Библиотека, или Музей книг

Земля то здесь, то там вздыбливалась холмиками, потом раздвигалась, и оттуда показывался окровавленный малыш. У одних были ножи, которыми они кололи этих тварей. У других веревки. Они накидывали их на шею своей матери-убийце и давили ее. Третьи подбирались с подушками, валили свою мать, набрасывали на лицо подушку и лежали на ней до тех пор, пока не прекратятся конвульсии. Зрелище становилось невыносимым. Даже Васька – любитель ужастиков нахмурился.

– Уважаемый гид! – еле сдерживая гнев, заговорила Леночка. – Это всё-таки не фильм ужаса, а реальность, хотя бы и потусторонняя. Разве вы не знаете, какой это может нанести удар психике? Нас всех после этого придется отправлять в психбольницу.

Вергилий склонил голову. Что-то долго рассматривал у себя под ногами, хотя там ничего не было.

– Конечно, девочка, ты совершенно права. Но вы находитесь в Аиде, а в не театре оперетты. Увы! Такова жизнь! Я имею в виду, конечно, загробную. Если бы это отвратило от новых преступлений!

Что сделало Вергилия великим?

Два первых крупных произведения Вергилия «Буколики»– «Пастушеские стихотворения» и «Георгики» – «Земледельческие стихи», воспевают мирную жизнь на лоне природы. «Буколики» состоят из десяти эклог и близки по форме «Идиллиям» Феокрита , знаменитого в Риме древнегреческого поэта Александрийской школы. I и IX эклоги описывают сетования пастухов, II и VIII эклоги – песни о неразделенной любви, III и VII эклоги воспроизводят шутливое состязание в т. н. поочередном пении. Центральная, навеянная сицилийским мифом о пастухе Дафнисе, вносит тему круговорота времен. В VI эклоге пойманный детьми Силен, разворачивает в своей песне величественную картину мироздания и сотворения вселенной. В IV эклоге дан поэтический образ золотого века).

Дидактическая поэма о земледелии «Георгики» была создана по просьбе Мецената, ближайшего сподвижника Августа. Вергилий следует за Гесиодом. Он работал над «Георгиками» семь лет. Светоний рассказывает, что каждое утро Вергилий сочинял множество стихов, а затем в течение дня сокращал написанное. Поэмы Вергилия пользовались в Риме небывалым успехом, «Георгики» Вергилий сам читал Августу четыре дня подряд.

Задуманная как поэма о деяниях Августа и панегирик роду Юлиев, «Энеида» стала литературным эпосом, прославляющим судьбу и высокую миссию римского народа. Содержание ее имеет много параллелей с поэмами Гомера: скитания и невзгоды героя, посещение им царства мертвых, война из-за женщины. Однако повествование «Энеиды» значительно более сжато. Эпическая неторопливость и отступления уступают место четкой композиции. История Рима предстает у Вергилия в картинах, украшающих щит Энея, в череде душ героев, увиденных Энеем в подземном мире, и, в знаменитом пророчестве, которое дает Энею душа его отца:

Смогут другие создать изваянья живые из бронзы,

Или обличья мужей повторить во мраморе лучше,

Тяжбы лучше вести и движенья неба искусней

Вычислят иль назовут восходящие звезды, – не спорю:

Римлянин! Ты научись народами править державно –

В этом искусство твое! – налагать условия мира,

Милость покорным являть и смирять войною надменных!

Три книги – о разрушении Трои, о любви Дидоны и Энея и о нисхождении Энея в мир мертвых Вергилий читал перед Августом. На пятьдесят втором году жизни Вергилий отправился в путешествие по Греции и Малой Азии. В Греции он тяжело заболел и на корабле Августа направился обратно на родину. Во время морского переезда болезнь усилилась, и Вергилий скончался. День смерти поэта впоследствии почитался как священный. Считая «Энеиду» незаконченной, Вергилий хотел перед смертью бросить в огонь рукопись поэмы, но друзья не дали ему ее уничтожить.

Значение произведений Вергилия для римской культуры сопоставимо с тем значением, которое имели поэмы Гомера для культуры античной Греции и Библия для христианского средневековья. «Энеиду» изучали в римской школе. Рукописи эти снабжались пространными комментариями.

В средние века Вергилий почитался как великий поэт; в «Божественной комедии» Данте делает его своим спутником и проводником по Аду и Чистилищу. Одновременно в средневековье возникает миф о Вергилии – колдуне и чернокнижнике. В рыцарском романе «Парсифаль» Вергилий считается дедом и наставником в магии злого волшебника Клингсора.

