Младший сержант Ф. Крюгер

ВСТУПЛЕНИЕ

– РОТА ПОДЪЕМ, – взорвало воздух, пропитанный сновидениями. Звенящий звук ударился о стену, звякнул стеклом окон и рикошетом отскочил от потолка, заглянул в каждую щелку, забрался под каждое одеяло, разметав в пух и прах застоявшийся дух сонной казармы.

– РОТА ПОЪЕМ, – пронеслось вихрем, не давая никакого шанса на сон, никакой возможности быть не услышанным. Могучая энергия, пропитанная бесконечными подъемами, подхватила еще не проснувшиеся тела, столкнула с кровати, всунула ноги в сапоги, предварительно обмотав портянками, смешалась с густым запахом гуталина и затихла, передав весь свой потенциал в солдат.

Мозг Дениса сопротивлялся и искал любую лазейку, хотя бы на миг, снова погрузиться в блаженный покой, и даже пробежка вокруг плаца, после скоротечной утренней проверки, не смога встряхнуть и воспламенить пламя сознания в стриженой голове, и только холодная вода немного освежила.

Денис, набрав в ладони очередную порцию холодной воды, плеснул в лицо и огляделся, всматриваясь в незнакомые лица. Как правило, первое впечатление на уровне бессознательного – более верное, чем осмысленные выводы логики. Денис это хорошо знал. Он не раз попадался в ловушки, наступая на одни и те же грабли, ошибаясь в людях и на этот раз, он решил быть осмотрительнее.

Зубная щетка, куда-то подевалась и Денис, выдавив немного пасты на указательный и средний палец правой руки, почистил зубы. Мята без жалости уничтожила остатки вкуса маминых пирогов, который ярко чувствовался на губах, вынесенный из сна.

Так начался первый день в четвертом дивизионе в сорока километрах от города Кемерово, у младшего сержанта Ипатова. За плечами остались полгода "учебки" оставив напоминания о себе, двумя лычками на погонах и правами водителя многоосных гусеничных машин.

Денису, как младшему сержанту, доверили линейку во взводе. В подчинении оказалось четверо: два грузина одного с ним призыва (черпаки), узбек отслуживший год (фазан), и русский, отслуживший полтора года (дедушка).

Много баек и страшных историй о своем будущем, наслушался Денис до прибытия в дивизион.

И вот он здесь, в войсках и, ему придется испытать на собственной шкуре правдивость этих страшилок.

Глава 1. МОЯ, ТВОЯ КОМАНДИРА

В семь часов утра, после зарядки и утренних процедур, личный состав выстроился для утреннего осмотра, в центральном проходе казармы.

Рядом с Ипатовым стоял новоиспеченный подчиненный узбек – Довлатов или по-простому Пипр, и хлопал его по груди, приговаривая:

– Мой командира, мой командира.

– Твой, твой, – пытался отшутиться Денис, предпринимая неловкие попытки освободиться от назойливых приставаний подчиненного.

К ним подошел высокий узбек с одной лычкой на погонах, и с интересом посмотрел на Ипатова. У него было неестественно детское лицо, с безобразным, толстым шрамом, пересекавшим правую щеку, от края глаза до челюсти. Либо врач штопавший шрам был не в теме, либо военный, что в принципе одно и то же.

Большой рот с пухлыми губами растянулся в улыбке. Схватив Дениса за воротник, он обратился к Довлатову:

– Твой командира, говоришь? – потом перевел взгляд на Ипатова и процедил сквозь зубы, – Смотри мне… командира. Шуршать будешь как «Иплес».

– Салам, Фарход, – пропел Пипр.

– Смотри мне "Иплес", – продолжал наезжать на Ипатова узбек, – Ты не командира. Твои сопли на погонах ничто – ноль. Учебка в зачет не идет.

Ипатов поначалу растерялся, но потом подумал: «Этот высокий узбек навряд ли много отслужил, слишком молодой. Струсить значит расписаться в бессилии, а в первый день потерять репутацию – ой как чревато в дальнейшем. Посмотрим, кто кому люлей отвесит»

Денис резко сдернул с себя руку Фархода и оттолкнул его от себя:

– Да пошел ты. Сопля ефрейторская.

– Ты что Иплес? Оборзел? – прошипел узбек не открывая рта и выпучив глаза. Казалось, звук идет из шрама.

Улыбка преобразилась в зловещий оскал, резкий удар, и кулак врезался в живот Ипатову. Денис, выдохнул и сделал шаг назад. Упражнения на турнике закалили пресс и удар не произвел тот эффект, на который рассчитывал Фарход. Это его разозлило еще больше, и он ринулся в наступление.

