Полная версия
Между волком и собакой
Медитация на красном георгине
В осеннего воздуха медленный токнебрежной рукой вплетена паутина,и мощный, раскидистый куст георгинавенчает прекрасный цветок.Как слизень, в слепом летаргическом трансесквозь влажные дебри пластинчатой чащисвое существо незаметно влачащий —так взгляд, замирая на каждом нюансе,скользит осторожно по зелени темной,вдоль русел прозрачного терпкого сока,сквозь тени и блики восходит истомнок цветку без греха и порока.Не темпера, не акварель, не сангинасмиренно творили цветок георгина,но плотное масло, мазок за мазком.Он алый, как крест на плаще паладина,и темно-багрова его середина,и с плотью планеты извечно едина,и звездам он тоже знаком.Он в душу вмещается полно и сразу,и в ней позабытый восторг воскресает,и пиршество глаза – на грани экстаза,когда откровением вдруг потрясаютотшельника – лики на створках киота,а кантора – громы классической фуги,спартанца – кровавая рана илота,любовника – лоно подруги.Он цвета любви, полыхающей яро,родник нестерпимого красного жара…И поздние пчелы стремятся к летку,вкусив от его бескорыстного дара,и солнце – сверкающей каплей нектара,и первая чакра моя, муладхара,раскрыта навстречу цветку.«Туман… туман… Сырая пелена…»
Туман… туман… Сырая пеленагрунтует холст…Полста вторая осеньсезонной меланхолии полна.Белёсый воздух плотен. Иглы сосенего сгущают в бусины, да так,что каждая надета на хвоину,принадлежа ветвям наполовину,но тяготея к травам. Это знак,что нам уже не светит бабье лето…Иные кроны догола раздеты,а рядом – шамаханская парча,этюд в академическом альбомеза тонким слоем кальки. И любоедвижение: скольжение грача,неторопливый клок печного дыма,грибами порастающий пенёк —от мутного белка неотделимы.Летит неяркий жёлтый огонёк,за ним летит через минуту новый…Паучья сеть становится основойдля ткани медитации, уставвисеть без дела… бисерные ниткирастянуты на лозах… Две улиткина ложе виноградного листаосенних чувств испытывают прелестьи делают, что в голову взбрело,под кисеёй тумана, в нежной прелипреображаясь в чувственный брелок.В природу запустенье внедрено…Лежат лужаек рваные татами,где колтуны примятых бурьяно́впривычно вспоминаются цветами,но, впитывая утреннюю мглу,цветут – ты не поверишь! – анемоны,друг другу уступая церемоннопоследнюю бездомную пчелу.…Вот новый лист по воздуху несёт,сбирает лепту время, строгий мытарь.Всё млечно, растушёвано, размытои тихо всё…Виноград
Утречко октябрьское сыро и пасмурно.Ночь неторопливо снимает покровс гроздьев кабошонов под сизою патиной,с бусин драгоценных овальных миров.Розовыми лозами осень увенчана,жалована лучшей из славных наград.Щедрый, как надежда, и сладкий, как женщина,в воздухе туманном висит виноград.Сад мой, вертоград мой унылым не кажется.Кончилась повинность копать да полоть,вызревшими каплями, ягодой каждоюсветится его благодарная плоть.Сроков не отменишь. Редеет над светочемзазимком прибитый поникший наряд.Листья обвисают истлевшею ветошью,но, разоблачённый – висит виноград!Кисти налились аметистовым бременем,соками суглинка, водой кочевой.Скорби виноградарей, злое безвременье —всё-то повидал, всё ему ничего.Что ему долги, о которых забыли мы? —новые на землю сойдут времена,было бы лучей золотых изобилие,ждали бы кувшины густого вина.Отрывок осенней ночи
…скатилось за кайму – и съедено кайманом,и ночь сошла ко мне…На россыпи светил, подёрнутых туманом, —сгорающих камнеймгновенные следы. Под шелест монотонный,с мерцающим «прости…»,летят к пустым садам осколки Фаэтонапо Млечному Пути.Не могут погодить, на час угомонитьсякусачие шмели,кусочки на лету разбитой колесницыровесника Земли.И доблестно, под стать сеньору из Ламанчи,навстречу мчимся мы,а свет окрестных звезд неярок и обманчив,и скоростью размыт……Как у пташки крылья
