Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

– Слушай, это такая сложная механика, – вздохнул Джон. – Ну… как тебе… Ну вот все эти древнееврейские сказки так все запутали. Ты что, всерьез полагаешь, что мне, или вообще хоть кому-то может быть столько лет, сколько предполагается? Ну вот пообщавшись со мной и с другими… Ты и правда так думаешь? Мы напоминаем охреневших мудрецов с начала времен?

Макс задумался над его словами, и сообщил:

– Охреневших – напоминаете. Мудрецов – не очень. С точки зрения генетики, Верхние не так уж сильно отличаются от человека. Хотя, с другой стороны, человеческая ДНК отличается от шимпанзе всего на четыре процента.

– У тебя что… есть образец ДНК? В смысле, не шимпанзе, а…

– Ну, да. Раздобыл по случаю.

– Охренеть, – пробормотал Джон, а потом повторил будто пытаясь осознать: – По случаю. Ну да ладно. Чему я удивляюсь? Но пойми, что все это не более чем свойства исходного материала, и… почерк автора, я бы сказал.

– Автора… – медленно повторил Макс.

А потом вдруг увидел, что Джон улыбается как-то совсем… не по-своему, что ли. Как-то как ему с его репутацией улыбаться не полагается. И тогда Макс спросил:

– А она тоже?..

– Нет, ну что ты, – как-то чертовски трепетно проговорил Джон. – Она – то что есть. Ты же понимаешь.

Тим недоуменно переводил взгляд с одного на другого. Он не знал о ком они говорят – Макс так и не смог рассказать ему с кем именно он встречался в той беседке на самом последнем этаже Вселенной. А с другой стороны, что именно он должен был рассказать?

– Знаешь, – сказал Джон, – если мы сейчас начнем углубляться в суть мироустройства…

– А без этого и не получится, – вздохнул Макс.

Джон задумался, потом вдруг залпом осушил свой бокал с пивом. Дроид тут же услужливо протянул ему новую банку. Вот ведь кто нас спаивает.

– Ладно, – вздохнул Джон. – Тогда спрашивай. Но я так не уверен, что смогу на все ответить…

Макс кивнул. Сама возможность подобного разговора настолько ярко щекотала ему разум, что устоять перед этим… ну как Тим был не в состоянии устоять перед гитарой – обязательно начнет бренчать. Вот чем он, кстати, и занялся.

– Ага, – медленно начал Макс. – Тогда сперва поясни. Если не с начала времен, то что же это получается – это у тебя такая… профессия?

– Профессия? – Джон как будто даже растерялся от подобного определения. – Помнится, был такой мальчик Стив… Он то ковырялся в машинах, то ломал телевизоры и радиоприемники, то увлекался каллиграфией… Даже, было время, мультики снимал…

– Помню этого… мальчика, – улыбнулся Макс.

– Это была профессия? – поинтересовался Джон.

Тим смотрел то на одного, то на другого, но, кажется, не решался задать вопрос. Макс это заметил, и уточнил:

– Стив Джобс. Я тебе рассказывал.

– Разве Диккенс – это профессия? – продолжал Джон. – Стивен Кинг – это профессия? Пушкин – профессия? Архимед, Декарт, Ньютон, Хокинг…

– Доктор Лектер, – вставил Макс.

Джон посмотрел на него с каким-то странным выражением.

– Ну… он же, в итоге, доктор, – попытался оправдаться Макс.

Кажется, Джона подобное оправдание мало устроило. А с другой стороны, чего он, собственно, ждал? Древнееврейские сказки, конечно, оставили свой отпечаток ноги на сознании человечества, но с другой стороны – безо всяких сказок поведение, да и само появление всех Верхних и Нижних…

В общем, Макс решил, что оправдываться ему особенно не за что и спросил:

– Так что же это?

– Это ты попробуй определить что это, – усмехнулся Джон. – То ли должность, то ли некая социальная обязанность, то ли долбаный титул. Почти как у людей. Спроси – кто этот тип? Врач. Или слесарь. Или, там, президент. Или, например, Алан Рэй. Статус? Врожденное уродство, проклятие, талант? Или имя, которое говорит само за себя? В итоге ведь Ньютон – просто физик. Или не просто? Ты же у нас мастер формулировок.

– С каких это пор? – растерялся Макс.

– Думаю, со стародавних. Еще с момента, когда господь привязал динамит к сущему.

– И ты туда же! – возмутился Макс. – Я просто дурью маялся. Чего только не ляпнешь по молодости.