Ипатов приготовился к драке, но, неожиданно между ними появилось два сержанта славянской внешности. Папироса в уголке губ у одного, усы, расстёгнутые воротники и низко висящие ремни из натуральной кожи, потертые временем, у обоих, указывали на то, что они или деды или дембеля.

Тот, что курил, остановил узбека рукой и, выпуская клубы дыма в лицо, сказал:

– Что за буча Фарход? Хочешь кипишь поднять, ночь в помощь.

– Жора, постой, – сказал горячо узбек. – Иплес оборзел. Нюх потерял. Две сопли на погонах ничего не значат, должен наравне с новобранцами шуршать….

– На дембеля пер, не прав. Ответит, – стал рассуждать второй. – Но… но, натягивать своих будешь. Ты дембель или что попало? Гнать на салаг удел черпаков и дедов. Ты же все… одной ногой на гражданке. Да что говорить… Короче. Ночью разбор полетов, а ща усохни.

– Толково говоришь, Саша, – поддержал друга Жора и обратился уже к Денису:

– Ты кто военный?

– Вчера прибыл, вечером. Младший сержант Ипатов.

– Да мне хоть, младший брат Суворов. Звать как?

– Денис.

– Короче, Денис, ночь будет непростая. Дембелю биться с молодым западло… но… Фарход переживет. Переживёшь же? А Фарход?

Физиономия со шрамом перекосилась, и он буквально выплюнул слова в сторону Дениса:

– Живи пока. Жди отбоя. «Иплес»

Затем, презрительно посмотрел на славян. Сплюнул в сторону и, оглядываясь шаркающей походкой, последовал в столовую.

– Значит переживет. Не сдрейфишь, получишь уважуху. Сачканёшь…

После этих слов, Жора, тремя пальцами смял остатки папиросы, и щелчком, метко отправил бычок в урну, и продолжил:

– Да не ссы. Сейчас не стушевался, уже зачет. Накостыляют немного, но мы проследим, чтоб не поломали. На дембеля пургу нес, ответ должен быть. Такие законы брат, как по писанному.

Одобряющее похлопывание по плечу, Дениса не успокоило и, у него похолодало в груди. "Кто же мог подумать, что он дембель, – крутилось в голове. – Салага, салагой. Был бы ниже ростом больше пятнадцати лет и не дал. Буду биться до последнего, а иначе мне тут не выжить»

Воображение разыгралась, рисуя разные варианты развязки, в основном трагические.

День прошел относительно спокойно. Ипатов весь день изучал кабину "А" 75-го ракетно-зенитного комплекса, напичканную всевозможной аппаратурой, которая требовала постоянной настройки и регулирования, под пристальным вниманием младшего лейтенанта Краснова.

В казарму Ипатов вернулся только к ужину.

В столовой Фархода не было, на кухне в окружении земляков он ел свежеприготовленный плов и это Дениса обрадовало.

О предстоящей стычке, Денис старался не думать, а тем временем, ночь, мерными шагами подкрадывалась, прогоняя солнце с небосклона, впуская темноту и приближая неизбежное.

После ужина к Денису подошел Смирнов, четвертый его подчиненный. Он внимательно посмотрел на Ипатова и спросил:

– Я слышал, ты с Фарходом столкнулся?

– Да, так. Пипр устроил представление, некстати…

– Это он может. Шутник по жизни, – охарактеризовал Смирнов Довлатова и продолжил, – Теперь держись. Фарход отчаянный.

В разговор вклинился Буркадзе, грузин из линейки Дениса, и закачал головой:

– Ты что? Ты на кого полез?

Смирнов сразу потерял интерес к разговору и завалился прямо на застеленную кровать. Раздалось еле различимое похрапывание, а грузин продолжал:

– Ты ж никто, полгода в «учебке» не в счет, а он дембель. Понимаешь? Дем… бель. Домой лычки чистит… Шрам видел? Это он здесь заработал, год назад.

Денис кивнул головой. Буркадзе изогнул бровь до предела и многозначительно поднял указательный палец:

– Эээ, шрам, бандитская пуля. А слышишь, да....

Денис в недоумении посмотрел на грузина, а тот, добившись впечатления которого хотел, продолжил:

– Ферма тут, недалеко. Там бык. Страшный, черный, огромный племенной бык с кольцом в носу. Пришел в самоход к нашим коровам. Оторвался от привязи и пришел. Нуу,Фарход и решил его выгнать. У него в ауле много быков. Он их много видел. А этот не бык, это зверь, понимаешь? Он Фарходу рог за щеку дал.

