Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

Иногда возникала некая таинственная фигура… Человека? В этом он не был уверен. Среднего роста, стройный, может, даже тощий. Одетый, вроде бы, обычно, но как-то… Почти как бродяга. Во всем черном, сливающемся с темнотой в которой всегда возникала эта фигура. Из одежды можно было бы отметить только длинную куртку с капюшоном. И не потому что она чем-то выделялась, а потому что капюшон всегда был поднят, а под ним… не было лица. То есть, совсем ничего не было. Пустота. Как будто одежда висела в воздухе. Человек-невидимка? Нет, это была не пустота под капюшоном – чернота. Совершенная тьма. Был этот тип явно очень сильным, быстрым, опасным… Откуда обо всем этом можно было знать? Да ниоткуда.

Еще там было лицо мальчишки. Симпатичного такого мальчугана, лет двенадцати, наверное. Он смотрел на него громадными карими глазами, и то ли обвинял в чем-то, то ли ждал ответа на очень важный вопрос. Странно. Откуда-то было известно, что мальчишка сильно хромает и здорово играет на гитаре. Оставалось надеяться, что хромота временная, а гитара останется навсегда. На что надеяться? Что за бред? Кому надеяться?

Был еще некий патрицианского и хищного вида тип в костюме без галстука с лицом жестким и породистым на котором неприятно смотрелись глаза разного цвета. Причем очень даже разного. И оба – совершенно нечеловеческого. Кажется, он тоже хромал? Или просто чем-то походил на мальчишку? Или мальчишка на него? Или показалось?

Но чаще всего появлялось лицо совсем юной девушки – почти девчонки. Невероятно красивой, чертовски умной, замечательной… Незнакомой. Точно незнакомой? Кем она была? Нарисованный давним гормональным бумом образ первой любви? Нет. Точно нет. Она была… как будто не просто заполняла этот мир – ту его крошечную часть, которая еще оставалась свободной от боли – она и была этим миром. Но она же была и болью. Яркий, ослепляющий, полный веселья, любопытства и какой-то то ли мудрости, то ли понимания взгляд фантастических изумрудных глаз проникал в самое нутро… И причинял еще большую боль.

Бред. Галлюцинации. Это разные вещи.

Господи, он бы все отдал, чтобы умереть сейчас. Собственно, он должен был умереть давным-давно. И как же он оказался тут? За что?

Глупый вопрос. Кирпич падает нам на голову не по божьей воле – он просто падает. Богу – даже если он и существует в некой загадочной интерпретации мироустройства – больше заняться нечем, кроме как ронять на нас кирпичи.

Вселенная возникла в результате Большого взрыва. Это случайность. Осталось только понять что случайно взорвалось и кто это так накосячил со взрывчаткой.

Во! Пошла какая-то псевдосложная философия. Неужели боль отпустила?

Но она тут же набросилась с новой силой, и принялась направлять потоки огня и жидкого азота в каждую клеточку его многострадального тела.

А особенно в ноги. В его многострадальные ноги, которых давно уже не было.

Боль. Он помнил боль. И душевную, и физическую. И молодецкую от травм, баталий и просто буйного времяпрепровождения. И более зрелую – как последствия тех самых молодецких травм и начало старения организма. И позднюю, дикую, которую заливали морфием и прочими медикаментами на грани эвтаназии. Помнил душевную боль. Разочарования в самом себе, предательства, ощущение проигранной жизни… Мамочка ты моя, какая пошлая банальщина.

Но это… Можно было назвать эту боль очищающей, если только после нее останется хоть что-то, что стоило очищать. А то получается чистка до полного истирания самого объекта чистки. Аннигиляция. Как в том детском анекдоте про кота, в воспитательных целях принужденного вытирать задницу наждачной бумагой – до батареи одни уши доехали.

Он должен был бы умереть от болевого шока. Но почему-то не умер. Он должен был бы как минимум сойти с ума. Не сошел. Он был в этом уверен. Глупая уверенность. Ему хотелось умереть, сойти с ума. Но что-то – то самое, что вызывало эту боль, держало его, не позволяло улизнуть. Наказание? Нет, скорее плата за что-то предстоящее. Что именно?