Первый перевод «Энеиды» на древнегреческий язык был выполнен в 1-м веке Полибием вольноотпущенником императора Клавдия. В эпоху Возрождения издаются переводы Вергилия на английском, французском, итальянском языках.

В конце 18 века вышел русский перевод «Энеиды», выполненный В. Петровым. В 1822 В. А. Жуковский опубликовал под названием «Разрушение Трои» перевод второй книги «Энеиды». Над переводом «Энеиды» много работал В. Я. Брюсов В современных изданиях «Энеида» представлена в переводе С. А. Ошерова.

8. Круг третий

Леночка села на черный камень. Демонстративно отвернулась и долго молчала. Это меня беспокоило. Если женщина молчит, то ожидай в скором времени бури. Или даже урагана.

– Всё! С этого места я никуда не тронусь! Даже не пошевелюсь! Можете идти по другим кругам, но уже без меня. Я останусь здесь. С меня довольно! Можете потом полюбоваться на мое бездыханное тело.

– Прикольно! – хохотнул Васька. – Ну, ты даешь! Не надоело на это смотреть? Как хочешь! А я сыт по горло. Уж лучше что-нибудь новенькое! Пойдем отсюда! Чего расселась?

Леночка спохватилась. Поднялась. Посмотрела на долину и тут же отвернулась. Ее всю передернуло.

– Я как-то не подумала об этом! Нет! Конечно, я здесь не желают оставаться ни одного мгновения.

– Следующий круг Аида мы минуем без задержки, – сказал Вергилий. – Так что в путь!

– А чего же так? – удивился Васька. – Наверно, это как по телевизору. Когда там показывают это самое, родители меня всегда выгоняют из зала делать уроки. Но что там интересного? Я же не первоклассник. Я об этом всё давным-давно знаю. Даже раньше родителей узнал.

– Сеньорита права! Есть зрелища, которые лучше нормальному человеку не видеть. Пойдемте, друзья, поскорее отсюда! Вполне достаточно и того, что вы лицезрели.

– Вы только посмотрите! – закричал Васька. – Нет! Если вы взялись провести экскурсию, то извольте ничего не пропускать! Торопиться нам некуда! уроки еще сделать успеем.

– А давайте поставим вопрос на голосование? – предложил я. – Это будет демократично.

– Всё! Я сдаюсь! Чего терпеть не могу, так всяких ваших демократических выкрутасов.

Васька поднял руки. Он сдавался на милость победителям. Ясно, что он оставался в полном одиночестве.

– К гадалке не ходи! Известно, чем закончится голосование. Почему я такой невезучий? И за что мне досталась такая горькая доля! И никто меня не пожалеет, не приголубит!

Мы карабкались всё вверх и вверх по узкой горной тропинке. Справа возвышалась совершенно гладкая черная стена, как будто ее тщательно отполировали, а слева было глубокое ущелье, на дне которого что-то копошилось и вопило. Но что именно, нельзя было услышать и увидеть, настолько ущелье было глубоким. Да и желания делать это не было. За исключением… понятно кого! Любителя ужастиков!

– Вот я уверен, – проговорил Васька, – если мы проходим мимо чего-то, значит, там самое интересное. Не будете ли вы настолько любезны, Верх… тьфу ты! Не выговоришь эти заграничные имена… чтобы просветить нас, какого зрелища мы лишились? Не примите это за назойливость, то народ весьма интересуется этим вопросом.

Васька даже сам удивился, насколько гладко и витиевато он выразился. Раньше за собой он ничего подобного не замечал. Вот что значит общение с великим человеком! Среди которых, разумеется, и великий древнеримский поэт. Как тут не загордишься!

– Этот круг Аида для маньяков и серийных убийц! Сами представляете, какое наказание они заслужили. У этих нелюдей была богатая фантазия. И они сполна получили теперь за свои злодеяния. Наказания феерические! От одного их перечисления волосы встают дыбом! Мне пришлось здесь побродить и больше не возникает ни малейшего желания оказаться здесь. Я убедился, что фантазия не имеет границ, если она направлена на преступление и на наказание преступников. У некоторых кровожадных деспотов даже были специальные советники, которые придумывали наказание. Если злодею наказание казалось банальным, то тогда советник попадал в кровавую мясорубку. Поэтому им приходилось изощряться изо всех сил. И все они в конце концов оказывались на эшафоте. Если долго заглядывать в бездну, то и сам очутишься в ней.

