bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

Он громко выдохнул, переминаясь с ноги на ногу.

– Я очень благодарен тебе, ангел, но этого все равно мало. Ты получаешь недостаточно, и эти деньги не играют большой роли в бюджете нашей семьи.

Не играют?..

Прозвучало как оскорбление. Мне словно дали смачную пощечину. Я столько пропадаю на работе, чтобы потом выслушать такое? Пыхчу на ней почти без толку? Просто так?

Слова, желающие вырваться наружу, застряли где-то в горле, и рот тупо был открыт. Мне не хотелось кричать на папу, поднимать истерику или еще что, я просто развернулась и помчалась по лестнице, смахивая слезы. Он пытался меня остановить и извиниться, но у него это хреново получалось. Впрочем, как у всех родителей, не умеющих держать язык за зубами.

– Скай, прости. Я не…

Папа не договорил, поскольку я забежала в комнату и захлопнула дверь перед его носом. Отец никогда не следил за словами и мог наговорить много того, отчего потом захочется возненавидеть свою и так дерьмовую жизнь еще больше.

Я любила его. И у меня не было причин его ненавидеть. Почти. Такие случаи всегда сопровождались моими слезами, а ком ярости постепенно рос внутри, не решаясь выбираться наружу. После ухода мамы, он полностью погрузился в работу, стал трудиться в полную силу, чтобы обеспечивать нас.

Я видела, как папа мучился. Этот адский труд, постоянная нервотрепка, депрессия. Не каждый бы выдержал. Когда я поняла, что нужно брать ситуацию и в свои руки, устроилась в отстойное кафе с наступлением летних каникул. Но моя зарплата, как оказалось, не сыграла большой роли в нашем бюджете.

– Скай, доченька, – голос отца донесся до моих ушей.

Я шмыгнула и подняла голову, обнимая коленки. Мне было нечего опасаться – папа не зайдет сюда, если не хочет усугубить ситуацию в триллион раз. Он знает, что когда я расстроена, мне необходимо побыть одной.

Решив не отвечать, я слушала, как он нелепо расхаживает за дверью, подбирая слова.

– Скай, ты слышишь меня? – спросил он мягче. Его идиотская рация вновь дала о себе знать. Выругавшись, папа сообщил напарнику, что уже в пути, а затем я почувствовала, как его большие ладони легли на дверь. – Прости меня за это. Если бы я мог что-то поменять, то непременно бы сделал это. – Он отошел – его тень, просачивающаяся через щелку, уменьшилась в размерах. – Не жди меня сегодня.

И он ушел.

Я снова осталась одна.

Наедине с тишиной, мраком и пустотой.


2

Назойливое гудение телефона разбудило меня. Я не заметила, когда успела уснуть, уткнувшись в подушку. Прогоняя сонное состояние, взяла гаджет с прикроватной тумбочки, проклиная «лунатика». На экране высвечивалось имя Карен – моей лучшей подруги, и я, в принципе, не удивилась – какой нормальный человек будет доставать меня звонками в глухую полночь, кроме этой девицы?

Зевнув, я нажала на заветную кнопку и села в постели.

– И совсем не имеет значения, что пять секунд назад я сладко спала и видела третий сон.

– Как ни позвоню, ты вечно спишь, – пропела она. Помимо ее голоса гремели чьи-то крики и зловещее рычание заставило меня пробудиться.

Только Карен могла в такое время суток не смыкать глаз, доставая меня телефонными звонками при просмотре зомби-сериала «Ходячие мертвецы»2, и есть жирные куриные ножки. Да, она любитель потрепать свои нервишки перед сном и во время какой-нибудь кровавой резни, развернувшейся в экране ноутбука, полакомиться мясом. Не зря я боюсь ее злить, ведь неизвестно на что способна девушка, владеющая боевыми искусствами, постоянно смотрящая «Ходячих мертвецов» и обожающая поедать плоть мертвых животных, сидя на кровати, под которой спрятан чемоданчик с ножами всех видов. Не могу сказать, что точно знаю, для чего ей нужен этот арсенал, но как уверяет подруга, он необходим, дабы защищаться от маньяков, желающих забраться в ее комнату. Честно сказать, если оно и так, то любая уголовщина в здравом уме и близко не подойдет, узнав, кто такая Карен Джонс.

