Рухнувшие небеса

У меня было желание отказаться от дикой «игры», но прежде, чем успела бы что-то сделать, Брэндон, под оглушительный рев людей, нежно наклонил меня. Я ощущала, как слабые ноги еле-еле держат другую половину моего тела, и оставалось рассчитывать на них в случае падения. Брэндон чертовски пьян и наверняка не сможет долго удерживать, а разбиться о залитый спиртным пол и умереть – не лучший исход.

– Я буду метким. Обещаю, – проворковал он в мое ухо.

И это сказал пьяный парень…

– Не сомневаюсь, – скривилась я.

Страшно шатаясь, Брэндон ухватился за стакан. Я густо покраснела, проклиная тот момент, когда согласилась на это. Как только он собрался влить в меня пиво, раздался низкий голос, останавливающий его действия:

– Даю сто баксов, чтобы сделать это самостоятельно.

По мне прошлась волна жара. Не может быть! Я не чувствовала себя такой пьяной, как мои друзья, (хотя мы выпили одинаково) поэтому могла еще здраво мыслить и вспомнить, кому принадлежит голос.

В ярости оттолкнув Брэндона, я хотела обернуться, но тут его вонючее пиво плеснулось на мою футболку. Я окаменела, ощущая мокрую прилипшую ткань к коже. Кто-то засмеялся, парни рядом захлопали в ладоши, предложив мне снять верх и остаться в лифчике. Похоже, обливаться чем попало – стало моей традицией.

Брэндон ойкнул, затем начал проводить ладошками по моей груди, пытаясь то ли абсурдным способом устранить проблему, то ли – полапать меня. Мне было явно не до смеха и вежливости, я громко чертыхнулась, стукнув по рукам друга, который едва стоял на ногах, затем отступила, когда он пошатнулся и, извиняясь, вновь потянул свои пакли ко мне. Карен и Райан оттащили его, потому что видели, что я на взводе и могу хорошенько врезать наглецу.

Сзади послышался сдавленный смешок, а потом в поле моего зрения появился Габриель. Он лукаво улыбался, разглядывая меня. Особенно задерживал взгляд на моей футболке. Каштановые волосы как всегда были растрепаны, словно он только что проснулся или вышел из душа, на теле красовались неизменные его вкусу черные шмотки, а эти чертовы глаза цвета бирюзы таинственно блестели. Господи.

Сумасшедший стук моего сердца отдавался в ушах. Гнев охватил сполна. Я гадала: издевается ли надо мной судьба, сталкивая нас «лбами», или же этот парень-загадка ненароком преследует меня. Я его видела вчера, вижу сегодня. Конечно, все понимаю, мы живем в одном городе, но почему он появляется там, где нахожусь я? В то же время, в том же месте. Он что, действительно шпионит за мной? Ох, не зря же у меня недавно возникло странное чувство, будто за мной следят. Ладно. Допустим, это так. Но какого черта Габриель – звезда Нью-Хейвена, секс-символ (или кто он там?), тот, по кому пускают слюни девушки, разучившиеся носить белье, ходит за мной?!

– Что ты тут делаешь? – рявкнула я, окатывая его презренным взглядом и выжимая футболку.

Он изогнул бровь. Дамочки неподалеку узнали в нем участника группы и завизжали. То, как девушки прыгали и восторженно реагировали на него, вызвало у меня предположение, что они вот-вот потеряют сознание. Печальнее всего, что среди них была Карен…

– Развлекаюсь. А что? Ты мне не рада?

– А по мне видно, что я счастлива? – я указала на свое сердитое лицо. – Знаешь, создается ощущение, что ты меня преследуешь.

Габриель захохотал, запрокидывая голову.

– Вообще-то, это я должен так думать. Ты была на моем концерте, потом, одетая в неизвестно что, попалась мне на глаза.

Я задохнулась от шока. Что? Еще меня будет обвинять в преследовании?

– Я даже тебя не видела! – процедила, сжимая кулаки. Некоторые зеваки пытались расслышать нашу беседу, но, видимо, не у всех это получалось из-за громкой музыки. – Мне просто захотелось попить, а тут…

– Да ладно тебе. Если так отчаянно пытаешься заполучить мой автограф, я тебе его дам. – Он растянулся в нахальной улыбке. – И не нужно ходить за мной попятам.

– Ты совсем придурок? Это кто еще кого преследует? – казалось, из моих ушей сейчас повалит пар. Это, наверное, самый паршивый день в моей жизни, не считая того, когда Габриель заговорил со мной впервые.