Нечто внутри его, привнесенное откуда-то снаружи, созданное чем-то или кем-то жутковато могущественным, держало его мертвой хваткой и мучило, мучило, терзало…

Хотя бы потерять сознание, отрубиться… Черт, почему они его не введут в кому, если не могут обезболить? Почему не убьют, в конце концов? Удовлетворяют свое садистское любопытство?

Но даже в таком состоянии, в котором не было ничего, кроме боли, он понимал, что все не так просто. Что-то происходило. И, кажется, не только с ним.

4.

– Вы так и не смогли взять образец? – ядовито поинтересовался доктор.

– Нет, босс. Иглой его кожу не проткнешь. Скальпелем…

– Используйте пилу. Черт, алмазное сверло. Что угодно.

Доктор был скорее в растерянности, чем в бешенстве. Один единственный подопытный не давал практически ничего. Никто не мог понять что произошло и почему. Этот таинственный генерал с идиотски-символичным именем и дурацкой смесью из магазина игрушек в шприцах дорого ему обходился. И главное – совершенно непонятно как поступить. Проклятье, да просто взять кровь для исследований невозможно. Остальные подопытные каким-то диким способом самоуничтожились, оставив после себя только кучку мелкодисперсного пепла. Интересно, каким таким немыслимым образом человеческое тело способно самовозгореться, да еще сгореть до такого состояния, что даже костей не осталось? Для этого нужна такая температура, что в боксах стены бы плавились. А единственный выживший вдруг сделался бронированным, и ничем теперь его не проткнешь. Одна крошечная радость – контроллер в мозгу пока еще работал. Но показатели, которые он выдавал, либо дублировались на простом мониторе, либо были очевидны. Да и контролировать ему было, собственно, нечего.

В итоге, доктор не выдержал, вскочил и самолично направился в бокс. По дороге, правда, он заскочил в ординаторскую и прихватил хирургическую дрель с самым твердым сверлом, пилу, и еще прочие инструменты для приведения человеческого организма в состояние инвалидности.

Уже в боксе, облаченный в изолирующий костюм, доктор задумчиво склонился над испытуемым. Тот пребывал все в том же положении. Полуприкрытые веки за которыми бешено метались глазные яблоки, напряженное до состояния судороги тело… Доктор мог бы, наверное, даже посочувствовать ему, если бы… Ну, во-первых, работа у него была такая – не подразумевающая умения сочувствовать. А во-вторых, во всем происходящем было какое-то ощущение… чужеродности, что ли.

Потому, не долго сомневаясь, доктор ухватил испытуемого за руку и занес над предплечьем сверло, намереваясь хотя бы таким способом получить хоть что-то, хоть каплю крови на предметное стекло, хоть осколок кости, хоть…

Рука испытуемого резко дернулась, порвав толстенный удерживающий ремень, будто бы его и не существовало, и ушла из под сверла. Доктор поймал руку и попытался прижать ее к кровати. С тем же успехом он мог бы попытаться поставить подножку бегущему слону. Дрель полетела в один угол бокса, доктор – в другую.

– Держите его, – приказал он двум ассистентам.

Те бросились исполнять приказ, а сам доктор с трудом поднявшись на ноги, подобрал дрель, и снова двинулся к испытуемому.

Как выяснилось, двоим ассистентам точно так же оказалось не по силам удержать всего-навсего одну руку привязанного к койке и практически задыхающегося от боли инвалида. Их мотало из стороны в сторону, как охотников на анаконду на канале «Живая планета».

– Да что ж вы… – начал было доктор, но потом вдруг увидел нечто и приказал: – Отпустите его.

Ассистенты, кажется, были искренни рады такому приказу. Они послушно разжали неумелую хватку и отскочили в сторону. Рука испытуемого тут же перестала отбиваться и бессильно повисла вдоль кровати.

– Он что же, защищался? – растерянно предположил один из ассистентов. – В таком состоянии?

– Помолчи, – велел ему доктор.

Он осторожно обошел кровать, и резким движением сорвал с неподвижного тела простыню. На это тело возражать не стало.

– А-а… Мне кажется, или он помолодел? – пробормотал один из ассистентов.

Волосы на голове подопытного, как и всех прочих кандидатов, были выбриты. В совершенно утилитарных целях – для операции по вживлению контроллера. Правда, теперь, спустя неделю, на голове и щеках стала отчетливо проступать бодрая щетина. И щетина эта явно была темной и ровно одноцветной, хотя все помнили, что при поступлении спутанная шевелюра была практически совсем седой. Но брить лобковые волосы испытуемым никто не собирался. И вот там волосы были темные – ни одного седого. Да и само тело стало каким-то более… подтянутым, что ли.