…Когда хотелось чувство оттенитьна фоне увлечения, на лонелюбви – бывало, руку протяни —и пара строф затеплится в ладони.Но что-то я давненько не пишу…Потенция – потенцией, а всё жекинетика желательна на ложепоэзии. Любому шалашу,укрывшему меня с моей милашкой,я был бы рад… И будет ночь нежна,когда одна она тебе нужна —да кофе чашка.Годятся также пустошь или лес,но только чтобы ни единой рожи,готовой неприятно потревожитьв интимном сочетании словесдвоих, соединившихся под знакомсвободной страсти. Как закон, двояка,любовь – законов всех она сильней.Любимец музы, не зевай! Однако,удобства ради не женись на ней«законным» браком.Не то – кранты, финита – и абзацне протащить в анапеста фильеру,и знай – греби, обслуживай галеру…Тогда стихов янтарная сабзаиз лакомства – дежурным станет блюдом,и твой кураж окажется под спудом,и будут стекловатой облака,а серебро степного родника —простой полудой.Оберегай свободу! Принцип сейтебе полезен вовсе не для блуда.Ослабнешь под напором пересудов,во имя замирения гусей —и будь ты хоть подкован, хоть обут —придётся ту, которая двояка,переть с досадой племенного якана собственном горбу.А так… Луна сегодня в Скорпионе,и сумрак тихо к улицам прильнул,и внутренний посыл ещё не понят,но рядом – лист бумаги… Ну же, ну!..И я невольно руку протяну:урочный час… и никого в гостиной…и где-то счастлив скорпион пустынный,облапивший луну.Presto
Не дождёшься за нас тостана банкетах в пивных трестах,но приличного мы роста,и на форуме нам место!Не хотелось бы нам хвастать,а таланта у нас – вдосталь.Мы могучая, блин, каста!и расти нам годов до́ ста.Пусть в кармане подчас пусто,да на курсе у нас чисто.Мы не ждём для себя бюстов,и не слушаем мы свиста.Из особого мы теста,но лисицам не съесть – баста!Мы – в основе, а не «вместо»,хоть повыше и дрянь часто.А шедевры лепить – просто.Надо лишь замесить густо.Ибо нет на стихи ГОСТа,как на авторов – нет дуста!«Сограждане!.. Коллеги!.. Господа…»
Сограждане!.. Коллеги!.. Господа!..Товарищи (простите за архаику)…Не надо слабых авторов охаивать,послушайте, пожалуйста, сюда.Не сведущим, как должно, в языкетруднее, чем изысканным и метким.Возьмите за основу этикет,не торопитесь клеить этикетки!Ночной порой, в сумбуре дел дневных —они под игом страсти всемогущей,творениями их наводненысловесности развесистые кущи,а вкус лишь иногда ночует там…всё так… Но уважайте чувство вчуже,и не швыряйте камни по кустам,намереваясь подшибить пичужек.Оставьте им надежду на успех!Решил неаттестованный любительсказать в защиту тех, кто не успел,не вышел на высокую орбиту,но, обретаясь в домике саманном,мечтает сделать хижину дворцом…В защиту наших братьев-«графоманов»и одного, кто был моим отцом.«Свет мой, Оля, пригубить любимый тобою размер…»
Искандер, эти реки тесны и горьки для того…
Ольга АндрееваСвет мой, Оля, пригубить любимый тобою размер —как тенями совпасть на негреющем солнце предзимнемили почку стиха обнаружить на чёрной лозине,запасая терпение к долгой суровой зиме.И однажды, в промозглую оттепель, коли суметь —развернётся, зелёная, на углежога корзине,и бессмертной улыбкой сквозь слёзы Джульетты Мазиныпеременится к лучшему жизни дурная комедь.…Это правда, что тесно и горько. Но верно и то,что речушки горьки оттого, что предчувствуют море.По уклону судьбы, по излучинам их траекториймы вольёмся в иной грандиозный и грозный поток.«Камень, брошенный в воду, всегда попадает в мишень…»Примечательный факт. Очевидно, мы целимся точно.Всё случится: стоим ли ещё над водою проточной,утоляем ли жажду, хоть нету напитка горшей.Берегами бродя, отложив океан «на потом»,или в реку войдя, оступаясь в стремительной влаге —на каком опрометчивом и предуказанном шагеотдадимся течению, руки раскинув крестом?..Из Арбена Кардаша