– Ты считаешь, что ты ляпнул? – усмехнулся Джон.

На это Макс не нашелся что ответить. Тим явно перестал понимать хоть что-нибудь из их разговора. Впрочем, Макс тоже понимал с трудом. Но главное, он не мог определить – этот их незваный гость и впрямь не способен сформулировать что-то важное, или просто играет в великого путаника? Хотя, если задуматься, многое он, все-таки, сформулировал.

– Тогда давай зайдем с другого конца, – предложил Макс.

– Давай, – равнодушно согласился Джон.

– Я примерно понял что из себя представляют Верхние…

– Понял? – удивился Джон.

– Ну… Она мне рассказала.

Джон посмотрел на него с недоверием, потом хмыкнул и спросил:

– И что же она тебе рассказала?

– Что они первые. Практически идеальные существа. Первый формат совершенства. Что-то в этом роде. И они, как я понял, стали для нее неинтересны именно этим. Или я не догоняю?

– Идеальные существа, – задумчиво повторил Джон. – И как, по-твоему, что из себя представляет идеальное существо?

– Понятия не имею, – честно признался Макс.

– Ну, и соответствует ли хоть один из этих напыщенных дуболомов такому твоему высокому определению?

– И снова понятия не имею. По мне идеальным существом может быть и вирус, и кошка.

Джон задумчиво покрутил в руке так и не открытую банку пива, откупорил, влил в стакан, потом в себя. Макс с Тимом ждали. Хотя, чего именно ждал Тим, было загадкой. Да нет, никакой загадки – продолжения.

– Видишь ли, – неуверенно начал Джон, – я могу только предполагать, ибо кто ж постигнет замысел… а уж настроение – и того подавно. Но… Как мне кажется, в некий момент времени она поняла, что создать совершенное существо попросту невозможно. Даже если ты всемогущий, всеведущий и далее по списку. Ну невозможно… А знаешь почему?

– Потому что творцу постоянно свербит? – предположил Макс.

– Браво! – похвалил Джон. – Лучше не скажешь – постоянно свербит. Дело не в совершенстве творения, а в неуемности творца. Лезут новые идеи, обновляется опыт… А значит, попросту незачем такое создавать. И какой выход? Каков следующий ход творца?

– Эволюция? – догадался Макс.

Джон посмотрел на него с уважением. Но Максу было плевать, потому что в этот момент до него дошло.

– Постой… Погоди… Так получается, тогда она и придумала эволюцию… От скуки? На творческом кризисе?

– Соображаешь, – кивнул Джон. – Хотя, вряд ли стоит называть такое просто скукой. Лучше и впрямь кризисом. Это все равно что сказать, что Леонардо от скуки бросался то рисовать, то изобретать. Но по сути… Саморазвивающаяся система. Такая сложная и долгая, что…

– А вы, получается… Верхние, Нижние, ты…

– Да, что-то в этом роде, – печально согласился Джон. – Можно сказать, что мы – доэволюционные существа. Ну не уничтожать же нас было. Жалко, в конце концов. Старалась же. Она пыталась сотворить что-то значительное вручную. И у нее почти получилось. Ключевое – почти. Технические детали, я полагаю, не так важны. Я бы назвал это… Даже не знаю…

– Неважно, – отмахнулся Макс. – И она, значит, решила, что совершенство нельзя создать – оно должно возникнуть само. И что получилось?

– Да все то же самое, – усмехнулся Джон. – Подразумевается, что в некоем отдаленном будущем вы, склонные эволюционировать, должны стать неким никому не понятным совершенством. И ей очень интересно что это, в итоге, будет. Как-то так. Но тут есть одно ключевое условие.

– Творец не должен вмешиваться? – предположил Макс.

– Ну да, – улыбнулся Джон. – Это фундаментальное условие эксперимента.

– А разве для творца подобное возможно? – спросил Макс

Джон грустно усмехнулся, и ответил:

– Даже я не могу понять что для нее возможно, а что нет. Например, в твою историю она вмешалась нисколько не смущаясь. А в остальном… Единственный выход для творца забросить что-то старое – это затеять что-то новое… Вот она и затеяла. Предварительно кое-что забросив.

