Под флагом цвета крови и свободы

– И кто туда полезет? Потому что я никого…

– Я полезу, – поспешно выдохнул Генри. Морено стиснула челюсти:

– Ты немедленно пойдешь в трюм! Мистер Дойли найдет тебе дело. Ребята, – обратилась она к все еще не торопившимся исполнять приказ Моргана матросам, – ребята, кто со мной?

Дружный одобрительный, хотя и негромкий – грозного рулевого опасались – гул был ей ответом. Морган с нескрываемой злобой оскалился:

– Ага, конечно, будто вы сами сунетесь туда…

Закончить фразу он не успел – корабль снова качнуло настолько сильно, что на мгновение показалось, что он сейчас опрокинется.

– Лево руля! Влево заложи, Джек! – откашливая попавшую в рот и легкие воду и держась за фальшборт, прокричала Эрнеста. На обшивке остались заметные царапины, а у самой девушки из-под ногтей вместе с набившимся туда илистым налетом выступила кровь; но она, упрямо хватаясь обеими руками за свисавшие то тут, то там канатные стежки, полусогнувшись, ползком побрела на мостик, где, намертво вцепившись в штурвал, почти врос в палубные доски капитан Рэдфорд. И Морган, взглянув ей вслед и увидев затем лица своих людей – решительные, злые, полные готовности нарушить его приказ – сдался, рякнул, кулаком что есть силы врезав по многострадальному фальшборту:

– Лезем резать штаг! Эй, вы, – задирая голову, проорал он крошечным фигуркам марсовиков, – освободите чертов стаксель-штаг!

А Эрнеста, тем временем уже добравшись до мостика, хрипло спросила:

– Все-таки ложимся в дрейф?

– Стихает шторм! Сама погляди, – отозвался Рэдфорд, ожесточенно ворочая штурвалом – корабль никак не желал выравниваться до конца, упрямо кренясь на левый борт: должно быть, трюмная команда не успевала полностью откачивать оттуда воду. Помогая ему вытягивать тяжелое колесо, Эрнеста щурилась на горизонт в указанном направлении: море бушевало по-прежнему, а грозовые тучи, казалось, были насажены прямо на верхушки мачт, но на границе неба и воды виднелась чуть заметная тонкая полоска более светлого цвета.

– Часов шесть еще, не меньше, – пробормотала она, едва сдерживая забрезжившую при виде этой полоски надежду.

– И все восемь, – сипло отозвался Джек, – только это мы уж как-нибудь выдержим. Больше, чем есть, волн уже не будет. И отнесет не слишком далеко…

На мгновение они переглянулись. Мокрые, усталые и продрогшие, оба они отлично знали, что означают эти слова. За всеми уже совершенными и еще предстоящими усилиями, за долгими часами безысходности и полной зависимости от воли переменчивого моря наконец встала надежда на спасение. Для них самих, для корабля и если не всех, то большинства членов команды: пока что удалось обойтись без погибших, и если так пойдет и дальше…

Словно в отместку за эти самонадеянные рассуждения новая волна, больше и сильнее предыдущих, с размаху врезалась в борт корабля. Послышались крики матросов; корпус «Попутного ветра» угрожающе заскрипел, откуда-то сверху послышался звон лопнувших канатов и сразу же за ним – глухие удары топоров, перерубающих снасти. Рэдфорд и Эрнеста одновременно ухватились за штурвал, в который раз выкручивая в нужную сторону неподатливое колесо.

– Джек, хватит! Хватит, иначе занесет… – наконец выговорила Эрнеста, но капитан, будто не расслышав ее, продолжил заворачивать судно. – Джек! – крикнула она снова и только после этого заметила остановившийся взгляд Рэдфорда, направленный куда-то в сторону. – Джек, что такое?

