тепла и полицейских курток, девушка смогла связано заговорить:

– Боже правый… Я, как узнала, что вы тут, сразу кинулась из дому, я на другом конце улицы живу. Все всполошились, понятно, почему. Моя мама, храни ее Господи, пару дней назад уехала в город за продуктами, и вот, ни ответа, ни привета!

– Вы почему в полицию не сообщили? – возмутился Мажит, водрузив свои смуглые лапищи на пухлые плечи опешившей девушки, но Елисеев вовремя отвел его в сторону. Девушка, в свою очередь, тоже разгорячилась.

– Да какая полиция! У нас тут связь ловит раз в несколько месяцев, а вы говорите, полиция. Никто даже не знает, наверно, что тут люди живут все еще.

– Спокойно, спокойно… Сейчас-то вы в полицию очень удачно обратились. Расскажите нам подробно, что произошло в тот день, когда уехала ваша мать.

Виктор поближе подвинулся к девушке, разместившейся на заднем сидении, с другом стороны от нее сел Сергей, держа наготове блокнот с лазурными блестящими водопадами.

– Она уехала три дня назад. – Плечи девушки тряслись от мороза, даже куртка ее не согревала. Виктор на минуту подумал, что это не холод виной, а крик души, выходящий через дрожь.

– Значит, вы три дня живете одна?

– Ну, как… У меня есть молодой человек, он пытается помогать.

– Расскажите все с самого начала. Как вас зовут и сколько вам лет? – торопливо проговорил Сергей.

– Меня зовут Елена, мне двадцать три. Я живу здесь с самого детства, но раньше люди у нас не пропадали. Моя мать… – девушка начала плакать, хлюпая носом, что мешало продолжению рассказа.

– Лена, прошу, расскажите нам все, что знаете, иначе мы не сможем помочь, – Виктор приобнял дрожащую девушку своими мощными руками, и ей, казалось, стало легче.

– Моя мать никому не сделала зла. Она была красивая и добрая женщина. Мужчинам всегда нравились ее глаза. Такие нежные, голубоватые, но одновременно строгие и холодные. Я совсем не такая. Когда меня бросил мой парень, мне стало очень плохо. В этот чертов магазин могла отправиться и я!

– Но вы не сделали этого из-за разбитого сердца, – закончил Мажит, закатывая глаза.

– Мама умоляла меня поехать, расслабиться, но я не согласилась. Когда она уехала, мой парень вернулся и стал извиняться, так мы сошлись снова, сейчас он мне помогает. Но, черт возьми, я виню именно его в том, что мамы нет!