Трое в преисподней, не считая мертвецов. Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе

– А если его не найдут сегодня?

Виктор задумался. Он следователь, работает в полиции, и сам занимался подобными вещами.

– Возможно, я могу…

– Нет! – крикнула Лисичкина и взяла в свои руки крепкие плечи высокого Виктора.

– Даже не думайте. Ни за что!

Снегирев продолжал смотреть на телевизор, где показывали интервью полицейского, но его голос сливался с шумом посетителей в аэропорту, и Виктор ничего не расслышал.

– Послушайте. Ведь я профессионал своего дела. Возможно, я мог бы помочь им. Дело бы пошло быстрее, и мы смогли бы улететь раньше.

– Нет, – ответила мгновенно женщина.

– Да.

– Виктор!

– Это мой долг, Светлана.

Она долго молчала, смотря в его карие холодные глаза, лишенные всякого чувства, кроме напористости и твердости характера.

– Что ж, – с горечью сказала она, – в таком случае, я не пойду с вами, Виктор Снегирев.

Светлана убрала руки с его плеч.

– Желаю вам удачи, – она развернулась и прошла по аэропорту к очереди на самолет.

– Да что с ней такое? – пробормотал Уткин и удивленно посмотрел на Снегирёва, чуть приподняв голову.

– Упрямство. Пошли.

Виктор, незаметно ухмыльнувшись, развернулся и направился к выходу из здания аэропорта, минуя шепчущихся раздраженных путешественников, о чем-то бесконечно друг с другом переговаривавшихся, разбрасываясь короткими отрывистыми репликами. Всех сейчас, конечно, занимало это действительно жесточайшее преступление, и Виктор сочувственно осознавал, какая ответственность сейчас ляжет на полицейских, и как сильно на них будет давить начальство и еще больше – общественность, для которой это не только повод для обсуждений и размышлений, но и спусковой крючок, порождающий всеобщий страх и раздражительность. Какая-то женщина, державшая за руку своего ребенка, провозгласила о том, что оставлять девушку на железнодорожных путях было верхом бесчеловечности, но Снегирёв почему-то был абсолютно уверен в том, что жертва пришла к ним сама. Убийца, кем бы он ни был, наверняка рассчитывал на то, что после нанесенных травм жертва быстро скончается, и оставил умирать ее в заснеженном лесу, тогда как организм пострадавшей всеми силами пытался сохранить жизнь. Виктор уже задумывался о том, кто мог быть причастным к преступлению: железнодорожный работник, странный житель соседних населенных пунктов, лесник или, может, вовсе приезжий человек, которого в этой местности никто не знает? Следовало проверить схожие преступления, произошедшие в близлежащих областях и в самом Красноярске, в надежде выявить детали почерка убийцы.

Уткин распахнул двери забитого волнующимися людьми аэропорта и вдохнул морозную свежесть ясного январского дня. Крошечные невесомые снежинки оседали, не тая, у него на волосах. Виктор потянул его за рукав к ближайшей остановке, откуда уже отъезжал битком набитый автобус, идущий к центру города. Снегирёв успел подбежать и заглянуть в салон.

– Какой автобус довезет до прокуратуры? – обращаясь к водителю, на бегу спросил спотыкающийся Виктор и, получив ответ, остановился рядом с Уткиным в стесненном и нетерпеливом ожидании.

– Видимо, не этот…

Светлана чувствовала полное опустошение. Конечно, она поступила неправильно, ведь Виктор такой же упрямец, как и она сама. Он отправится туда и начнет расследование. Без нее. Можно сказать, она бросила своего друга. Но что еще ей оставалось делать? Идти на новую авантюру, готовясь встретить опасность лицом к лицу, которая могла обернуться смертью? Они только что пережили точно такой же ужас.

Очередь на самолет не продвигалась вперед уже несколько минут.

– Ну, что там? – спросила Светлана сама у себя.

Впереди стоял мужчина с набитым едой животом. Она называла таких мужчин «беременными» и зачастую насмехалась над ними, но сейчас ей было не до смеха. Она побыстрее хотела улететь. Пока не поздно.

– Кажется, нам придется подождать, дорогая, – сказал мужчина маленькой девочке, которую крепко держал за руку своей потной мясистой ладонью.

Она повертела головой, тоненькие светлые косички закружились вместе с ней.

– Пойдем, сядем.

Люди постепенно начали выходить из линии очереди и садиться на пустые скамьи и сидения.