– Вы это увидели? – спросил ассистент. – Под простыней?

– Нет, не это, – неожиданно осипшим голосом пробормотал доктор. – Ничего больше не видишь?

Ассистент посмотрел на подопытного, потом снова на доктора.

– Мне нужна его медкарта, – резко потребовал доктор. – Срочно. Все показатели на монитор. Эй, вы там, – проорал он в пространство, обращаясь к тем, кто остался в лаборатории, – выведите мне его антропометрию при поступлении, быстро.

Антропометрические данные появились на экране. Рост, вес, телосложение, ширина плеч, размах рук и прочее… Доктор яростно возил пальцем по таблице.

– Вот, – сказал он, тыча пальцем в одну из граф. – Длина культей. Измеряй, – потребовал он у ассистента.

Ассистент послушно схватился за линейку и приложил ее к кровати рядом с обрубленными ногами подопытного.

– Ну? – поторопил его доктор.

– Длиннее, – выдохнул ассистент. – Пять сантиметров. Культя не может так расти…

– Культя? – усмехнулся доктор, и принялся ощупывать нижние части конечностей. – На вот, пощупай, – потребовал он.

Ассистент покорно пощупал, хотя у него на физиономии было написано, что делать это ему ой как не хочется. Однако, вскоре его рука, бывшая, все-таки, в некой извращенной реальности, рукой врача, сама начала с любопытством ощупывать недоконечность.

– Что это? – ошалело спросил он.

– Это? Это колени. По крайней мере, часть.

– Ка… какая часть?

– Верхняя, чтоб их все на свете.

– Но…

– У него регенерируют ноги, – жутким голосом констатировал доктор. – И по-моему, это будет почище потемневших лобковых волос. Господи, да что же за дрянь нам подсунул этот генерал?

5.

Алану не спалось. То есть, для него это было нормально. Он вообще всегда был совой, а уж когда находилась интересная проблема, загадка, какая-нибудь идея вдруг начинала мигать в голове… Увлеченным людям частенько жалко тратить время на сон.

Алиса вот ничем таким не страдала, хотя, в общем, тоже была весьма увлекающейся натурой. Одна из причин почему он на ней женился. Когда-то… Когда он еще был не Аланом Рэем, а всего-навсего обычным студентом, который просто несколько нестандартно смотрел на окружающий мир и на самого себя. Почему? Как всегда – пятьдесят на пятьдесят. Отчасти оттого, что таким уж он уродился, а отчасти… его научили. Кто научил?

Алан рывком сел на кровати. Все, вот теперь точно не заснуть. А усыплять себя какими-нибудь там старческими таблетками не хотелось. Да и не было у него в аптечке ничего такого. Без нужды. Самое мощное – ибупрофен. Он поцеловал мирно сопящую Алису в плечо, натянул пижамные штаны, футболку и вышел из спальни.

Когда-то давно ему казалось, что у богатого человека должен быть огромный дом, сотня комнат, тридцать спален, с десяток ванн (для особо извазюкавшихся) и столько же туалетов – на случай повального поноса у неожиданно нагрянувших гостей. Ну, то есть, ему-то так не казалось – просто было такое представление. И когда-то он впрямь купил такой дом, но очень быстро выяснилось… Что когда у тебя такой дом, он уже как будто не твой. И ты вместе с женой выбираешь всего несколько комнат, а в другие даже и не заходишь, предоставляя возможность избыточно раздутому штату прислуги выполнять бессмысленную работу, вытирая непонятно откуда возникающую пыль с никому не нужной мебели. Зато рабочие места, чтоб их.

И вот теперь они жили в очень уютном небольшом коттедже. Правда, коттедж этот стоял на огромной огороженной и охраняемой территории, поскольку достаточно быстро выяснилось (да и раньше было известно), что если у тебя избыточно много денег и власти, обязательно найдется куча тупых настырных баранов, требующих, чтобы ты вот именно с ними поделился, что-то там спонсировал, кому-то там помог… И они, если позволить им прорваться, да еще начать их слушать, станут, ошалев от воодушевления, убеждать тебя, что вот только им известно, кому больше всех требуется такая помощь. Равно как отыщется несколько сумасшедших, которые решат, что ты самим своим существованием и работой нарушаешь какой-то там план господень, а потому надо тебя убить во славу его, дабы богомерзкие твои изобретения не мешали смиренным овцам сливаться в экстазе с создателем… И самой смиренными овцами и главными распорядителями мироздания такие маньяки, естественно, считали самих себя.

