Максимовна и гуманоиды

Сашка Зек, уважив участкового, подвинул ему табуретку и ехидно так сказал:

– Господи, неужели, я дожил до этих счастливых дней! Начальник сам лично желает нам денег и счастья!

Майор Бухарцев по кличке Бу— Бу осмотрелся, и, увидев спящих в углу инопланетян, спросил:

– А это кто такие бу— бу— будут?

– Да так, залетные какие— то, – ответила Балалайкина. – В клуб на новогоднюю дискотеку пожаловали с целью приобщения к культурным традициям российской глубинки…

– А документики у этих пришельцев есть, или они как бомжи – без документов?!

– Судя по их костюмам, документов у них нет, – сказал Крюков.– Тут и спрятать их некуда. Вон тряпки на них какие облиплые, словно бабские лосины. Куда ни сунь, все наружу выпирает!

– А что это они, бу—бу зелененькие?! Не уж— то отравились чем?! – спросил майор, пристально рассматривая внеземной разум» сквозь лупу, словно Шерлок Холмс.

– Ну, так они нашей «клюковки» наклюкались! Тут товарищ майор, такое дело, как наклюкаешься, так не только позеленеешь, но и серо— буро малиновым станешь! – сказал Коля Крюков, запихивая в рот соленый помидор.

Он в забытьи как— то неловко надавил на него зубами и в этот миг помидор лопнул. Сидящий напротив Санька Зек, в мгновение ока покрылся зеленой помидорной массой.

– Во, майор глянь, Зек у нас тоже зеленый гуманоид! – сказал Крюков, и заржал, как кастрированный мерин.

Не скрывая злобы, Зек вытер свою физиономию рукавом и влепил «деду морозу» прямо в красную пробку от заморских духов, которая болталась на резинке вместо носа Крюкова. «Дед мороз» не удержался на табуретке и упал на пол, запутавшись в театральных нарядах.

– Ты Крюк, скотина, – помидоры жрать не можешь! Да я таких как ты, – на зоне…

Майор Бу— Бу, сидевший по левую руку от Зека, стеганул его ладошкой по лысой голове, так что у того чуть не осыпались латунные фиксы, которые он надевал на народные гуляния.

– Цыц, урка, бу! Я на тебя, бу— бу, сейчас протокол составлю, за нарушение бу, общественного порядка…

– Начальник! Век воли не видать! Крюк первый начал! Я что ему – какой поц, чтобы меня вот так можно изгадить. Всю харю мне рассолом залил – конь германский!

Максимовна, услышав от участкового про документы, тут же смекнула. Майора Бу— Бу надо было немедленно брать «за жабры». С его помощью она могла решить свои проблемы и заменить старый паспорт на новый.

– Что—то мне жарко стало, – сказала она, скидывая с себя наряд Снегурочки.

Балалайкина выкатила перед участковым полные сока и любви груди, и томно вздохнула, привлекая к своим «охмуряторам» внимание участкового.

Бу— Бу, искоса поглядывая на выпирающий бюст Балалайкиной, изначально старался всей душой сопротивляться соблазну, но его сопротивление было не долгим. После второго стакана он окончательно сдался, и уже был готов припасть к груди Снегурочки. Воспылав любовью, участковый инстинктивно вытянул свои губы в «трубочку», представляя, как целует её в сосцы. Максимовна, почувствовала неуемное желание майора добраться до её плоти и она мгновенно решила воспользоваться ситуацией, ради достижения своей цели.

Подмаргивая бархатными ресницами, она подала майору тайный знак. После чего встала из— за стола и вышла освежиться на улицу. Бу— Бу, как жирный карась «клюнул» на её уловки, словно на макуху. Ничего не подозревая, он вышел на улицу следом за Максимовной.

Крюков, увидев ухаживания участкового за Снегурочкой, понял, что майор не отстанет, пока не добьется своего. Он достал мобильник, и набрал номер телефона жены Бу— Бу. Тонким женским голосом сказал:

– Алло Петровна, а твой участковый дома? Ах, на службе! А это не он сейчас возле клуба новенькую завклубом зажимает?

Через три минуты майор ворвался в кабинет. Схватив полушубок, шапку и планшет с протоколами, он исчез, ничего не говоря, словно его и не было.

