Историйки с 41-го года. Верность

Только к вечеру Серый вернулся, и не один, а с портфелем в пасти, а позади него медленно брел дедушка. У волка сбоку было красное пятно, не то от старой раны, не то он выдержал очередной бой. Но самое важное – когда открыли портфель, там обнаружили карты наступления немцев.

Дедушка рассказал, что, когда его допрашивали, фриц-начальник отобрал портфель и приспособил его для своих дел, а потом неожиданно ворвался Серый и устроил целое сражение.

Солдаты слушали дедушку и с уважением поглядывали на волка. А начальник отряда похлопал по холке Серого и произнес:

– Герой! От имени всех однополчан за доставленные ценные данные награждаем тебя знаком «Отличный пограничник» – и закрепил его на ошейнике Героя.

Дедушка тоже подошел к Серому, достал что-то из заветного портфеля и дал ему. Волк с удовольствием сьел и попросил добавки.

На следующий день Лёня с дедушкой направились в тыл, чтобы дать там концерт.

Герой Серый до самой победы над врагом участвовал со своими верными друзьями в цирковых представлениях и гордо носил на ошейнике знак «Отличный пограничник».

Конек-Горбунок

Ворон летел за голубем, хотел его клюнуть, но тот изловчился и сел во дворе возле конюшни. Оттуда вышел юноша лет пятнадцати, но не по возрасту одетый – в гимнастерке, брюках галифе, больших сапогах – и шугнул ворона. Тот, каркая, улетел, а голубь остался. Мальчик насыпал ему горсточку овса и заботливо сказал:

– И откуда ты взялся? Все птицы давно покинули деревню. Испугались шума доносившейся канонады. Набирайся сил и тоже улетай!

И правда, вдалеке раскатисто загромыхало, казалось, что по всему горизонту идет и приближается страшная гроза. Это напала и надвигалась на Родину вражеская немецкая армада.

Юноша вывел из конюшни лошадь: маленькую, приземистую, с большой блестящей, хорошо ухоженной гривой. Вся шерстка на ней смотрелась будто плюшевая. Была она уже в сбруе, с седлом, удилами и поводьями. Сбоку у нее висела в ножнах сабля и кнут из высушенной козьей ноги – у кавалеристов такой кнут считался шиком.

Из дома, стоящего рядом, выбежала женщина и кинулась к мальчику.

– Петя, я тебя не пущу. Отец ушел на фронт, ни одной весточки от него нет, и ты собираешься туда же. Не пущу! Ты единственный помощник остался.

– Мама, – отвечает сын, – я тебе давно говорил. Тут недалеко кавалерийский эскадрон. Я еду туда, не возьмут меня – вернусь! А тебе сегодня надо уезжать. Придет машина, и тех, кто остался еще в деревне, отвезут в тыл.

Мать знала настойчивость сына, весь в отца, что задумает, уже не остановить. Она надеялась, что он вернется, обняла его, перекрестила.

Сын лихо прыгнул на лошадь, похлопал ее по холке и скомандовал:

– Пошла, Пулька!

Лошадь сразу поскакала, а он то и дело оглядывался, махая рукой матери.

Весь день Петя добирался до места назначения, шум канонады доносился все ближе и громче. Его останавливали патрули, заставляли разворачиваться обратно домой. Но он обходил их стороной и к вечеру оказался в кавалерийском эскадроне. Встретили его не так, как он ожидал. Недоброжелательно.

– Ты зачем, малец, сюда пожаловал? – сердито спросили его.

– Я хочу служить у вас в кавалерии, – не моргнув глазом, отчеканил он.

– На этом Коньке-Горбунке? – заулыбались военные.

Видно, их заинтересовал этот мальчик и его смешная лошадка, и они поинтересовались:

– А что ты умеешь делать, как боец?

– Все, чему научил меня папа-кавалерист! – ответил он.

– Ну, тогда сними вон ту фуражку, висящую на жерди.

– Это я могу, – заверил Петя. – Только пусть Пулька немного отдохнет.

И тут он вытащил из грудного кармана гимнастерки маленький кусочек сахара, который сейчас был для всех редкостью, взял лошадь за уздцы и отдал его ей. Она с наслаждением, закрыв глаза от удовольствия, захрустела.