– Как дал?

– Боднул прямо в рот. Что не понятного? Щеку порвал. Поднял и бросил. Потом топтать начал. Водилы, ЗИЛом его выгоняли. Фарход полгода в больнице валялся. А ты не бык. Тэгирхева. Тебе рога ночью оторвут на раз, два.

Тут появился Пипр и закончил фразу за грузина, поставив точку в разговоре:

– Люля-кебаб будет. Ээээ, прощай командира. Хороший был сибиряк. Секир башка, тебе дорогой.

* * *

Наглые минуты, пролетели пулей, пулей пронеслась вечерняя проверка. ОТБОЙ – врезалось клинком и расщепило реальность.

Так как было начало весны и по ночам довольно прохладно, спали в нательном белье. Денис лежал под теплым одеялом и ощущал прохладную тяжесть пряжки, солдатского ремня, который надел на голое тело под рубашку. Ремень немного придавал уверенности и чувство защищённости. Стараясь не заснуть, он вслушивался и сквозь щелки едва приоткрытых век всматривался в темноту, ожидая нападения. В какое-то мгновение перед глазами поплыли датчики, мониторы, регуляторы и тумблера, на которые он насмотрелся днем.

Затем пронесся фильмом, вчерашний вечер: «Отбой давно прошел, когда он первый раз вошел в казарму дивизиона – вспоминал Денис, – вместе с ним прибыл и новобранец, молодой армянин, только что принявший присягу в полку.

Ара – так звали молодого бойца – невысокий крепыш, с черной короткой прической, с типичной армянской внешностью, явно контрастировал с высоким и светлым Денисом.

Дежурный по тумбочке уставился на них равнодушным взглядом, нахохлился и провалился в забытье.

Заспанный прапорщик Елдаш, появился как призрак из полумрака, в сланцах на босу ногу, окинул пополнение туманным взором и проскрипел:

– Штепсель и Тарапунька, твою. Двигай сюда, – отвернулся и заковылял обратно в полумрак, непонятно что-то бормоча.

Новоприбывшие – как на привязи, последовали за прапорщиком, в каптерку.

– А? – спросил Ара, вертя головой с обезумевшим взглядом.

– Что, а? – не поворачиваясь, процедил сквозь зубы прапор, – А, а, постель получите и спать. Все. Завтра вешаться будете, Ааааа, – зевнул он, – Ща спать»

Денис решительно отбросил видения, когда понял, что проваливается, и стал про себя твердить: «Не спать, не спать. Только не сейчас»

Борьба продолжалась недолго, перед глазами поплыли фантастические картины, уводя от реальности все дальше и дальше.

Природа взяла верх и сопротивление, было сломлено. Незаметно он растворился в царстве Орфея, отдавшись на повеление судьбы

Глава 2.      СОН ПЕРВЫЙ. БЫК.

Пыль едким облаком поднималась от удара копыт. Безжизненная, выжженная солнцем земля, покрытая сухими огрызками, остатками былой роскоши, упирается в край мира. Грустный хруст, напоминающий потрескивание ночного костра и глухие, тяжелые шаги нарушали беззвучную пустоту прогретого воздуха. Копыта вдавливались в сухую корку, поднимая пыль – разъедающую ноздри. Денису снится, что он бык, Могучий, не знающий усталости бык, изнывающий от жажды.

Инстинкт непреодолимой силой заставляет двигаться вперед по мертвой поверхности, в поиске сочной травы или ручья.

Там, где земля прикасается к одинокому небу – прогретый воздух манит к себе иллюзией, вселяя надежду, что там, на горизонте океан – спасительная влага дарующая жизнь.

Всматриваясь в край земли, Денис замечает приближающегося одинокого путника, который, то растворяется, то появляется вновь, покачиваясь миражом.

Пульсация в висках сгустившейся крови, сотрясает тело. Неописуемая ярость взорвала мозг и отключила разум, когда Денис узнал в мираже Фархода. Сухой, обжигающий ветерок прошелся по потрескавшейся поверхности, и его шуршание отозвалось глухим, еле различимым голосом в голове: "Это сон. Это просто сон".

В мгновении ока Денис осознал, что спит. Реальность зазеркалья, заискрилась яркими красками, логика включилась, разбудив внутреннего критика. "Это сон. Это просто сон" – вторил он за шепотом ветра.