Следом за ним на крыльцо клуба вышел Крюков. Инженеру предстала картина, которая могла стать достоянием кинематографа. Жена майора Бу— Бу, вооруженная дубиной, гнала майора домой. Она била его палкой то по голове, то по ребрам с такой силой, что после каждого удара Бу – бу приседал, хватался за поясницу. Продолжалось это до тех пор, пока он не протрезвел. Взбив облако снега, он стартанул с такой скоростью, что в мгновение ока исчез в темноте, оставив жену один на один с ночью.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ЭРОТИЧЕСКАЯ

Зиновий Шнипельбаум, был в районе единственным фотографом, способным разрешить проблемы Максимовны. В эпоху всеобщей паспортизации населения, пропихнуть в паспортный стол фальшивку, а взамен получить новый документ, не составляло никакого труда. Если за дело брался хитрый парень по имени Зяма – успех был изначально гарантирован.

Новогодние каникулы подошли к концу. Деревня Горемыкино, как подобает российской глубинке, погрузилась в суету колхозных буден.

Максимовна, с нетерпением дождавшись конца праздников, первым делом помчалась в район к фотографу, чтобы запечатлеть свою физиономию, для нового документа.

– Что, девушка, желает? – спросил Зяма, вытирая руки вафельным полотенцем с бурыми пятнами от проявителя.

– Я к вам, вот по какому делу. Мне нужны фотографии на паспорт, сказала Максимовна, просачиваясь внутрь фотоателье.

– Проходим, расчехляемся, готовимся, – сказал Зяма стандартными фразами.

Максимовна, скинув с себя куртку, поправила перед зеркалом волосы и уселась на табурет, стоящий напротив белого фона.

– Как мимолетное ведение, как гений чистой красоты, – сказал Зяма, стараясь приподнять настроение клиентке. – Так внимание, смотрим на этот пальчик, сейчас вылетит…

– Птичка, – сказала Максимовна, расплываясь в улыбке.

– Птеродактиль сударыня, – ответил Зяма, нажимая на кнопку фотоаппарата.

В тот самый миг, сквозь объектив, он увидел на груди Максимовны камень невиданный чистоты и красоты. В его голове мгновенно образовался вакуум, и он подумал той частью мозга, которая не успела съежиться от такой неожиданности:

– «Бриллиант»!?

Он навел объектив прямо на «молодырь», стараясь, как можно крупнее и подробнее снять это чудо вселенной. Камень сиял. Он завораживал. Он был такой чистоты и лучезарности, что сердце Зиновия замурлыкало, от навалившейся на него удачи. Несколько раз фотограф пыхал фотовспышкой, стараясь найти нужный ракурс. В тот момент, когда Балалайкиной надоело, и она уже хотела уйти, Зяма сказал:

– Все готово!

– А когда карточки, – спросила Балалайкина.

– Сейчас, сейчас будут готовы, – ответил фотограф, и подключив фотоаппарат к компьютеру с головой ушел в монитор, редактируя и без того прекрасный образ Максимовны. Его трясло от увиденного, как трясет рябину на сильном ветру. Ему страстно хотелось потрогать «молодырь». Хотелось на него подышать и даже потереть о рукав, чтобы убедиться, что это он – бриллиант.

Распечатав на принтере фотографии, он подал их Балалайкиной, и как бы невзначай, сказал:

– Это у вас, стразы от Сваровски?

Максимовна удивленно глянула на фотографа и, не поняв его, переспросила:

– Стразы от чего?

Зяма, поняв всю глубину отсталости барышни, ответил:

– Девушка, я спросил вас – это у вас стразы от Сваровски? Это такая фирма, которая выпускает стеклянную бижутерию.

– Нет, голубчик – это лунный камень от Дарта Вейдера, – ответила Максимовна. Она рассчиталась за фотографии, вышла на улицу, оставив фотографа в полной прострации.

Зиновия в этот миг, словно ударило током. Он выскочил следом за ней и прокричал, боясь упустить последний шанс:

– Девушка, вы забыли…

Максимовна обернулась.

– Что я забыла?

Заикаясь и задыхаясь от волнения, Зяма сказал:

– Сдачу!

– Вы ж мне сказали – сто пятьдесят, я вам сто пятьдесят и подала.

– Я забыл, что сегодня у нас день «любимого клиента». Скидки на фотографии на паспорт пятьдесят процентов.

Балалайкина удивленно хмыкнула и вернулась в фотоателье. Зяма Шнипельбаум задыхаясь от возбуждения, закрыл входной замок и повесил табличку с надписью – «Технологический перерыв 20 минут».

Он достал из кассы деньги и подал их Максимовне.

