Таджикистан

Э, «боцман».., Э.. Когда деньги отдашь? ныл Сайдали.

– Иди в жопу, получка будет – отдам, -отмахнулся от него « боцман». Наш барыга вздохнул и исчез. В общем, пока разведка прочесывала городок в поисках собак, мы за казармой выпивали и закусывали. Вражеских собак не было, но тут за казарму выбежала личная шавка жены зампотыла, и тут же уткнулась мордой в песок.

– Есть одна, – радостно улыбаясь, появился из за угла, Леха Кабанов.

– Ты – придурок, « кабан», – простонал « боцман»,

– Эта собака стоит больше, чем ты весишь!

– Да ну, – опешил Леха.

Хуй гну!, рявкнул «боцман»,

– Лис, что делать то?

– Да ни хуя не делать, – отвечаю я,

– Шкуру долой и в котёл. Рядом резко хлопает выстрел СВД.

– Ты ёбнулся? -хором спрашиваем у снайпера.

– Я то чё, она сама, – оправдывается тот. И правда, при беглом осмотре выяснилось, на предохранителе не стояла, и теперь гильза есть, собаки нет, вернее есть, а показывать труп собаки – сам трупом станешь. Думали недолго, пришлось звать Сайдали.

«Сандаль», слушай меня, начал « боцман»,

– Денег хочешь? Тот кивает.

– Значит так, нужны дохлые собаки, хотя бы пара, надо просто.

– Два сомон, – Сайдали для утвердительности показывает два пальца.

– Слышь, снайперюга хуев, – обращается к разведке «боцман»

– Есть деньги?

– Есть, – обреченно вздыхает тот, и лезет во внутренний карман. «Боцман» не унимается:

– Тебя Миня на куски рвать будет, будешь толчки мыть по всему полку, так что жопа на кону, это точно, давай не скупись. В итоге, отобрав у Лёхи целый косарь, «боцман» продолжал:

– Значит так, упырь, сейчас денег не дам, собак тащи, и по списку ещё, остальное в счёт долга с меня спишешь, и насвай принеси. Сайдали пулей летит к забору, оживленно машет руками, и уже через полчаса возникает дилемма. Перед нами помимо пакетов с водкой и закуской, пять дохлых свежих собак. Разведчик оглядел мутным взглядом трупы собак и выдал:

– У меня гильз столько нет.

– Щас поправим, – заявляет «боцман», забирает у него винтовку и делает с небольшим интервалом пять выстрелов, причём в забор, местных бачат сдуло, словно ветром. Наступила тишина, даже цикады и те заглохли. Через минуту возле нас уже было все начальство. Пять мёртвых собак, в наличии пять гильз, три пьяных тела, пакеты успели заныкать, и то хорошо. Миненков молча смотрел на картину « Охотники на привале», и, наконец, выдал:

– Всех на губу, СВД сдать, замполиту – выговор, командирам разведроты и ИСР – выговор в дело, а ты, – он тыкает в меня пальцем,

– Вечером в штаб, придурок. Мы разворачиваемся и идем в сторону парка, где и находится славная наша губа. Начкар, первым делом задал резонный вопрос:

– Записка об аресте есть? Мы дружно замотали головами.

– Нет, тогда идите на хуй отсюда, – напутствует начкар.

– И куда? – опешив, спрашиваю я.

– В город идите и не отсвечивайте, вечером на поверку придёте и все, – объясняет нам офицер. Через дальние ворота парка выходим на улицу города, конечно вот она местная забегаловка и никуда идти не надо, тормозим тут.

– Ну, братка, – успокаивает разведчика «боцман»,

– Добро пожаловать в саперную роту.

Завалившись в одну из многочисленных таверн востока, я увидел в углу бородатых мужиков, с автоматами, они, лениво скользнув взглядом по нам, продолжали трапезничать.

– Проходи, чего встал то? – бурчит « боцман»,

– У них – своё, у нас – своё, друг другу не мешаем и ладно. Я послушно сел за колченогий стол, за столь короткое время я уже ничему не удивлялся, если честно. Бородачи, судя по запаху из пиалушек, пили явно не одобренный аллахом напиток, и были счастливы. «Солдат он и у моджахедов солдат» -, подумал я, наливая местную водку, причём настоящую, как утверждал хозяин забегаловки.

Из России арак везли, бил он себя кулаком в грудь и вытаращивал глаза.