«Что происходит?» – недоуменно спросила саму себя Лисичкина, вышла из толпы и направилась в начало, где сотрудники аэропорта ругались с какой-то женщиной. Она трясла перед их лицами билетами и громко кричала, что ей срочно надо домой.

– У нас приказ не пускать людей в самолеты. Вы останетесь в городе, пока дело не раскроет полиция.

– Да знаю я, как ваша полиция работает! Я не могу тут сидеть неделю. А гостиница у вас недешевая! Пустите!

Она попыталась протиснуться мимо худой блондинки, стремившейся всеми силами преградить ей путь. На помощь прибежал мужчина с мускулистыми руками и широкими плечами. Он оттолкнул бунтовщицу и вывел под руку.

– Отпустите! Вы не имеете права!

Только сейчас Светлана с ужасом подумала, что, возможно, убийца той несчастной может находиться здесь, в аэропорту, и пытается улететь отсюда, чтобы его не нашли.

ГЛАВА 3. «ДРУЖБА ИЛИ РАБСТВО?»

Бунтующую женщину вывели из аэропорта на улицу и что-то пытались до нее донести. Светлане легче не стало – если убийца и правда здесь, то все в опасности. Виктор же показал свою плохую сторону и оставил ее здесь, в центре всех событий. Она вздохнула и села на ближайшую скамейку. Интересно, долго ли еще ждать?

Неужели она и правда готова была улететь без них, лишь бы оказаться в безопасности, то есть дома? Готова. Да, это были ее друзья, но жизнь дороже. Светлана не хотела умирать сейчас, она еще многого не сделала. Но что, если с мужчинами у нее так и не получится завести новую семью? Она не сдастся. Уйдет в монастырь и посвятит жизнь Богу, молясь за дочь. Хотя, не особенно она теперь доверяла ему.

Лисичкина оглянулась. Бунтовавшая женщина снова вошла в аэропорт и села (ну, конечно!) рядом со Светланой, больше же некуда! Она понемногу всхлипывала, вытирая слезы и сопли рукавом своей бордовой меховой куртки, затем посмотрела на Светлану и смущенно сказала:

– Извините…

Лисичкина проигнорировала эти слова, зная, что та еще не все сказала.

– Просто нервы… Мне нужно срочно лететь домой, а тут…

– Ничего. Я тоже хочу улететь отсюда. И чем скорее, тем лучше.

Казалось, рукав промок насквозь, но женщина продолжала вытирать влажное покрасневшее лицо.

– Я Маргарита, – хрипло сказала она.

Светлана протянула руку.

– Светлана, психиатр из Ярославля.

Маргарита ответила рукопожатием, переставая плакать. Она сняла шапку с головы, и Лисичкина увидела ярко-рыжие кудри на ее голове.

– А я тоже из Ярославля, – сказала она.

Светлана мило улыбнулась и указала на толпу.

– Я уверена, что всем этим людям надо попасть домой. Но они ведут себя сдержанно. И вы потерпите. Скоро полетим.

Маргарита, казалось, ее не слушала, а смотрела куда-то в толпу, на определенного человека. Светлана тоже увидела его и вспомнила психбольницу в Норильске.

– «Дом потерянных душ» какой-то, – прошептала она.

Мужчина, привлекший их внимание, о чем-то оживленно переговаривался с молодой девушкой, стоявшей около прохода, ведущего на улицу, прямиком к самолетам, безмолвно и недвижимо ожидавшим своих нервничающих пассажиров. Что-то в его внешности казалось Лисичкиной невероятно знакомым, но она, усиленно всматриваясь, никак не могла разобрать, какая именно черта напоминала ей кого-то из прошлого. Еще раз скользнув взглядом серьезных голубых глаз по его квадратному заостренному лицу, покрытому двухдневной темной щетиной, женщина оставила попытки понять, где она могла видеть что-то похожее: в конце концов, мало ли, кого она встречала на многочисленных улицах разных городов, не могла же она запомнить каждого незнакомого прохожего.

Мужчина, по всей видимости, рассвирепев, начал зачем-то размахивать руками в такт своим восклицаниям, и у Светланы внутри все похолодело от его громкого охрипшего голоса, настолько сиплого, что даже невозможно было определить, какой он высоты и сколько примерно лет его обладателю. Рукава черной вязаной кофты задрались до локтей и обнажили выцветшие черно-серые татуировки, покрывающие руки мужчины практически вдоль и поперек. Лисичкина сглотнула, наблюдая за разворачивающейся сценой. Девушка, пытавшаяся усмирить пассажира, оставила свои попытки и обернулась, чтобы позвать кого-то из охранников, и именно в этот момент, молниеносно среагировав, нарушитель общественного порядка подхватил потрепанный дорожный рюкзак и проскользнул мимо, прямиком в распахнутые двери, ведущие ко взлетной площадке.