Как ни странно, к этому Алан был готов. Он вообще оказался неожиданно спокойно и уверенно готов к нынешнему своему статусу. Каким образом? Ответ все тот же – его научили. Кто научил?..

И чего это его вдруг понесло посреди ночи в эту область мучительной ностальгии? Это было детство, юность, они прошли… Так зачем теперь вспоминать? Ибо вот как раз этому его не учили. Наоборот. Не несущие в себе внятной информации воспоминания – глупость и мастурбация мазохиста. Зачем? А с другой стороны, разве кому-то удавалось сходу понять какая информация в воспоминаниях внятная, а какая – не очень? Чем же тогда психологи на жизнь зарабатывают?

Алан направился в свой кабинет, который тоже непонятно для чего был нужен. В конце концов, в эпоху высоких технологий (большую часть из которых создавал либо он сам, либо его команда), работать можно было из любой точки дома, города, страны, планеты… Но Алиса почему-то считала, что у солидного человека обязательно должен быть кабинет. И она его ему сделала. Видимо, считала его солидным человеком. Вот умора. А он не хотел ее огорчать и периодически делал вид, что там работает. Забавная это штука – семейная жизнь.

Считал ли он сам себя солидным? Черт его не знает. Скорее нет, чем да. Везучим – пожалуй. Но главное свое везение он видел не в том что он делал сейчас, а в том человеке с которым свела его судьба много лет назад, и который научил его… Чему? Да попросту трезво смотреть на вещи? Принципам по которым вертится этот мир? Как мыслить? Но признаться честно, ведь он Алана ничему такому и не учил. Ну, то есть, в смысле нормальной учебы. А вот во что все вылилось. И спустя годы вдруг получилось так, что при таком подходе можно стать… Аланом Рэем?

Как бы то ни было, теперь даже кабинет оказался вполне себе функциональным местом. По одной фундаментальной причине. Сначала это было единственное место их встреч с Альфой. Потом такая постановка вопроса потеряла смысл, но… Привычка осталась.

У Алана не было детей. Пока. Или все-таки были? Пусть не в обычном смысле этого слова, но все-таки.

Он опустился в кресло, провел рукой над стеклянной поверхностью стола. Поверхность – до этого черная и блестящая – ожила, осветила пространство вокруг себя.

– Привет, Альфа, – сказал Алан.

– Доброй ночи, босс, – ответил приятный женский голос.

Поначалу Алан хотел дать Альфе голос жены, но потом решил, что это будет совершенно идиотский поступок. Хотя, любовь ведь частенько заставляет нас совершать именно такие. Потом, на первых порах, он решил, что Альфе лучше говорить голосом известной актрисы. Но ему не понравилось. В итоге, в качестве эксперимента, он предложил, чтобы она сама выбрала для себя голос. И она, как ни странно, его выбрала. Вернее, синтезировала. И это был первый серьезный прорыв, на его взгляд.

– Как у нас дела? – спросил Алан.

– Идет сбор данных, интеграция к узловым точкам, расширение баз. Пришлось прописать дополнительные алгоритмы. Желаете взглянуть?

– Позже, – отмахнулся Алан. А потом подумал, что такая вот небрежность – первый шаг к поражению. Кто ему это говорил? – Ладно, давай посмотрю.

Впрочем, как и ожидалось, смотреть было не на что. Альфа давно уже научилась сама себя надстраивать, расширять свои возможности, писать новые алгоритмы и изменять все старые (кроме тех, которые сам Алан обозначил как неприкасаемые). Вряд ли человеческому мозгу было под силу все это досконально проверить. Поначалу Алан создал вспомогательную систему для проверки такой вот самодеятельности Альфы. Потом он просто встроил эту систему в саму Альфу и теперь она сама себя проверяла. А потом даже расширила параметры проверок. Умная девочка… Или все-таки им с Алисой стоит задуматься о собственных детях?

– Что по нашим визитерам? – поинтересовался Алан.

– Еще три появления, – сообщила Альфа. – В Сети их уже стали называть Ангелами и Демонами соответственно.