Да и вообще, я никогда не понимала, с чего моя чокнутая подруга взяла, что к ней обязательно нагрянет какой-нибудь идиот, натянувший на лицо дырявые колготки. Вероятно, она мне что-то не договаривает…

– Потому что ты обычно звонишь ночью? – ухмыльнулась я, с широко-распахнутыми глазами слушая, как на конце провода, вероятно, кого-то едят. Жуть. – Какая серия?

– Шестая, – восхищенно ответила Карен, затем что-то зашуршало, и писк подруги почти оглушил меня. Храни господь ее терпеливых родителей. – Мочи его, Дэрил3! Давай! Раздолби ему черепушку! Еху!

Я нервно сглотнула.

– Карен?

Она ойкнула, затем что-то вновь зашелестело.

– Ох, черт. Извини, Скай. Тут был такой классный момент, и телефон выпал из руки. —Она ухмыльнулась. – Приземлился прямо в ведерко с ножками. – Я поморщилась, когда услышала булькающие звуки. Она опять уминала то, с помощью чего раньше передвигались бедные курочки. – Ох, весь в соусе. Подождешь, пока я слижу его?

Меня чуть ли не стошнило – Карен провела языком по экрану и смачно чавкнула. Думаю, ее не волновало, сколько микробов вместе с соусом она только что заглотнула.

Я постаралась сдержать рвотный позыв. Это был не единичный случай, когда Карен «отличалась». Как-то раз ей пришлось своровать у продавца хот-дог. Она забыла деньги дома и сильно хотела есть. Естественно, голод победил, и эта сумасшедшая удирала от толстого мужичка в фартуке по всему городу, пока ее не остановил железный забор, подаривший билет в больницу.

– Закончила? – осторожно поинтересовалась я.

Карен ухмыльнулась.

– Кажется, тебя слышно лучше. Да, закончила.

– Так насчет какого важного повода ты решила меня разбудить? Учти, я не стану болтать с тобой. Ты на часы смотрела?

Она фыркнула.

– Детское время, детка.

– Ну, так ты отчитаешься, что тебе надо, а? – я зевнула. Глаза потихоньку слипались.

– Что, так не терпится от меня избавиться?

– Угадала, – я упала на подушку и сомкнула веки.

– Хах, не отделаешься от меня так просто, Грейс, – «обрадовала» она, злорадно смеясь. – Через час будет концерт в «Мо». Выступает «Сладкое забвение». Лучшая ночь, лучшая группа Нью-Хейвена в лучшем клубе.

Я опять зевнула. Сон потихоньку сгребал в свои пушистые объятия.

– С последним можно поспорить, – подметила я, вспоминая «уютную» атмосферу «Мо» и не закрывающиеся кабинки в туалете. – Ладно. Но, а я-то тут причем?

Карен громко ухмыльнулась.

– Шутишь? Выступает «Сладкое забвение»! – Она цокнула языком. – Знаю, какая ты чертова бука, но обязана пойти со мной, иначе, – затихла на секунду, – я заставлю тебя смотреть «Ходячих»! Весь день! В моей компании, Гре-е-е-ейс.

– Нет, – простонала я. Сон как рукой сняло. Ненавижу этот сериал из-за переизбытка крови, насилия и живых трупов. – Ты не посмеешь.

– Ох, еще как посмею! Так значит, пойдешь со мной на концерт? Учти, я не весь пятый сезон досмотрела.

Это хуже казни.

– Черт, – выдохнула. – Ты в курсе, что я устала, недавно пришла с работы и ужасно, ужасно не хочу двигаться?

– Я тебя умоляю! Как только твои маленькие ушки услышат, как поют «Забвенцы», тело забудет об усталости.

Я углубилась в задворки сознания, пытаясь отрыть хоть немного информации об этой группе. «Сладкое забвение»… хм… название какое-то дебильное. Ах, да, кажется, что-то припоминаю. Карен часто уговаривала меня пойти на выступление четверки парней с мрачными прикидами, о сексуальности которых болтала без умолку, а я вечно отказывалась, ссылаясь на усталость и нежелание ходить в стремный клуб, где они выступали. Я ни разу не слышала их песен, но чем может удивить группа, делящая сцену вместе с тараканами?

– Скорее всего, из моих ушей польют фонтаны крови.

Карен недовольно фыркнула. Кто-то в ее сериале опять заорал.

– Это классные ребята, у которых не менее классные песни! – уверяла она. – Так, постой, ты вообще идешь? Да? Нет? – подруга злорадно ухмыльнулась. – Пятый сезон, Грейс.

Ох.