– Человек за бортом! – послышалось с марсов; и одновременно с этим очередная волна, взметнувшись вверх, на своем гребне вынесла показавшуюся почти карикатурно крошечной по сравнению с ней человеческую фигурку. Эрнеста не успела еще разглядеть, кто это был – да и не представлялось это возможным на таком расстоянии и в грозовом сумраке – но, увидев перекошенное лицо боцмана Макферсона, сгорбившегося над фальшбортом, поняла все. Одновременно с ней догадался и Рэдфорд – он внезапно отпустил штурвал и двумя скупыми, короткими движениями сорвал с себя тяжелый камзол и пояс, к которому были пристегнуты пистолеты и рог с порохом.

– Держи штурвал! – на ходу крикнул он не успевшей даже возразить ему Эрнесте, в три широких шага оказался у фальшборта и, перебравшись через него, бросился в бурлящую внизу воду.

– Капитан! – только и успел ахнуть Макферсон; и у многих одновременно с ним мелькнула мысль, что «Попутный ветер» остался без твердой руки своего хозяина. Но спустя несколько секунд темноволосая голова Джека вынырнула уже в десятке ярдов от корабля, задержалась на мгновение на гребне волны и снова погрузилась в воду. Генри нигде не было видно, хотя Эрнеста до боли всматривалась в темную пенистую массу за бортом.

– Что же нам теперь делать? – громко спросил кто-то; и после этой невольно вырвавшейся фразы, полной неподдельного отчаяния, к Морено вернулась ее прежняя решимость.

– Готовьте концы! Как только увидите их обоих, сразу бросайте! – распорядилась она, снова с силой проворачивая штурвал влево: очередная волна грозила швырнуть судно килем прямо на находившихся за бортом. – Мистер Макферсон, где они?

– Не видно ни дьявола! – прокричал в ответ старый боцман, вопреки любым соображениям собственной безопасности перегибаясь через фальшборт. Внезапно он обернулся и закричал матросам, выбиравшим канат: – Вон они, вот!.. Бросайте живее! – Он сам бросился привязывать к концу абордажный крюк и, не доверяя здоровяку Дэнни, примерившись, швырнул получившуюся конструкцию как можно дальше за борт.

– Второй, второй готовьте! Вдруг не получится… – начала было Эрнеста, но тут Рыжий Айк, влезший на самый блинд-рей, проорал торжествующе:

– Поймал! Ай да капитан наш!..

– Тяните живо! – перебил его рулевой Морган, сам первым ухватившись за мотавшийся из стороны в сторону канат. Прошло не меньше минуты, прежде чем над планширом появилась скорчившаяся фигура Рэдфорда, кое-как втащившего за собой обмякшее тело Генри. Макферсон в сопровождении двух матросов бросился к ним; но Джек, без сил распластавшийся на палубе и зашедшийся в приступе громкого кашля, сразу же прохрипел:

– Парня… парня посмотри!

– Не дышит, – секунду спустя потерянно отозвался боцман, перевернув юношу на спину.

– Джек… – начала было Эрнеста, но никто не услышал ее. Рэдфорд, сумев-таки подняться на ноги, как был, весь мокрый, пошатываясь, добрел до Генри и рухнул рядом с ним.

– Не дышит, говоришь? Сейчас задышит, – со странным спокойствием – словно не бушевал вокруг шторм и не ждала команда его приказаний – заявил он, сдирая с бесчувственного тела рубашку и подкладывая ему ее под плечи, чтобы запрокинуть голову.

– Капитан… – почти с угрозой начал Морган, но Эрнеста, не отходя от штурвала, перебила его:

– Оставьте! Сами справимся, – решительно прибавила она и крикнула громче: – Эй, на марсах, слушай мою команду! Убираем оставшиеся паруса – и все в трюм! Мы ляжем в дрейф и дождемся выхода из шторма.

– Разве капитан… – не глядя на нее, процедил рулевой, но девушка лишь хищно оскалилась и тряхнула насквозь промокшими волосами:

– Выполняй!