Задолго до призыва, он прочитал книги Кастанеды, перелопатил всю имеющуюся литературу по астральным путешествиям и люцидным сновидениям. Книги Роберта Монро и Лабержа, стали главными книгами в его жизни. Упорные занятия научили его изредка осознавать себя во сне.

Но полгода до призыва, спиртное и девочки тормознули развитие. Призыв в армию окончательно прервал практику, и вот, после долгого перерыва он, испытал это снова.

«Может быть, бросить все и улететь к неведомым мирам? – пронеслось в мыслях, – Зачем тратить драгоценный миг на глупый сон, чужой, навеянный уставшим подсознанием?»

Но жажда воды переросла в невыносимую жажду крови. Но откуда такая злость? Еще никогда он не ощущал такую бурю эмоций, такую ненависть и такое неистовое желание крушить и уничтожать.

«Вот он враг – раздалось в голове, а гвоздь безумия пронзил мозжечок, – Враг, который с минуту на минуту разбудит меня, а там как масть ляжет. Наверняка, Фарход уже склонился над моей кроватью и злобно ухмыляется в окружении своих друзей»

Новая волна ярости, мощным цунами обрушилась на Дениса. Он кинулся на беззащитного узбека, потеряв на половину осознанность, обезумев от желания мстить, навалившись на него, всей мощью. Потеряв контроль над своими эмоциями, он чувствовал каждую мышцу, каждую жилу, извивающуюся змеями под кожей. Он превратился в животного, и даже кончик хвоста был под его контролем.

Бык топтал и топтал врага, не знаю устали, несколько раз поднял на рога, не обращая внимания на стоны и мольбы о сострадании.

«Никакой пощады, только расплата. Буйство гормонов и кипение адреналина, остальное не важно»

Когда тело обмякло и перестало подавать признаки жизни, копыто вдавило голову Фархода в пыль.

Если бы Денис обернулся в этот момент, то заметил бы невдалеке на пригорке, прозрачную фигуру обнажённого юноши, словно выточенного из голубого стекла, бесстрастно наблюдающего за происходящим. Его короткие, волнистые волосы были взлохмачены, а глаза светились нежным таинственным светом.

* * *

Сон закружился калейдоскопом, вспыхнул и растворился прогоняемый утренним солнцем. Денис открыл глаза. Казарма гудела ульем.

– Ты чо, спишь? командира, – тряс его Довлатов за плечо. – Подъем, давно бил. Ай я яй командира, ленивий. Живей давай, шевели клешнями. Все уже построились, ЧПешка у нас.

Непривычное ощущение ремня, на голом торсе, воскресили события вчерашнего дня.

Хлопнула уличная дверь и раздалось: "Смирно! Товарищ капитан, во время моего дежурства произошло одно происшествие. Дежурный по роте сержант Попов».

Звонкий голос дежурного, подстегнул как плетью, сонное тело Ипатова. Он по-молодецки соскочил с кровати. Гимнастерка, брюки и ремень, аккуратно уложенные на табурете, взметнулись птицей и покрыли тело, с такой быстротой на которую способны курсанты "учебки", после многочисленных тренировок по подъему и отбою.

Еще секунда и ступни, обернутые портянками, скользнули в сапоги. Ушанка водрузилась на голову, выровненная с помощью указательного пальца, боком, прижавшимся по всей длины носа, а фалангой с ногтем к середине кокарды. Довлатов от такого представления, невероятной юркости военного, с удовольствием йокнул и высказал дань уважения такой способности:

– Койил, командира! Лихо ты это.

– Подъем? Что случилось? – спросил по ходу, Денис Пипра, когда они мчались на построение

– Каждое утро подъем! Командира. А сегодня ночью кто-то Фархода покалечил. Ну, теперь начнется.

"Вот почему, в эту ночь меня не подняли, – подумал Денис. – С кем это он интересно подрался? Кто-то, явно меня опередил. Видно, не я один в списке у Фархода, и фортуна оказалась не на его стороне. В любые случаи это мне на руку, незапланированная отсрочка. Сегодня пронесло, а дальше посмотрим"

Весь личный состав военной части, включая и тех, кто был в наряде, кроме караульной службы, выстроились на центральном проходе.

Офицеры были в полном составе, обескураженные срочным построением они толпились в прихожей комнате, молча приветствуя друг друга, пожимая руки. Сквозняк гулял по помещению, потряхивая солдат, беспардонными прикосновениями, при каждом открытии дверей.