– Может барышня, мы с вами эротическую фотосессию сбацаем?! Я могу вам бесплатно сделать портфолио, как на журнал «Плейбой», или даже еще круче?!

В эти секунду Максимовну озарило. Чудные современные иноземные слова «фотосессия, портфолио» завораживали и в тоже время пугали некогда бывшую колхозницу.

– А что это за хреновина такая, ваше портфелио? – спросила Машка, заинтригованная удивительным словом.

– Это солнце мое, альбом с фотографиями! Индивидуальные портреты невиданной красоты, отражающие вашу женскую стать и духовную сущность! Неизменный, мадам, атрибут при приеме на работу в солидные фирмы Москвы и всей России!

– Это мне нужно, – ответила Максимовна, – Давай, касатик, трудись над своими портфелями, – сказала она и скинув куртку, прошла в фотосалон.

Зиновий Шнипельбаум с трясущимися руками прыгнул к своим тайным закромам и достал дорогой японский фотоаппарат, который был его гордостью и его достоянием. Он включил все софиты и томным эротическим голосом, сказал:

– Раздевайся, детка, Зиновий Шнипельбаум, будет из тебя богиню «Плейбоя» ваять!

Максимовна, ничего не поняв, влепила фотографу оплеуху. Тот, отлетев в угол своей студии, чуть не заплакал от обиды.

– Я тебе покажу, раздевайся! – орала она, наступая на Зяму, – Ты у меня, так разденешься, что тебя ни мама, ни папа тебя не узнают! Извращенец!!!

Шнипельбаум, забившись в угол, прокричал:

– Стоп, стоп, стоп!

Максимовна замерла в тот момент, когда её рука, схватив со стола бронзовый канделябр, занесла его над его головой тщедушного еврея.

Впервые за долгие годы работы фотографом, эротическая фотосессия стала для Зиновия настоящим кошмаром.

– Ты, что творишь, идиотка?! Ты фоткаться пришла, или меня хочешь тут уконтрапупить?! – заорал Зяма, впадая в панику.– Я сейчас полицию вызову. Ответишь мне за нападение при исполнении служебного долга!

Максимовна замерла. Она поставила канделябр на место и горько заплакала:

– Я думала, ты, меня хочешь невинности лишить, – сказала она и присела на стул. – Я же еще ни разу…

– Мне твоя невинность нужна, как корове парашют! Я же фоткать тебя собирался в жанре ню! Женщина не должна бояться. Она должа целиком и полностью доверять двум мужчинам— гинекологу и фотографу…

– А что такое это твоё ню?

– Это чувственные фотографии обнаженного женского тела. Игра света и тени. Таинство невинности и взрыв страсти…

– А, а, а! Так ты бы мне и сказал, что хочешь меня голую сфотать! А я, дура, думала, что ты меня силой решил взять, – сказала Максимовна и рассмеялась, вытирая слезы носовым платком.

В какой—то момент, Маша успокоилась. Она улыбнулась и скинув с себя кофту, соблазнительно обнажила свою грудь, растягивая рот в улыбке.

– Так пойдет, – спросила она.

Челюсть Зиновия от такой смелости клиентки «упала» на пол. Инстинкт самца, суровой и стальной рукой схватил его за тестикулы. Внизу живота все пришло в движение. Но этот камень, висящий на груди девушки, вернул его в «колею», задушив все природные инстинкты. Его взгляд вновь уперся в драгоценный «молодырь». Каким— то чутьем Шнипельбаум почувствовал, что от камня исходит удивительная сила. Будто сам Моисей говорил ему: «Возьми меня Зяма, и тебе будет счастье! Ты станешь самым влиятельным, самым властительным евреем на всей планете Земля». Казалось, что глаза Зиновия в этот миг просто выпрыгнут наружу от удивления и лопнут от созерцания драгоценности. Максимовна, словно растворилась в воздухе, оставив вместо себя огромный и сверкающий «бриллиант». «Нубирит» удивительной красоты и чистоты не просто манил его – он приковал его взгляд. В своей голове Зяма просчитал его стоимость по ценам Нью— Йоркской алмазной биржи и был ошарашен еще больше.

Зиновий Шнипельбаум не был бы русским фотографом Зямой Шнипельбаумом, если бы не любил подобные камни больше, чем божественные женские прелести. Он знал, что даже в целом районе и даже в области не хватит денег, чтобы выкупить у Максимовны сей драгоценный кулон. Правда, даже это отсутствие у него «резервных фондов» не могло остановить в достижении своей цели. Вот тут и началось самое интересное действо, которое он мог себе позволить.