– Время! – все еще хриплым от попавшей в легкие соленой воды голосом потребовал Рэдфорд. Эрнеста, держа правую руку на штурвале, левой отстегнула от пояса тяжелый медный хронометр и вдавила в протянутую мокрую ладонь Макферсона:

– Джек, у тебя где-то четыре с половиной минуты!..

– Справлюсь, – сквозь зубы проговорил тот и сразу же в первый раз с силой надавил на грудь юноши. – Раз, два, три!..

– Капитан, может, лучше Халуэлла позвать? – с неподдельным участием наблюдая за его усилиями, предложил Макферсон. Корабль качнуло влево, но Рэдфорд, страшно оскалившись, тотчас вернул руки на прежнее место, явно не собираясь останавливаться:

– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Долго слишком! Да и к чему нам Халуэлл, да? – зорко вглядываясь в лицо юноши, прохрипел он. – Он больным нужен, а ты, малыш, ты ведь у нас здоров, правда? Двадцать девять, тридцать… – Наклонившись к нему, Джек сделал два глубоких, энергичных выдоха, сам закашлявшись, но тотчас начал снова: – Раз, два, три! Зачем нам Халуэлл? Мы и без него справимся! Сейчас задышишь, и все в порядке будет…

– Полторы минуты, капитан! – следя за неумолимой стрелкой хронометра, простонал старый боцман. Рэдфорд никак не отреагировал на его слова, лишь его движения становились все сильнее и резче:

– Сейчас, сейчас… Сейчас задышит, говорю! Двадцать два, двадцать три… Будешь, будешь дышать! Будешь жить, я тебе говорю!..

– Две минуты!

– Мистер Морган, грота-стаксель убирайте, его же сейчас сорвет! Ребята, шевелитесь, времени совсем в обрез!.. – прокричала Эрнеста с мостика, одновременно проворачивая штурвал на два румба вправо: новая волна обрушилась вплотную к левому борту, окатив и без того залитую водой палубу тучей брызг и пены.

– Три минуты, капитан! – с отчаянием воззвал Макферсон, и сама Эрнеста, на мгновение отведя взгляд от бушуюшего моря, болезненно выдохнула:

– Джек, ты не сможешь так долго с ним возиться!.. Ты нужен команде…

– Да, да, я сейчас… Он сейчас очнется, вот увидишь, – затравленно опуская голову все ниже, но не оставляя своих попыток, повторял тот снова и снова.

– Джек, это все!.. Ты сделал, что мог! Джек, он уже труп! – забывшись, крикнула она, с неприятной ясностью осознавая, что Рэдфорд все равно ее не послушает. Однако в этот же момент среди суетившихся вокруг матросов началось какое-то новое движение – должно быть, часть закончивших свою работу в трюме решила помочь такелажникам – и среди них Эрнеста с удивлением разглядела Эдварда Дойли. Протолкавшись ближе к капитану, какое-то время он молча наблюдал за ним; затем поднял голову, взглянул на девушку и спросил странно решительным и собранным тоном, какого она никогда у него не слышала:

– Сколько времени уже прошло?

– Где-то три с половиной минуты, – от неожиданности просто ответила она.

– Три минуты пятьдесят секунд! – севшим голосом поправил ее Макферсон.

– Дайте мне попробовать, – решительно попросил Дойли, становясь на колени рядом с Рэдфордом и сбрасывая его руки с груди юноши. Джек немедленно вцепился ему в плечо:

– Эй, ты что!..

– Надо надавливать чаще и сильнее, – не оборачиваясь, объяснил Эдвард. Закусив губу, он внимательно рассматривал запрокинутое неподвижное лицо спасаемого. – И руки ставить выше, иначе это… двадцать пять, двадцать шесть… совершенно бессмысленно. Нет, так не пойдет, – заключил он вдруг, останавливаясь, и с сосредоточенным видом повторил: – Время!

– Четыре двадцать! – доложил Макферсон. Дойли кивнул, помолчал, затем резко, отрывисто приказал:

– Отойдите. Руки уберите, ну! И молитесь, чтобы сработало, – левой рукой отмечая нужное расстояние, правую он согнул в локте и занес над обнаженной грудью перед собой. Джек, стиснув зубы, проговорил:

– А если не поможет?