– Куда?! – вскричала испуганная девушка и в нерешительности заметалась из стороны в сторону. Люди, подогретые смелым поступком мужчины и раздраженные долгим скучным ожиданием, внезапно ринулись вслед за ним, подхватив свои немногочисленные вещи: большинство уже отправили свои чемоданы в багажные отделения.

– Господи! Да куда вы? Гриша! – работница аэропорта цеплялась за одежду проталкивающихся мимо нее людей, но никого не могла остановить. – Гриша!!! Сделай что-нибудь!

Лисичкина обернулась к Маргарите и коротко кивнула головой. Среди толпы, гудящей и немного растерянной, они сами протиснулись через двери по коридору, забитому людьми.

– Думаю, они не смогут теперь помешать нам улететь домой… – прошептала Светлана, обращаясь больше к самой себе и даже не подозревая о том, какой ужас через несколько минут породит произошедший скандал.

Толпа выбежала на улицу к самолету. Люди были возбуждены, но одновременно охвачены паникой. Во главе бежал мужчина в черной вязаной кофте, который практически достиг трапа, ведущего к самолету, как вдруг проход преградил широкоплечий охранник. Он буквально столкнулся с мужчиной, и тот повалился на холодную землю. Сильный удар пришелся на руку и плечо, но он встал и ринулся обратно. Однако с противоположной стороны толпы к нему уже направлялись другие сотрудники аэропорта.

Светлана шла с Маргаритой среди взбудораженных людей, не понимая толком, что происходит. Она держала свою новую знакомую за руку, чтобы не потеряться. Сейчас был примерно полдень, но из-за темных облаков, покрывших все небо, казалось, что уже поздний вечер. Лисичкина вглядывалась вперед, стараясь увидеть хоть что-нибудь, что дало бы ей ответ: идут они к самолету или нет?

Внезапно левую руку охватила острая боль. Ее резко дернули, и около шеи Светлана почувствовала холод железа. Маргариты рядом уже не было.

– Всем стоять на месте!

Светлана посмотрела вниз и увидела сверкающий нож и руку, крепко держащую его, сплошь покрытую татуировками, и до женщины дошло – она в серьезной опасности.

Люди продолжали бежать вперед, но некоторые останавливались, чтобы посмотреть на дальнейшее развитие событий. Это настоящий бунт в аэропорту!

Светловолосая сотрудница в сопровождении двух охранников подбежала к ним.

– Отпусти женщину!

– Нет! Я, клянусь, зарежу ее, если вы не пустите меня в самолет!

«Неужели сегодня всем так невмоготу улететь отсюда?» – подумала Светлана.

– Убери нож. По-хорошему прошу. Иначе…

– Что? Убьете меня? Сотрудники аэропорта убили невинного человека! Эта новость дойдет до президента!

Мужчина с татуировками перешел на крик, так что теперь вокруг них собралось множество людей, прикованных вниманием. Среди них была и Маргарита.

– Эй, да ведь это тот самый убийца! – послышался голос из толпы.

– Да! Ловите его, и покончим с этим! – прокричал второй.

– Пустите нас в самолет!

Поднялся оглушительный гул. Светлана хотела закрыть уши, но не смогла – любое движение могло оказаться для нее последним.

Виктор, резко открыв неожиданно легко поддавшуюся дверь, испуганно скрипнувшую своим тонким металлическим голосом, ворвался, прерывисто дыша, в здание местной прокуратуры. За ним семенил, оглядываясь по сторонам, Уткин, стесняющийся дурного запаха, исходившего от своей старой куртки, и искренне надеялся, что больше никто его не чувствует. Охранник, сидевший при входе, от неожиданности встал, неловко покачнувшись на слабых ногах, и попытался было остановить вошедших, но, открыв рот, не успел произнести и слова, как те пронеслись мимо, сдув грязные салфетки, о которые пожилой мужчина вытирал руки, испачканные шоколадными эклерами.

– Куда ты летишь, прости тебя Господь! – запыхаясь, проворчал Павел, но сбавить шаг не смог: ноги уже несли его сами, неподвластные сигналам мозга.