– Это очевидно, Монашка. Ты.

Опять это прозвище! Я издала что-то вроде… рычания? Конечно, я была не согласна с ним. Ведь у меня нет причин шпионить за ним. Во-первых, он мне не нравится, во-вторых, мне есть чем заняться, в отличие от него, в-третьих, я не вхожу в число его сумасбродных фанаток. И, да, напоследок, кто с кем заговорил в «Мо»?

– Меня зовут Скайлер Грейс! – прошипела я.

Тут, откуда не возьмись, нарисовался Брэндон с пивом в руке. Казалось, кружка служила для него настоящей опорой – он боялся пролить ее содержимое, поэтому еще не падал, но страшно шатался, словно откуда-то дул ветер. Брэндон нагло протиснулся между мной и Габриелем, затем уставился на него. Он был значительно ниже ростом, из-за чего, чтобы смотреть в глаза «Забвенцу», ему пришлось запрокинуть голову.

– Какие-то проблемы? – заплетающимся языком сказал он.

Я закатила глаза, понимая, что к добру все это не приведет.

Петушиные разборки заказывали?

– Все нормально, – заверила друга, кладя руку на его плечо. Мне не хотелось втягивать в это Брэндона. – Я сама разберусь.

Он даже не посмотрел на меня, испепеляя взглядом усмехающегося Габриеля.

– Нет. Я никуда не уйду.

– Ты не слышал, что она сказала, гномик? – с издевкой в глазах проговорил шатен. Похоже, он совсем не боялся последствий за придуманные прозвища.

Брэндон нахохлился, делая яростный вдох. Его рука с пивом задрожала и через секунду, прежде чем я успела понять, куда отправится этот зловонный напиток, оказалась над головой Габриеля. И-и-и кружка перевернулась.

Черт.

В списке искупавшихся в алкоголе благодаря Брэндону числился еще сам парень-загадка. В изумлении от такого рыцарского поступка и храбрости друга, которая часто проявлялась в его нетрезвом состоянии, я открыла рот. Из толпы кто-то загудел, мгновение – и все требовали драку. Габриель, с волос которого лился желтый ручеек пива, скатываясь по лицу и устремляясь на плечи, с вызовом выпрямился, сменив ехидную улыбку на дьявольскую. Тут мне стало страшно. За Брэндона. Я не имела ни малейшего понятия, на что способен Габриель, и уже хотела оттащить друга к выходу, как тот накинулся на него, оттолкнувшись от пола. Я приложила ладонь ко рту, прекрасно осознавая, что на этот раз Брэндон потерпит фиаско. Ему попался не очень удачный экземпляр. Да, экземпляр с грудой стальных мышц.

Габриель и Брэндон катались по полу под визг скандирующей что-то толпы и мутузили друг друга, как могли. Мой друг, пребывая пьяным, не мог точно врезать «врагу», и это было выигрышно «Забвенцу» – он с легкостью перехватывал руки Брэндона, затем заворачивал за спину. Я подорвалась, когда Габриель, оседлав скрюченного и стонущего на полу Брэндона, что-то прошептал ему в ухо, прижав подбородком к половицам. Я вцепилась в ворот его футболки, оттаскивая подальше от друга, который, как всегда, пытался меня защищать и добровольно согласился превратить свое симпатичное личико в кровавое месиво.

– Ты совсем больной?! – Я дождалась, пока Габриель повернется, и ударила кулаком в его грудь. Он даже не пошатнулся или не взвыл от боли. Зато адски заныла моя рука. Черт, он что, носит под футболкой железную броню? – Что ты наделал?

Я указала на стонущего Брэндона.

– Не нужно было нарываться, – псих вытер кровь, выглянувшую из лопнувшей губы – ох, отделался только царапинкой! – и уставился на меня хищным взглядом. – Мы не договорили, кстати.

Не договорили? Боже. Так что ему вообще надо? Он любит, когда его посылают и обзывают? Я с подозрением и злостью уставилась на него. Карен и Райан помогли Брэндону – усадили его на стул, затем подруга поманила меня рукой.

– Мне нужно идти.

Я сделала шаг, и тут Габриель остановил меня, схватив за запястье. От его наглости мои брови поплыли на лоб. Что ему нужно?

– Отпусти. Немедленно, – велела ему, не оборачиваясь. В голове уже мысленно представляла, как била этого придурка головой о стену.