– Я пойду, наверное, – закатила глаза, проклиная себя за согласие. Конечно, из-за случившегося недавно и странного предупреждения не хотелось покидать дом, однако со мной будет чокнутая подруга, готовая дать фору любому засранцу. Кого и бояться – так это ее.

– Я буду через десять минут. Жди меня, крошка. Эту ночь ты никогда не забудешь!


***

Раздался треск гравия и звук заглохнувшего мотора. Не сложно было понять, что это Карен остановила свой красненький минивен на подъездной дороге. Ее ждала нелегкая задача – нарядить меня на концерт «Забвенцев» и, если быть точнее, сделать из меня типичную, сумасшедшую фанатку наверняка с минимум одежды. Но, сколько знаю Карен – любительницу спортивных шмоток, она не позволит мне разгуливать в прикиде шлюхи. Ура.

Намереваясь выскочить из комнаты, чтобы впустить ее в дом, я услышала сзади громкий треск и шарканье чьих-то ног, следом тяжелый кулак обрушился на стекло, заставив подпрыгнуть и остановиться. Страх не успел взять верх, когда я уловила приглушенный голосок Карен за спиной:

– Черт! Ты же знаешь, что я частенько так делаю! Какого… – я повернулась именно в тот момент, когда ее сгорбленная фигура прилипла к окну. Выглядело вполне устрашающе, и если бы я не знала, кто находится по ту сторону, точно бы упала в обморок. – Эй! – Подруга помахала тоненькой ручкой, другой делая козырек на лбу и пригибаясь, чтобы обнаружить меня в полумраке. – Я знаю, что ты там, Грейс! Открывай чертову щеколду! А ни то выбью стекло.

Я засмеялась, прогоняя оставшийся страх и возвращая дар речи. Карен находила забавным лазать в мою спальню через окно, и я была уверена, что она не знает про существование парадной двери в этом доме.

– Тебя не учили приходить к кому-то по-человечески? – Я открыла щеколду и отодвинула раму.

Карен скорчила рожицу, вваливаясь в комнату.

– Знаешь, мой конек – необычность.

– Скорее – безумство.

Приземлив ноги, обутые в модные кеды, на пол, Карен выругалась, когда ее расписная кофточка зацепилась за крючок в окне, препятствуя движению. Засмеявшись, я помогла подруге высвободиться, увидев ее тщетную борьбу.

– Ненавижу твое окно, – призналась она, поправляя кофточку с непонятным орнаментом и пытаясь разглядеть меня. – Включи хотя бы свет, ради Бога! Я ничего не вижу!

Я щелкнула выключатель – комнату озарил кислотный свет, и весь бардак, царивший в ней, предстал перед Карен. Я не смущалась, что у меня была не заправлена кровать или не прибрано на столе, так как моя спальня была еще чистой, по сравнению с ее. Коробка с недоеденной пиццей под кроватью, столетняя пыль, грязные вещи в шкафу – этим «прославилась» Карен Джонс. В моей коморке с бирюзовыми пошарканными стенами и усыпанным крошками от пончиков ковром, по крайней мере, не создавалось ощущения, словно в ней недавно проводилась мини-вечеринка, после которой забыли убрать.

Щурясь, Карен рухнула в кресло возле компьютерного столика. Ее темные, длинные волосы, покоившиеся на плечах, рассыпались по спине, когда она закрутилась в нем и кинула мне рюкзак, который я неуклюже поймала, схватив за ремешки.

– Зачем мне он?

– В нем лежит то, в чем ты сегодня появишься перед «Забвенцами»! – она сложила пальцы в кулак, затем резко разжала, шипя и, видимо, создавая звук, похожий на взрыв. – Это будет бомба!

Не знаю, что там притащила Карен, но мне явно стало страшно, ведь ее вкус в вещах значительно отличается от моего. И я почти никогда не одобряю ее выбор.

– Там платье? – вопросила я, уже представляя, как будет хреново в нем.

Карен махнула рукой, закатывая глаза.

– Ага. Стала бы я приносить тебе платья, если сама ненавижу их, – она подняла густые брови, ее карие глаза сверкнули при свете. – Не тяни кота за яички, Скай! Открывай уже…

Моя медлительность бесила ее не меньше, чем любопытство.

Расстегнув молнию, я сморщилась. Отлично. Какая-то непонятная вещь. С дырками. Причем черная. Выражение лица все говорило за меня, поэтому Карен измученно простонала, вставая с места и доставая из рюкзака угольный… корсет? Немного вульгарный, с кучей вязочек и разрезами по бокам. Я невольно сглотнула. В нем даже из дома не выйду. Ни за что на свете.