Снегирёв, увидел табличку, гласившую «Следователь», не потрудился разобрать фамилии, выгравированной золотистыми тонкими буквами, и, дернув за ручку, тихо выругался: запертая дверь не поддалась. Соседний кабинет принадлежал самому прокурору, и Виктору ничего не оставалось делать, как попробовать зайти туда.

Из-за хлипкой деревянной двери раздавался рой мужских голосов, что-то бурно обсуждавших, но Снегирёв, не церемонясь, вошел внутрь, проигнорировав вежливую привычку стучать и спрашивать разрешения. Четверо штатских полицейских и сам прокурор в белой рубашке с расстегнутой у горловины пуговицей, от неожиданности мгновенно прекратили занимавший их до этого спор, и на вошедших устремились удивленные и даже немного разозленные взоры.

– Вы… – начал прокурор, среднего роста сухой, мускулистый мужчина лет сорока или, может, пятидесяти, с короткими серыми усиками и болотного цвета мутными глазами, бегающими по лицам неизвестных гостей.

– Я Виктор Снегирёв, следователь Ярославского отдела полиции, а это – мой коллега, журналист Павел Уткин. – Павел одернул его за рукав куртки, и Виктор спохватился. – Пожалуйста, вот наши действующие удостоверения, ознакомьтесь.

Прокурор внимательно просмотрел ламинированные блестящие карточки и через пару минут вернул их Снегирёву.

– Так-с… – буркнул мужчина и поднялся с массивного черного кресла с деревянными коричневыми подлокотниками. Его выражение лица приняло несколько хитрый вид. – Простите за вопрос, вы тот самый Виктор Снегирёв? Дело о ярославском священнике – ваше?

– Мое.

– Я тоже там был, – поспешил вставить свои пять копеек Уткин, но собравшиеся в комнате пропустили его слова мимо ушей. Среди молодых полицейских тихо пробежал восторженный шепот. Снегирёву неприятно было чувствовать себя объектом всеобщего внимания. Он кожей ощущал, как скользят по нему любопытные взгляды недавно прибывших новобранцев, не успевших отслужить, вероятно, и полугода, и так неуютно было стоять перед ними, чувствуя, что тебя незаслуженно считают настоящим героем, самоотверженно и честолюбиво сражающимся против гнусной преступности. Он сам был преступником, и, что еще хуже, сумел это скрыть.

– Я вас уважаю, товарищ. Но что вы делаете здесь, позвольте поинтересоваться?

– Спасибо. Я слышал о недавнем происшествии. Девушка на железнодорожных путях. Кто с этим работает? Дайте мне поговорить с этим человеком.

– Знаете… Работа идет тяжело, точнее, пока не идет вообще. Видите ли, наш следователь пару дней назад очень некстати подал в отставку, и его должность еще никто не занял. А наши бравые ребята, – он метнул угрожающий взгляд на полицейских, и те вытянулись по струнке, – не очень осведомлены в вопросах поисков преступника и прочих сопутствующих действий.

– Для этого я и здесь, – облегченно ответил Виктор и ухмыльнулся, окинув взглядом присутствующих. – Думаю, вам не помешает моя помощь.

– Толком пока ничего не известно, – тихо бурчал прокурор, водя опухшим розовым пальцем по замусоленной старой карте. Виктор и Павел склонились рядом, наблюдая за его движениями. Уткин записывал происходящее на карманный диктофон, щедро выданный ему начальством. – Девушку нашли на железнодорожных путях в самой глуши, прямо посреди тайги. Ближайших населенных пунктов всего четыре: какая-то безымянная деревенька, Усть-Мана -небольшое поселение, – Дивногорск и, соответственно, поселок Манский, как вы можете видеть на карте. Дальше – бесконечные леса, следовательно, подозреваемый является жителем какого-то из этих населенных пунктов.

– Не забывайте, что подозреваемый может быть и вовсе приезжим, – подчеркнул Снегирёв, и прокурор недовольно кашлянул.

– Да. Так-с… Повреждения колоссальные, ну, вы слышали: выбиты обе коленных чашечки с целью ограничить возможность передвижения жертвы, что, однако, не удалось, вырезаны обе груди, нижняя часть туловища отсечена проезжающим поездом. Плюс заметные следы ударов, разбросанные по всему телу, кстати, практически обнаженному.

– Какое зверство, – тихо произнес какой-то молодой пухлощекий полицейский и покачал головой. «Должно быть, копия своей мамочки», – пренебрежительно подумал Виктор и презрительно отвернулся от парня. А ведь они, наверно, одного возраста.