Капитан Бойчишин, командир дивизиона, невысокий, поджарый крепыш, с торчащими ушами – по прозвищу "кабина У" – был как никогда взбешён, его импульсивные движения холерика, приводили всех в гипнотическое состояние, а картавый голос с прыгающей интонацией заставлял вздрагивать.

Осознание, что спокойная жизнь в дивизионе закончилась, волновала всех и что ожидать, от непредсказуемого капитана, можно было лишь предполагать.

Бойчишина, убежденного материалиста, ночное происшествие, необъяснимое логикой и с мистическим подтекстом, обескураживало и выводило из равновесия. Все что случилось, не вписывалось в рамки его твердых убеждений. Вера некоторых офицеров в потустороннее укрепляло его убеждение, что мир кишит идиотами.

После формальной и, непривычно быстрой, утренней проверки, капитан Бойчишин, провел опрос каждого, затем выгнал всех с помощью ярких выражений, на утреннюю зарядку, оставив только тех, кто непосредственно, явно или косвенно учувствовал в происшествии: четырех восточных братьев, которые пировали после отбоя вместе с Фарходом, дневального и одного иплеса – дежурившего по кухни.

Лица были помятые от бессонной ночи и крепленного красного. Ноги подкашивались. Желание спрятаться и забыться, обняв подушку, было написано на физиономиях. Глаза дрожали от напряжения, чтобы не захлопнуться, придавленные тяжелыми веками.

Только иплес, оказавшийся невольным участником, переминался с ноги на ногу и ожидал, что его отпустят на заслуженный отдых. Посуда блестит, уход за раненым уничтожил минуты заслуженного отдыха, и это веский аргумент, чтобы командир, отпустил его незамедлительно, в уютное объятие одеяла. Но кому сейчас легко?

Командир скользнул в кабинет, кивнул головой и, не скрывая раздражение, гаркнул:

– По одному!

Четверка, в замешательстве начала толкаться, сталкивая друг на друга привилегию быть первым. Дежурный по кухне был не против быстрее отстреляться и скрылся за дверью

Опустилась напряженная тишина и несколько пар ушей, навострилось, старясь расслышать, что происходит и, о чем говорят в кабинете.

Допрос прошел каждый.

Выслушав версии каждого участника злополучного ночного происшествия, Бойчишин собрал всех вместе и прослушал еще раз, перебивающих и дополняющих друг друга солдат. После чего он пришел к выводу – "Или все врут, или он сошел с ума".

Глубокий анализ беседы, не привел к новым заключениям. Выглядело все надумано и далеко от правды в связи рядом причин. Выходило, никто не виновен, а Фарход сам, по воле Всевышнего, переломал себе кости и пробил череп.

Из рассказа он узнал, естественно отказываясь в это верить, следующее:

«После отбоя, пять старослужащих восточного братства, скооперировались и устроили посиделки в помещении кухни. После распития вина, присланное из Баку, родственниками рядового Рахимова, заправленное в кружку Эсмарха или по-простому в грелку, дождались плов, и с удовольствием и приступили к трапезе.

Все шло, как и обычно, своим чередом, как вдруг: Фарход закатил глаза и стал задыхаться. Старший сержант Каримов, из Таджикистана не растерялся, так как прошел курсы медбратов на гражданке, и кинулся на помощь.

Предполагая, что ефрейтор подавился он: несколько раз стукнул Фархода между лопатками, затем обнял одной рукой через талию, наклонил его вперед, сжал руку в кулак – приложив его к верхней части живота, другой рукой охватил запястье на высоте желудка и, действуя руками, резким движением потянул его на себя несколько раз.

Можно было предположить, что неумелый и неотточенный прием, привел к этим трагический последствиям, если бы не продолжение. Что- то отбросило Каримова от Фархода. Фарход упал на плиточный пол и стал биться в конвульсиях.

Каримов, ударившись поясницей о край плиты, выгнулся дугой, стараясь дотянуться руками до ушибленного места, закрутил бедрами, затем согнулся вперед, оперившись руками в колени, и взвыл.

Рядовой, мывший посуду, испугался и повалил сложенные алюминиевые миски. Те с оглушающим грохотом рассыпались по кафелю, эхом отозвавшись по всей казарме. Солдаты кинулись на помощь мотающемуся по полу ефрейтору, но в страхе отскочили, когда тот поднялся в воздух до потолка и рухнул вниз, потом еще раз, и еще. Он поднимался и падал, калеча и раня себя.