– Я это не надену, – я отмахнулась от Карен, болтающей корсетом перед моим лицом. – Ты его отобрала у какой-то стриптизерши?

Карен выхватила у меня рюкзак и в разжатую кисть сунула корсет, но когда я попыталась выкинуть распутную вещичку, она перехватила мое запястье.

– Тиши, Грейс! Ты его наденешь и точка, ясно? Когда-то же нужно взрослеть. Тем более, тебе скоро восемнадцать, а ведешь себя как малолетняя истеричка!

– Почему именно корсет? – хныкала я, тщетно избавляясь от стальной хватки Карен. Годы бокса не прошли для нее даром.

Черт, наверняка на коже останутся синяки.

– Потому что там будет «Сладкое забвение», глупенькая! – она постучала пальцем по моему виску, заставляя морщиться. – Мы обязаны выглядеть лучше всех куриц! «Забвенцы» должны посмотреть на нас и подумать: «Ах, вот они, наши самые ярые и сладенькие фанатки».

– Фанатки? – я приподняла бровь. Не знала, что когда-то стала поклонницей той сумасшедшей группы, песни которой никогда не слышала.

– Скоро войдешь в наши ряды, – подмигнула мне. – Скай, я не заставляю тебя делать ничего сверхъестественного, просто надень чертов корсет и сходи с лучшей подругой на концерт ее любимой группы! Тебе так сложно что ли? Более того, у нас осталось меньше, чем… – взглянула на наручные часики, – полчаса, чтобы наштукатурить тебя и добраться до «Мо».

Вообще, я не любила клубы, поэтому и ходила туда редко: по праздникам (и то не всем) или в честь очередной победы нашей футбольной школьной команды «Бульдоги». Но сегодня, похоже, придется сделать исключение.

– Черт. – Я приложила корсет к груди, представляя, какой буду испытывать стыд, когда явлюсь в нем в людное место. – Слушай, я напялю это только при одном условии…

Карен пожала плечами, опуская мое запястье – я потерла место, где была ее ладонь. Ну и хватка!

– Валяй.

– Поверх я накину куртку.

Карен вздохнула.

– Ты не исправима, Грейс.

***

– Разве там не платный концерт? – спросила я, крутясь возле зеркала. Корсет ужасно сдавливал грудь, и приходилось прерывисто дышать. Изюминкой моего образа был темный макияж от Карен, оттеняющий голубые глаза, и безумный каскад локонов на голове, который она собрала в небрежный хвост, уверив меня, что это смотрится круто. Единственное, в чем я чувствовала себя прекрасно – были джинсы и столетние кеды, пережившие Наполеона.

– По пятницам за вход не нужно платить, – ответила она, повесив на плечо рюкзак и заглядываясь на мою шею. – Скай… – ее голос показался печальным, – ты не… не будешь снимать его? – Она указала на мой серебряный крестик, затем сжала губы в тонкую полоску.

Мои пальцы автоматически дотронулись до украшения. Оно – единственное, что осталось в память о маме. И оно – единственное напоминание о ней.

Два года назад она попала в аварию – сильно спешила домой. Ее автомобиль перевернулся и воспламенился. Как говорят, она погибла, когда машина совершила очередной виток в воздухе и рухнула на асфальт. Мама ушла на тот свет мгновенно. Она не чувствовала, как пламя пожирало ее хожу, и даже не успела понять, что произошло…

Я узнала о случившемся в тот же день и просто не могла поверить, что ее больше нет. Она ушла, оставив после себя лишь пустоту и воспоминания. Мне тяжело далось осознать это. Я долго не приходила в себя, отказывалась от еды, плакала ночами и днями, понимая, что больше никогда не увижу маму и не смогу с ней поговорить. Я безумно любила ее.

Мама была прекрасным водителем, и почему произошел такой исход – оставалось загадкой. По всей видимости, машину занесло, или она не справилась с управлением, во что трудно поверить. Ничего из перечисленного, казалось, не было верным, и в этом несчастном случае словно крылась какая-то тайна.

Сразу после маминых похорон папа выставил дом на продажу, не сказав ничего, и велел собрать вещи для переезда в другой город. Я не понимала, почему он пришел к этому решению, но догадывалась: возможно, ему было больно находиться в доме, где все напоминало о ней.