Аид или Гадес

Бог подземного мира, брат Зевса. Власть над адом он получил при разделе управления миром между Зевсом, Посейдоном и Аидом после победы над титанами Аид обладает особенным шлемом, имеющим свойство делать его невидимым даже самим богам. Аиду были посвящены черные бараны.

9. Сизифов труд

Казалось, конца края не будет этому бесконечному подъему вверх. Тропинка становилась всё круче, а сил всё меньше. Первым не выдержал Васька. Это ему не языком лязгать, восхваляя свои мнимые достоинства. Он упал на камень и простонал:

–Вообще-то я не подписывался на покорение высочайших горных вершин. И не имея никакой подготовки, отказываюсь продолжать подвиг альпинизма. Увольте, дорогие товарищи!

Я уже обратил внимание на то, что наше пребывание в Аиде подействовало на него весьма плодотворно. Васькина речь стала чуть ли не образцом правильной литературной речи. Чему, надо сказать, он и сам в немалой степени был удивлен. В его устах все реже звучали слова-паразиты. А может быть, это воздействие Аида, древнейшей цивилизации, пусть и загробной.

Горная узкая тропинка сделала еще один крутой поворот, и перед нами открылась феерическая картина. Мы застыли на месте и какое-то время стояли безмолвно, наблюдая панораму. На крутую гору отовсюду упорно, как муравьи, карабкались люди. Хотя слово «люди» не совсем уместно, когда речь идет об Аиде. Людьми они были в той земной жизни. Но, как любит говорить один мой хороший знакомый, «это неважно». Тут бы я с ним поспорил. Что может быть важнее жизни и смерти? Это рождение человека совершенно случайно и необязательно. А вот смерти еще никому не удалось избежать. Это – увы! – суровая закономерность. А закономерность всё-таки лучше, чем случайность.

Эти существа не просто карабкались. Каждый из них перед собой катил огромный каменный шар. И даже на расстоянии было заметно, каких трудов это им стоило. Передвигались они с черепашьей скоростью. Издалека даже казалось, что они застыли на месте.

– Что еще за игра такая? – удивился Васька. – Новый вид олимпийского многоборья. Что-то типа горного кёрлинга? Вообще-то клёво! А если не удержат, и этот шарик покатится на них?

Он остановился. Сделал козырек над глазами, потому что светило прямо нам в лица.

– Я даже знаю, как она называется. Стоун-плэй! Или что-нибудь в этом роде. И придумали это безобразие какие-нибудь шотландцы! Ох, уж эти мне шотландцы! Тароваты на выдумку!

– Но ты же всегда нас уверял, что ненавидишь английский! И в нем не в зуб ногой! – сказал я. – И на тебе такое! Стоун-плэй! Даже я бы не додумался! Молодца, Василий!

– Мало ли что я наговорил! – пробурчал Васька. – Это же было в совершенно другой жизни. Кажется, друзья, я становлюсь мудрым и эрудированным, как Леонардо ди Каприо. Почему кажется? Это точно! Скоро я превзойду этого Леонардо ди Каприо.

– Ты хотел сказать, «как Леонардо да Винчи»! Леонардо ди Каприо – это актер из Голливуда.

– Да! Именно это я и хотел сказать! Только язык как-то запутался между зубами. Он один, а зубов много! И как ему не запутываться, когда некоторые в двух соснах запутываются.

– Мой друг Василий, это Сизифы, – сказал я. – Но почему их так много? Он же был один, насколько я помню. О нем даже миф сложили. Получается, что у него были наследники?

– Адам тоже был когда-то один, – проговорил Вергилий. – Хотя этот круг не кажется таким кошмарным, как тот с маньяками. Но это только кажется. Наказание, которое они понесли на веки вечные, ужасно. Вы сами убедитесь в этом. Видите, вон то существо, которое почти добралось до вершины? Остались считанные метры, несколько рывков.

Вергилий протянул руку. Мы вгляделись. Возле самой вершины шевелился небольшой, как муравьишко, человечек.

– Дни, недели, а, может быть, даже месяцы понадобились ему, чтобы толкать этот камень до вершины. Месяцы невероятного труда! Изнуряющего! С утра до заката.

М-да! Жалкое зрелище! Круглый каменюка был в раза три больше человечка. Смотреть даже страшно.