Фотограф Шнипельбаум не знал удивительных ств этого камушка, не знал и не ведал, что ни за какие деньги Максимовна не сможет расстаться с ним. И даже не за его чистоту и красоту, а за то, что камень этот даровал ей новую, совсем иную жизнь и необыкновенную харизму, которая подавляла волю любого человека на этой планете.

– Занимательная безделушка, – как бы ненароком сказал Зяма. Он навел на него объектив и взял кристалл крупным планом.

– Это у нас наследственное. У моей бабушки сиськи тоже были четвертого размера, – соврала Мария.

– Я мадмуазель, не про ваши эффектные груди! Я про камень, – сказал он, засопев, от волнения, словно кабан перед соитием.– Продается? Хорошую дам цену! Ну, рублей, тысяч пятьдесят! Пойдет?

– Нет – товарищ фотограф, эта штучка – не продается! Это же бабушкина память, – ответила Максимовна, чуя своим сердцем какой—то подвох в словах хитрого еврея.

Зиновий, был вне себя. Он прыгал перед девушкой, словно обезьяна по клетке зоопарка. Шнипельбаум старался изо всех сил угодить, чтобы поближе подобраться к вожделенному камню. «Завладеть» – камертоном стучала мысль в его голове.

– Сто тысяч дам и ни копейкой больше, – сказал Шнипельбаум, в надежде, что, услышав столь значительную сумму, девчонка мгновенно сдастся, выкинув свои трусы, словно белый флаг капитуляции.

– Не продается! – твердым голосом ответила Машка. Она косо взглянула на фотографа. Тот в одно мгновение понял, что Максимовна какой—то неведомой силой вдавливает его в землю, делая его жалким рабом.

Сердце Зиновия заныло.

– «Переборщил» – сказал он сам себе, и тут же сделал лицо, отображающее полное равнодушие.– Ваша стекляшка барышня, таких денег не стоит! Признаюсь честно – хотел купить для себя, как реквизит для фотосессий! Для работы, так сказать с представительницами прекрасного пола. Ему цена— то: от силы тысяч тридцать… Это ведь стекляшка…

– Вот и чудесно, – сказала Максимовна одеваясь. – Когда прийти за портфелями?..

– Завтра – завтра ваше портфолио будет готово, – улыбаясь сквозь силу, ответил Зиновий.– Ваше имя, фамилия, адрес? – спросил он, заполняя квитанцию.

Максимовна назвала свою фамилию и имя, совсем не задумываясь, что Зяма, уже этой ночью наберется смелости и тайно посетит Горемыкино в поисках кристалла.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ПАСПОРТ

На следующее день Балалайкина с самого утра стояла под дверью местного фотосалона. Ей не терпелось получить фотографии. Проблема паспорта, пудовой гирей тянула её за ногу. Новая жизнь вносила свои коррективы, и Балалайкина в образе молоденькой красавицы просто не могла жить иначе. Ей не хотелось дожидаться в своем захолустном доме прихода смерти, как это делали её старинные деревенские подруги. Она прыгала, греясь около фотоателье Зиновия Шнипельбаума, дожидаясь, когда оно откроется. Ровно в девять утра двери фотосалона открылись. На пороге с «фонарем» под глазом, стоял удрученный ночными приключениями фотограф. Он потягивался после бессонной ночи, прикладывая к подбитому глазу медный пятак петровских времен.

– Здрасте… Я за фото! – сказала Максимовна, широко открыв рот при виде темно— лилового синяка.

– Проходите, – гордо ответил он.

Разве мог тогда Зиновий поведать Марии, как он ползал всю ночь по заснеженному огороду старухи в поисках скрытного подхода к дому. Как, переминаясь с ноги на ногу, стоял в январский мороз под её окнами, всматриваясь сквозь заиндевевшие окна в черноту дома. Как лелеял надежду еще раз увидеть этот великолепный и вожделенный кристалл.

Не мог он рассказать ей, как встретился нос к носу с пьяным Николаем по кличке Шумахер, который шел он в обнимку с пьяными ряжеными и на всю улицу горланил песню:

– «Эх, мороз, мороз не морозь меня! Не морозь меня а— а— а, моего коня!»

Не мог Зяма, да и не хотел рассказывать, как злые колхозники вместе с Шумахером били его «пудовыми» валенками в живот, приговаривая при этом, что он домашний зверь с бородой и рогами и лицо не традиционной сексуальной ориентации. А били Зяму за то, что он подсматривал за молоденькой девушкой в окно. А еще за то, что он никого из них он не уважил, когда его попросили закурить.