– Тогда ему не поможет уже ничто, – безжалостно заключил Эдвард и мгновенно с силой опустил сжатый кулак в область сердца Генри. Несколько секунд они с Рэдфордом молча смотрели друг на друга – даже шторм, казалось, стих, и на палубе воцарилась мертвая тишина.

– Есть пульс!.. – ликующим тоном сообщил наконец Макферсон, и каменное лицо капитана чуть заметно дрогнуло. Эдвард, не сдержавшись, усмехнулся:

– Уже успели записать его в покойники?

– А… почему он не дышит? – даже не огрызнувшись, выдохнул хрипло Джек.

– Сейчас задышит. Помогите лучше, – приподнявшись, Эдвард вовремя успел переложить юношу на бок прежде, чем тот в первый раз с присвистом втянул в себя воздух, и тотчас зловонная жижа напополам с морской водой начала извергаться из его рта на палубу.

– Мистер Макферсон, отведите парня в мою каюту, – устало распорядился Джек. Сил у него осталось настолько мало, что он, вопреки своему обыкновению, даже оперся на плечо Эрнесты, поднимаясь на ноги – та, передав штурвал Моргану, тоже подошла к ним:

– Я присмотрю за ним, Джек. Идемте! – Она осторожно перехватила Генри за ходивший ходуном локоть – юноша, поддерживаемый боцманом с другой стороны, все еще шатался и потерянно озирался по сторонам, явно не понимая, что произошло. Проходя мимо Эдварда, Эрнеста едва заметно усмехнулась, и в ее непроницаемых обычно глазах мелькнуло уважение.

– Почему… Почему я?.. Я могу работать! Я отлично себя чувствую! – слабо возмущался Генри начисто севшим голосом, когда они с Макферсоном укладывали его на постель в каюте Джека. Старый боцман отлучился за горячим грогом, а Морено, ничуть не смущаясь, принялась помогать дрожащему от холода юноше снимать мокрые вещи.

– Недостаточно наглотался сегодня забортной воды? Еще захотелось? – беззлобно подшучивала она над ним, сама ежась от холода и с завистью поглядывая на сухие чистые простыни. – С почином тебя, парень! Считай, что второй раз сегодня родился.

– Как это? – уже замотавшись в одеяло по самые брови, полюбопытствовал Генри.

– Редко кто выживает после подобного, да еще в первый свой раз, – наставительно ответила девушка, скручивая его одежду в один узел. – Все это я повешу сушиться, завтра утром наденешь, а пока возьми вещи Джека.

– Разве так можно?..

– А почему бы и нет? Пираты – это тебе не торговцы и не «красномундирники», у нас не принято сидеть на своем добре, когда товарищу носить нечего. Да и не думаю, что Джек на тебя обидится. – Подавая ему штаны и рубашку, внезапно она остро взглянула на него: – Испугался, да? Ответь честно, я никому не скажу.

– Я совсем ничего не понял, – искренне поделился Генри, укладываясь на подушку: у него уже явно слипались глаза, а голос звучал расслабленно, как во сне. – Лез наверх, а потом волна… Я даже крикнуть не успел. Потом услышал, как мистер Эш закричал… Вот и все.

– Скажи спасибо Джеку и мистеру Дойли. Это они тебя откачали, – Эрнеста приняла из рук вернувшегося Макферсона кружку и помогла Генри приподняться: – Вот, выпей, потом я тебя остатками разотру – и ляжешь спать до утра…

Шторм стихал, и измученная, продрогшая команда уже безо всякого соблюдения субординации толпилась в кубрике, растираясь ромом и принесенной с камбуза горячей водой. Котлов было всего четыре, к каждому – порядочная очередь, и Эдвард, в глубине души постыдно завидуя тем, кто имел хотя бы смену чистой одежды – сам он, подобно многим остальным матросам, вынужден был остаться в том, в чем был во время шторма – с тоской осознавал, что вымыться ему предстоит нескоро.