Останься собой
Меняется мир, как во сне,и все человечество – тоже.Ни совесть, ни честь не в цене,и смысл устремлений ничтожен.И нет никого на нелегком пути,к кому обратишься в печали любой…Но душу унынием не замути,останься собой.И клятвы мужские пусты,в делах – ни размаха, ни соли,а женщин, забывших про стыд,игла нетерпения колет.И власть прибирают лукавством умакрадущие, лгущие наперебой…Но совесть свою о соблазн не ломай,останься собой.В дорогу!.. Пройди перевал,отправься к далёкому морю,частицей всего, где бывал,себя ощути на просторе!Ведь прежнее солнце блестит с высоты,и так же широк небосвод голубой,деревья и птицы с тобою «на ты»!Останься собой.Природы апостолом став,миры для грядущей Вселеннойна чистом пространстве листатвори для себя вдохновенно.Но помни, что это не даст барыша,достойно мирись со скупою судьбой.Поэт зачастую живет без гроша.Останься собой…Ты слабости мира поймешь,но их не пускай на бумагу,а верным пером преумножьлюбовь, окрыленность, отвагу,и жизни, где ценят духовности свет,отдай просветленного сердца любовь.Сверяйся с бессмертной душою, поэт!Останься собой!И если умрешь, одинок,печаль не увидев на лицах,и если с твоей сединойни род, ни народ не простится, —не сетуй на жизнь. Ведь она не былабесплодным трудом и чужою рабой.Рассеявшись прахом, сгорая дотла —останься собой.И память о сути твоейразделят с тобою по правудороги, просторы полей,пустыни, альпийские травы,и строки, которые, слив голоса,с листа прозвучали победной трубой,и Те, кто открыл для тебя небеса…Останься собой.О поэте Шихнесире
Лезгинской мудрости урок гласит: «У старшего в родуспроси совета.А нет – у ранней седины, у друга, знавшего беду,спроси советаА не найдёшь – у валуна, который обточили льды,спроси совета,У первой влажной борозды, у горной пенистой водыспроси совета».А я стараюсь у того, кто сердце рифмой разбудил,просить совета,Пусть нет его среди живых – но у тропы, где он ходил,просить совета,У эха отзвучавших слов, которых помню ритм и слог,просить совета,У камня с именем его, который в изголовье лёг,просить совета.Но если трудно станет вдруг тебе, от мест родных вдали,просить совета —тогда найди и собери, как редкий дар своей земли,стихи Поэта.Там есть и камень, и ручей, и борозды весенней бег,в строфе чеканной,И в них живет уже навек седой и мудрый человекиз Лезгистана…И сам поэт в стихах живет. И жизни слышится напорв звенящих строках.Его тропа вплелась в узор таких же троп на склонах гор,в заветных строках,И слышен в них гортанный зов, позвонче многих голосовзвучать способный,И муж – и мальчик там босой… И плачет утренней росойчинар надгробный…У друга с белой головой, у старца, камня и рекиспроси совета,Спроси у дерева того, и у всегда живой строкиспроси совета —и дом не оскудеет твой, и дух, достойный этих книг,не станет сирым!Счастливец ты, нашедший их, открывший мудрости роднику Шихнесира…Из Риммы Аванесян
Гора
1. «Кружевные утёсы, туманы лесов…»
Я – армянин. Я стар, как Арарат,
и башмаки мои от вод Потопа влажны.
Геворк ЭминКружевные утёсы, туманы лесов,безысходности давняя тема…Снеговым полотном закрывает лицовеликан – отчуждённо и немо.Тишина и безлюдье расщелин и скали отроги, поросшие синим…От зубчатой гряды наплывает тоска,как от ветки безлистной в пустыне.День прошёл. На горах – умирающий свет…Их томление неразрешимо.Но алмазно сияет в своём торжестве,доставая до солнца, Вершина!Охвативший полнеба, в венце облаков,на заре или в час полудённый —богоданное имя несёт высокоАрарат, Армянином рождённый.2. «…Она, моя гора! И только армянин…»
А перед тем я всё-таки увидел
библейской скатертью богатый Арарат.