– Сколько раз он был на грани отчаянья, уверенный, что больше он не сможет этот каменный шар продвинуть и на сантиметр вверх. Это сверх человеческих сил! Надежда возвращала ему силы, и он опять принимался толкать камень перед собой. В час по чайной капле, но всё вверх и вверх. Вот оно счастье! Цель достигнута! Он на вершине! Даже отсюда видна его ликующая улыбка. Он горд собой! Он победитель! Ах, как жаль, что у нас нет подзорной трубы, чтобы вы увидели его улыбку.

– Вон оно как! Выходит, Спартак – чемпион! В смысле Сизиф – чемпион. Ему, наверно, за это дадут медаль.

Васька почесал затылок. Он завидовал спортивной славе Сизифа, поскольку не знал мифа о нем.

–– Он счастлив! Его долгие танталовы муки оказались не напрасны. Он получил заслуженную награду! Разве нельзя считать счастливым того, кто добился своей высокой, в том числе и в прямом смысле, цели? Всё было не зря, – говорил Вергилий с нескрываемой грустью.

Конечно, мы не могли разглядеть его лица, когда он стоял на вершине и что-то кричал. Но без всякого сомнения, это были крики радости. Он махал руками и приплясывал на месте. И все остальные, что были ниже его, завидовали ему. И в то же время они верили, что им тоже удастся это сделать.

Мы тоже обрадовались за него. Молодчина! Что тут скажешь? В этот момент камень, лежавший на самой вершине, покачнулся. Сизиф, то есть один из этой тьмы тьмущей сифизов, вероятно, побледнел в этом момент. Губы его жалостливо затряслись. Сердце учащенно забились. Только не это! Он бросился к камню и навалился на него всем телом, широко расставив ноги. Камень медленно сдвинулся с места, набирая силу, которую уже ничто не могло остановить. И Сизиф понял это. Одна только мысль, что он в очередной раз потерпел поражение, могла убить. Самое разумное, что он сделал, отскочил в последний момент, чтобы не быть раздавленным в лепешку этой каменной махиной, лишенной всякой души и жалости. Шар, ускоряясь, летел вниз по склону, сбивая, как в биллиарде, другие каменные шары и размазывая тех, кто не успел отпрыгнуть в сторону. За собой он оставлял широкий красный след. Окрестность огласилась жутким воем, криками отчаяния и хрустом размалываемых костей. Так снежная лавина сносит всё на своем пути.

– Что же это такое? – простонала Леночка. – За что их так наказали? Это же невыносимо!

– Вот и посмотрели горную олимпиаду! – прокомментировал Васька. – Крутняк! И никаких медалей.

– Мда! У Аида фантазии хватит на целую армию писателей-фантастов и сценаристов. Ему бы снимать блокбастеры, был бы первым в списке «Форбс». Может, некому подсказать.

Это уже я. Васька на этот раз посмотрел на меня с благодарностью. Видно, я выразил его чувства.

– В Голливуде его бы с руками-ногами оторвали, – согласился он. – А тут никакого навара не имеет.

– За что им такие муки? – спросила Леночка. –Ведь если у тебя никогда не получается, это же такое мучение!

– А не возносись! Не считай себя выше всех! Даже выше богов, – ответил Вергилий. Причем совершенно спокойно. – Боги этого страшно не любят. Одной из высших добродетелей людей они считают скромность.

– Значит, здесь те, кого Аид наказывает за высокомерие? За то, что они слишком высокого мнения о себе?

– Это не высокомерие, друзья. С этим еще можно смириться. Не говоря уже о том, что высокомерный человек зачастую бывает смешон. Они бросили вызов всему мирозданию, посчитав, что законы вселенной не для них, и они могут жить по своим законам. И даже требовать подчинения этим законам от других. Помните, как Бог разгневался на строителей Вавилонской башни, которая должна была вознестись выше Небесного Престола? Он не мог их не наказать за такой вызов, который они бросили ему.

– Он смешал языки, люди перестали понимать друг друга. Между ними начались разногласия. Стройка затормозилась, и в конце концов от башни даже фундамента не осталось. Люди были наказаны за гордость, – продолжил я за Вергилия, всё время поглядывая на Леночку.

– Некоторые любят нос задирать, – проговорил Васька и покосился в мою сторону. Я пожал плечами. – Ученые книжки разные читают, контрольные пишут на пятерки, а товарищу, который тонет, не протянут руки. Тони! Они же мимо пройдут! Вот я уверен, что мудрость идет не от книг, и корпеть надо не над учебниками, а над…Ну, вы сами понимаете, что я имею в виду. Но для отдельных индивидов я делаю исключение.