– Ну, ну, ребята, чего раскисли, словно медуза на солнцепеке? – внезапно раздался в кубрике голос той, кого он меньше всего рассчитывал увидеть здесь и сейчас. – Наш капитан, дай Бог ему здоровья, расчехлил свои запасы, так что живо переодевайтесь во все это и дуйте на камбуз за бренди и пудингом – заслужили! – Последние ее слова потонули в одобрительном гуле множества голосов; Эдвард тоже двинулся было туда, но девушка неожиданно оказалась уже рядом с ним и поймала за плечо.

– Мистер Дойли? Я нам уже все отложила, идемте! – улыбнувшись, сунула она ему в руки стопку сухой одежды. Эдвард, сперва не сообразив, что к чему, последовал за девушкой. Морено привела его в свою крошечную каюту, посередине которой уже стояла накрытая тканью здоровенная баррелевая бочка, оказавшаяся наполненной изумительно горячей, источающей пар водой – и при виде нее Эдвард застыл, наконец поняв, что от него хотят.

– Закройте дверь, – расстегивая мелкие пуговицы жилета, совершенно буднично попросила Эрнеста. Мужчина, отмерев, отрицательно покачал головой. – Давайте-давайте. Из общего котла вы Бог весть через сколько времени сможете сполоснуться, а в это время года схватить простуду проще простого. Хотите потом валяться в лазарете и глотать бесполезные вонючие микстуры мистера Халуэлла? – словно напрочь не понимая, что не так в ее затее, продолжила она. Эдвард, с неудовольствием чувствуя, как его лицо едва ли не впервые с далекого юношества начинает заливать краска смущения, принялся торопливо оглядываться в поисках места, куда можно было бы положить приготовленную одежду.

– Благодарю, сеньорита, но я предпочту вымыться вместе с остальными, – избегая смотреть в ее сторону, проговорил он. Эрнеста, отложив в сторону жилет, взялась за рубашку:

– С чего это вдруг такая стеснительность, мистер Дойли? Мы с вами ведь достаточно взрослые люди, чтобы обойтись без глупостей.

– С того, что вы… Если вы будете так себя вести, среди команды могут пойти слухи. И вам они навредят намного больше, чем мне, – все больше проникаясь отвращением к самому себе, принялся сбивчиво объяснять Эдвард. Собственные аргументы показались ему надуманными и на редкость оскорбительными для девушки, но Эрнеста лишь усмехнулась, сняла рубашку и затем повернулась к нему спиной, начав развязывать пояс.

– Мистер Дойли, – через плечо поглядывая в его сторону, с едва заметной улыбкой заговорила она, – поверьте, команды мне бояться не стоит – никто не рикнет меня тронуть и пальцем без разрешения. За насилие на борту у пиратов полагается смертная казнь.

– Странно, мне показалось, что вы…

– Вам показалось, – быстро перебила его Эрнеста. Оставшись в штанах, она начала стягивать сапоги, по-прежнему ни капли не стесняясь его присутствия, и Эдвард внезапно ощутил приступ глухой злости:

– Хотите сказать, то, что вы излишне близки с нашим капитаном, мне тоже показалось?

К его удивлению, Эрнеста, уже снявшая один сапог, при этих словах закрыла лицо руками и негромко, но искренне рассмеялась.

– Джек – мой друг еще с тех пор, как мне едва исполнилось шесть лет. К тому же, я несколько… несколько не в его вкусе, насколько знаю предпочтения Джека, – аккуратно сложив мокрую одежду на полу, она забралась в бочку и выжидательно посмотрела на него: – Я не собираюсь вас уговаривать, мистер Дойли. Будьте любезны, закройте уже дверь с какой-нибудь стороны – сквозит, знаете ли, а я простужаться точно не собираюсь.