– Значит, заниматься этим делом буду я, – констатировал он, сложив руки на груди. Уткин за его спиной смиренно вздохнул.

– Но…

– Мне можно работу не оплачивать. У меня своя зарплата есть, заботьтесь лучше о своей. А что касается…

Его речь прервал треск проснувшейся рации, висевшей на поясе кого-то из полицейских.

– Аэропорт, повторяю, аэропорт! – невозможно было понять, женский это был голос или мужской, так сильно его искажали шипящие помехи. – Требуется еще один наряд на место. Захват заложников, беспорядки. Может быть убийца. Прием! Повторить? Прием!

– Приняли, выезжаем! – заорал прокурор, выхвативший из рук парня рацию.

В спешке полицейские засуетились, но, к счастью, не запаниковали, а бросились на улицу, прямиком к машинам.

– Мы поедем с ними, – бросил прокурору Снегирёв и, одернув Уткина, устремился за штатскими, уже теряющимися из виду.

– Начинается… – испуганно прошептал Павел и тяжело сглотнул. Ему не хотелось снова связываться с преступлениями, но более сильный характером друг тащил его за собой. Так дружба ли это, или все-таки рабство?

ГЛАВА 4. «ПРИЯТНО БЫЛО С ВАМИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ»

Люди не переставали ругаться друг с другом. Они отчаянно пытались уговорить сотрудников аэропорта или даже приказать им пустить пассажиров в самолет, ведь убийцу нашли – вот он, прямо перед ними, и держит в заложниках Светлану. Женщина смотрела на его руки, бледные, с татуировками, они дрожали, держа нож у ее горла.

– Отпустите девушку, и мы мирно поговорим, – сказал широкий мужчина в белой рубашке.

Светлана сомневалась, что такой здоровяк способен мирно решить проблему.

– Я уже сказал, что убью ее, если вы не пустите меня в самолет!

– Послушайте! – из толпы вышла блондинка с короткой стрижкой и в деловом костюме. – Нам не нужны проблемы, вам тоже. Но если вы действительно тот самый убийца, про которого сейчас говорят в новостях, то нам придется арестовать вас.

– Что?!

Светлана почувствовала, как нож впился ей в горло. Холодная сталь обжигала тонкую кожу.

– Вы подозреваетесь в зверском убийстве. Отпустите девушку и пройдемте с нами.

– И не подумаю!

Лисичкина закрыла глаза и приготовилась к смерти. Она смогла выбраться из «дома потерянных душ». Живой. Она смогла выбраться из дома психопата. Живой. Но теперь очередной псих схватил ее в свои сухие мускулистые руки и хочет убить ее.

Она не видела, что было дальше, но услышала крик людей, топот, снова крики. Нож у ее горла упал в снег, не пролив крови. Так считала Светлана, пока не открыла глаза. Перед ней стояла Маргарита, рядом лежал труп мужчины. Нож в снегу был в его крови.

Толпа, подобно испуганным овцам, сама того не осознавая, все больше сжималась в стремлении людей скрыться за спинами других. Любопытные глаза зевак теперь не с решительной яростью, а с настоящим ужасом глядели на мужчину, задыхающегося в своей собственной крови. Он лежал на животе и сплющившимся носом упирался в асфальт, окрасившийся багряным цветом. Нож торчал у мужчины из шеи, и из раны, пульсируя, все еще выстреливали редкие струйки горячей крови. Светлана поражалась тому, насколько точно ее новая знакомая смогла попасть в артерию – еще пара секунд, и человек перестанет дышать уже навсегда. Она явно знала, что делает.

Странно, но никто из толпы при виде настоящего убийства не завопил, не позвал на помощь доктора, не разбежался в разные стороны в поисках выхода, размахивая руками – все просто стояли и молча наблюдали за тем, как умирает возможно невинный человек.

– Господи, боже… – наконец выдохнула сама Лисичкина и утерла мелкие капельки холодного пота, неприятно стекавшие по бледному виску, укрытому растрепавшимися светлыми кудрями.

Неожиданно до нее долетел какой-то звук. Сирены. Надрываясь, они истерично орали, предупреждая всех о том, что скоро прибудет помощь, да только помогать здесь уже было некому. Три полицейских машины ворвались на парковку аэропорта, нарушив воцарившуюся вокруг тишину, и молодые, но испуганные, запыхавшиеся, парни в форме хлынули наружу, хлопая легкими дверцами отечественных автомобилей.