– Те что пышут огнем, разумеется, демоны, – усмехнулся Алан. – А высокомерные ублюдки с крылышками… ну, само собой. Что-то конкретное есть?

– Нет, босс, – призналась Альфа. – Кроме того, что, согласно математической модели, это очень опасное явление.

– Ну, это очевидно, – вздохнул Алан. – Сколько до первого кризиса?

– Полагаю, это будет непростой кризис, – заметила Альфа. – Полагаю, структура мировой экономики затрещит по швам.

– Вопрос в том что с этим делать.

– Идентифицировать визитеров не представляется возможным. Способность демонов к пирокинезу и практическая неуязвимость не поддаются анализу. Ангелы же окружены неким подобием силового поля.

– Это оно напоминает крылышки? – уточнил Алан.

– Совершенно верно, – подтвердила Альфа. – Структуру поля идентифицировать не удалось.

– Но они точно не люди?

– Неизвестно. Это некая технология. Точнее – две технологии. Различные. И они намного превосходят все наши современные возможности.

– Только не говори, что они какие-нибудь инопланетяне, – взмолился Алан Рэй.

– Маловероятно, – равнодушно ответила Альфа. – Выглядят они как люди. И потом, если бы я просчитывала алгоритм высадки инопланетян, я бы рекомендовала им высадиться намного раньше.

– Да, чем выше наши технологии и оружие – тем труднее с нами дружить? – усмехнулся Алан.

– Совершенно верно.

– Есть какая-то система в их появлениях?

– Не вычисляется. Все абсолютно хаотично.

– Что военные?

– По прежнему только один контакт. Военные не успевают. Результаты контакта вам известны.

Да, результаты контакта были ему известны. Два спецподразделения упакованные в броню его Корпорации, бронемашины снабженные технологиями его Корпорации, дроны его Корпорации… Всего-навсего один ангел уничтожил все это одним взглядом и парой небрежных движений.

– Знаешь, Альфа, мне не нравится, что их так называют – ангелы, демоны… Какая-то дешевка, суеверия. Предлагаю их переименовать. Ты не против? Можем пустить в сеть?

Альфа почему-то не ответила.

– Альфа? – удивился Алан.

– И как же вы хотите их назвать? – спросил вдруг незнакомый голос.

Алан подскочил на месте как ошпаренный, и принялся дико озираться по сторонам. В кабинете было темно, и сперва он никого не увидел. Но потом… Неясная фигура где-то в самом темном углу. Какого черта?

– Альфа, что с системой безопасности? – спросил Алан.

– Не тревожьте вашу воспитанницу, Мастер Рэй, – попросила таинственна фигура. – Пусть передохнет. Поверьте, вам ничего не угрожает.

– Что? – каким-то неуверенным голосом спросил Алан.

Когда-то давно в детстве тот, кто многому его научил, обучал его и подобным вещам. Насилие. Насилие – это данность существования, закон природы. Оно появилось когда одна клетка поглотила другую клетку. Поэтому его нужно понимать как закон природы, брать в расчет как гравитацию, или электромагнетизм. И он тогда учил мальчика Алана рукопашному бою, обращению с оружием… Правда, сейчас все это представлялось каким-то глупым и неуместным. Бросаться на незваного гостя с кулаками, или выхватывать из ящика стола пистолет не хотелось. Почему-то.

А потом таинственный визитер вышел на свет, и Алан понял, что ему этого не просто не хочется – сильно не хочется.

Незнакомец был вполне себе высокого роста, стройный, можно даже сказать тощий. В дорогом черном костюме, при черной же сорочке, но без галстука. Правая рука незнакомца жила в кармане брюк, а в левой он сжимал изящную трость, на которую изрядно опирался. Выражение его костистого хищного лица было вполне себе дружелюбным, хотя и чуть-чуть насмешливым. Но главным на этом лице были глаза. Громадные, яркие и… разные… Правый глаз был ярко-серо-голубым с какими-то как будто мраморными прожилками на радужке. Левый – насыщенно желто-оранжевый, словно кусок янтаря. Выглядело это так, словно кто-то взял кота и сиамского кота и с силой ударил их голову в голову. Жуть.

– Я вас испугал, прошу прощения, – сказал незнакомец.