Геворк Эмин…Она, моя гора! И только армянинтак мог сказать о ней…Сияющий коралл над дымкою равнин —её снега и льды. И первыми онивбирают краски дней.Чеканной кромки блеск тревожит и манит,чем дальше – тем сильней.Стремящаяся ввысь, далёкая, как рай,понятная, как друг —застенчиво тиха, когда скалистый крайвуаль накинет вдруг.Плывущая к тебе туманная горасмыкает мыслей круго том, что мы – бойцы, вершины – нам родня,а память – наш оплот.И мудрости отцов – священного огня —у нас не отберётвся боль сердечных ран, что каждому из нассудьбою суждена.И кровью запеклись – печаль армянских глаз,святые имена…Далёкая мечта, томящая всегда,настолько велика,что канувшие в грусть минувшие годауже равны векам.Но есть надежда в нас.Найдя у смерти брод,не сдался, не погас —творит себя народ.Он любит жизнь, и вот —живёт!Версия
Когда захочет ушедший генийнайти дорогу из мира тенидля строк, которых не довершил,то некий автор, живущий ныне,наивно верит в своей гордыне,что это – перлы его души.Но в этот раз он простой спирит,пускай и послано это свыше,пустой тростник в камышовой крыше,и ветра прихотью он творит.Любимец муз и певец харит,он ловит шёпот, дыханья тише,и мысли тех, кто уже не дышит,но кто пером его говорит.* * *
«Осенний крик ястреба»
И. Бродский1. «…Наряду с другими – и нашего брата…»
…Наряду с другими – и нашего брата —поэта смущающий странностью голоса,он когда-то был persona non grata,но, возможно, был и посланцем Логоса.Из статьи о нём (для многих – кумире),написанной до того, как его похоронят:«Противостояние человека жёсткому мируосмыслено в духе романтической иронии».Уникальность этого эстетического фактаобусловлена неповторимостью автора.Уберём же предвзятости катарактуи оценим факт из ближайшего «завтра».Он звучит привычному вопреки,игнорируя нормы во многих случаях,и порезаться можно на сколе строки,и висят абордажные рифмы-крючья.Он внедряется в память – и раной саднит,он какой-то жестокий секрет постиг,оставаясь при этом только однимиз бесчисленных срезов реальности.2. «…Далеко от Нью-Йорка и Сан-Диего…»
…Далеко от Нью-Йорка и Сан-Диего,и от прерий, затканных ковылём,где в избытке снега – но только снега,где скребёт о мели паковый лёд,где и летом не щедро солнце к природе,а зимой – лишь складчатые миражи,иногда отрешённым сознанием бродиттот, который с бродяжьей фамилией жил;той же нации, но не из тех людей,что опять покупают в Намибии копи:препаратор фразы, поэт-иудей,безразличный к попыткам офсетных копийсо стилистики нобелевского лауреата,равнодушный к всемирному «гран-мерси».…Голубой бриллиант в девятьсот каратовна канадском чёрном небе висит.Льётся чёрная тьма из Большого Ковша,сыплет с Млечной Тропы молоко сухоев эту тьму, где неровно мерцает душа,не нашедшая в жизни себе покоя.И молчания песня – как долгий войнад волнистым пространством сухого снега,под луной, ледяным бессмертьем больной…И алмазный шип – безумная Вегаумножается в блеске сионских звёзд,в мириадах кристаллов, готовых вспыхнуть.Длятся тени, упавшие в полный рост,длятся скалы, лиственницы и пихты,из прорехи времени выпавший цент, —длится миг между «будет» и «только что спето»,и почти не заметен рашен-акценту равнин, облитых алмазным светом,но отсюда ближе к цепочке дюн.Там такой же снег с таким же альбедо,там он был – и был беззащитно-юн,там живет не забытая им обида —только память, без доли телесного брутто —неостывшим, давним, усталым горем…Ястребиный пух из Коннектикутапорошит из туч над Балтийским морем.Предстояние