Потом Петя выхватил саблю из ножен, прыгнул в седло, сел стройно, как кавалерист на параде, и высоко взмахнул саблей. Пулька, словно услышав его приказ, рванула с места галопом. Петя, не останавливаясь перед жердью, махнул саблей по фуражке, да так хорошо ее поддел, что она упала не поврежденной. Кавалеристы от удивления долго молчали, а потом разом заговорили:

– Ты молодец, и твой Конек-Горбунок тоже!

Тут подошел командир эскадрона и спросил:

– Как звать тебя, мальчик?

– Петя.

– Сколько лет тебе?

– Семнадцать.

– Паспорт покажи.

– У меня только метрика.

Прочитал командир документ, увидел в нем, что Пете только пятнадцать лет, улыбнулся и сказал:

– Кавалерист-то ты, я вижу, отменный, но мал еще, чтобы служить в армии. Подрасти немного. Сейчас поешь и – спать. Коня твоего тоже накормим. А завтра с утра отправляйся домой.

Рассвет еще не наступил, когда раздался тревожный звук трубы, она трубила сбор: «По коням!» Весь эскадрон враз собрался на оседланных, встревоженных предчувствием боя конях.

Петя замешкался. Пока разбирался у Пульки с ремнями, удилами и поводьями, кавалеристы ускакали, и он помчался вслед за ними. Его заметили уже, когда они все, придерживая коней, стояли на краю лесной чащи. Командир подошел к Пете и строго приказал:

– Последним поедешь и так всегда держать! – а сам стал пристально разглядывать в бинокль незнакомый поселок.

Кавалеристы разделились на две группы, все рысцой, затем галопом помчались на поселок. В окна домов полетели гранаты, раздались взрывы, лязг сабель и хрип лошадей. Фрицы выбегали, но их настигали кавалеристы. Бой закончился так быстро, что враг не смог опомниться, и их кони не успели разбежаться.

Кавалеристы готовились возвращаться в полк, вдохновленные, что у них нет потерь. Пете с его лошадкой разрешили ехать впереди всей конницы. Только они тронулись в путь, как Пулька встала и не с места, уши у нее ходуном ходят, ноздри раздулись. Впереди, возле дороги, виднелось какое-то строение, не вызывавшее никаких подозрений.

– В чем дело? – спросил Петю ехавший рядом конник.

– Пулька что-то почувствовала, – говорит Петя.

Напарник улыбнулся, не поверил, но на всякий случай доложил командиру. Тот послал пеших разведчиков, чтобы они скрытно, незаметно все разузнали. Скоро строение разлетелось от мощного взрыва. Оказалось, кавалеристов там ждала вражеская засада пулеметчиков.

– Нас бы тут много полегло, не предупреди нас Конек-Горбунок… Наш малыш – молодец! – ласково хвалили его кавалеристы.

Кто-то дал Пульке кусочек сахара, от которого она не могла отказаться – это было ее любимое лакомство. Петя не удивлялся чутью своей лошади, она и раньше осторожно обходила все незнакомые места.

С тех пор Петю оставили в полку, стал он настоящим кавалеристом, на полном довольствии и в почете. Форму ему подогнали по размеру, и звать стали как взрослого – Петр, а лошадке пристало прозвище Горбунок.

Кавалерийский эскадрон продолжал громить врага, нагоняя на него страх своей внезапностью. Фашисты же вели на них настойчивую охоту на мотоциклах с оружием, пытались догнать и уничтожить своим количеством.

Однажды, чтобы оторваться от неприятеля, нужно было пройти через поле неубранного картофеля. Пулька неожиданно встала возле него и дальше не идет. Петя не стал ее подгонять, догадался – зря она не заупрямится. Позвали конника, разбирающегося в минах. Опасение подтвердилось. Он провел весь эскадрон по одной безопасной тропе, и, лошадь за лошадью, они, счастливые, перешли через поле. Тут Горбунку достался уже не один кусочек сахара, а целая горсть. Он хрустел, и слюна от наслаждения капала у него изо рта.

Петр со сплоченными воинской дружбой кавалеристами участвовал во всех боях летом и осенью. Зима наступила неожиданно холодная, со студеным ветром. Снег шел, не переставая, и запорошил все на пути эскадрона. В этот момент их и окружили вражеские танки.

– Против танков саблями не повоюешь, – заявил командир, – надо выбираться!

А куда, в какую сторону – везде фрицы. Лошади устали, по грудь в снегу – они даже не шли, а толкали своим телом плотный снег, с трудом пробивая путь.