– С портфолио барышня, вам придется подождать. Будет готово только завтра. Сами видите, ночью по нужде вставал да в косяк головой врезался, жуть, как мне сейчас больно, – сказал фотограф. Он приложил к синяку огромный медный пятак и глубоко вздохнул, подчеркивая свою не трудоспособность.

– Ладно, валяй! Завтра за портфелями вернусь! – сказала Максимовна, – Я слышала ты, касатик, можешь мне новый паспорт справить?

– Могу, – ответил Зиновий, стараясь удержать около себя молодую и богатую клиентку.

– Тогда делай дело – я оплачу! Хорошую цену дам! На похороны себе собирала, – проговорилась, как бы случайно Машка.

Зиновий не мог пропустить этот момент, мимо ушей и тут же смекнул. Озираясь по сторонам, он осмотрел улицу, как бывалый «большевистский подпольщик» и пропустил Максимовну в фотоателье.

Еще в недалекие годы застоя, Зиновий Шнипельбаум промышлял подделкой лотерейных билетов общества «Добровольного содействия армии, авиации и флоту». Звезд с неба он не хватал, богатства не нажил, да и за ценными выигрышами особо не стремился, чтобы не быть уличенным в преступном деянии. Благодаря умению своих «золотых рук», на булку с маслом и икрой он имел систематически. И это положение удовлетворяло его.

– Ты мне, сокол ясный, карточку замени, и год рождения исправь, а остальное пусть будет, как есть, – сказала Максимовна, подавая Зяме паспорт.– Мне ведь другого не надо…

Зяма, включил кофеварку, достал школьный микроскоп, приобретенный у школьного сторожа специально для таких дел.

– Сейчас барышня, мы с вами кофейку выпьем. А потом приступим к филигранной работе.

Максимовна скинула с себя куртку и шарф, после чего присела к краю рабочего стола фотографа.

– А у вас тут хорошо – уютненько…

– Да уж, фортуна меня не обижает, – ответил Зяма, стараясь флиртовать.

Он открыл паспорт и вслух прочитал.

– Балалайкина Мария Максимовна…

– Это моя бабушка, – сказала Максимовна. – Я хочу по её паспорту в банке кредит получить, на открытие своего бизнеса, – наивно улыбаясь, сказала Балалайкина.

– Каждому своё, – ответил Зиновий. – Главное, чтобы мое имя, ни где не всплыло…

– Могила!!! Я вам, гарантирую, – ответила Максимовна, засветив пачку денег.

Зяма, переложил листки паспорта какими— то странными каменными пластинками с китайскими иероглифами, стянул документ между двух пластиковых пластин и вложил его в микроволновку.

– Не сгорит, – спросила Балалайкина.

– Что Маша, сгорит, то никогда не сгниёт, – ответил Зяма, и включив аппарат, засмеялся удачной шутке. – Надо равномерно нагреть пленку, чтобы отделить её от бумаги.

Пока он пил с Балалайкиной кофе, паспорт грелся в микроволновой печи.

Каким— то хитрым инструментом он подцепил пленку и стянул её с листа, словно «чулок». Аккуратно под микроскопом он, приклеил другое фото, исправил год рождения и после всех манипуляций повторно заламинировал страницы, как прежде.

– Это, что – так быстро? – спросила Максимовна.

– Доверять барышня, надо профессионалам, – с гордостью сказал фотограф. – Я на этом деле не одну собаку съел!

Максимовна смотрела на паспорт и была в восторге. Еще три месяца назад, она была дряхлой старухой, а сейчас— сейчас она держала в руках документ с новым фото и новы годом своего рождения. В эпоху всенародной паспортизации страны, вряд ли кто из работников паспортного стола местного РОВД стал бы присматриваться к документу старухи, надеясь обнаружить в нем фальшивку. Это как раз был именно тот случай, когда столь щепетильное массовое мероприятие в рамках всей страны притупляло бдительность органов внутренних дел.

Через пару дней после внесения изменений в паспорт, Максимовна, с благоговением держала в руках документ, дающий ей «путевку» в новую жизнь. Это было поистине настоящее человеческое счастье, обрушившееся на нее так же нежданно, как и её вторая молодость.

Уехала Максимовна из деревни вечером, оставив несостоявшихся женихов в полном недоумении. Коля, узнав, что его Машка покинула село, запил. Снегурочка была не только его партнером по сцене, она была желанным партнером, о котором он мечтал все эти годы.