Ее спокойный, расслабленный тон подействовал на Эдварда неожиданным образом, словно какой-то восточный дурман: в голове стало душно и легко, и с особой четкостью ощутился мерзкий холод липнувшей к телу мокрой одежды. В конце концов, что в этом такого? Ему все равно уже падать ниже некуда – к тому же, оба они взрослые люди – и она ведь сама предложила… Будто в бреду, Эдвард стянул себя сапоги, штаны и рубаху, сделал несколько неверных шагов и плюхнулся в горячую воду. Давно забытое удовольствие сперва вымыло из его сознания все связные мысли, и лишь затем он различил над ухом повеселевший голос:

– Лучше?

Эрнеста находилась совсем рядом с ним – бочка, хоть и достаточно вместительная, оставалась лишь бочкой – и ее стройное, гладкое темное тело, все его линии и формы оказались открыты его взгляду. На мгновение перед внутренним взором Эдварда возник образ Мэри – мягкие нежные руки, белая кожа, глаза цвета драгоценнейших сапфиров и ровные волны золотых кудрей – что, если бы она точно так же… Нет, никогда он не смог бы даже представить ее в подобном состоянии! Пиратке и дочери пиратов, не знающей элементарных правил приличия, в достойных семьях впитываемых с молоком матери, не видящей ничего дурного ни в своем поведении, ни в способе заработка грабежом и убийством, позволительно так себя вести – но не ей, его непревзойденному светлому ангелу…

Эрнеста, закончив растираться мокрой тряпкой, которой же и зачерпывала воду, вооружилась широкогорлой склянкой и стала из нее поливать волосы какой-то субстанцией, слабо отдававшей цветами и заметно сильнее – запахом каких-то трав и солью. Затем взяла в руки гребень, а склянку бесцеремонно вручила Эдварду:

– Держите! Вам тоже не помешает вымыть голову.

– И часто вы… пользуетесь этим средством? – хмуро отозвался он, рассматривая склянку не без сомнения. Эрнеста тряхнула мокрыми волосами, даже теперь не утратившими обычной пышности:

– Я все-таки женщина и не хочу, чтобы на меня нельзя было взглянуть без отвращения. Хотя, надо признаться, периодически возникает желание побриться наголо, – хмыкнула она, с усилием прочесывая спутанный локон на затылке. Вымытые волосы сразу же начинали благодарно виться в длинные волнистые плети, с кончиков которых капала вода. Покончив с мытьем, Эрнеста первой выбралась из бочки, наскоро надела чистые штаны и рубашку, подхватила с пола мокрые вещи и распорядилась:

– Сейчас развешу все сушиться и вернусь, а вы пока устраивайтесь вон на том сундуке. Сменный тюфяк, подушка и простыни внутри.

– Хотите сказать… Я вовсе не собираюсь ночевать здесь! – побледнев, возмутился Эдвард. На лице девушки не дрогнул ни один мускул:

– Как хотите. Тогда возьмите простыню, завернитесь в нее и ступайте в кубрик. Думаю, ваши товарищи отнесутся к вашему появлению в таком виде с больши-им пониманием, – с усмешкой протянула она, закрывая за собой дверь.

На палубе все еще было промозгло и сыро, но, во всяком случае, тихо: волны почти улеглись, и в стремительно сгущавшихся вечерних сумерках легко было представить, что никакого шторма на самом деле и не было. На капитанском мостике виднелась одинокая ссутуленная фигура Рэдфорда, чуть заметно покачивавшегося за штурвалом в такт движению корабля. Развесив вещи на растянутом возле камбуза канате, куда меньше всего долетали соленые брызги, Эрнеста направилась к капитану:

– Джек, ты чего? Тебя уже ноги не держат, иди отдыхать!

– Я… Я всех отпустил. С вахты, то есть. Пусть отоспятся, славно сегодня поработали. Ты тоже… иди. Мы с мист… ром Макферсоном сами… подежурим, – с трудом фокусируя на ней взгляд так и норовивших захлопнуться глаз, пробормотал Рэдфорд. Эрнеста решительно приобняла его за плечи:

– Джек, пошли спать. Раз такое дело, мы эту вахту с мистером Макферсоном сами отстоим.