– Что у вас тут происходит? – выкрикнул, подбегая, молодой сотрудник, на ходу вытаскивая и показывая свое удостоверение, на которое никто даже не взглянул.

Блондинка, работница аэропорта, сбивчиво начала объяснять ситуацию.

– Мужчина угрожал убийством, вот этой женщине, – она указала на Лисичкину, под боком у которой оставалась Маргарита. – А та, что рядом с ней, убила мужчину. Я не знаю, кто они, арестуйте обоих.

– Ну, арестовать труп мы, к сожалению, не можем, а вот эту милую даму запросто.

«Запросто арестовать», – подумала Светлана и презрительно отвернулась. – «Так у нас в России все и делается. Арестовать можно каждого, без разбору, вот только справедливо ли это будет?»

– Маргарита защищала меня.

– Но не убить же она его должна была! – Полицейский уже сковывал трясущиеся руки рыжеволосой женщины наручниками. Та поморщилась от боли, но не издала ни звука. – Это называется у нас «превышение самообороны».

– Тоже мне, – под нос буркнула Лисичкина и стала наблюдать за тем, как молодой парень передает по рации запрос о том, чтобы на место направили судмедэксперта.

– Да, следователь у нас новый уже есть, – отрывисто сказал он и засунул рацию в карман тяжелой куртки. Откуда-то справа подбегали все новые полицейские, о чем-то расспрашивающие свидетелей вынужденной защиты, теперь считавшейся преступлением.

– Приятно было с вами познакомиться, – тихо обронила Маргарита и, в последний раз взглянув на нахмурившуюся Лисичкину, пошла следом за полицейским в одну из машин.

Светлана осталась на своем месте, чего-то ожидая. Из полицейской машины вышел знакомый ей мужчина. Она быстрыми шагами направилась к нему – вот, чего она ждала.

– Виктор!

Снегирев, выпучив глава, смотрел на женщину, затем протянул руки.

– Светлана, вы в порядке?

– Господи! Я совершила ошибку, простите меня. Лучше бы я поехала с вами. Как же мне не хватало вас.

К ним подошел Уткин в расстегнутой куртке.

– Ну, и жаришка у вас тут.

Женщина нахмурилась и указала рукой на автомобиль.

– Почему вы приехали на полицейской машине?

– Светлана, мне надо кое-что сказать.

– Только не…

– Да. Я теперь новый следователь здесь на время этого странного расследования. Этим беднягам-полицейским надо помочь.

Она тяжело выдохнула.

– Что ж, значит, это судьба. Я с вами. Жизнь уже показала мне, что будет, если я не отправлюсь с вами.

– А жизнь не показала вам, что будет, если вы отправитесь с нами? – хихикнул Снегирев.

– Лучше умереть вместе, чем одной.

Виктор нежно погладил руку женщины.

– Я бы не пережил вашу смерть.

– Как и я вашу, – улыбнулась она.

Снегирёв обернулся к молодым полицейским, растерянно наблюдавшим за его воссоединением с Лисичкиной.

– Так! – от его грудного командного голоса, звеневшего сталью, вздрогнула пара пареньков. – Вас сколько здесь?

– Восемь, – робко ответил голубоглазый блондин, внешне чем-то напоминавший Сергея Есенина.

– Замечательно. Шестеро останутся здесь – ждите прибытия судмедэксперта, поезжайте с ним, а дальше дело передадите прокурору, здесь ничего особенного, свидетелей – целая толпа людей, разберетесь. Оставшиеся двое поедут со мной, Павлом и Светланой. Больше нам никого не нужно. – Виктор ласково тронул Лисичкину за предплечье, и женщина улыбнулась.

Двое наиболее хилых на вид молодых сотрудников отделились от компании и ушли дальше, к трупу. Один из оставшихся, тот самый блондин, обратился к Снегирёву.

– В участок посыпались звонки, в том числе от знакомых и родственников пострадавшей. Нам известны примерные координаты места, погибшая была родом из безымянной маленькой деревеньки, звонили ее пожилые родители.

– Представляю, какой это удар для них… – посочувствовала Светлана, но молодой парень лишь усмехнулся.

– Сомневаюсь, что вы в состоянии это почувствовать.

Лисичкина холодно промолчала и окинула его уничтожающим взглядом. Что этот самодовольный юнец может знать о жизни? И кто вообще берет таких на работу в полицию…