– Из России, так из России, – усмехнулся Женька, сворачивая припаянный полиэтилен и, отвинчивая пробку из под пепси колы.

– Давай, братва, за нас, бедолаг, ни отпуска, ни дембеля! Дали, и так дали, что через час бородачи сидели уже с нами, и пьяный Женька «боцман» самого пожилого допытывал просьбой: « Дай стрельбану!», и тянул руки к АКМ. Тот, скаля зубы, пытался чего-то спеть по своему, разведос от жары и от водки просто спал, я же мучительно думал, каким бортом меня отправят назад. Но реальность превзошла все ожидания. В ошхону зашёл подполковник Миненков. За каким и на кой, история умалчивает, но мы протрезвели в момент. Комполка с минуту молча смотрел налитыми кровью глазами на нас, но ничего не сказав, просто молча вышел из- под навеса. Не знаю, может у него там была назначена встреча или ещё что, но эта история не имела продолжения, причём никакого. Утром, уже в куртке, я проснулся не то, что с больной головой, вообще никакой. Рядом сидел Орябинский и, усмехаясь, протянул банку «Балтики»:

– Да, ну вы и дали вчера с «боцманом», вас вообще моджахеды принесли, у КПП положили и вас потом по приказу Мини в роту.

– А чё это он такой добрый? Я просто отмахиваюсь и жадно выпиваю предложенное пиво.

Пошли, невесело говорит «Оряба»,

– Тебе автомат выдать надо.

– Да на хую его видел, – отмахиваюсь я.

– Пойдём, подпись поставишь и все, в военник «толкушку» надо тоже, и главное, – Орябинский весело подмигивает:

– Памятку получишь « о запрещении одиночного купания». Я поперхнулся остатками пива,

– Где? Купаться? Вы тут ебанулись?

– Тут своя ёлка, Толяныч, -усмехается Серега,

– Поэтому пойдём и не трещи, делай что говорят и ладно. В общем весь день я расписывался за каждую хрень, и за получение всякого и нужного обмундирования в виде противогаза, валенок, и овчинного полушубка, который задолго до второго пришествия Миненкова на свет, был продан вкупе с остальными ушлым зампотылом, естественно предшественником нашего нынешнего чистейшей воды пидо… человека. Все это я узнал от Кости Горины, нашего старшины, который в кой- то веки почтил нашу роту, с целью чего там вымутить, но влетел в наряд по столовой.

– Пошли ко мне помдежем, хули тебе в роте делать? – предложил он, а я сдуру согласился, о чем пожалел сразу. Принимали столовую у прапорщика Дургоряна, что вылилось в спор двух прапоров, кто, кому, сколько должен, а мы вдвоём вместе с таджиком сержантом тщетно пытались пересчитать тарелки, кружки и прочие прелести. В итоге приняли, плюнули и разошлись. Взводу пехоты поручили великое дело- наводить порядок и чистить картошку, а сами вышли покурить.

– Тут, Толян, все просто, все либо из за выслуги, либо из за бабок, платят копейки, но если с умом, то можно хапнуть не хило, – просвещал меня Костя,

– Я тебе о браке свидетельство сделаю, Нестерову на стол, и в город, там совсем другая жизнь.

– Другая – кивал я, в ожидании ужина. Но при виде, чего- то захотелось водки и в ошхону, запашина стоял – туши свет. Пока старшина принимал рапорты и заводил людей вернее милостиво разрешал заводить, я катастрофически скучал по сух. пайкам. И невольно вспомнил про труп собаки:

– Ё- моё, она же в каптерке…

– Не ссы, – успокаивает меня Костя,

– Вечером хаш будет, пока вы фестивалили, Ванька все забабахать успел.

– Короче, дело к ночи, ждём ночера…

Вечером стартовал сабантуй за нашей любимой казармой, «сандаль» летал по территории со скоростью метеорита, казан распространял запахи, не сравнимые с вонью нашей столовой, народ подтягивался. Многие эстеты, которые брезгливо отворачивались при слове «собачатина», все же подходили с просьбой попробовать, и в конце концов, даже Коля Полуносов не выдержал:

– Хорош жрать, а то как чё, « не будем фу, собачатина», а на халяву и говна полный рот, в общем, идите в жопу. Тем самым ограничив приток халявщиков, мы решили приступить к трапезе. Только разлили по первой, нарисовался Бунегин, самый старый и самый пьяный, как всегда, из нашей роты.

– Здорово старый! – приветствовали мы его хором.