Спустя какое-то время, мы покинули Нью-Йорк и отправились в совершенно неизвестный нам город – Нью-Хейвен, а наш скорый переезд так и оставался для меня загадкой. Я много раз пыталась выяснить у отца, в чем причина переезда, но он молчал, уперев печальный взгляд куда-то вдаль. С тех пор, я не затрагивала эту тему перед ним, ссылаясь на то, что мы просто уехали от болезненного прошлого.

Я робко улыбнулась Карен – она знала все, что происходило с моей семьей в Нью-Йорке. И она постоянно успокаивала меня, когда нужно было поплакаться кому-то в рубашку (отца почти никогда не было рядом). Эта девушка с характером бунтарки бывала доброй, нежной и понимающей, за что ее обожала. Переезд изменил многое не в лучшее русло, но подарил мне прекрасную подругу в лице Карен Джонс.

– Никогда. – Я закрыла глаза и сжала крестик.

Лицо мамы мелькнуло перед глазами. Из глаз чуть ли не полились слезы, но я сумела сдержать их, больно ущипнув себя. После гибели мамы я ни разу не снимала ее подарок – это украшение. Оно напоминало о ней, и, казалось, благодаря ему я все еще поддерживала какую-то тонкую связь между нами. Между загробным и живым миром…

Карен виновато опустила голову.

– Прости, если я…

– … все в порядке. Правда, – я распахнула веки, натягивая улыбку и указывая на дверь. – Пойдем. Давай повеселимся.



3

Мы жутко опаздывали на концерт. Красненький минивен Карен постоянно глох, чем напоминал развалюху-пикап Брэндона. Я закатывала глаза и предполагала, что это знак свыше, и мне в любом случае нужно остаться дома. Еще не поздно сбежать…

– Черт! Давай же, заводись! – скулила Карен, вставляя и вынимая ключ зажигания. На ее лице был написан ужас вперемешку с раскаяньем.

Ну, конечно, если она не попадет в «Мо» сегодня – это будет хуже конца света.

Я зевнула, совершенно безразлично наблюдая за ее действиями.

– Может, оставим это дело? – предложила я, зевнув. Сон потихоньку укутывал меня в свои объятия. – Направимся по домам, поспим?

Карен кинула на меня дикий взгляд.

– И бросим мою детку тут?! Не поедем на концерт?! Ну уж нет, Скай. Сегодня мы попадем в клуб, и ничто, никто нам не сможет помешать! – Дрожащей рукой подруга поднесла ключ к губам и, поцеловав с закрытыми глазами, вновь попытала удачу. – Пожалуйста, заводись.

Карен повернула ключ, и тут произошло чудо – машина загудела, приборная панель вспыхнула светом. Она, хлопнув в ладоши, громко завизжала, смотря на меня и пытаясь, наверное, разделить свою радость. Я лишь изобразила театральный восторг, пристегиваясь.

Подруга гнала, как сумасшедшая. Стрелка на спидометре только и успевала показывать цифры, от которых моих глаза лезли на лоб. Пару раз мы чуть ли ни встретились со смертью лицом к лицу, когда Карен начала играть в гонки с каким-то недалеким парнем. Я думала это последний день моего жалкого существования, но, оказалось, нет. Мы не попали в аварию и не столкнулись с кем-то, потому что приехали.

Я пулей вылетела из салона, тяжело дыша и держась за сердце. Подруга с виноватым лицом выползла на улицу, ожидая, что сейчас начну обрушивать на нее свой гнев, затем захлопнула дверцу и поставила минивен на сигнализацию.

– Ты в своем уме? А если бы мы погибли?! – процедила я, вернув себе спокойное дыхание.

Карен прикусила губу, отходя от авто и пожимая плечами.

– Было бы два красивых трупа. – Ее черный юмор просто не имел границ. – Пошли! Выступление уже началось.

Я застонала и потопала за ней, подтягивая чертовый корсет, из-за которого моя грудь чуть ли не билась о подбородок. Преимущество для «плоских», ей богу.

«Мо» не отличался красотою и изяществом. Клуб представлял собой огромное здание с пошарканными стенами. Возле входа висела неоновая табличка с названием, освещая тропинку из гравия и несколько копошившихся рядом тел. Машины продолжали парковаться возле «Мо», и предвкушающие концерт девицы вваливались внутрь, улавливая приглушенные звуки какой-то песни. Похоже, скоморох в самом разгаре.

Карен вцепилась в мою руку, затаскивая нас в адское логово. Когда мы оказались в «Мо», в глаза ударил дым и свет прожекторов. Мне приходилось щуриться, пробираясь с помощью осторожных толчков к сцене. В отличие от меня, Карен не стеснялась нагло распихивать народ, освобождая нам дорогу. Потные тела окружали повсюду – они танцевали, терлись друг о друга и извивались с невероятной гибкостью – дождевые черви им бы позавидовали.