«Хуже нет, чем неизвестность, когда не знаешь, куда идти», – думали кавалеристы.

– Товарищ командир, дайте Пульке самостоятельность! Она нас выручит! – предложил Петр.

Командир подумал: «Не первый раз спасает Горбунок, может, и на этот раз выручит».

Петя вытащил из нагрудного кармана остаток сахара и дал Пульке. Отпустил свободно поводья и похлопал лошадь по гриве. Петя никогда не стегал лошадь плеткой, она была только для форса. Горбунок встрепенулся, зафыркал, развернулся и пошел в другую сторону. В начале пути снега было много, но чем выше кавалеристы поднимались за Горбунком, тем меньше его становилось, видно, ветром сдувало, даже местами появились кусты. Скоро весь эскадрон взобрался на возвышенность. Неожиданно с противоположной стороны показалась огромная колонна танков со звездами на броне, на которых находились солдаты в белой маскировочной форме и с автоматами наперевес.

Командир каваллеристов поднял высоко красное знамя, но тут раздался выстрел. Видно, целились в него, а попали в Горбунка, который стоял рядом и загородил командира.

Пулька упал вначале на передние ноги, потом на задние и рухнул на землю.

– Зарядить всем ружья и по кустам. Огонь! – разнеслось по эскадрону.

Как позже узнали, в кустах находился вражеский снайпер-корректировщик.

Петр наклонился над Горбунком Его огромные глаза словно говорили: «Извини, друг, я не хотел тебя огорчать. Так получилось». Конь уткнулся головой Пете в грудь, где у того в кармане всегда был сахар.

Тут подошли кавалеристы, у кого остался сахар или песок от него, положили рядом – большая сладкая горка выросла возле рта Горбунка. В глазах его застыло молчаливое «Спасибо!»

Откуда-то появился ворон. Он громко и тревожно каркал с высоты.

Прошло какое-то время. Петю отправили учиться в военное училище на офицера и в дальнейшем служить в пограничной кавалерии, а эскадрон еще долго воевал, до самой Победы! За Родину, за Горбунка!

Кукольник

Шла изнурительная война с фашистской Германией.

Если выдавался маленький перерыв между боями, красноармейцы устраивали перекур, чтобы отдохнуть, отвлечься от сражения с ненавистным врагом.

Один солдат в отделении никогда не скручивал цигарку с табаком. Он всегда в это время что-то увлеченно мастерил, что-то вырезал из дерева небольшим перочинным ножом и изредка точил его на каменном оселке. Однополчане не обращали на него никакого внимания: «Ну, мастерит, значит, ему это нравится», и не мешали солдату трудиться.

Как-то он изготовил деревянного человечка. Сшил и надел на него военную форму, присоединил к нему ниточки и укрепил на них коромысло. Потом, держа его в руке, поднял, и человечек как бы не спеша встал и пошел вразвалочку, точно как старшина, даже лицом он был похож на него. Красноармейцы, увидев это, засмеялись, перестали курить и окружили кукольника. Было удивительно смотреть на старшину, воплощенного в куклу. А когда она вдруг заговорила его голосом, дружный хохот грянул в окопах и усталость как рукой сняло.

Кукла открывала рот и рассуждала:

– Я сегодня каждому бойцу за храбрость, за разгром противника дам по пять сосисок, если будет мало, свою отдам. Мне не жалко. Только были бы вы все здоровы и сыты!

Старшина, увидев свой образ, схватился за живот, затрясся от смеха и то и дело повторял:

– Молодец, артист, всех развеселил. Молоде-ец!

С этого дня, если было свободное время, солдат-кукольник по просьбе однополчан давал представление. На него приходили посмотреть и из других подразделений, забыв даже о куреве.

Кукла забиралась на ящик из-под снарядов, чтобы ее все видели, и начинала свой концерт, прохаживаясь по деревянным дощечкам, стуча сапожками и разговаривая со зрителями:

– Вижу, вы хорошо мой приказ старшины исполняете. Пузо, как барабан, наели. Стали бравые молодцы и оружием владеете играючи. Фрицы со страху от вас бегут, только подковами сверкают, даже догнать их уже не можем. А догоним, последнему немцу подзатыльника дадим, чтоб не приходил больше! – и кукла с деревянным автоматом повернулась в сторону, откуда был слышен грохот канонады, и погрозила прикладом. Солдаты от восторга хлопали в ладоши громче, чем были выстрелы из винтовок.