– Всем привет, – прохрипел старый и молча осушил предложенную кружку с водкой, закусив собакой вдруг ни с того ни с сего произнес:

– Я тут у штаба был, секретчику берцы шил, так он сказал, скоро танки погоним ахмат- шаху какому-то перегонять.

– Да ладно, – удивляется Плавин,

– У нас же мир, дружба, жвачка.

Так то оно так, говорит старшина,

– Тут до вас случай был, банду одну прищучили по случаю, комполу в героя сыграть захотелось, так вот, у них в трофеях два миномета нашли. Нашли и нашли и хуй бы с ними, так нет, надо, сука, под камеры особистам сдать. Костя замолкает.

– Не томи, Костян, че дальше? -, не выдерживаю я.

А дальше, Костя усмехнулся,

– Особистам делать нечего, решили номера пробить и узнать откуда у бачей самовары, и пробили таки, оказалось, трубы наши, с нашего полка, списание прошли и утилизацию и бумаги все в порядке, и все в порядке, короче поставили раком всех, а компола на пенсию по тихой, это я к тому, -заканчивает старшина, что ну его на хуй эти подвиги, вот строевой смотр пережить – это подвиг, а за дебилами по горам бегать, пусть другие, а меня Катька в городе ждёт. Костя за время службы пригрел местную шалашовку из русских, что не успела, или не захотела уехать, и жил с ней, а что удобно, дырка есть, заразы на винт не намотаешь. Захмелевший Юрец Бунегин припёр магнитофон и поставил кассету, судя по всему, военный шансон, но так то пофиг, конечно, но у Юрика вскоре начался фронтовой приступ.

Мы тут воюем, причитал он,

– А там нас никто не ценит, а мы Родину защищаем, под пули идём, на смерть, горы они такие, – продолжал Юрец, хотя дальше расположения никуда и не ездил. —Началось-, буркнул Вовка Иванов,

– Старый иди в жопу, достал уже Родиной своей.

– Ничего ты не понимаешь, малолетка, – не повышая голоса, скулил «Бунега»

– Мы первые смерть примем, на этом рубеже.

– Блядь, да налейте вы ему, пусть заткнется, -выругался старшина,

– И как такого алкаша на контракт взяли, хуй знает.

– Видать совсем плохо с кадрами, – отвечаю я.

– Ну не настолько же, возмущается старшина,

У нас либо тупиздни, типа Мамади либо вот, он тычет пальцем в сторону Бунегина. Тот выпив кружку водки, ронял слезу под группу то ли «Отпад» то ли «Каскад», короче я в них не бельмеса, поэтому слушаю Костика.

– Если у нас мат. база не готова, нас поимеют по полной, у тебя, кстати, вещмешок укомплектован? -спрашивает он меня.

С какого перепугу? я даже опешил,

– Тогда на дизель в наряд надо, или в патруль, тебе оно надо сутки на плацу вялиться? Я мысленно соглашаюсь с ним, родной театр абсурда мне и на срочке надоел, а после контракта на Кавказе, как – то совсем не вдохновляет.

– Ладно, завтра смену сдадим, и в город, надо будет показать тебе все и вся – решает Костя, на том и порешили. Уже в казарме грустный дежурный материл всех и вся.

– Ты чего Егор? – спрашиваю я его мимоходом.

– Да козлы, опять придумали внезапную тревогу, каждую, сука, субботу и все внезапную, и все в мою смену, шторм двенадцать, мать их.

– И чего? – не догоняю я.

– Да ничего, полночи пиши, пол утра автоматы выдавай, потом принимай, хоть бы напали что ли, мы бы на радостях без оружия бы пизды дали, – мечтает Егор, и тут же без перехода:

– Ты партаки бить умеешь?

– Ну да, а есть чем? – ради любопытства интересуюсь я.

– Во блин, у меня машинка есть, давай после тревоги зайдешь, посмотришь? Егор даже оживился.

– Да я в наряде, вроде бы, – сомневаюсь я,

– Да забей, мы вас в тошнотике меняем, примем нормально, ты посуду посчитай, остальное – хрен с ним, на этом и договорились. Спать я ложился в полной уверенности, что моё саперное мастерство и главное опыт в этом полку как раз кстати, судя по преферансу в штабе, и теперь в татухах, вообще супер- карьера. Осталось замутить самогонный аппарат, усмехнулся я, но даже не предполагал, насколько я близок к истине.