– Н-нет… Нет. Ты уже два дня подряд по ночам дежурила. Сам, я сам…

– Это не обсуждается, – девушка ненавязчиво подпихнула его в направлении капитанской каюты, отстранив от рулевого колеса. – Твой Генри наверняка уже десятый сон видит, да и мистеру Дойли без меня уютнее будет.

– Т-ты что, во… вобоб… вообще никогда спать не хочешь? – растерянно поинтересовался Джек, зевая во весь рот и потирая ладонью слипающиеся глаза. Эрнеста невесело усмехнулась:

– Нет, в последнее время что-то совсем не хочется. Такое снится, что врагу не пожелаешь. Ты иди, Джек, иди – сам знаешь, я испанца не просплю…

– Я… Макферсон придет… скоро… И ты тогда ступай спать сразу, ладно? – На секунду Рэдфорд почти проснулся, со вполне внятной тревогой взглянув на нее – но на лице Эрнесты не отразилось ничего, кроме спокойной усмешки:

– Спасибо, Джек.

В ответ раздался звук медленных, неверных шагов по палубным доскам, негромкий скрип открывшейся двери, звук проворачивающегося в скважине замка. А затем стихло все – и на палубе «Попутного ветра» наступила долгожданная тишина. Едва слышно ступая босыми ногами, Эрнеста прошлась вдоль борта, прислонилась спиной к прохладному в этот час дереву фок-мачты и медленно опустилась на колени у ее подножия, закрывая ладонями измученные уши и глаза. С тех пор, как она ступила на борт этого корабля, лишь теперь оказалась среди такой тишины совершенно одна – и впервые с того дня, как покинула тот ненавистный остров, тихо, глухо и беспомощно зарыдала.

Глава

VII

. Неожиданные поступки

Эрнеста все еще стояла на коленях на палубе, когда за ее спиной послышались тихие шаги:

– Сеньорита? Сеньорита, вы что?.. – Эдвард в растерянности уселся рядом с ней и тронул за плечо. Девушка увернулась от прикосновения и вытерла ладонью глаза.

– Сами ведь знаете, так к чему спрашивать? – хрипло выговорила она, пряча лицо.

Дойли промолчал, осторожными мелкими движениями поглаживая ее локоть. Выждав, негромко спросил:

– Он был таким хорошим человеком? Достойным ваших слез?

– Самым лучшим, – без колебаний ответила Эрнеста. – Он был мне старшим братом после гибели родителей. Всегда прикрывал мои ошибки, лез в драку, когда слышал, что женщине не место на корабле… Даже, смешно сказать, откладывал мне лучшие кусочки за обедом, говорил, что нужно правильно питаться, не то можно заболеть. Он хотел покончить с собой там, на острове, – изменившимся голосом прибавила она вдруг, и Эдвард, поняв, уточнил:

– Чтобы вам не пришлось тратить на него силы и припасы?

– Да, – глухо ответила Эрнеста; положив подбородок на колени, она сидела совсем неподвижно, и лишь ее длинные темные волосы трепал переменчивый ветер, в котором едва угадывались отголоски недавней неукротимой мощи. – Человеческая жизнь – это чудо, мистер Дойли. То, что вам раз за разом удается спасать других, у нас, пиратов, считается особым благословением моря.

– По такой логике, любой деревенский врач является чуть ли не святым, – снисходительно усмехнулся Дойли, но, поймав ее вдруг ставший серьезным и острым взгляд, смутился: – На моем месте мог оказаться кто угодно другой.

– Я помню, как вы спасли мне жизнь вчера, – необычайно серьезно возразила девушка; подавшись вперед, она почти коснулась его руки плечом и грудью. – А сегодня вы вытащили с того света мальчишку, которого явно терпеть не можете.