Концерты давались от случая к случаю. Красноармейцы всегда спешили посмотреть их, иногда даже отложив на потом написание письма домой.

В один из дней кукольник находился на переднем бовом крае, вместе с однополчанами гнал неприятеля прочь из нашей страны. Неподалеку разорвался снаряд, и маленький металлический осколок, отлетевший от него, попал ему в грудь. Он упал. К нему подползла медсестра, хотела помочь, но это ей было не под силу – душа уже покинула его.

Попрощаться с солдатом пришел весь полк. Старшина взял коромысло с веревочками, хотел поднять куклу, чтобы она в последний раз прошлась возле своего мастера, артиста и воина. Но она никак не хотела стоять на ногах и то и дело заваливалась то на один бок, то на другой и падала. Старшина положил ее рядом с кукольником. Прощальный выстрел из орудия разнесся громким эхом.

Вскоре враг был разгромлен.

На месте гибели воина-артиста был поставлен памятник «Солдат с Куклой».

Маленький солдат

Враг неожиданно напал на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война.

Стрелковой части выпало вести бой с превосходящим в военной технике противником, и приходилось то отступать, то наступать. Старшина то и дело принимал пополнение новобранцев. Вот и на этот раз к нему прибыло тринадцать солдат из разных родов войск, уже обученных военному делу. Все высокие, широкоплечие, как на подбор, и только один маленький, в лихо надвинутой на затылок пограничной фуражке.

Старшина познакомился со всеми, узнав имя, отчество и только последнего солдата долго разглядывал: «И зачем таких маленьких берут в армию? Ну ладно, сидел бы в засаде на границе, его там не видно, а тут винтовка в два раза выше его. Да он даже среди кирзовых сапог затеряется». А боец стоит и тоже со старшины глаз не сводит, даже не шевелится, винтовку крепко в руках держит – видно, сила в нем есть.

– Как фамилия? – спрашивает его старшина.

– Маленький! – отвечает солдат.

– Да я знаю, что ты маленький, как величать тебя?

– Так и величайте. У меня фамилия такая.

В строю засмеялись, и кто-то съехидничал:

– Он коротенький!

– Прекратить! – прервал насмешников старшина. – Всем сейчас на отдых, завтра будет тяжелый день.

Утро началось с далекой канонады, слышались глухие взрывы, казалось, земля зашевелилась. Бойцы расположились в приготовленном окопе. Приникли к брустверу и глядели вдаль, где был противник, но из-за серого тумана, надвигающегося волнами, ничего не было видно. По команде старшины солдат-знаменосец высоко поднял красное полотнище. Знамя в его руках даже не шелохнулось, словно предчувствовало, что главная его цель – впереди.

– В атаку, вперед! – разнеслось по окопам.

И тут со стороны врага застрочил пулемет, древко разнесло в щепки. Вражеский пулеметчик, видно, был классным специалистом по меткости и, казалось, насмехался над всеми.

Чтобы не терять бойцов, старшина скомандовал: «Всем в окоп!» – и, схватив телефон, стал докладывать обстановку в штаб, чтобы данный объект врага не бомбили, под обстрел могут попасть свои.

– Дайте пять минут на обдумывание, – заявил он в трубку.

Маленький слышал весь разговор и, пока старшина продолжал что-то громко говорить, засунул знамя себе под гимнастерку, свернул ремнем несколько гранат, нахлобучил фуражку пограничника до самых глаз, перепрыгнул через бруствер и пополз.

Это случилось так быстро, что сослуживцы не успели ничего ему сказать, а старшина увидел только подметки сапог удаляющегося Маленького и крикнул:

– Назад, боец! Назад!

Но он молчал и упрямо полз в сторону врага.

Туман уже рассеивался, все прильнули к брустверу, и старшина со всеми, не отрываясь, глядел на удаляющегося солдата. Маленький полз, и со стороны своих было видно, как он лихо прятался за камнями и в кустах, продвигаясь к цели.

Старшина то и дело от переживания тер висок, дал указание не шуметь, словно успокаивал неприятеля, что ни один солдат не пойдет в атаку.

Маленький уже близко подобрался к дзоту, из которого стрелял противник. Его заметили, и пули защелкали по валуну, за которым он успел спрятаться. Не останавливаясь, проявляя чудеса ловкости, он прыгал от валуна к бугру, словно заяц, и полз по земле, по траве, будто змей невидимый. Его даже враг потерял из виду, строчил из пулемета куда попало. Маленькому этого было достаточно, чтобы быстро оказаться там, где укрылся враг. Он бросил в амбразуру дзота связку гранат. Грянул мощный взрыв.