Утром Нестеров порадовал меня тем, что снял с наряда и приказал готовиться к строевому смотру, О, великая и непреодолимая сила нашей армии, нет такого катаклизма, по разрушительной силе равному строевому смотрю. Ящики с мат. базой, бирки и кантики, все строго тридцать первой директивы ГШ, иначе все, мир рухнет, количество стежков, размер, и толщина букв, размер каждой мелочи прописан в этом шедевре Генерального Штаба, и конечно, хранится это все в таком величайшем секрете, что можно понести суровое наказание, об этом мне поведал старшина Костя, когда на листах с факсимиле «совершенно секретно», резали дыню, отжатую у пехоты.

Ты, Толяныч, помни, если кому попало попадёт этот документ в руки, то нам крышка, как в войну диверсантов вычисляют? А, вот смотри, задержали мы бойца в патруле, по документам годок, а по виду душара, и подшива чмошная, и чё? Иди сюда, мой белый булка, то ли серьёзно, то ли в шутку говорит Костя. Я не спорю, у меня задача пострашнее, – отмазаться от строевого смотра.

– Кость, – канючу я,

– Ну его в жопу, смотр этот, я не хочу.

– Тады тебе в санчасть надо, – глубокомысленно делает вывод старшина, пойдём к Оксанке, она баба своя, сделает. Мы доедаем дыню, мокрые секретные бумаги полетели в урну, и через пару минут мы в курилке у медиков.

– Давай, посиди тут, – говорит Костя, – я щас. Ну щас так щас, сижу любуюсь рыбками в бассейне у мед. роты, рядом сидят кандидаты и с мечтой в глазах живоописуют прелести Душанбинского госпиталя.

– Не ну а чё, хавки валом, спи сколько хочешь, чипок есть, вообще зыканско, роняя слюни, говорил один, я там скорпиона доделаю, да и от дурки отдохну, да геморрой вырежут, это фигня. Казалось, что госпиталь – это предел его мечтаний. А насчёт скорпиона- все просто, многие притаскивали эту хрень, заливали эпоксидной смолой, и потом часами обтачивали, хотя такую же байду можно было купить на рынке за дирамы.

– Пошли, – машет мне Костя от дверей санчасти, захожу в кабинет, девчонка в меру пухлая, с веселыми живыми глазами резко отличалась на общем фоне.

– Что у тебя болит? – спрашивает она с ходу.

– Ничего, – пожимаю я плечами.

Значит будет, как – то уверенно говорит она, и ставит какой-то штамп,

Все, у тебя грибок, и грыжа, радостно ставит она мне диагноз.

– Может не надо, как то неуверенно говорю уже я.

– Глохни, а то « гравидитас» поставлю, всю жизнь мучиться будешь, – уже откровенно хохочет Вахракова.

– Чё это? – ничего не понимая, спрашиваю я.

Это, мой новый друг, беременность по латыни, так как,? – она с насмешкой смотрит прямо мне в глаза.

– Хрен с ней, пусть будет грыжа -соглашаюсь я. Однако, командир роты скептически отнесся к диагнозу, но все же решил.:

– Скройся на время смотра лучше в патруле, а так, конечно же, тебя в строй – греха не оберешься, ты лучше скажи на кой хрен ты приехал?

– С военкомом бухать меньше надо было, – отвечаю я и злюсь больше на себя, чем на пропойцу майора Лапина.

– Ладно, завтра заступишь в патруль, напутствует меня ротный, и я топаю мимо всех в расположение танкистов, благо в одной казарме живём. Грустный Егор, молча пожал руку, и сунул в руки чудо инженерной мысли – машинку для порчи кожи, из моторчика, ручки от столовой ложки, и гелиевым пустым стержнем, вместо иглы или струн, проволока – полевка. Также молча вручил мне каталог татух и спросил:

– Могешь?

– Могешь, – уверенно сказал я и добавил:

– Перерисовывать не буду.

– И не надо, в зенитке Пашка может, я щас. И убежал, я остался ждать некоего Пашку и сетовать на превратности судьбы.

Зенитчик Пашка оказался вертлявым и щуплым малым, чей талант художника как раз и раскрылся в армии.

Ну, чё у тебя? сразу приступил к делу Павлик.

Надо вот, Егор показывает на руку, где среди непонятных синих линий проглядывало некое лицо, по замыслу человеческое, а по исполнению..

– Пикассо, бля, -только и смог я сказать. Паша задумчиво покрутил головой и произнес:

– Орнаментом захерачим, давай я вечером займусь. Пожали руки и разошлись. От нечего делать потопал за казарму, где в душевой на улице, сидели наши и пили баночное пиво.