Макс задумчиво посмотрел на него, и вдруг появилось желание его пожалеть. Глупо, конечно, но те чувства, которые он испытывал к… Макс вспомнил свою встречу с той потрясающей задорной девчонкой. Даже после того, как девчонка призналась, что дважды помогла дурному терминатору Верхних Палачу найти Тима только чтобы свести их с Максом. Но он был, по происхождению, все-таки, человек. Он привык получать по заднице и прятаться от опасности. А все эти «почти» совершенные. Какого отклика они могли ожидать на свои чувства? Господи, что за бред?

– А Нижние? – спросил Макс. – Они тоже?

– И да и нет. Просто… ну назови их другой национальностью, расой, цивилизацией. Это… скажем так, обитатели изнанки реальности. Надо же было ее кем-то населить.

– Населить что? – подал вдруг голос Тим. – Ад?

Джон посмотрел на него с печальной улыбкой, и сказал:

– Ты умный парень, Тим. Но тебе не кажется, что эта странная методика привязки некой мифической географии к неким мифическим же моральным принципам выглядит слегка как белая горячка? Есть место куда после смерти попадают хорошие люди, а есть место, куда проваливаются совсем плохие? Ну согласись… Ты и сам достаточно умен, а уж при наличии такого Учителя… – Он кивнул в сторону Макса. – Следуя логике всех этих религиозных недоучек, которые не взяли на себя труд хоть чуть-чуть задуматься и сочинить сказку постройнее, получается, что и рай и ад – крайне пустынные места. Уж рай-то наверняка.

– Почему? – спросил Тим.

– Ну, потому что, может быть, и встречаются в этом мире абсолютно ужасные люди, то абсолютно хороших я не видел. Так куда же попадает основная масса, которая ни то, ни се?

На это Тим сперва не нашелся что ответить, но потом его как будто осенило:

– Это как с перышком у Анубиса!138

Джон посмотрел на него с уважением, и на какую-то секунду Максу будто бы показалось, что вот в этот самый момент он принял некое очень важное решение. Или он уже заявился с важным решение м башке, и теперь вот в десятый раз в нем утвердился?

– Образование – абсолютная ценность, – сказал Джон. – Всегда и во всех мирах. Это приятно. Но…

– Я не про перышко – я про весы, – поспешил объясниться Тим.

– Да, я понял, – кивнул Джон. – Но все равно не работает. Просто потому что системе это не нужно. Никому это не нужно. Смерть, сменяемость, уход старого и приход нового – основа вселенского порядка. Да и где держать такую ораву народу, которым вздумалось пожить после смерти? Любой рай треснет.

– А ад? – явно по инерции спросил Тим.

– А в аду хотя бы налажена система утилизации, – мрачно пошутил Джон. – Ну, согласно легендам.

Макс все это время слушал их, не встревая в разговор, который, честно признаться, полагал совершенно нелепым от начала и до конца. Но он смотрел, следил, изучал, делал выводы. А потом все-таки сказал:

– Ладно. Но ответь на главный вопрос.

– И какой вопрос главный? – поинтересовался Джон.

– Почему Верхние и Нижние вдруг решили объявиться ни с того, ни с чего, и почему они ведут себя как свиньи? Она объясняла, но мне ее объяснение как-то… не зашло.

На это Джон ответил не сразу. Настолько не сразу, что пауза не просто затянулась – перетянулась. Но, в итоге, все-таки принялся с очевидной неохотой и неловкостью объяснять:

– Видишь ли, во всей этой механике обнаружилась одна такая, в общем, очевидная проблема… Ну понимаешь – из тех проблем, которые не увидишь, пока не запустишь механизм и тебе в лоб не отлетит пара шестеренок. Верхние, Нижние… Ангелы, демоны… Почти совершенные существа, созданные почти по образу и подобию… Есть одна тонкость… Ну, короче, ты и сам должен понимать, что совершенные существа, или почти совершенные существа по определению – фантастически тупые. Ну вот бараны. А зачем им быть умными? Они ничего не ищут, ни к чему не стремятся, им не нужно выживать, развиваться… Это же такой, черт побери, закон природы. Человек разумный. Но сколько среди людей действительно разумных? А сколько среди разумных толковых? А сколько среди толковых талантливых? И сколько, в итоге, из них вообще соображает? Скольких людей за всю историю человечества стоит хотя бы вспомнить?

Макс сделал неопределенное движение рукой, хотел было что-то сказать, но сказать пока было нечего.

– Вот видишь, – усмехнулся Джон. – А совершенному существу должно ну очень засвербеть, чтобы начать соображать. Есть Гавриил – он соображает. Был Михаил – он ой как хорошо соображал. Но и ему, в конце концов, надоело. А остальные? А ангелы с демонами появлялись в человеческой истории и раньше. Все портили, пороли чушь – ну, ведь всякое почти совершенное существо считает себя почти абсолютно умным…

– Но почему они начали так массово нападать? – не унимался Макс.