Когда черный дым рассеялся, все увидели Маленького с развевающимся красным знаменем в руках. И всем показалось, что он был похож на великана. Солдаты, воодушевленные героизмом однополчанина, словно связанные чем-то воедино, враз примкнули штыки к винтовкам и бросились в атаку. Громкое «Ура» долго доносилось с разных сторон поля боя и замолкло лишь тогда, когда враг был разгромлен.

После боя старшина вызвал Маленького и сказал ему, словно прочеканил:

– За смелость и сноровку будешь награжден! А за невыполненный приказ «Назад!» – наряд вне очереди: двое суток чистить картошку у повара!

Маленький понял – старшина его пожалел: чистить картошку – это все равно, что получить увольнение на отдых.

Когда Маленький вернулся в часть, все солдаты почему-то больше не называли его по фамилии. А звали «Великан». А он был не против.

«Ёлки-палки»

Два года шла Великая Отечественная война.

В семье Николаевых отец, кадровый офицер, уже находился на фронте, а сына только сейчас забрали в армию. В начале службы он регулярно писал письма, когда учился в военной спецшколе, а потом неожиданно замолк и не подавал ни одной весточки о себе.

Николаев-отец, майор, служил политруком, и его часто посылали на передний край боевых действий. Вот и на этот раз он осматривал местность, где шел ожесточенный бой небольшого подразделения красноармейцев с превосходящим в живой силе противником. Связь с полком была нарушена, ее восстанавливали, но она постоянно прерывалась. Вокруг окопа белый снег смешался с серой землей, повсюду виднелись дымящиеся воронки от снарядов, земля дрожала, пули свистели, пахло горьким порохом. Порою грохот ненадолго затихал, и тогда солдаты располагались в укрытиях, закуривали махорку, дымя и немного успокаиваясь.

По плану майор уже должен был возвращаться в полк с донесением об увиденной обстановке. Проходя возле раненых, он заметил мечущуюся вокруг медсестру. На носилках рядом лежал штатский мужчина с забинтованной до самых бровей головой, опухший и без сознания.

– Что случилось? – спросил майор медсестру.

– Да вот, к нам только что принесли раненого, – и она на минутку замолкла, – его бы в лазарет отправить, да связи пока нет, а я здесь нужна, раненых очень много.

– Вот тебе и елки-палки! – воскликнул майор (была у него такая привычка еще на гражданке – при неожиданных обстоятельствах так высказываться) и продолжил: – Бежал-то, видно, штатский к нам не зря. Не дай Бог душа его покинет. Я сам доставлю его до полка. Мне как раз туда надо срочно возвращаться.

Он поправил форму, пистолет, накинул на себя белый маскировочный халат и, ухватив за ручку носилки, ползком потащил раненого в сторону своих. Ему бы только из этого простреливаемого пространства выбраться, а там повозка или машина доставит их до места назначения.

Снаряды неприятеля снова стали разрываться, долетая и до них. Поле с редкими деревьями все было изрыто воронками. Майор то и дело сползал с носилками то в одну, то в другую воронку, надеясь, что два раза снаряд не попадет в нее, и продолжал ползти, оставляя за собой глубокий след от носилок.

Вдруг между деревьев майор увидел группу фрицев. «Видно, эти диверсанты наткнулись на наш след», – рассудил он и, сняв с себя маскхалат, накрыл им раненого, чтобы тот был менее заметен на снегу. Сам встал возле одинокой березки и выстрелил. Немец упал, а вслед раздалась автоматная очередь. Березку разнесло в щепки.

В этот же момент со стороны тыла неожиданно появилось многочисленное, двигающееся вперед широким фронтом, молчаливое, но суровое советское воинство. Немцы без выстрела решили ретироваться.

– Вот тебе и елки-палки! – с облегчением громко сказал майор, вытирая ладонью мокрый лоб.

Мужчина на носилках, видно, очнулся, протянул ему руку и тихо проговорил:

– Папа, это ты?!

Майор замер. Он услышал родной голос, который ни с кем не перепутаешь. В сердце кольнуло, и он бросился к сыну, обнял свою близкую, дорогую кровинушку, повторяя одни и те же слова:

– Я, сынок! Я, твой отец!