– Над чем же, друг Василий? Просвети, друг любезный! Кому, как тебе не знать, над чем корпеть человечеству!

– Как над чем? Откуда мне знать? Я же не Пушкин! Над природой, наблюдать и понимать происходящее вокруг тебя. И делать соответствующие выводы. Это и называется мудростью.

Леночка кивнула. Но лицо ее сморщилось, как будто она откусила изрядный кусок от лимона.

– А кто мне шелухи от семечек в рюкзак на перемене насыпал? Пушкин Александр Сергеевич?

– А как мне еще обратить твое внимание на себя? Всё-таки обидно, когда на тебя ноль внимания.

Так вон оно что! Какой же я дурак! Мне уже давно нужно было догадаться об этом!

– Что же получается? Выходит, что ты, ну, втюрился в Леночку? Ну, ты даешь! Не ожидал!

– Какие у вас выражения, синьор! Такое впечатление, что вы всю жизнь провели на конюшне и общались только с конюхами и вечно пьяными сапожниками. Это не есть вэри гуд! Тем более, не забывайте, что рядом с нами дама. А в их присутствии такие выражения просто недопустимы.

– Ну, да! Зато кое-кто у нас всё время проводит на светских раутах и регулярно посещает светские салоны, демонстрируя свои изысканные манеры. Куда уж нам со свиным рылом!

– Это вызов? – воскликнул Васька. – Да ладно! Не кипяшуй, дружбан! Мы не плюшку делим. А девичье сердце не обмануть! Оно мудрей любого мудреца. И всегда подскажет, кто из поклонников является более достойным. Так что время работает на нас. Я имею в виду на меня. В чем, надеюсь, уже все успели убедиться за исключением отдельных индивидов.

Это новости! Друг называется, с которыми я делился сердечными тайнами, а он в это время только тем и занимался, чтобы увести от меня любимую девушку.

– Да хватит вам! – рассердилась Леночка. – Давайте уж пойдем скорее отсюда! Невмоготу! И что вы вечно ссоритесь друг с другом? Как два петуха! Вечно какие-то шпильки!

Она была права. Еще один камень сорвался с вершины, оставляя за собой кровавый след из раздавленных грешников. Одно только радовало, что нас не было среди них. И никогда, уверяю вас, мы не окажемся в этой компании. Ну, за исключением, как говорит один товарищ…

– Друзья! Надо поторапливаться! – согласился Вергилий и поправил тогу на плече. – Уже заходит солнце за вершины. Здесь темнеет рано и быстро. Мы даже не успеем к этому подготовиться. До темноты нам нужно добраться до ночлега. Сами понимаете, ночевать на горной тропинке не совсем удобно, да и опасно к тому же. Особенно для тех, кто крутится во сне. Ненароком может свалиться в ущелье. И тогда уже точно останется здесь навеки.

– А эти отношения принялись выяснять! – фыркнула Леночка. – Нашли время! Подеритесь еще!

– На фиг нужно! – равнодушно проговорил Васька. – С кем драться-то? И за что? Тоже скажешь!

Но голос его всё-таки дрогнул, выдав его с головой. Ой, как тебе это нужно, друг Василий! Но мне тоже! Если Леночка отдаст предпочтение Ваське, я лучше здесь навсегда останусь в Аиде. Зачем тогда мне та земная жизнь? Но как бы мы тут все не остались. Даже Вергилий не уверен, что мы сможем выбраться назад. А любовь в Аиде отличается от земной? Вот что интересно! И может ли любить душа, лишившаяся плоти? А может быть, муки, на которые обречены грешники, заставляют их забыть о всякой любви, какой бы сильной она ни была? Вот и я в зубном кабинете как-то сразу позабываю про Леночку. Пусть ненадолго, но забываю всё-таки.

Васька громко закричал. Я вздрогнул. Он шел впереди. Что там еще такое? Уж точно ничего хорошего!

– Прочь с дороги! Тварь рогатая! Кому я говорю! Тебе что по рогам настучать, тварь безмозглая?