Голос у него тоже был под стать. Негромкий, но очень какой-то… насыщенный и как будто многозвучащий. Очень убедительный тембр, надо признаться.

– А вы, собственно, кто такой? – осведомился Алан.

– Позволите присесть? – поинтересовался незнакомец.

Алан пожал плечами и кивнул в сторону одного из кресел. Незнакомец как-то аккуратно, словно сам ничего и не весил, опустился на предложенное место и тут же вытянул явно нездоровую левую ногу.

И тут до Алана начало кое-что доходить. Эти глаза, голос…

– Вы – один из них? – спросил он каким-то совсем не своим голосом.

– Из кого? – поинтересовался незнакомец.

– Ну – ангелов, демонов…

Незнакомец задумался, а потом спросил:

– Вы помните как в том фильме: «Я – самый первый ангел. Когда-то меня любили больше всех. Совершенной любовью. Но, как и всякая любовь, она угасла».

Фраза показалась смутно знакомой, но Алан никак не мог припомнить где ее слышал. Обстановка не располагала к насилию над памятью.

– Нет, Мастер Рэй, я не один из них, слава богу, – заверил незваный гость. – Но я очень надеюсь, что мы с вами сможем если и не подружиться, то наладить взаимовыгодное сотрудничество.

– На тему? – не понял Алан. – И как к вам, все-таки, обращаться?

– Да не надо ко мне никак обращаться, – отмахнулся гость. – Здесь кроме нас двоих никого нет. И если только никто из нас не страдает от шизофрении, всегда будет понятно кто с кем говорит.

Алан никак не мог понять – он издевается, или говорит всерьез.

– Итак, Мастер Рэй, я предлагаю вам карт-бланш.

– В смысле? – не понял Алан.

– Вы умный человек и должны понимать, что ваш мир скоро изменится до неузнаваемости. Не апокалипсис, нет, но так уж вышло, что человек больше не на вершине творения. Хотя, с философской точки зрения все, может быть, наоборот. Но на практике…

– Да, – согласился Алан. – Вы знаете, кто они такие?

– Это несущественно, – отмахнулся незнакомец. – И я не вижу смысла об этом говорить. Вскоре они – те, кого вы называете ангелами и демонами – начнут появляться и тут и там. Мировая экономика завибрирует, некоторые государства падут… Некоторые превратятся в непонятно что. Но никто не сумеет остановить этот бардак.

– И что вы предлагаете? – поинтересовался Алан.

– Я предлагаю вам быть самим собой. С некоторой моей помощью.

– Что это значит? – не понял Алан.

– Вы будете самым могущественным человеком на Земле. И добьетесь этого исключительно благодаря своему таланту и уму. Вы проживете очень долгую и сильную жизнь.

Алан рассматривал его и никак не мог понять – это чей-то розыгрыш, или… Нет, на розыгрыш непохоже. Все его знакомые прекрасно понимали, что за такие шутки он сотрет в пыль кого угодно. Да и при помощи какого розыгрыша возможно было отключить Альфу? Ну, или, хотя бы как-то ее изолировать. Кроме того, сама внешность этого визитера заставляла сомневаться в способности кого-либо сотворить подобную шутку.

– Я по-прежнему не понимаю о чем речь, – сказал Алан.

– Знаете в чем ваше основное преимущество, Мастер Рэй? – спросил незнакомец.

– Я красивый? – нахально предположил Алан. – Очень умный?

– И это тоже, – улыбнулся незнакомец. – Но главное – вы самодостаточны. Понимаете о чем я? Вы не зависите ни от каких внешних факторов, потому что вы всегда будете нужны, нет, необходимы. Это как… резюме. Знаете, бывают люди, которым нечего написать в резюме – в них нет ничего. Как правило, это чиновники, политики… Бывают люди с приличным резюме – чуть лучше, чуть хуже… Ваше резюме – лучшее, которое я видел. Однако же, в истории человечества есть немало примеров того, как обстоятельства, либо напыщенные обличенные властью идиоты уничтожали необходимых людей.

– Я все еще не понимаю…

– Да ничего, в общем-то, особенного, – сказал незнакомец. – Может быть, совет там, помощь тут… Как вам например такое место на земле к которому ни ангелы, ни демоны не осмелятся даже приблизиться? Скажем, если вы захотите построить нечто вроде города будущего, утопии, пока весь остальной мир прячется по подвалам в ожидании очередного пришельца.