Брэндон увидел, что Габриель держит мою руку и подскочил. Чтобы его лицо не приобрело еще, как минимум, пару тройку ссадин и синяков, я кивнула, показывая, что ситуация под контролем. Он напрягся, продолжая стоять и наблюдать за нами.

– А если я не хочу? – прошептал он мне в ухо, от чего по всему телу распространились мурашки. Его губы переместились к моей щеке. Я была на сто процентов уверена, что они мягкие, а их хозяин знает толк в поцелуях…

Я глубоко вздохнула, избавляясь от кошмарных мыслей с участием Габриеля, которые только что заполнили мою голову. Я вообще не должна думать о нем, как… девушка о парне. Ладно, он симпатичный, но разве я не забыла, что пару секунд назад он чуть ли не убил моего друга, нахамил мне вновь и, по-моему, своим странным поведением окончательно дал понять, что преследовал меня?

– Я тебя ударю.

Угроза с моей стороны прозвучала не убедительно – Габриель засмеялся. Я не хотела к нему поворачиваться и видеть его довольную физиономию.

– Давай.

– Серьезно!

– Ну, я жду.

Я не собиралась его бить, по крайней мере, при всех. Как бы ни хотелось врезать Габриелю, я отложила это желание на лучшие дни, потому что думала, если ударю его раз, потом не смогу остановиться и, в конечном счете, убью при огромном количестве свидетелей. Вырвавшись из его хватки, я направилась к Брэндону, который запихал в кровоточащий нос два тампона, наверняка данные Карен, и улыбался мне. Габриель издал гортанный звук.

– Я так и знал, – его голос прозвучал громче.

Я остановилась. Моя шея запылала, пальцы сжались в кулаки от злости. Он считает меня слабачкой? Конечно, я могу устроить достойное шоу, но не стану. И зачем мне кому-то, в основном, Габриелю, доказывать это?

Выдохнув, я продолжила идти и, не оборачиваясь, подняла руку, показывая средний палец. Мои друзья были в ужасе и, наверное, подумывали, что Габриель за неприличный жест меня по стенке размажет, но нет. «Забвенец» лишь засмеялся, чем привел в шок Брэндона, который собирался вновь меня выручать.

– У тебя длинные пальчики. Особенно средний!

Я оставила без комментариев его «комплимент» и присела рядом с Брэндоном – он выглядел комично с двумя тампонами в ноздрях и с замороженным, неизвестно откуда взявшимся куском мяса на глазу. Я растянулась в улыбке и вытерла салфеткой кровь на его щеке.

– Кажется, алкоголь делает тебя безбашенным.

– Ага, – ухмыльнулся Брэндон.

Райан сместил брови на переносице и пригнулся ко мне, смотря куда-то за мое плечо.

– А… разве ты его знаешь? Что он от тебя хотел?

– Кстати, да, – закивала Карен, таинственно улыбаясь. – Хотелось бы знать.

Я обернулась. Габриель раздавал нескольким девушкам автографы, а затем, направился к выходу из паба, напоследок подмигнув мне.

– Мне бы самой этого очень хотелось.

***

Мы с Карен попрощались с парнями, затем залезли в минивен, искренне надеясь, что наши друзья, один из которых плохо водит, а другой – еле пребывает в сознании, смогут сами доехать и не попасть в аварию на древнем пикапе, если тот не развалится на запчасти. Всю дорогу до дома Карен расспрашивала меня о Габриеле. Я отвечала на ее тупые вопросы, закатывая глаза и иногда поглядывая, как она водит – подруга была страшно пьяна, поэтому, приходилось следить, чтобы она не путала газ и тормоз. Я была уверена – она завтра же забудет, о чем мы говорили.

Хоть я пила ровно столько же, сколько и Карен, но ощущала себя гораздо трезвее и, в отличие от нее, не смеялась над всем подряд. Когда я впервые попробовала алкоголь, пьяное состояние у меня продлилось недолго, отрезвела гораздо раньше своих неординарных друзей. Не знаю, стоило бы считать это минусом или даром свыше (что звучит смешно), но я радовалась этой «способности», словно долгожданному подарку на рождество.

– Ты думаешь, он преследует тебя? – промямлила Карен, поворачивая на мою улицу. Я бы могла сама нас повезти, но проблема была в том, что уговорить пьяную Карен Джонс доверить ее машину мне, так же невозможно, как придумать вечный двигатель.

– Знаю. И да, в совпадения не верю. Вообще, он говорил, что вроде бы… хочет со мной…поговорить.

Н-да, я конкретно в замешательстве, о чем он хотел «побеседовать» со мной.