Когда буйство невидимых сил прекратилось и, стонущей Фарход остался лежать неподвижно, сослуживцы попытались привести его в чувство. Они не сообщили о происшествии, так как, боялись неизбежной кары за распития спиртного, сильнее, чем за здоровье друга. Только за несколько минут до подъема, они решились доложить дежурному по части о случившемся.

* * *

Посовещавшись, командный состав решил, не придавать огласки ночное происшествие и не доводить до следствия. Слишком уж необычное было дело и ощутимо щекотало нервы, а навлекать дополнительные проблемы, в виде проверок, никто особо не жаждал, тем более, Фарход был в сознании и при внешнем осмотре коего, медики пришли к заключению – «многочисленные повреждения, в основном появились в связи непонятного физиологического сбоя в организме. То есть, воздействие было изнутри, и лишь незначительные гематомы на теле, подтверждали версию, что он несколько раз падал».

Тщательная беседа с Фарходом, не внесло ясности, а лишь добавило загадок. Он утверждал, что ни с кем не дрался, так как находился в окружении друзей, а лишь твердил, что каким-то чудесным образом перенесся в пустыню, где его топтал бык. Это наводило на мысль, что после пережитого год назад, Фарход получил психологическую травму, и на фоне этого, в кратковременном помешательстве, покалечил себя сам. И будучи человеком, тревожно-мнительного характера, был зациклен на переживаниях, вызванных ежедневных созерцаний шрама, не дающего избавится от пережитого ужаса. Существование стигматов и феноменов, достигаемых под гипнозом, до конца не объяснимых современной наукой, допускало, что все произошло в связки этих причин.

Необычный рассказ, похожий на выдумку фантаста писателя, мог превратиться в анекдот или в историю, унижающую честь и достоинство четвертого дивизиона, что не мог допустить командир. На этом и поставили жирную точку.

3. как ПЕСОК, сыпуч ГРАНИТ – как ГРАНИТ ПЕСОК отныне

На утренней пробежке молчали все. Даже самые говорливые, не проронили ни слова, уйдя в свои мысли, размышляя и рассуждая о возможных причинах ночного инцидента. Мозоли, от неправильно намотанных портянок, и привычка отсутствовать на зарядке – дослужившихся до особых привилегий, не могли отвлечь от тяжелых раздумий. Все понимали, что ЧП не пройдет без последствий. Открывшиеся рана будет долго кровоточить и до конца не исчезнет, оставшись неровным шрамом до конца службы всего коллектива. Масса вариантов, от простых объяснений до фантастических сюжетов, облаком кружились над топающим строем.

"Что же, это, получается, – думал Денис, смотря перед собой на дорогу с мелькающими каблуками. – Это я Фархада поломал?! Прямо из сна, воздействуя на физическую оболочку. Разве такое бывает? Я и раньше осознавал себя во сне, правда давно это было, и навряд ли, влиял на реальность. А если… Да нет, не может быть. А если и тогда, что получается, мои мимолетные сексуальные приключения… ну я попал. Смешно даже думать об этом, тем более поверить. Чудес не бывает. Ни в одной книге такого не встречал. Даже у Кастанеды, на половину, скорее всего, придуманных произведениях, нет ни чего похожего. Это точно совпадение. Наверное, произошла драка, и чтобы снять напряжение, придумали небылицу. А Фарход, молодец, не сдал никого. Точняк. Я же не волшебник… а как было бы круто, владеть такими навыками, я бы развернулся, наделал бы делов. Такие возможности бы открылись… да. Весь мир у моих ног. Остается только фантазировать…. Эх. Да ладно. Не буду допускать, даже мысли, что это я его. Такого просто не может быть, и надо быть последним идиотом, чтобы в это поверить. Но сон был, еще тот, даже от одних воспоминаний, мурашки по спине. Обладать бы такой силой. Бычьей силой. Да, таких ярких снов еще не видел. Реальных и ярких. Если он и воздействовал на реальный мир, так только на меня. На меня и больше не на кого. Всё-таки это пережитый опыт, а мозг не различает реальность это или глюки, он воспринимает все буквально. Я чувствую себя, решительней и страха перед Фарходом, как не бывало. Хотя кто знает, сейчас он в больнице, и может, поэтому не беспокоюсь, а когда вернется… Да нет. Не может быть. Такую решительность и смелость я не чувствовал до этой ночи, да и тело кажется, стало сильнее. А может это просто гормоны, то повышают тонус, то понижают. Вот сейчас, брызнула в кровь доза, и мышцы заиграли – но временно, только на период их действия. Кто знает?"