Гость долго смотрел в пространство отсутствующим взглядом.

– Ну, они изначально вас недолюбливали, – вздохнул он. – А когда я им сказал, что Альфа Алана Рэя изменила Вселенную и грозит осуществить предназначение эволюции… Много ли ума нужно – обмануть толпу почти совершенных придурков?

– Чего? – обалдел Макс. – Так это твоих рук дело?

– А почему нет? – удивился Джон.

Макс посмотрел на него пристально, и… Нет, он никого не собирался осуждать, но подобный масштаб пакости был как-то… Не запредельным, а попросту неуклюжим. Как-то так. От мастера изящных решений ждешь чего-то более изощренного. Все равно что во время шахматной партии вместо хитрого этюда засветить сопернику ферзем в лоб. Хотя, бывали прецеденты.

– Ну? – усмехнулся Джон.

– Что – ну? – спросил Макс.

– Осуждать будешь? – уточнил Джон.

– Ща, – фыркнул Макс. – Тока штаны подтяну. У тебя свои масштабы плохого настроения. Только вот… Не сходится.

– Что не сходится?

– Почему они не нападают организованно? Почему не выступят, так сказать, единым фронтом?

– Как гадко звучит, – поморщился Джон. – Но ответ тут, собственно, очевиден. Как бы только объяснить? Ну вот ты пробовал когда-нибудь пасти котов? Идиотское занятие, согласись. А заставить этих котов ходить строем? Или там, сражаться плечом к плечу за какую-нибудь очередную глупость?

– Понятно, – вздохнул Макс. – Даже почти совершенные существа, в сущности… Но если ты все это понимаешь и понимал тогда, то зачем?

– Мне, так сказать, по статусу положено делать гадости, – заявил Джон.

– Не пори чушь, – возразил ему Макс. – Тоже мне, Мироед139 нашелся. Ты никогда не сделаешь бессмысленную гадость. Так зачем?

– А затем, что тогда я еще не знал ни о тебе, ни о Чарли. И думал, что таким способом можно… ну, немножко оживить картинку.

– При чем тут?..

– Потому что если бы знал… Я бы окончательно признал, что мы проиграли. Мы… А она, как всегда, победила. Интересно, а ей самой это не скучно – всегда побеждать? Видишь ли, с Альфой все выглядело так, словно человек и впрямь заделался творцом. А значит, теперь нам всем место точно на свалке. Раньше мы наблюдали за людьми как за забавными обезьянами. Как за детьми. Чужими детьми – можно поумиляться, посмеяться и пойти дальше по своим делам. Но после Альфы… Я просто… Не знаю. Если человек заделался творцом, то… Обезьяна и впрямь оказалась способна развиваться и приблизиться… даже не к нам – к Ней.

Макс посмотрел на него с недоверием, и осторожно предположил:

– То есть, ты что – запаниковал? Испугался?

– Скорее разозлился, – вздохнул Джон.

– Но тогда… не сходится.

– Что не сходится?

– Зачем тогда ты явился Алану и стал его опекать? Надоумил построить Стену? Сделал долгожителем?

– Честно? – спросил Джон.

– Дурацкий вопрос, уж извини, – фыркнул Макс.

– Ну да. Но тут все настолько… Он мне просто понравился. Мне стоило бы грохнуть его первым, но мне… Очень не хотелось этого делать. Скорее наоборот. Зачем ты спас тогда Тима? Просто не хотел, чтобы он умер, и все. Зачем ты лез из кожи вон, чтобы сохранить ему ногу? Просто не хотел, чтобы он стал калекой – и все. А я всего-навсего почти совершенное существо. Помнишь?

– Помню, – вздохнул Макс. – Ты и предположить не мог как раскрутится Алан.

– А если бы и мог? Что тогда?

– Да то же самое, – фыркнул Макс. – Ты страдаешь от наследственных комплексов, по-моему. Или просто от подростковых.

Джон посмотрел на него своими печальными нормальными глазами, и сказал:

– Представь себе, что ты был в семье единственным ребенком, тебя все любили и считали самым замечательным. Но ты был, в сущности, обычным. А потом в этой семье появляется второй ребенок. И он сперва просто крошечное глупое гадящее существо, но потом… Потом выясняется, что он оказывается ярче, интереснее и талантливее тебя. И он еще полон сюрпризов, потому что постоянно развивается. А ты… все точно знают, что ты останешься таким как есть. И твой статус в этой семье сводится, в итоге, к статусу… ну, первой попытки, что ли. Полуудачной пробе пера. Каково?