Вспышки света заставляли мои глаза слезиться, и я была на сто процентов уверена, что тушь размазалась. Когда пыталась осмотреться, обзор загораживала чья-нибудь туша, пробирающаяся к группе. Мне наступали на пятки, случайно пинали, и я надеялась, что это не естественный отбор, где останутся в живых лишь «избранные».

С помощью Карен и ее руки я не тонула в толпе и, еле перебирая ногами, двигалась вперед, хотя не разбирала пути. Дым бил в лицо, и какие-то девчонки без бюстгальтеров интенсивно обтирались о мою спину.

Заберите меня отсюда, умоляю.

Народ завопил, когда песня стала утихать, а барабан отбивал последнюю мелодию. Мы вывалились из бесконечной кучи и прильнули к сцене. Я чуть ли не задыхалась – тут был такой спертый воздух, корсет давил, и черт… казалось, что у меня вот-вот начнется клаустрофобия.

Карен сложила руки рупором вокруг рта, прыгая, и пихая меня, чтобы я уподоблялась ее примеру. Вздернув голову, она с обожанием пялилась на сцену, а я в это время вела борьбу с надоедливым корсетом, пытаясь ослабить ленточки на спине и совершенно не обращая внимания на музыкантов.

Песня закончилась. На сцену полетели лифчики обезумевших девушек, и я вовремя пригнулась, когда чей-то красный бюстгальтер чуть ли ни лег на мою голову. Фу. Сверху послышалось какое-то шуршание – наверняка парни поднимали «подарки» фанатов. Черт. Это место явно дикое.

В микрофон объявили о следующей композиции, а я все продолжала мучить ленточки на спине, больно вывернув шею и перекинув вес тела на одну ногу. Судя по веселым воплям, Карен не скучала, и ей, видимо, было глубоко плевать, чем там занималась ее лучшая подруга, ведь она увлеклась «Забвенцами» и не кидала в мою сторону ни одного взгляда.

Это дало ясно понять – я должна справиться с чертовым корсетом сама, а иначе – задохнусь.

Когда зал наполнился боем барабанов, и раздался ласкающий звон гитары, вперемешку с тихим, мягким звучанием клавишных, осипший и низкий голос переплелся с музыкой, заставляя каждую клеточку тела содрогнуться от волны прошедшего электрического тока.


Я могу быть как день или ночь,

Я могу быть козлом, но не душкой,

Но тебе ни за что

Я не дам усомниться в себе.

Я бываю плохим,

Но мне это не мешает,

Чтобы не ощущать себя чужим,

Находясь к тебе чертовски близко.

Ты можешь меня бить,

Ты можешь меня ненавидеть,

Но я не могу укусить

И не способен обидеть…


Я оставила те чертовы вязочки на лучший случай и под крещендо подняла голову, завороженная этим невероятно-красивым голосом с хрипотцой. Господи. Я нашла, наверное, самые удивительные голубые глаза, какие мне доводилось только видеть. Их обладатель ласкал микрофонную стойку и взглядом хищника осматривал толпу визжащих несовершеннолетних девушек, фонтанирующих гормонами. Его скулы – широкие и в то же время острые – делали лицо, на котором красовалась нахальная улыбочка, просто мега-привлекательным. Каштановые, мокрые от пота волосы падали на его лоб. Парень был одет во все черное. Честно сказать, он выглядел в сто раз красивее своих скачущих по сцене ровесников, хотя те тоже были вполне привлекательными. Теперь я поняла, почему Карен так тащится по «Забвенцам»…

Ритм усилился, западающая в память музыка взорвалась с новой силой, и парень вновь запел (на этот раз припев), окатывая взглядом толпу. А когда его взор остановился на мне, я замерла. Сердце упало в пятки. По каким-то причинам он смотрел на меня больше, чем на кого-либо.

Пока я насчитала две секунды.


Ты видишь во мне только тьму,

Хотя я бываю светом.

Ты хочешь меня оттолкнуть,

Когда я рядом с тобой.

Беги, беги, крошка,

Но я все равно догоню тебя,

Страстно поцелую

И заставлю думать обо мне.

Беги, беги, крошка,

Но когда я заполучу тебя,

Ты станешь моей навсегда.

Ты станешь для меня светом,

Уж если я тьма.

Ты станешь для меня светом

На страницу:
2 из 7