Отойдя от двухнедельного запоя, пришельцы с планеты «Нубира», в какой—то миг одумались и вернулись к нормальной жизни.

Сюрпризом для них стало исчезновение Максимовны вместе с символом вселенской власти. Гуманоидам было невдомек, как всего лишь в одной деревне они лишились не только чудодейственного кристалла властителя, но и своего корабля, который пропал, словно его никогда и не было. Серия неудач свалившихся на их головы поверг внеземной разум к более активным действиям. Оценив обстановку, гуманоиды решили доказать дремучим землянам, что цивилизация «Нубира» является самой развитой цивилизацией во всей вселенной.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

СУХОЙ ЗАКОН

Ни кто из горемыкинцев не знал, да и не могли даже додуматься, что месть представителей чужой цивилизации за «горячий прием», не заставит себя ждать. После «незабываемых» зимних каникул, где они, потеряв все силы, еле— еле отошли от земного гостеприимства. Мужики поначалу сочувственно относились к пришельцам, стараясь любыми способами вывести их из коматозного состояния. Как казалось, гуманоиды были безобидны и наивны, словно дети. Но это только так казалось. На самом же деле, их черепные коробки скрывали настолько извращенные методы ведения «войны», что местные жители даже не ожидали подобного. И вот, наступил тот день, который горемыкинцы прозвали апокалипсисом. Позже, об этом странном происшествии могла отозваться вся мировая пресса, но благодаря государственным спецслужбам, удалось остановить утечку секретной информации.

Ужас и хаос спустился на бренную землю колхоза «Красный пахарь», заставив землян пересмотреть свое отношение не только к себе, но и к самой матушке— природе.

Что включили пришельцы, так и осталось загадкой не только для местных жителей, но и всей академии наук России.

Именно в тот день, когда Максимовна укатила покорять Москву, во время очередного сеанса самогоноварения, Канониха обнаружила, что из аппарата вместо алкогольного напитка, течет странная жидкость по вкусу и запаху больше похожая на жидкие кошачьи фекалии. Как ни старалась старуха выдавить из медного «змеевика» хоть каплю легендарного напитка, у нее ничего не получалось. В ярости баба Таня сыпала в дрожжи сахар, мешала все деревянной лопатой, крутила брагу в стиральной машине, но все было тщетно. Вместо ароматной – хлебной браги у нее получалась сладкая, гадко пахнущая патока, которая была пригодна не для приготовления водки, а для уничтожения колорадского жука методом глобального опрыскивания. Вся технология в один миг разладилась. На почве этих неприятностей старуха впала в прострацию.

Позже стало известно, что результатом мгновенной «порчи» алкогольной продукции, стала не природная аномалия, и даже не парад планет, а инопланетный гипнотический ретранслятор. Прибор испускал волны низкой частоты, от которых в головах людей наступало всеобщее помутнение рассудка. Чтобы пресечь глумление над своим здоровьем, пришельцы решили эту проблему радикально. Там где стояло правление колхоза «Красный пахарь» – на крыше располагалась антенна сотовой связи. К ней то и был подключены «инопланетные технологии» в результате которых, «гипнотическое облако» накрыло весь район. Эта эпидемия коснулась не только точек местных производителей, но и процветающее в плане продажи алкоголя государственное «сельпо».

Первым, кто опробовал на себе инопланетные «психотронные технологии», был кузнец Прохор. Еще с вечера в его тайных закромах пылилось полбутылки самогона, который он заработал по случаю халтурки, подвалившей ему накануне. С самого спросонья, когда в русской печи на сковороде млела глазунья из двенадцати яиц с салом и докторской колбасой, Прохор по— привычке, выработанной долгими годами, приложился к граненому стакану и…

Кирзовый сапог сорок седьмого размера вылетел из дома со скоростью и воем военного бомбардировщика. Следом за сапогом полетел чугунок с куриной мешанкой, да еще несколько других предметов русского деревенского быта. Следом за всем этим скарбом из дома, широко растопырив юбку, словно парашют, вылетела его престарелая маманя. Словно матерый десантник, она выскочила прямо в открытые двери хаты, будто из рампы самолета. Испуганная ревом сына, старуха крестилась в полете, полагая, что в его душу вселился дьявол. После взрыва бешенства, далеко по селу пролетел раскатистый рык кузнеца. Так только мог орать не кузнец, так орал в кино огромный Кинг— Конг, которому дверями прищемили яйца.