– Полуудачная проба пера, – задумчиво повторил за ним Макс. – Статус для Барта Симпсона.

Джон невесело хмыкнул, но тут вдруг подал голос Тим:

– Но это же ерунда!

– Почему? – удивился Джон.

– Родители все равно будут любить своего ребенка. Они же… они же родители. И они от него не откажутся…

– Не откажутся, – кивнул Джон. – Но разве этого достаточно?

Макс понял, что пришла его очередь объяснять.

– Тим, ты, конечно, толковый парень, но… Давай честно взглянем на факты и представим себе. Ну, например, что у тебя есть старший брат. Он не так чтобы красивый, не так чтобы умный и талантливый… Просто старший брат. И тут вдруг появляешься ты – такой, какой ты есть. Ну и как? Все внимание – тебе. Даже если родители тужатся изо всех сил и врут сами себе, что любят вас обоих одинаково. А кроме родителей есть еще целый мир вокруг. И в этом мире есть люди, которым ты нравишься, которые хотят с тобой общаться, которые просят тебя сыграть на гитаре. Девчонки, которые на тебя восторженно смотрят. И что остается старшему брату, который вышел… ну не таким удачным? И которого ты вынужден таскать за собой как чемодан без ручки? Который вечно идет как будто прицепом?

– Но… Но он все равно останется моим старшим братом! – попытался возразить мальчишка. – И для меня он будет…

– Твое мнение в этом вопросе не имеет никакого значения, – сказал Макс.

– Почему? – встрепенулся Тим.

– Я же объяснял. Потому что вокруг еще целый мир, которому на все это плевать. Миру ты нравишься, твой старший брат – не очень. Или просто надоел.

Тим долго думал над его словами, а потом сказал:

– Это как-то… жестоко.

– А чего ты ждал от родителя, который придумал для своих детей эволюцию? – равнодушно сказал Макс. – Но черт с ними, с родителями. Вспомни про своего старшего брата. Несмотря ни на что – как ты будешь к нему относиться? Лично ты.

– Как к брату, – заявил Тим. – И мне будет плевать, что думают о нем другие. Он же мой брат.

Макс кивнул, и снова спросил:

– А как он будет относиться к тебе?

– Надеюсь, что так же, – пробурчал Тим.

– Тогда ты можешь попробовать понять почему наш гость стал опекать Алана.

И тут вдруг он обнаружил, что Джон смотрит на него… Как-то странно – то ли в морду дать хочет, то ли в любви признаться. Потому Макс быстро решил сменить тему, и сказал:

– Но остается еще один главный вопрос.

Джон снова помедлил с ответом, а потом спросил:

– И какой вопрос тут еще один и главный?

– Самый главный. Для чего столько пива?

Тим уставился на него обалделым взглядом, а Джон заржал.

– Чего? – удивился Макс. – Ты как будто готовился к некоему глобальному разговору. Но вот это все что ты нам… Это очередное толкование мифологии и рассуждение про психотравмы детей. Кому оно интересно?

– Мне, – выпалил Тим.

Они посмотрели на него несколько удивленно, и мальчишка, разумеется, тут же смутился.

– Перестань, – успокоил его Макс. – Нечего смущаться. Естественно тебе интересно.

– А что интересно тебе? – поинтересовался Джон.

– Это ты мне скажи, – парировал Макс. – Я к тебе с пивом не заявлялся. Даже не знаю куда надо было бы идти. Но все эти материи – Верхние, Нижние, ангелы, демоны, рай, ад, перед, зад… Ничто из этого не объяснит как людям победить вас, паршивцев. Я даже не уверен, что вас надо побеждать.

– Почему? – обалдел Тим.

– Не знаю, – Макс пожал плечами. – Может, стоит научиться сосуществовать? Хотя, уже почти научились. А может, научить всю эту крылатую легковоспламеняющуюся братию эволюционировать?..

И тут он осекся, как будто налетел на препятствие и уставился на Тима.

– Чего? – растерянно спросил Тим.

– Ну вот, мы и добрались до сути, – вздохнул Джон.