Вдалеке на передовой раздавались громкие раскаты «ура!».

Вскоре грохот орудий замолк. Отец привез сына в лазарет. Позже он узнал, что его сын, солдат-разведчик, доставил в подразделение ценные данные о дислокации войск противника.

После этой встречи отец и сын Николаевы не виделись два года и встретились только после окончания войны на параде в День Победы над врагом.

Самолет

Получив карточки на хлеб, мама сказала:

– Сынок, папа у нас на фронте, теперь мы должны помогать друг другу. Ты большой, уже в первом классе, твоя обязанность: хорошо учиться, прибираться в доме и ходить за хлебом в магазин. Вот тебе хлебные карточки – твоя и моя. Не потеряй их! А я пошла на работу, приду утром.

– Хорошо, – ответил Вова, надел пальто и не спеша пошел в магазин.

Идет, карточки разглядывает: «Обычная бумажка, и что их мама так бережет?»

По дороге он увидел тетю, в руках у нее был красивый игрушечный самолет, с большими крыльями, с красными звездами и с летчиком внутри.

– Продаю! Продаю! – твердила она.

Вова уже видел такой самолет на фотографии с папой, но этот был как настоящий, с ним можно было играть. Вова стоял и не мог оторваться от него.

– Тетя, а сколько стоит самолет? – спросил он.

– Тебе, малыш, не по карману, – ответила она.

– А если я отдам за него хлебную карточку?

– Это другое дело!

Отдал Вова ей хлебную карточку и получил взамен самолет. На оставшуюся мамину взял хлеба и с покупками вернулся домой. Потом схватил самолет и побежал во двор, чтобы показать его друзьям-приятелям. Ребята сбежались, всем захотелось поиграть с ним. Стали они бегать с самолетом по двору, по улице и громко жужжать:

– Ж-ж-ж-жииии!

Долго играли, пока не устали.

Мама пришла утром с ночной смены. Вова еще спал. На столе она увидела небольшой кусочек хлеба, а рядом самолет и сразу обо всем догадалась. Слезы накатились у нее на глаза: «Нам еще неделю жить до новых карточек, а как быть сейчас?»

Она взглянула на сладко спящего сына, взяла самолет, подержала его и снова поставила на стол. Вздохнула и медленно, словно не желая этого делать, положила его в сумку и вышла, чтобы продать и выручить немного денег.

Вова проснулся, кинулся к самолету, но его там не оказалось. Он все углы обшарил, в форточку выглянул: «Куда же он подевался?» Вдруг друзья прибежали, кричат наперебой:

– Вова, Вова! Твой самолет над домом кружится!

Выбежал Вова во двор и правда: самолет виражи делает, чуть крышу дома не задевает. Точно его самолет! Только размером больше – с большими крыльями, с красными звездами. Он им крыльями приветливо машет, а летчик улыбается, на папу похож. Полетал самолет, полетал и скрылся.

Вернулся Вова домой. Мама его встречает, улыбается, а на столе, как прежде, самолет стоит – тот самый игрушечный.

– Ты ко мне вернулся! – воскликнул Вова и радостно сказал: – Мама, я сегодня на этом самолете видел папу. Он мне рукой помахал.

Мама, ничего не сказав, нежно обняла сына и подумала: «До следующих карточек как-нибудь проживем».

История времен войны

Когда началась война с фашистской Германией, Валентина, девятилетняя девочка, осталась с матерью. Отец ушел добровольцем на фронт, хотя ему предлагали остаться в тылу, как руководителю крупного предприятия.

Жили они до войны в достатке. А тут в магазинах начались перебои с продуктами – уже с утра собирались огромные очереди, и не все могли отовариться. В стране ввели карточки – пайки на хлеб и другие продукты, но этого было недостаточно, чувствовался голод. Мать вынуждена была пойти работать на завод, где труженикам тыла давали дополнительные талоны на питание. Этот завод находился в Москве, а они с дочкой жили в пригороде, и ей приходилось вставать рано утром, чтобы успеть на поезд. Возвращалась она глубокой ночью.

Валентина училась в школе, там во всех классах не прекращались занятия. Только изменилась обстановка возле дома. На поле поставили зенитные орудия, которые то и дело громыхали, сотрясая бревенчатый дом, и разгоняли и уничтожали самолеты врага, прорывавшиеся к Москве.