– Он в тебя втюрился! – пропела Карен, остановив машину. – Габриель Эйнсфорд в тебя втюрился! – она хлопнула меня по ноге. – Моя девочка нарасхват!

Я сморщилась.

– Что за бред ты несешь? – кинула я возмущенно. Такого просто быть не может. Причина его преследования кроется в чем-то другом. И в чем – понять не могу. – Давай протрезвеешь, и мы спокойно все обсудим?

Я толкнула дверцу и выбралась. Карен пригнулась и показала мне язык.

– Заметано. Увидимся, Грейс.

– Будь осторожна.

– Да ладно тебе, прекрасно же знаешь, как я вожу, – подмигнула Карен, нажимая на газ. Ее минивен дико завизжал, затем исчез, резко завернув за угол.

Направляясь к дому и обнимая себя руками, я тщетно пыталась согреться на прохладной улице. Свет в доме был выключен, что свидетельствовало об одном – папа спит. Разговор на сегодня отменяется.

Я аккуратно открыла дверь, стараясь не разбудить отца. Где-то неподалеку хрустнули ветки и послышались приближающиеся шаги, принудившие оцепенеть от страха. Я гадала, кто может там быть, и тут мое воображение разыгралось не на шутку.

Неужели, грязный тип, некогда забравшийся в мой дом, вернулся? Или это… Габриель? Или Габриель и есть тот тип?

Как бы ни хотелось это узнать, я заскочила в дом и, захлопнув дверь, закрылась на несколько замков сразу. Сердце плясало в груди чечетку. Я отскочила от выхода, прислушиваясь.

Тишина.

Некоторое время я продолжала стоять, только потом настороженно подошла к окну, ожидая, что за ним появится какое-то чудо и отправит меня в мир иной. Но, как ни странно, никакой неказистой физиономии не выглянуло. Шум пропал, и я задумалась: может быть, ничего не было, а у меня просто развивается паранойя? Или, на самом деле, со мной все нормально, и на улице кто-то был. И следил за мной. Или хотел подойти. Не знаю. Понятно только одно – он не хотел, чтобы я его видела, поскольку скрылся.

8

Чую запах свежих цветов – он прекрасен, ощущаю на своей коже теплейшие лучики солнца и мягко смеюсь. Мой смех подобен звону колокольчиков. Я наслаждаюсь красотою Нью-Йоркского парка «Central park» и изредка поглядываю на маму, которая сидит рядом, улыбаясь и напевая необычную песню. Ее бирюзовые глаза скользят по зеленой траве, задерживаются на мне, и алые губы рождают на свет самый прекраснейший припев, когда-либо слышанный мною:

Я иду вперед,

Желая свет найти.

За мной рушится небосвод,

А я продолжаю идти.

Смотрю вдаль, шагая,

Когда кровью залита земля.

Лишь одно я знаю —

Никто не остановит меня.

Темные волосы мамы развиваются по ветру, ее рука сжимает мою, и я понимаю, что во время исполнения припева не дышала. Вдыхаю. Легкие радуются кислороду. Эта песня всегда завораживает меня. Сколько бы я ее ни слушала, она никогда не надоест мне. Никогда.

– Мам, – позвала, – скажи, а откуда она? Ты мне не говорила еще.

Мама улыбается, переключая взгляд на наши переплетенные пальцы. Она решает не отвечать на вопрос, и шепчем мягким голоском, поднимая наши руки на уровне лиц:

– Скай, милая моя… ты еще слишком мала, чтобы знать это. Я не хочу говорить тебе, скоро ты сама узнаешь обо всем.

Я с интересом смотрю на нее, желая найти в ее эмоциях хоть какое-то объяснение. Но ничего. Потом придвигаюсь к ней ближе.

– Знать что, мам?

– Свое предназначение, – она печально опускает взгляд и вздыхает. Улыбка пропадает.

Я не понимаю ее слов и морщусь, осмысливая. Затем заглядываю в ее глаза – они самого удивительного цвета – голубовато-зеленые, с темно-синими крапинками, обрамленные пышными ресницами.

– Что за предназначение?

Мама задумчиво кусает губу. Я с замиранием жду ответа, понимая, что скоро мое терпение лопнет, как мыльный пузырь. Не услышав ничего, снова задаю этот вопрос:

– Что за предназначение?

– Великое предназначение, – мама смотрит на меня. – Ты узнаешь о нем. Очень скоро. А сейчас… я не хочу, чтобы ты думала о нем. Я хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь. Сейчас. Потом просто ее не будет.