– Это суть? – обалдело спросил Макс. – Это бред. Скажи честно, сколько раз вы пытались вот так… Эта байка про нефилимов140… Вы это всерьез? Дарксайдерс141 вам в дышло.

Джон согласно кивнул и сказал с некоторым, как показалось, усилием:

– Ты был прав.

– Конечно, – согласился с ним Макс. – Только… Ты не мог бы уточнить в чем именно я был прав – ну, чтобы я смог полнее хлебнуть собственного величия.

– Слышал такое – грехи отцов да падут на детей? – спросил Джон.

– Я много глупостей слышал, – парировал Макс.

– Вот именно, – кивнул Джон. – Глупостей. Знаешь как очень часто поступают такие вот дети, когда вырастают, становятся взрослыми и обзаводятся собственными детьми?

Макс хмыкнул. Кажется, он начинал понимать о чем идет речь. Если в этом дурдоме вообще возможно было что-то понять.

– Ты хочешь сказать, что они обращаются со своими детьми точно так же, как родители обращались с ними? – предположил Макс. – Извини, но это бред.

– Почему? – удивился Джон.

– Потому что проблема не в этом, – вздохнул Макс. – Потому что если ты без мозгов, то все остальное – частности. Проявления безмозглости. Если у родителя нет мозгов, и он обращается со своим ребенком так, как вот ты сказал, то основная проблема – не в трудном детстве этого самого родителя, а в отсутствии у него этих самых мозгов.

– Ты хочешь сказать, что у Нее нет мозгов? – улыбнулся Джон. – Или у меня?

Макс нахально пожал плечами и ответил:

– Но ты же пришел с пивом.

– И что это значит? – как будто даже растерялся Джон.

– А то что хватит корчить тут драму, – потребовал Макс. – Извини, конечно, рискуя вызвать на себя гнев столь значительной персоны, я тебе скажу, что ты либо мозги нам пудришь, либо… фигней страдаешь.

Джон молчал, глядя на океан.

– Она поступила так как поступила просто потому, что Она – это Она, – продолжал напирать Макс. – Кстати, она мне объяснила почему именно так. В смысле – почему так ко всему относится. Но про передачу подростковых обид по наследству тысячами поколений сверхсуществ – это явный перебор. Ангелы, демоны… Вы себя слишком жалеете, ребята. И слишком серьезно к себе относитесь. Как говорила великая женщина «Под самым шикарным павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная жопа»142.

– Что имеешь в виду? – напрягся Джон.

– Что все это… Как-то… как попытка удалить гланды через задницу, – любезно объяснил ему Макс. – Вот давай честно и грубо, ибо, как учил нас Михал Михалыч143, честно – это всегда грубо. Для чего ты пришел? Рассказать нам свою версию всемирной истории? Вряд ли. Так зачем?

Джон смотрел на него. Глаза как будто снова начинали менять цвет – каждый в сторону генетической (или какой там) предрасположенности. Злился, что ли? Или его мучили душевные какие-то там борения? Что за цирк, право слово?

– Знаешь, – не унимался Макс, – когда-то меня это в людях страшно раздражало. Кстати, дружище, хорошо, что ты здесь, – это уже к Тиму, – а то я ведь потом забуду рассказать. Так вот, если у человека есть какой-то недостаток, или проблема, и он это осознает, но, вместо того, чтобы за этой самой проблемой или недостатком хотя бы следить и делать на нее поправку по жизни, наоборот плывет как бревно по течению, и требует, чтобы весь мир смирился с тем, что он вот такой, потому что вот так жизнь сложилась. Если ты злобный гоблин, осознаешь это, понимаешь – ты хотя бы следи за тем, чтобы не соскакивать в состояние злобного гоблина в общественном месте, держи себя в руках. А то стандартное оправдание – меня родители искалечили, поэтому нате, жрите меня таким какой я есть. Херня это все, ты уж прости мой французский. Ты есть ты, твои поступки – только твои. Но, если в чем человечество и преуспело – так это в самооправдании. Я думал, что хоть у вас будет по другому. Но, кажется, и вы туда же.

Джон посмотрел на него, на Тима, потом снова на море… А потом сказал:

– Вот именно за этим я и пришел.

– Зачем? – не понял Макс.

– Благодаря тебе, мы все достаточно ясно поняли, что Тим – просто мальчишка. И… Я не хочу, чтобы он считал себя каким-то не таким… По факту рождения, что ли. А убедить его в том, что он может быть просто мальчишкой, просто жить своей жизнью, и самому решать как эту жизнь строить – на это способен только ты.