Как не призадуматься о слоге лаконичном.Сила краткой фразы умножается стократ,если с нею на устах умирает личность —Леонардо и Рабле, Гёте и Сократ.Вот, цикутой вскорости от тела исцелённый(к мудрости Сократов демократия глуха),вымолвил единственный на сотню миллионов:«Не забудь Асклепию в жертву петуха».А когда Вольтеру облегчить пытались бремя,призывали дьявола в душе не сберегать —бросил ядовито, что теперь не то, мол, время,чтобы наживать себе нового врага.Где, когда и что на посошок тебе подарят —тут уж как придётся, а со смертью не балуй,а впрочем…«Я готова, мальчики!» – сказала Мата Хари,отослав шеренге воздушный поцелуй.Может быть, конец пути и впрямь дела венчает.«Пульс пропал» – отметил Грин[7], как следует врачу.И Антуанетта: «О, простите, я случайно…» —наступив неловко на ногу палачу.Вспоминается порой о них, уже не прежних.Там никак не передёрнешь, будь ты трижды плут.Эдвард Григ сказал: «Ну что же, если неизбежно…»а философ Кант сказал: «Das ist gut».Репетиция отплытия
Снилось – не снилось… В дремоте разума —прямо со сцены – спешим на пристань…Труппа сегодня проводы празднуетпровинциального – но артиста.Эта гастроль не дала ни рублика,пьеса, однако, стоила риска.Всех благ, добрая публика,я задержался, но здесь – близко.…Трап – убран, качается палуба.Лепту – стюарду, паспорт – в компостер.Тут ни присесть, ни поесть, и, стало быть,мы на борту недолгие гости.На́ руки – бирку с моей фамилией,медный квадратик, где даты выбиты.…Тёмную длань кладет на кормилонаш перевозчик, до блеска выбритый.Звон рынды… Лики и венчики…Кто-то платочком заплаканным машет.Пляшут у бо́рта пёстрые веничкис чётным числом гвоздик и ромашек.Волны забвения… Мыслей пунктиры:– Не избалован был бенефисами…– В общем-то, вовремя…Только в квартирежмется в углу стишок недописанный.В тапки хозяйские тычется мордочкой,тихо скулит в передней под вешалкой.Ни поминальной лапши, ни водочкинет недоростку осиротевшему.Впрочем, для прочих много настряпано.Милости просим всех провожающих.Вот и пирог на чистенькой тряпочке,масляным боком свет отражающий,не именинный, но и не свадебный.(Ломтик оставят – вечер-то чей?)Сосредоточься – и вот он, на́ тебе —в ласковых бликах церковных свечей.…Мой капитан, похожий на Беринга,я по воде отпускаю пирог!Может, пока что – за ним, вдоль берега?..Что же ты держишь руль поперёк?..Кукушка
Пахнет лето смородиной, сорванным яблоком,и соседским тельцом, и привядшим сенцом,и тоскует кукушка, каким-нибудь зябликампоручившая сдуру родное яйцо.И не стоило, может быть, рифмы подвёрстывать,по банальному поводу тратить строку —столько их извели на разбойницу пёструю,бередящую душу протяжным «ку-ку».Но душа, ускользая в зелёное, влажное,где кричит-не устанет беспутная мать,полагает такие резоны неважными:приказала – и ты начинаешь считать.…И попробуй не верить кукушкам и женщинам,если глупая птица от летних щедротдолистала остаток, цыганкой обещанный,и, секунду помедлив, добавила год!И молчит… обещает большие каникулы…Но потом, ради праздника, теша сердца,оглашает Вселенскую Тайну великую,и для всех загадавших – бессмертие кликает,и кукует, кукует… уже без конца…Баллада о новом доме
Наталье Борисовне Апушкиной
На шумной улице в центре жила поэт.За окнами жил из стен и витрин коллаж.Хоть ноги служили плохо, но много летона взбиралась на свой четвертый этаж.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Человек играющий (лат.).
2
Белая горячка.
3
Юпитер (лат.).
4
По звёздам (лат.).
5
Воскресенье (англ., нем.).
6
Корабль, затонувший с грузом золота.
7
Джозеф Грин, знаменитый хирург.