О чем она? Что за предназначение? Я ерзаю на траве, обнимаю худые ноги, которые с мамиными кажутся просто крохотными. Когда подрасту, у меня, наверное, будут точно такие же…

– Ты не можешь сказать сейчас?

Мама гладит меня по голове свободной ладонью и перекладывает темную косичку на плечо.

– Нет, детка. Слишком рано…

– А когда будет не рано?

Она медленно разжимает пальцы, опускает их на мое запястье правой руки и поворачивает ее ладонью верх. Теперь я гляжу ладонь, где изображен блеклый знак в виде двух букв «V», соприкасающихся друг с другом остриями. Мама говорит, это родимое пятно, которое приобрело необычную форму. Я верю ей, хотя считаю это странным.

– Когда оно станет темнее, – мама проводит длинным пальцем по этому рисунку, я улыбаюсь – щекотно. – Знай, Скай, ты – особенная Ты не такая, как все. В этом твое преимущество и проклятье. В какой ситуации ты бы ни находилась, не вешай рук, ангел. У тебя будет много друзей, но также – врагов – они-то и попытаются сделать все, чтобы ты не смогла исполнить предназначение. Никогда не бойся их, слышишь? Тебя не дадут в обиду, обещаю. Но и, не смотря на это, всегда старайся быть начеку. Иди до последнего, милая. От тебя будет зависеть многое в этом мире – как будущее, так и настоящее.

Чувствую капельки, скатывающиеся по щекам. Я плачу? Я провела пальцем по ним – да. А почему это происходит? Я плачу из-за неизвестности, которая меня ждет или из-за того, что мама ничего так и не объяснила? Нет. Я плачу, потому что…

– Мне страшно, мам.

Утыкаюсь лбом в ее грудь. Рука мамы ложится мне на затылок, гладит, успокаивая.

– Не бойся, ангел. Страх делает нас уязвимыми – не поддавайся ему.

– Но как? – всхлипываю.

– Будь сильнее него.

Мы сидим на зеленой траве. Мама прижимает меня к себе, ветер играет с нашими волосами, шелест листвы действует, как успокоительное, и через несколько секунд я перестаю пускать слезы, поворачивая голову к горизонту, простирающемуся за поблескивающим разными цветами прудом «The Pond». Мама целует меня, напевая куплет неизвестной песни:

Я иду вперед,

Желая свет найти.

За мной рушится небосвод,

А я продолжаю идти.

Смотрю вдаль, шагая,

Когда кровью залита земля….

Лишь одно я знаю —

Никто не остановит меня.

Перед глазами все резко потухает. Нет ничего – ни мамы, ни нашего любимого местечка в парке, ни ее прекрасной песни. Я не ощущаю своего тела, словно состою из воздуха, тишина давит на мои уши, и хочется кричать, чтобы раскрасить ее хоть каким-то звуком, но тут, в толщах тьмы, появляется перевернутая машина – ее освещает свет из неоткуда, она искорежена, почти все окна разбиты, колеса еще продолжают крутиться. Я чувствую, как мое сердце сковывает корочка льда. Я узнала наш автомобиль – белый Nissan. И он… дымится. Мои ноги, которые я стала чувствовать, сковывает невидимыми цепями. Не могу двигаться, а хочу сделать шаг. Судорожный вдох. Я вижу за рулем маму, которая упирается головой в потолок. Она вся в крови. Вся. На ее шеи странный порез – и она сломана. Из груди хлещет кровь.

Боже.

Прежде чем я начинаю плакать и кричать, машина вспыхивает ярким пламенем. Мне жарко. Очень жарко. Сквозь слезы и вытянутую руку с растопыренными пальцами, смотрю на маму, зову ее. Она не откликается.

Нет! Этого не может быть!

Опять зову ее. Наконец, мама открывает глаза. Ее слипшиеся губы шепчут мне что-то, рука, обуянная кровью, тянется ко мне. Только потом распознаю, что она говорит: «Помоги мне, Скай». Захлебываюсь слезами, ощущаю, как ноги возвращаются под мой контроль, бегу, думая, что вот-вот упаду и не смогу помочь ей. Пламя разгорается сильнее, и издается взрыв. Я кричу, меня отбрасывает назад ударной волной, падаю на что-то и осознаю, что потеряла самого родного человека.