– Панасенко в штаб вызвали, сообщает мне новость Плавин.

– И на кой? -лениво переспрашиваю я его.

– Завтра технику переводить будем, Плавину, как водителю дежурной машины, которая никуда не гоняла вообще плевать.

– И куда переводить то? – наивно интересуюсь я.

– С зимы на лето, или с лета на зиму, а так вообще похуй, Плавин запускает банку за маск. сеть.

– Плавин, твою мать! – Нестеров появляется не пойми откуда.

– Завтра я вам ПХД устрою, тем более суббота, я надеюсь, ты меня понял? Ротный разворачивается и, заметив своего друга, химика, спешит к нему.

– Хуя все, – только успевает проговорить Вовка,

– Не ссы, завтра бачатам сомон дадим и помойки вылижут, -успокаивает Плавина его тезка, но по фамилии Иванов. Прострадав херней до вечера, идём на построение. На плацу все, задние ряды усердно плюются насваем, от чего на асфальте вокруг зелёные пятна.

– Во блин, – опять, недовольно бурчит Плавин. И точно, началось « в походную колонну». « повзводно», и мы пошли с песней. Умилил первый бат, составленный сплошь из местных аборигенов. Они хором грянули про русские поля, березки тополя. И апогеем всего, химики, командир Курапов, ростом до груди каждому из своих химиков, количеством из двух человек, просто остальные пять были в наряде. Протопав по плацу, уже у казармы, Шевелев Валера предлагает:

– Махнём в город? Ротный у Курапова, Панасенко по хрену, пошли, – уверенно говорит Валера.

– Ладно, – говорю,

– Давайте, дуйте, я вас найду- говорю я,

– И правда, мне же к танкачам надо.

Ну ну, и где ты нас искать будешь? скептически спрашивает Валера,

– Кабаков – до жопы, чё в каждый заходить будешь?

– Блин, Валера, давай забьем, – предлагаю я, я в лёгкую вычислю вас.

– Давай, Кабанов, разбивай! На том и порешили. Парни вышли на гульчик, я же пошёл к Пашке с Егором, пока обсуждали где, что и как бить, пока Пашка предлагал варианты татуировок, прошёл почти час.

– Ладно, парни, я к нашим – говорю я.

– Они опять в городе? -спрашивает Егор.

– Ну да, тут то хули делать – отвечаю я ему.

– Хуя, однако завтра смотр, а вы в город.

Ну, не война же успокаиваю я Егора.

– Лучше бы война, дурдома бы не было, -на прощание говорит Егор.

– Поверь, его было бы больше, – разочаровываю я его и бегом в город. Выйдя из КПП, пытаюсь сообразить, где наши. Иду по улице, среди местной музыки, типа « одна палка, два струна,» из одной ошхоны уверенно слышится «Владимирский централ, ветер северный,» в тему песня, прохладная такая, захожу -точно, джентльментский набор, и удивленные глаза Валеры:

– Ты как нас нашёл?

– Не хуй берцы снимать – бурчу я,

– По запаху, штрафную давай….

Ночь обещала быть долгой, Леха Кабанов, забыв про свою глухоту, бодро подпевал Кругу, и в местах даже попадал в ноты, мы же ждали старшину с обещанными блядями, но тут..

– Вы что охренели? -В проеме стоял сам ротный Нестеров и его друг Курапов, химик тянул ротного за рукав и приговаривал:

– Леха, ну их в жопу, пошли, нас мужики ждут. Нестеров посверкал глазами, но видно простава – дело святое, поэтому он решил расправу с личным составом отложить на время, погрозив нам кулаком, он в сопровождении своего друга, наконец-то ушёл.

– Завтра мозг весь выебет, -произнес Шевелев, и выпив пиалушку водки, решил:

– Да похуй, пляшем. Не успев осознать всю глубину нашего морального падения, как появился старшина в сопровождении своей походно -полевой жены Катьки. Та была, ну как бы сказать, очень на любителя, причём неизбалованного, и очень пьющего любителя.

– Привет Валера, – поздоровалась она с Шевелевым, как со старым знакомым.