На кого он это? Я вытянул шею. На тропинке стоял козел. Глаза у него были злые. Да! Самый настоящий козел! Скорее всего горный, раз он так высоко забрался в горы. Эти животные отличаются необыкновенным упрямством. Как-то я читал о том, что Древнюю Грецию погубили не междоусобные войны и военная мощь Рима, а вот эти милые животные, то есть козы и козлы, которые легко карабкались по горным склонам, уничтожая, кусты, деревья, крестьянские посевы и вообще всякую растительность. Обгладывали кору с деревьев. Козы очень любят что-нибудь горькое и терпкое на вкус. Некоторые козоводы даже специально покупают для них дешевые сигареты. Деревья засыхали. Так окружающей среде был нанесен страшный ущерб. Конечно, не сразу. Горные речки и ручьи обмелели. Землю на склонах не удерживали корни и поэтому ее легко смывали дожди. Хозяйство приходило в упадок. Крестьяне нищали, бежали из страны, становились разбойниками. По дорогам стало опасно ездить. На морях свирепствовали пираты. Купцы сворачивали торговлю.

Основу греческого войска как раз и составляли крестьяне-добровольцы, которые на собственные средства приобретали оружие и доспехи, стоившие довольно прилично. С нищего же что возьмешь? Вот так от времен, когда эллины остановили персидское нашествие, а затем возглавляемые Александром Македонским дошли до Индии и Китая, до того момента, когда в Грецию пришли римские легионы, козы уничтожили военное могущество Эллады. Что сейчас Греция, так себе, задворки Евросоюза, послушная овечка, ведомая фрау Меркель. В светлое капиталистическое будущее!

Выступил вперед Вергилий. Фигура его выражали почтение, что удивило нас. Чего это он?

– О! достопочтенная госпожа! Прости нас, неразумных, что мы нарушили твой покой, вторгнувшись непрошенными в твои владения. Уверяем тебя, что мы глубоко уважаем и ценим твою мудрость. Мы только пройдем, не тронув пылинки с твоей земли. Ты же знаешь, кто я такой. А это мои друзья, и я ручаюсь за них головой. Они добрые люди.

Взгляд козы уже не был так зол. Она потрясла бородкой и молча перескочила на камень, открыв для нас тропинку. Я обернулся. Коза в той же позе стояла на камне и смотрела на нас.

Что мы знаем об Аиде?

АИД

(Άιδης)( «безвидный», «ужасный»). Аид – сын Кроноса и Реи, с которыми разделил наследие свергнутого отца). Мать Персефоны Деметра в горестных поисках дочери забыла о своих обязанностях. После этого Зевс решил, что Персефона две трети года будет проводить на земле с матерью и одну треть – с Аидом. Гомер называет Аида «гостеприимным», т. к. смертная участь не минует ни одного человека; «богатый, т. к. он владелец несметных человеческих душ и скрытых в земле сокровищ. Свидетельством возросшей самостоятельности и дерзости героического поколения в эпоху классической олимпийской мифологии является поединок Аида и Геракла. Аида исцеляет божественный врачеватель Пеон. Геракл похищает из царства мёртвых Аида пса – стража Аида. Аид. был обманут также хитрецом Сисифом. Орфей очаровал своим пением и игрой на лире Аида так, что он согласился возвратить на землю его жену Эвридику.

В греческой мифологии олимпийского периода Аид является второстепенным божеством. Аиду не приносят жертв. Его побеждает Геракл. Однако Аид. внушает ужас своей неотвратимостью. Ахилл готов быть скорее подёнщиком на земле у бедного крестьянина, чем царём среди мёртвых. Поздняя античная литература создала пародийно-гротескное представление об Аиде. Согласно Павсанию, Аида нигде не почитали.

Аидом именуется также пространство в недрах земли, где обитает владыка над тенями умерших. Представление о топографии Аида усложнялось с течением времени. Поздние свидетельства добавляют Стигийские болота или Ахерусийское озеро, реку забвения Лету, трёхглавого пса Кербера. Суд над мёртвыми вершит Минос), в дальнейшем праведные судьи Минос, Эак и Радаманф. Орфико-пифагорейское представление о суде над грешниками в тартаре – как части Аида нашло место у Гомера, у Платона,у Вергилия. У Гомера в XI книге «Одиссеи» намечаются шесть историко-культурных напластований в представлениях о судьбе души. Гомер называет также в Аиде место для праведников. Об «островах блаженных» упоминают Гесиод и Пиндар), так что разделение Вергилием Аида. на элизиум и тартар также восходит к греческой традиции. С проблемой Аида связаны также представления о судьбе души, справедливом возмездии, действии закона неотвратимости.