Я почувствовала, как меня кто-то сильно трясет за плечи. Грудь сдавило. Я распахнула влажные от слез глаза и, тяжело дыша, уставилась на папу. Он растерянно смотрел на меня. Я вздрогнула, вспомнив, какой сон видела пару секунд назад, и прижала его к себе, рыдая.

Почти каждую неделю меня мучили такие кошмары, и я просто не знала, откуда они брались. Причины могли быть разнообразны. В большей степени, из-за того, что не переставала думать о ней. О ее гибели. Я сильно скучала, и часто раздумывала, почему на самом деле случилась авария, ведь мама являлась отличным водителем и не могла не справиться с управлением. Казалось, тут таилось нечто другое.

– Ты кричала, ангел, – папа обнял меня в ответ, поцеловал в макушку, выдыхая. – Опять кошмар?

– Да, – только удалось выдавить через приступы паники – на секунду показалось, словно я вернулась в тот день, когда папа рассказал о случившемся с мамой.

Он знал о моих кошмарах, поэтому перестал забегать в мою комнату с битой в руках, ожидая наткнуться на грабителя или маньяка, с которым предстоит бороться.

Папа вздохнул, прижимая меня ближе.

– Ничего. Скоро это закончится. Ты просто еще не смирилась.

Я всхлипнула, вытирая слезы и отдаляясь от него. Разве когда-нибудь можно смириться с тем, что родного человека, вырастившего и воспитавшего тебя, больше никогда не будет? Говорят, время – лечит. Не правда. Оно лишь немного приглушает твою внутреннюю боль, которая никогда не уйдет.

– Этого и не будет, пап.

– Я тоже по ней очень скучаю, ангел, – признался он.

Его голос прозвучал тихо и печально.

Я вытерла слезы и уставилась на папу. Кроме него, у меня не осталось никого. Он моя поддержка и опора. После ухода мамы многое изменилось, и если бы не отец, не знаю, как бы я справилась с этим горем.

– Прости меня. За все. Знаю, я не идеальная дочь, о которой ты, наверное, мечтал, но я такая, какая есть. И ты должен меня понимать. Я не прошу, – осеклась, вздыхая, – точнее, уже не буду просить тебя бросать все ради меня одной. Просто знай, что я скучаю по тебе, и бывают дни, когда ты мне очень нужен.

Самое удивительное, что извинилась я, а не он. Как бы гордость ни сжимала меня в своих крепких объятиях, но я сумела высвободиться из них. Надоело ждать от него первых шагов, пора бы уже делать их самой.

Папа не ожидал смены темы и слегка улыбнулся, прижимая меня к себе. Я уткнулась носом в его ночную рубашку – она пахла корицей и порошком.

– И ты меня прости. За мой срыв и… за все. Я буду стараться не задерживаться на работе долго, – его губы оставили на моем лбу поцелуй; я прижалась к папе плотнее. – Представляю, как тебе было одиноко…

– Да. Но я стараюсь не унывать.

– Держись, ангел. Как-нибудь я возьму отпуск, и мы с тобой съездим отдохнуть.

– Как насчет Франции? – Его черная бровь вопросительно взметнулась вверх. – Ты всегда хотела увидеть Эйфелеву башню.

– Звучит неплохо, – я уже представляла наш совместный отдых, улыбаясь во весь рот. – Мама тоже мечтала туда съездить.

Тут мое хорошее настроение мгновенно улетучилось. Папа пробежался рукой по коротким волосам и, увидев мое поникшее лицо, прижал к себе. Я готова была заплакать, вновь вспомнив о маме и о несбывшихся ее мечтах.

– Как думаешь, она в Раю? – Я с надеждой взглянула на папу.

Он робко улыбнулся, смотря мне куда-то за плечо.

– Если не там, так в лучшем месте…

***

Поговорив с папой и дождавшись его ухода, я села на кровати и включила ночник, затем поднесла к нему правую ладонь. Света было достаточно, чтобы разглядеть знак в виде двух соприкасающихся остриями букв «V». В детстве я верила (по словам мамы), что это родимое пятно или что-то вроде того, но повзрослев – перестала. Разве может этот… необычный рисунок им быть?

Я чуть ли не задохнулась, обнаружив, как некогда светло-коричневые линии знака потемнели. Мама говорила, что когда он будет сильно отличаться от цвета моей кожи, я узнаю о чем-то, о… каком-то предназначении, вроде бы. То воспоминание, где мы отдыхали в Нью-Йоркском парке, любовались красотою горизонта, она пела мне необычную песню и потом говорила какими-то загадками, почти постоянно доводилось мне видеть во снах.