Кто бабцов заказывал? все почему-то посмотрели на меня. Я прикинул ситуацию, потом кивнул и сказал:

– Заводи! Катька завела, посмотрев с минуту на это безобразие, то ли в штанах, то ли в юбках я прохрипел:

– Костя, водки! Тот понимающе кивнул, меня подташнивало нисколько от паленой водки, сколько от запаха этих нимф востока. Костя понимающе кивнул, и произнес:

– Парни, поехали в баню, щас Ака нам такси вызовет. Надо заметить, что обретя свободу и независимость, бравые соманиды также отринули от себя рабскую привычку мыться, а бани остались, но, в основном, их посещали с нашего полка, и немногие местные, которые ещё не до конца отаджичились. Вскоре возле ошханы остановилось нечто, в прошлом это был, наверное, москвич, но сейчас, умелые руки таджикских мастеров, превратили это в транспортное средство без капота, дверей и стёкол, рабочие две двери гостеприимно распахнулись. За рулём сидел… Сайдали, сам, собственной персоной.

– Эй, Плявин, ти мине дольжен, – протянул Сайдалишка.

– Иди на хуй, « сандаль», – спокойно ответил Вовка, усаживаясь рядом. Кое- как восьмером усаживаемся в машине. Москвич рывком, выпуская клубы чёрного дыма, тронулся с места, через минуту в ночном Кулябе раздался рев.

– Э, труба упала, – запричитал Сайдали, имея наверное ввиду глушитель.

Не ссы кричал Плавин, я тебе таких труб до хуища дам! Таджик недоверчиво косился на Вовку, а тот продолжал орать:

– Зуб даю, у меня этих труб – во! Он хотел показать сколько, но не мог, поэтому уточнил:

– До хуя вообщем.

– Это сколько? – решил уточнить «сандаль».

Это больше, чем до ебеней матери, уточнил Вовка, и вынес приговор:

– Теперь ты мне должен, обезьяна. До бани доехали без особых приключений, в багажнике у Сайдали было все для банкета, и он таки начался. Катька повела своих товарок мыться, а мы окунулись в бассейн и решили обсудить главное.

Костя, мы на винт не намотаем? задаёт законный вопрос Плавин.

А ты на клыка дай, резонно замечает Костя.

– Знаешь, сам и давай, -злюсь я, и говорю:

– Я не буду, деньги только на ветер.

– Ну и куда их девать? – опешил слегка старшина.

– Пехоте перепродай, – замечает Плавин, я видел они в карауле сегодня. Сказано-сделано, Костя написал записку начкару и Сайдали увез в сторону части подарок, причём вместе с Катькой, которой Костя выписал пинок для ускорения.

– Ну а теперь, за строевой смотр, и за шторм двадцать, – произнес старшина, когда ревущий болид Сайдали затих вдалеке.

Утро было печальное, на плацу, под ласковым таджикским солнцем дурел весь личный состав полка. Перед каждым бойцом, как на хреновом рынке, лежал вещмещок, перед вещмешком – тряпка, обязательно зелёная, с кучей кармашков в коих было все, нитки иголки, пуговицы и основа основ- подворотнички, не менее двух. И бирки, бирки повсюду, это главное. Ротный Нестеров непонимающе смотрел перед собой, отходя после проставы. Кабанов, закинув насвая, красный, как рак, стоял в первых рядах и окончательно оглох, поэтому нач. штаба просто вздохнул, когда пытался спросить что- то и махнул рукой. Плавин истекал потом, и молча завидовал мне и «Ваньке», то есть Иванову Вовке, за наше гасилово в наряде. Панасенко с обреченным видом стоял у открытых ящиков, именуемых мат. базой. И началось. Бодро отдав рапорт о наличии по штату, списку и вообще и в частности личного состава, ротный подзавис. У нас, оказывается, штат даже переполнен, помимо штабных девушек, у нас на должностях были жены, подруги жён и не только, а также очень много ветеранов с невыговариваемыми фамилиями, но они есть, хотя в строю стояли полторы калеки. Начальник штаба проверил все лично, даже кантики на затылке и, не долго думая, командует:

– Правый ботинок снять! Зря он это сделал, тёплый ветерок сразу принёс лёгкий аромат даже до дизеля, где в тени я и Ванька играли в нарды.

Почему воняет? я вас спрашиваю!

– Это вопрос к Плавину. Вовка от жары обалдел настолько, что рубит, не думая.

– Пока вас не было, не воняло! Пауза, бравый подпол делает вид, что ничего не случилось и продолжает:

– Почему носки не по уставу? Вовка смотрит себе на ногу, вернее на носок с бабочками и отвечает, не думая:

– Чё было, то и купил!